Моя долгожданная любовь

Глава 18

Преодолевая подъем, Джим с ужасом осмысливал происшедшее. В какой-то момент он даже начал сомневаться, не помутился ли у него разум и была ли девушка на холме, любовавшаяся океаном, реальностью. И действительно ли это Брайони? Что за чертовщина, может, он и вправду помешался? Когда она исчезла из виду, его охватила паника, и вся радость исчезла, как исчезают волны, разбиваясь о скалистый берег. Но когда Пекос выскочил на гребень холма, Джим вновь увидел ее, мчащуюся прямо к морю, с юбками, путавшимися в ногах. Конечно же, это Брайони! Но тут же он опять похолодел от страха, что она может упасть на острые камни внизу, так как она мчалась вниз сломя голову. В отчаянии он пришпорил коня.

— Остановись! — крикнул он, низко пригнувшись в седле, но казалось, что его крик лишь заставляет ее бежать быстрее.

Он догнал ее на середине склона. Прыгнув на ходу с коня, тремя прыжками Джим добежал до девушки и схватил ее за руку. Когда она остановилась, он быстро перехватил ее вторую руку и развернул Брайони лицом к себе. Она задыхалась от бега, лицо ее побелело от страха, и огромные, мерцающие гагатово-зеленые глаза, которые он так хорошо знал, в панике взглянули на него.

— Это ты! — Его голос сорвался в хриплый шепот. — Это… ты!

— Отпустите меня! — Она вырывалась из его рук, но ничего не могла сделать. — Оставьте меня!

Когда прошел шок от того, что он разыскал ее, что он вновь глядел на это прекрасное, любимое лицо, Джим осознал, что она пытается убежать от него, выскользнуть из его рук. Он ощутил, как боль отчаяния охватывает его. Так, значит, она все еще ненавидит его. Даже боится его. Лицо Джима окаменело, когда он вспомнил, что натворил, раз до сих пор вызывает у нее такую реакцию, но он продолжал крепко держать ее за руки, как если бы, отпустив ее хотя бы на миг, мог опять потерять ее.

— Не убегай же! Черт возьми, я не отпущу тебя! Теперь уже никогда не отпущу!

Он возвышался над ней, вглядываясь, как загипнотизированный, в ее развевающиеся эбенового цвета волосы и кремовую кожу, жаждая прикоснуться к ее розовым губам.

Ведь он думал, что она погибла! Считал, что уже никогда больше не увидит ее! И вот она здесь, с ним, такая же чарующая, хрупкая и живая, как прежде. Он притянул ее к себе, и его подвижные голубые глаза устремились к ней. И в тот же миг его губы приблизились к ее рту, ощутили теплый бархат ее губ, и он поцеловал ее со всей пылкой страстью неутоленной любви.

Брайони опять предприняла отчаянные усилия, чтобы вырваться из его железных рук, но напрасно: их силы были неравны. Ужас овладел ею. Ее покой был неожиданно прерван криком незнакомца и таким же неожиданным нападением на нее. Она не могла услышать, что именно он кричал, так как незнакомец мчался к ней на своем коне, как дьявол, но от испуга она бежала от него изо всех сил.

Однако он схватил ее и держал в своих руках, которые, похоже, скорее выкованы из железа, нежели сотканы из плоти и крови. Но что удивительно, по мере того, как он вглядывался в нее, буквально пожирая своими блестящими кобальтово-голубыми глазами, она ощутила какое-то странное чувство, шевельнувшееся в душе.

Что ему нужно от нее? Почему он гнался за ней? Несмотря на испуг, она не могла не отметить, как поразительно хорош собой этот высокий незнакомец. Глядя на него округлившимися блестящими глазами, на его пыльное черное сомбреро, низко натянутое на лоб, на окаменевшее при взгляде на нее лицо, она почувствовала, что ее сердце забилось, как птица в клетке. Когда он поцеловал ее, кроме страха, она ощутила что-то еще. Его теплые, ищущие губы и натиск его твердого мускулистого тела, прижавшегося к ней, возбудили в ней что-то знакомое и удивительное. Хотя сначала она пыталась освободиться из его мощных объятий и уклониться от его губ, через минуту девушка обнаружила, что ее сопротивление тает, как утренний иней под лучами солнца, и что-то в ее душе затрепетало с восторженным пробуждением.

Его губы до боли впились в ее рот, но одновременно были до странности нежными, чувствительными, и по ее жилам пробежала горячая волна. Под натиском его поцелуя ее голова откинулась назад. Все поплыло перед глазами. Он все еще держал ее руки прижатыми к бокам, но его тело все больше прижималось к ней, и она почувствовала, что поддается нажиму мужской силы.

Джим целовал ее так долго, что, казалось, это длилось вечность. Она даже не заметила, когда поцелуй окончился. В полуобморочном состоянии она лежала в его объятиях с откинутой назад головой и закрытыми глазами. Мало-помалу в мозгу у нее начало проясняться. Неистовая пульсация крови в ушах замедлилась, и сердце стало биться ровнее. Усилием воли Брайони открыла глаза.

Он склонился над ней, вглядываясь в ее зарумянившееся лицо и затуманенные глаза. От яркого солнца у нее заболели глаза, и она моргнула. Тут же его голова наклонилась, чтобы закрыть ее от солнечных лучей, и заполнила все ее поле зрения. Она услышала его голос, низкий, глубокий, совсем рядом.

— Моя куколка, ты пришла в себя?

Внезапно она очнулась. Вся ее слабость разом улетучилась, и она опять стала вырываться. На этот раз он отпустил ее.

— Не дотрагивайтесь до меня! — крикнула она, и ужас охватил ее, когда она сообразила, какую допустила слабость. — Как… как вы смеете?

Он рассмеялся. Его лицо носило печать ликования, как если бы с ним произошло что-то невероятно радостное. Она попятилась от него, как от сумасшедшего.

— Кто… кто вы? — прошептала она, а ветер в это время приподнял ее черные, как смоль, волосы и закрутил их, подобно темной гриве, вокруг спины.

При этих словах свет ликования на лице незнакомца угас. Он замер, и руки его повисли. Когда он заговорил, в голосе слышалось изумление.

— Кто я? — повторил он, и, несмотря на темный загар, стало видно, как лицо его побледнело. — Что ты имеешь в виду?

Брайони стала пятиться от него, но он шагнул к ней и схватил за плечи.

— Так ты не знаешь меня? — требовательным тоном спросил он, и на его худом красивом лице появилось недоверчивое выражение. — Ответь мне!

— Н-нет. Я… никогда вас не встречала!

— Что это за игры? — Теперь он рассердился и тряхнул ее за плечи.

Аромат полевых цветов и грохот прибоя внизу — больше они ничего не ощущали и не слышали, стоя здесь друг против друга на купающемся в солнечном свете холме.

— Я не собираюсь играть с тобой в эти игрушки, моя куколка, — мрачно протянул он, и его глаза, пытливо вглядывавшиеся в нее, сузились. — Так что можешь оставить эту игру, и сделай это так же быстро, как и начала!

Она еще не видела ни у кого такого страшного лица. Фрэнк пугал ее своим видом и грубыми манерами, Вилли Джо был отвратителен и противен, но от этого незнакомца, высокого и крепкого, с глазами, подобными голубому пламеня, исходила опасная аура. По сравнению с ним братья Честеры казались скулящими койотами. Он был одет во все черное, на брючном поясе у него была пряжка, кованная из серебра, и низко на его тощих бедрах висел ремень с двумя шестизарядными пистолетами из вороненой стали. Она уже стала свидетельницей его неимоверной силы и ловкости в качестве наездника и чувствовала, что он умеет управляться с этими пистолетами так же хорошо, как со своим конем. Теперь в его глазах появилась жесткость, а на лице — циничное выражение, которых только что не было и в помине и уж определенно не было, когда он целовал ее. Но в том, что его настрой изменился, ошибиться было нельзя, ибо теперь он выглядел таким бесстрастным и грозным, как человек, которого слишком часто подвергали оскорблениям. Она затаила дыхание, не понимая, кто это и чего он от нее добивается.

— Мой… мой муж убьет меня, если узнает, что только что произошло между нами! — быстро сказала она, задним числом ощутив стыд за то, что сделала и что чувствовала. — Пожалуйста, отпустите меня домой и…

— Твой муж! — Незнакомец со свистом вдохнул воздух. Его пальцы больно впились в ее плечи, хотя было видно, что он не понимает этого.

— Фрэнк… — выпалила она на последнем дыхании в расчете на то, что он оставит ее в покое, когда поймет, что она замужем. — Фрэнк Честер. У него… ужасный характер. Он даже не разрешает мне заговаривать с другими мужчинами… О, в чем дело?

У незнакомца помертвело лицо. Теперь он казался высеченным из мрамора или куска льда, таким затвердевшим и неподвижным он стал. Однако Брайони почувствовала, как его высоченная фигура вся напряглась, как в нем закипела бешеная ярость. Незнакомец так сжал ей плечи, что она сморщилась от боли; заметив это, он тут же отпустил ее. Но он не выпустил ее из своего поля зрения, взглядом заставив стоять неподвижно и изучая ее так, будто видел впервые.

— Кто ты? — тихо спросил незнакомец, и в его голосе послышался странный испуг. Перед тем как ответить, она сглотнула комок, застрявший в горле:

— Меня зовут Катарина… Катарина Честер.

Увидев, каким стало его лицо, она ужаснулась и сделала шаг назад. Над их головами пронзительно кричали и кружили перепела, затем их стайка умчалась, но люди на холме даже не оглянулись. Они смотрели в глаза друг друга, как зачарованные.

— Так ты не знаешь меня? — вновь заговорил незнакомец после минутного молчания, и его глухой голос звучал серьезно и тихо.

— Меня зовут Техасом. — Он подошел поближе и испытующе вгляделся в изумрудные глубины ее глаз. — Техас Джим Логан.

Она облизнула губы.

— Что… что вы от меня хотите?

Высокий, широкоплечий ковбой со свистом выдохнул. Она заметила, что его рука дрожала, когда он сдвинул свое черное сомбреро на затылок. Казалось, он настолько изумлен, что потерял дар речи.

Брайони была крайне озадачена странным поведением этого мужчины, который преследовал и схватил ее, потом поцеловал, а теперь был так изумлен при упоминании имени ее мужа. Она попыталась проскользнуть мимо него по направлению к противоположному склону холма, откуда можно было добраться до дома, но он остановил ее.

— Подожди. Не уходи!

— Я хочу домой. — Внезапно слезы ослепили ее глаза. Она умоляюще протянула к нему руки. — Пожалуйста, отпустите меня.

Он посмотрел на ее умоляющее лицо, заглянул в глаза, полные отчаяния и ужаса. Теперь он заметил то, что ускользнуло от его взгляда, когда ликовал от радости и счастья. Щеки на ее прелестном лице были впалыми, а под живыми зелеными глазами проглядывала синева. Она ужасно похудела — такой прежде она никогда не была — и побледнела. Более того, он заметил в ней нечто такое, отчего его сердце замерло. У нее был запуганный вид, ее лицо выражало такую безысходную скорбь и отчаяние, исходившие из самой глубины души, что это потрясло его до основания. Брайони — его сильная, восхитительная, смелая Брайони — выглядела как потерянное, загнанное в угол, полное безнадежности существо, женщина, доведенная до крайности.

Когда она повернулась и бросилась бежать от него по заросшему, подобно зеленому ковру, склону холма, Джим не сдвинулся с места. Однако он следил с изумлением и ужасом, как она убегает куда-то в направлении того, что называет «своим домом».

Джим долго стоял, не в силах сделать ни шага. Он не слышал шелеста прибоя внизу и не видел кружевных облаков, проплывавших по сапфирному небосводу. Он даже не заметил зайца, который выглянул из-за маковых головок и тут же исчез. Невдалеке с довольным видом пасся Пекос. Но Джим не спускал глаз с крошечной удаляющейся фигурки, которая едва виднелась вдали.

Он был в шоке. Было такое ощущение, что холодные воды Тихого океана обрушились на него, вымочили его с ног до головы и сделали немым. Он стоял на солнце, но его колотил озноб. Джим медленно покачал головой. Амнезия? Возможно ли, что у Брайони амнезия? Он громко выругался. Да, несомненно, он наблюдал самое настоящее смятение на ее лице. Она не узнала его, даже не отреагировала на его имя. Кровь застыла у него в жилах, когда он вспомнил ее слова. Замужем за Фрэнком Честером! Но как? Где она столкнулась с ним? И что тот предпринял, чтобы добиться потери ею памяти и заставить ее выйти за него?

У него не было на это ответа. Но он твердо знал другое: Фрэнк Честер — труп.

Внезапно Джим застонал. Он боролся с желанием помчаться вслед Брайони, схватить ее и сказать всю правду. Но что-то остановило его, так же как несколько минут назад, когда она стояла в двух шагах от него. Он вспомнил то ужасное выражение на ее милом, тонко очерченном лице, тот взгляд, полный боли и отчаяния. Он вспомнил также, какой хрупкой она выглядела, какой изможденной и измученной. Было совершенно очевидно, что она ослабела и перенесла страшный эмоциональный стресс.

А что, если бы он рассказал ей правду, что она его жена, а не Фрэнка Честера? Что, если бы он сказал ей, что ее имя Брайони Логан и что она принадлежит ему? Она могла не поверить. И того хуже: она могла не выдержать, узнав правду. Боязнь ее реакции заставила его промолчать, хотя душа его рвалась сказать все, забрать ее с собой. Он колебался. Наконец-то он нашел жену, когда потерял всякую надежду; но она не узнала его! Она даже не знала своего настоящего имени! Джим ощутил приступ боли во всем теле, когда представил себе ее страх и одиночество. Он абсолютно ничего не знал об амнезии, но боялся, что если скажет или сделает что-нибудь не так, то может свести Брайони с ума или довести до того, что она покончит счеты с жизнью.

Ему отчаянно хотелось переговорить с доктором Уэбстером. Этот смекалистый, мудрый врач наверняка мог бы что-то порекомендовать. Затем он подумал о докторе Брэйди, друге Брайони из Сан-Франциско, который путешествовал вместе с ней в почтовом фургоне, когда она впервые выехала на Запад. Он, наверное, знал бы, что нужно предпринять. Но Джим тут же отказался от этой идеи. Поездка в Сан-Франциско и обратно заняла бы несколько дней. И ни за что на свете ему не хотелось, чтобы его жена провела еще хотя бы одну ночь под крышей дома Фрэнка Честера или — при этой мысли болезненная судорога пробежала по телу Джима — в его постели. Нет, он заберет Брайони из дома Честеров сегодня, даже если для этого потребуется перебить всех жителей этого округа.

Следующее соображение, пришедшее ему в голову, было реальным и несложным для исполнения. Без дальнейших колебаний он оседлал Пекоса и направился в сторону города. Ему нужны были советы, и он их добьется. Не обращая внимания на боль в раненом плече, усилившуюся после всего происшедшего, он сосредоточил мысли на сложившейся ситуации. Главнейшим во всем этом было состояние здоровья Брайони. Он уже расстался с желанием действовать быстро и непосредственно ради того, чтобы не вызвать у нее нового шока, и он и дальше будет поступать так, если это потребуется для того, чтобы не подорвать совсем ее здоровье. Но так или иначе он заберет ее у Честеров сегодня же, до того, как солнце уйдет за горизонт. Такое обещание он дал себе и женщине, которая, сама того не зная, когда-то была его женой.