Моя нежная фея

Глава 14

Пожилой конюх с удовольствием принял Мунбим в конюшню Уорфилда. До блеска вычистил кобылу, развлекая Доминика рассказами о тех счастливых днях, когда лорд и леди Грэм были еще живы, а конюшни полны великолепных лошадей. Он одобрительно отнесся к тому, что Доминик пожелал сам поухаживать за Пегасом. Конюх усмотрел в этом жесте признак настоящего любителя лошадей.

Войдя в дом, Доминик встретил миссис Ректор.

– Ну, как вам понравился Блэйднэм? – сразу же спросила она.

– Неплохая клиника, но это не место для Мэриан.

– Я очень рада, что вы солидарны с лордом Эмуортом. – Миссис Ректор вздохнула. – Особенно сегодня… У Мэриан сегодня плохой день.

– Что вы хотите этим сказать?

– С утра она набросилась с ножницами на симпатичную старую живую изгородь из можжевельника. Режет и режет, да так яростно, без всякой цели, без всякого смысла. Пройдут годы, прежде чем изгородь снова обретет нормальный вид. – Миссис Ректор закусила губу. – Наверное, ее расстроил визит дяди. Только не могу понять, что имен но – то ли что он приезжал, то ли его отъезд.

А может быть, это выливается раздражение против него, Доминика, после того, что произошло в его спальне? Ей явно не понравилось то, что он выставил ее за дверь.

– Хорошо, что она не набросилась с ножницами ни на кого из окружающих.

Миссис Ректор улыбнулась:

– Да, вы правы, Наверное, мне следует благодарить судьбу за это. Но каждый раз, когда она совершает что-нибудь необъяснимое и разрушительное, боюсь, что это могут использовать как подтверждение ее безумия.

Доминик вспомнил Йену Мортон. Ее ведь упрятали в сумасшедший дом по слову одного человека. Женщина практически беззащитна, если мужчина, который должен ее защищать, оказывается злодеем, или корыстным подлецом, или же просто ошибается. Все эти годы между Мэриан и клиникой для душевнобольных стояли лишь воля и решимость Эмуорта. Ничего удивительного, что он стремится передать племянницу в надежные руки, и как можно скорее.

– Пойду поговорю с Мэриан. Не надеюсь, правда. Что она будет меня слушать. Где эта изгородь?

– Я вас провожу.

Миссис Ректор повела его в восточную часть сада. Еще издалека он услышал яростное клацанье садовых ножниц. Невольно поморщился, увидев изуродованную живую изгородь. Миссис Ректор не преувеличивала – Мэриан начала свою разрушительную работу с одного конца и теперь приближалась к другому. Жаль, что Камалю не удалось ее остановить.

Живая изгородь высотой примерно в два фута разделяла цветник с клумбами на две части. Мэриан стояла на коленях, обрезая куст за кустом. На траве вокруг нее лежали срезанные ветки. Обнажились старые сучковатые стволы. В воздухе стоял пряный запах свежесрезанной зелени.

Почувствовав приближение посторонних, Мэриан быстро отрезала ветку. Вскинула глаза, остановила на Доминике пронзительный взгляд. Его поразил огонь в ярко-зеленых глазах. Так кошка смотрит на мышь, предвкушая добычу.

Она быстро опустила глаза. Некоторое время изучала очередной куст, потом стремительно срезала несколько толстых веток. Миссис Ректор тяжело вздохнула.

Доминик заметил, что на Мэриан все та же широкополая соломенная шляпа и длинные плотные перчатки, защищающие руки от порезов и царапин. Значит, она все-таки подумала о чем-то, прежде чем наброситься на кусты. Он подошел к ней:

– Я привез вам подарок. Хотите посмотреть? Словно не замечая его, она захватила ножницами ветку. Остановилась. Нахмурила брови. Отвела руку и захватила ножницами другую ветку.

– Как вы их выбираете? По какому принципу? Она передвинулась чуть вправо и срезала часть соседнего куста можжевельника. С таким же успехом можно спрашивать ее кота, почему он спит именно под тем кустом. Ответ будет тот же.

Взгляд его бездумно скользил по изуродованной изгороди. Внезапно что-то щелкнуло в мозгу. Он медленно двинулся вдоль кустов, глядя не на то, что срезано, а на то, что осталось. Искривленные стволы, вросшие глубоко в землю.

Изогнутые ветки, словно обнимавшие землю, прежде чем устремиться к солнцу.

– Миссис Ректор, Мэриан режет не беспорядочно! Она начала с изгороди, такой простой и обыкновенной, что стала почти невидимой, и преобразовала ее. Будто хирург скальпелем, она разрезала плоть и обнажила скелет. Вот сейчас она отстригает ветви, чтобы открылась основная структура куста. Взгляните, какими мощными и сильными выглядят эти линии теперь, когда она их открыла.

Он указал рукой на пару сучковатых веток, пересекшихся в жестокой борьбе за пространство и солнечный свет. Другая ветка словно поднырнула под них, лотом вынырнула и раздвоилась. Эти кусты похожи на миниатюрную копию изогнутых ветром деревьев на морском берегу во время шторма.

Более того, кусты можжевельника напомнили ему картинки в книге брата. Кайл обожал все восточное и раздобыл где-то собрание китайских рисунков. Грубая стихийная сила деревьев, изображенных на тех картинках, нашла свое отражение в изгороди, которую обнажила Мэриан.

– Сейчас кусты выглядят неприглядно, но к осени они обрастут, и появится равновесие между стволами и зеленью.

Миссис Ректор сдвинула брови.

– Кажется, я понимаю, что вы хотите сказать. Да, это интересно… Красиво, но… похоже на безумие.

Иными словами, еще одно подтверждение ненормальности Мэриан.

– Неужели способность видеть мир свежим взглядом непременно означает безумие? Все художники обладают такой способностью. Разумеется, некоторые из них действительно подвержены приступам безумия. Но без такого безумия наш мир был бы беднее. Мэриан – истинная художница во всем, что касается садоводства. Она создала новую форму прекрасного для тех, кто пожелает это увидеть.

Уголком глаза он уловил едва заметное движение. Мэриан опустила ножницы. Сейчас она смотрела прямо на него. Их взгляды встретились. Его будто током пронзило. Яснее всяких слов она сказала ему: «Ты все понял».

На него это подействовало сильнее, чем физическое прикосновение. На какой-то момент он почувствовал, что проник в ее мир – волшебный мир, не похожий на его земное существование.

Она опустила глаза. Чудесный момент ушел бесследно. Он остался в своем мире, страстно желая соединиться с ней снова. Разделить ее видение и преобразиться самому.

Но это грозит катастрофой. Чем ближе они станут друг другу, тем больше вероятность провала, когда нагрянет настоящий лорд Максвелл и предъявит права на свою невесту. Он, Доминик, здесь вовсе не для того, чтобы заглядывать ей в глаза и видеть там всякие чудеса.

Он резко отвернулся. Подал руку миссис Ректор:

– Позвольте, я провожу вас домой.

По дороге он успеет взять себя в руки. Потом познакомит Мэриан с Мунбим. Таким образом, ей будет на что отвлечь внимание.

Ему представилась Мэриан, скачущая верхом на лошади по парку. Однако он постарался прогнать это видение, поскольку Мэриан возникла перед его мысленным взором в виде леди Годивы[3], окутанной лишь длинными серебристыми волосами.

Вот так люди и сходят с ума.

Дрожащими руками Мэриан начала обрезать последний куст можжевельника. Он понял… Он понял! Большинство людей так и бредут по жизни вслепую, видя лишь то, что им хочется видеть. Он же сумел разглядеть мощь и красоту природы.

Она украдкой взглянула ему вслед. Он шел к дому с миссис Ректор. Какая легкая и в то же время крепкая поступь! Какие мощные широкие плечи! Воплощенная мужская сила, прекрасно чувствующая себя в собственном теле. В ней ощущается даже больше животного, чем человеческого. Красные искорки вспыхивают в глубине золотистого нимба, окружающего его. Красные искры желания. Он хочет ее, она в этом не сомневалась. Но как привести его к совокуплению?

Занятая своими мыслями, она отхватила ветку, которую следовало оставить на месте. Выругала себя за невнимательность. Страстное желание и обработка кустов никак не сочетаются. Надо остановиться на чем-нибудь одном. Она аккуратно срезала веточки, закрывавшие великолепие самого куста.

Внезапная мысль потрясла ее. Ему, по всей видимости, легко и удобно живется в человеческом мире, и в то же время он полностью вошел в ее мир… Если он способен жить в обоих мирах, вдруг и она тоже сможет?

Эта мысль вызвала в памяти кошмарные образы. Языки пламени, вздымающиеся к небу, рев лошадей, пронзительные крики людей, и тот, Темный, от чьего горящего факела вспыхнул весь мир. Ужас взорвал ее мозг. Вся дрожа, она выпустила из рук ножницы и свернулась на траве, крепко обхватив руками плечи, чтобы унять боль.

Рыжик проснулся, вышел откуда-то из кустов, ткнулся пушистой головой в ее ребра, басовито мяукнул. Она с благодарностью взяла его на руки, прижала к себе теплое мохнатое тело. Он громко замурлыкал. Коты могут жить сразу в двух мирах. Вероятно, и Ренбурн тоже может. Но только не она. Не теперь. Никогда.

Проводив миссис Ректор домой и убедившись, что в конюшне все готово, Доминик пошел за Мэриан. Она закончила обрезать последний куст и теперь в какой-то напряженной позе сидела на траве.

– Ну как, вы готовы принимать подарок? Как всегда, он не имел ни малейшего представления о том, насколько она осознает его присутствие. Она потянулась, как кошка, пытаясь расслабиться. Стараясь не смотреть на это гибкое тело, он легонько коснулся ее локтя.

– Пойдемте.

К его величайшему облегчению, она сразу же пошла за ним. Он понятия не имел, что стал бы делать, если бы она решила не обращать на него внимания. Взял бы ее на руки и понес? Вряд ли это подходящее обращение. И потом, она могла бы выцарапать ему глаза.

По дороге он исподтишка наблюдал за ней. Она выглядела немного усталой. Несколько длинных светлых прядей выбились из косы и теперь развевались вокруг ее лица. Однако она казалась абсолютно спокойной. Нормальной. Женщиной в здравом уме. Обрезка можжевеловой изгороди вовсе не была приступом безумия. Возможно, она давно планировала это сделать.

Из конюшен пряно пахло сеном, а полумрак явился приятным разнообразием после палящего дневного солнца. Доминик еще раньше распорядился, чтобы Мунбим поставили в самое дальнее стойло, и теперь повел Мэриан туда по центральному проходу.

Увидев приближающихся людей, кобыла подошла к выходу из стойла, вытянула шею и дружелюбно заржала. Конюх вычесал и начистил ее белую гриву и хвост так, что они блестели, как волосы Мэриан. Вдобавок он повязал голубую ленточку на ее челку. Лошадь из волшебной сказки, как раз для сказочной принцессы.

– По правде говоря, это подарок не от меня, а от вашего Соседа, генерала Эймса.

Он с удовольствием увидел, как Мэриан широко раскрыла глаза. Однако в следующий момент она с беззвучным криком ужаса резко повернулась и рванулась к выходу. Доминик инстинктивно преградил ей дорогу. На полной скорости она налетела на него с такой силой, что он не устоял на ногах и рухнул на кучу сена. Мэриан повалилась на него. Он крепко обхватил ее, прижал к себе.

– Не убегайте, Мэриан. Не надо бежать. Это не поможет.

Она отчаянно билась в его руках, как попавшая в западню певчая птичка. Что, черт возьми, так ее напугало? В тот раз, когда он пытался посадить ее на Пегаса, она была напряжена, но тогда он не видел ничего похожего на этот панический ужас.

– Не надо бежать, голубка, – повторял он. – Ты здесь в безопасности, ты со мной.

Она перестала вырываться. Все ее тело сотрясала дрожь, словно в лихорадке. Он поднялся, сел на сене, посадил Мэриан к себе на колени, прижал ее голову к своему плечу. Шелковые серебристые волосы рассыпались у него по рукам, легкие, как крылья бабочки.

С чего начать? Он вспомнил, что говорил Эймс.

– Ты расстроилась из-за того, что Мунбим похожа на пони, который был у тебя в Индии?

Судорога прошла по ее телу. Кажется, он на правильном пути. Он продолжал говорить еще более мягким тоном:

– Такой серебристо-серый цвет – редкость в Англии. Ты, наверное, не видела ничего похожего с тех пор, как покинула Индию. – Он вспомнил, что она не выезжала из Уорфилда в течение пятнадцати лет. – Может, эта лошадь напомнила тебе о гибели родителей?

Он не увидел слез в широко раскрытых зеленых глазах. Она лишь издала такой звук, как будто ее что-то душило, и снова уткнулась лицом ему в плечо. Он попытался представить себе ту катастрофу. Дворец раджи, пропитанный запахами цветов и восточных благовоний. Внезапный ночной налет, жестокий и яростный.

– Такое всегда страшно, даже для бывалых Солдат. Оглушительные выстрелы, крики страха и боли, огонь. Ты увидела, что отец, и мать, и все слуги убиты. Потом тебя похитили чужие люди. Ты осталась одна.

Пытаясь вообразить себе, как все произошло, он ощутил странное, загадочное чувство проникновения в ее прошлое, чувство своей связи с ним. Может быть, ее умчал верхом какой-нибудь вонючий бандит, в то время как она отчаянно кричала от страха. Господи, какой же ужас ей пришлось испытать…

Когда он впервые услышал ее историю, она произвела на него угнетающее впечатление. Но те события казались такими далекими, давними, и произошли они с человеком, с которым он еще не был знаком. Теперь же, узнав Мэриан, он словно пережил вместе с ней весь тот ужас. И проникся им до глубины души.

– Бедная крошка, – прошептал он. – Пережить такой Кошмар… А потом еще оказаться в плену, одной, в чужой стране… Ты поэтому и перестала разговаривать? Потому что тебя никто все равно не понимал?

Даже если в плену с ней и обращались без жестокости, все равно она ведь осталась одна, без родных и близких, с одной только памятью о недавнем кошмаре. Ничего удивительного, что она закрылась в своем собственном мире и не захотела выходить оттуда. Бегство от реального мира было ей просто необходимо, чтобы выжить. Теперь Доминик в этом не сомневался.

С тех пор она так и живет одна на своем хрупком островке безопасности, затерянном в океане, полном страха. Как ему хотелось освободить ее от жуткого прошлого! Когда-то удаление от мира спасло ее, теперь же оно стало ее тюрьмой. Ее необходимо освободить из заточения, не ради Кайла, ради нее самой. Но как достучаться до нее?

Нарыв на теле обычно вскрывают, чтобы удалить гной. Ему надо каким-то образом коснуться ее страхов, вызвать их наружу и удалить, как гной из открытой раны. Как же это сделать? Может быть, поделиться с ней своими прошлыми страхами? Но если он сейчас начнет рассказывать о своем военном прошлом, сразу станет ясно, что он не Кайл. Хотя вряд ли она в ее теперешнем состоянии это заметит. Как бы там ни было, есть смысл рискнуть. Если она и не поймет его слова, то боль в голосе услышит. И почувствует, что она не одинока.

– Когда-то я служил в армии, Мэриан.

Отец распорядился, что младший сын должен идти либо в священники, либо в солдаты. Доминик не мог вообразить себя викарием, поэтому выбрал военную службу. Кайл тогда пришел в ярость и попробовал заставить его поехать вместе с ним в Кембридж. Этим, однако, Доминик не собирался делиться с Мэриан.

– В Индии вы, наверное, видели много солдат.

Ваш дядя тоже служил в армии.

Она дернулась всем телом.

– Ш-ш-ш… Я вас никому не дам в обиду, Мэриан, клянусь. Со мной вы в безопасности. – Когда она успокоилась, он продолжил рассказ: – Я выбрал кавалерию, потому что до безумия любил лошадей. В то время я был семнадцатилетним юнцом, и мне все это рисовалось как заманчивое приключение. Я воображал, что стану знаменитым героем, представлял себе, как женщины будут восхищаться мной. Господи, каким же я был глупцом! Вдвойне глупцом, когда радовался возвращению Наполеона из ссылки и тому, что он снова пытается разжечь огонь войны в Европе.

У него появилось ощущение, что она слушает. Понимает ли она его слова или только реагирует на голос?

– Так вот и получилось, что я оказался зеленым юнцом корнетом – это низший офицерский чин в кавалерии – на полях Ватерлоо. Вероятно, это можно считать величайшей битвой в истории. Мой первый и последний опыт участия в военных действиях.

Слова словно застревали у него в горле. Он никому еще не рассказывал о том дне. Когда-то он мог бы рассказать Кайлу, но к тому времени они уже слишком отдалились друг от друга. Он был не в состоянии признаться в собственной слабости даже брату. Особенно брату.

– Я ожидал, что буду нервничать во время битвы, но такого всепоглощающего ужаса, выворачивающего внутренности наизнанку, я не ожидал. – Он с трудом сглотнул. – Я боялся всего. В первую очередь, конечно, смерти, но еще . больше – медленной и мучительной смерти. Боялся, что какая-нибудь шальная пуля разорвет мне кишки и я буду долго И мучительно умирать, лежа в грязи. Боялся, увидеть умирающих друзей, будучи не в силах им ничем помочь. Боялся выжить изувеченным, на всю жизнь остаться беспомощным калекой.

В самых страшных ночных кошмарах ему представлялось, что он вернулся в Дорнлей слепым и парализованным, неспособным даже покончить с собой. Его пронзила дрожь . при этом воспоминании.

– Но больше всего я боялся прослыть трусом, показать себя трусом перед другими. Боялся, что они станут презирать меня, плеваться, услышав мое имя. Боялся струсить и сбежать, подвергнуть опасности других людей, лучше и храбрее меня.

Он дышал тяжело и прерывисто, словно снова вернулись те далекие, полные ужаса дни.

– Ватерлоо… это был настоящий ад на земле, Мэриан. Запах пороха, крики умирающих, грохот орудий, дым, разъедающий глаза. И полная неизвестность. Никто не знал, что будет дальше. Пожалуй, это было страшнее всего.

Он погладил ее по спине влажной от пота рукой.

– Слава Богу, я себя не обесчестил. Хотя и героем тоже не могу себя назвать. Мудрый, опытный сержант по имени Финн предотвратил катастрофу, которую могла бы вызвать моя неопытность. Я научился обуздывать свой страх и выполнять приказы.

Некоторое время он молчал. Вспоминал.

– Никогда не забуду атаку на французов, топот копыт, оглушительный грохот орудий, как будто земля раскалывалась на части. Солдаты выполняли команду к атаке с восторгом безумия. Вот это, по-моему, и есть самое страшное. Этот безумный восторг и заставляет мужчин снова и снова идти на войну. – Он запнулся. Помолчал. – Не знаю, сколько раз мы кидались в атаку. Десятки раз. Но я выжил. И уже начал думать, что способен пережить не один бой. И вот тогда… вот тогда…

Он остановился, не в силах продолжать. Мэриан накрыла своей маленькой сильной рукой его руку каким-то невероятно ласковым, трепетным движением. Ее дрожь передалась ему.

– Пуля попала в моего коня, Аякса. Он был сильный и надежный, такой же как сержант Финн. Я уже наобещал Аяксу бесконечные зеленые луга на всю оставшуюся жизнь за то, что он так хорошо мне служил. И тут, во время последней атаки этого дня, его настигла французская пуля. Он упал. Я оказался под ним.

Его спасла грязь, иначе пятисоткилограммовая туша коня неизбежно раздавила бы его. Он смотрел в окно, не видя пышных садов.

– Некоторое время я лежал без сознания. А когда очнулся, увидел вокруг себя лишь мертвые тела людей и лошадей. Один… в одном из них… я узнал сержанта Финна.

Доминик прерывисто вздохнул. Живо вспомнилось то, что он пережил тогда. Какая несправедливость… какая дьявольская несправедливость, что он остался жив, а такой мужественный человек, как Финн, погиб. Позже он послал деньги его семье, понимая в то же время, что это слабая компенсация за все, что Финн сделал для него.

– Со всех сторон доносились стоны и крики, но густой дым скрывал все вокруг. Я был все равно что один в чистилище. Если не считать Аякса, который мучительно умирал в агонии, заливая меня своей кровью. Я физически ощущал его боль, хотя он не издал ни единого звука, если не считать бульканья, когда он пытался дышать. Я не мог ничего для него сделать. Не мог даже достать нож, чтобы… чтобы перерезать ему горло.

Мэриан повернулась к нему. Прижалась теплым гладким лбом к его щеке. Он чувствовал биение сердца… ее или его? Он этого не мог сказать.

– Двое суток я пролежал там, как в западне. По ночам приходили мародеры. В первую ночь они содрали золотое шитье с моего мундира, на вторую – стащили сам мундир. Но даже не попытались освободить меня, хотя я умолял их о помощи.

Да, вот тогда он познал настоящее унижение, когда, забыв о чувстве собственного достоинства, безрезультатно молил о помощи.

– К тому времени, как наши меня нашли, я умирал от жажды. Аякс, конечно, уже умер к тому времени. Теплое, умное, сильное животное, носившее его на себе столько дней, превратилось в холодный труп. И еще он вспомнил мух. Тучи мух.

– У меня были переломы, порезы, ссадины. Но больше всего пострадал мой мозг. Я считал, что никогда уже не смогу ездить верхом. Думал, что и взглянуть на лошадь больше не смогу, хотя всю жизнь любил их без памяти.

Пальцы Мэриан скользнули по его волосам ласкающим движением. Она пыталась его утешить. Она предлагала утешение, которого сама никогда не испытала. Слезы обожгли ему глаза. Он намеренно решил показать ей свою боль, но даже не предполагал, что это будет так мучительно. Он несколько раз медленно и глубоко вздохнул.

– В конце концов друзья из полка вернули меня к жизни. Мы не упоминали об ужасах Ватерлоо в своих разговорах. Просто сознание того, что и другие там были, видели и чувствовали то же самое, помогло мне снова обрести почву под ногами. Воспоминания, конечно, никуда не исчезли, но они меня больше не терзают.

Если не считать сегодняшнего разговора, когда он сознательно открыл дверь своим надежно укрытым страхам.

– Если бы ты могла заговорить, то смогла бы рассказать о своих страхах, может, это помогло бы прогнать их. Но даже если ты не можешь ничего сказать, знай, что ты больше не одинока.

Мэриан не двигалась. Доминик насчитал двенадцать ударов сердца. Наконец она высвободилась из его объятий, повернулась к нему лицом, все так же стоя на коленях на сене. Его глаза встретили ее взгляд, прямой, серьезный. Вернее сказать, целеустремленный. Из-за маленького роста и хрупкого сложения ее легко принять за эфирное ангелоподобное существо. Однако сейчас во взгляде Мэриан сверкнула сталь.

Она протянула к нему руки, обхватила его лицо тонкими прохладными пальцами. Делилась силой или черпала ее от него? Потом легко поднялась на ноги, медленно отряхнула юбку и пошла к Мунбим.

У Доминика сердце подпрыгнуло, когда он увидел, что она подошла к кобыле. Господи, только бы Мунбим вела себя так же спокойно, как и раньше! Он поднялся на ноги, стараясь не привлекать к себе внимания, не спугнуть.

Мэриан остановилась. Застыла.

Доминик заговорил спокойным, непринужденным тоном:

– Лошади необходимо знать, кто ее хозяин. Даже лучшие из них обычно бросают вызов новичкам. Поэтому тебе надо с самого начала показать, что ты ее хозяйка. Подходи спокойно, уверенно, подними голову, распрями плечи. И не отступай.

Мэриан вздернула подбородок. Перевела дух и приблизилась к кобыле. Мунбим тут же вытянула шею и ткнулась головой ей в ребра. Дружеское движение и в то же время вызов. Мэриан, хотя и явно испугалась, не отшатнулась, не отступила. Негнущейся ладонью провела по шее кобылы, один раз, потом другой. Постепенно тело ее расслабилось.

Доминик с облегчением перевел дыхание.

– Ты ей понравилась. Дай ей вот это. – Он достал из кармана кусок сахара. – Протяни на ладони.

У лошадей длинные зубы и сильные челюсти. Доминик бы нисколько не удивился, если бы Мэриан отказалась. Однако она осторожно предложила кобыле сахар. Та аккуратно взяла его с ладони. Лицо Мэриан озарилось обворожительной улыбкой. Кажется, связь между серебристой кобылкой и гибелью родителей порвалась. Теперь Мунбим для нее – не символ катастрофы, а прекрасное животное.

Доминику не терпелось закрепить достигнутый успех.

– По словам генерала Эймса, в детстве ты была отличной наездницей, а такие вещи, как правило, не забываются. Может, оседлаем ее и отправимся на прогулку?

Время для этого – лучше не придумаешь. Он приехал из Холлиуэлл-Гранжа верхом на этой кобыле, чтобы проверить все ее возможности и настроения, и теперь мог быть уверен, что она не выкинет ничего неожиданного.

Мэриан нахмурила брови. Прошло несколько долгих минут, после чего она резко повернулась и вышла. Доминик подавил вздох разочарования. Слишком многого он захотел И слишком скоро.

Через несколько секунд он сообразил, что Мэриан направилась в складские помещения.