Сегодня Белла станет моей женой. Омегой. Луной. С утра весь на нервах, хоть я и не подаю виду.
Отец с рассвета на ногах — лично проверяет место обряда, расставляет охрану, координирует старейшин. Всё должно пройти безукоризненно. Он гордится. Это видно. И, как ни странно, это приятно.
Каравай, который Белла испекла накануне, стоит в центре длинного деревянного стола. Его ещё никто не трогал — таков обычай. Он словно символ её шага в мою стаю, в мою жизнь.
Я смотрю на него — и думаю о ней. Скучаю. До чёрта скучаю.
Не виделись всего сутки, но тело помнит. Запах. Тепло. Губы. Глаза. Волчица в ней откликается на моего зверя — и мне этого уже не забыть.
— Волнуешься? — слышу голос отца за спиной. Подходит, кладёт руку на плечо. Весомо. По-мужски.
— Да, — отвечаю честно. Без пафоса.
Он усмехается, но с мягкостью.
— Я помню, как ждал твою мать. Она была самой красивой из всех, кого я знал. И самой упрямой. Я переживал, что не справлюсь. Что не удержу. Но любовь — она такая. Не спрашивает, готов ты или нет.
Я молчу. Думаю.
Отец продолжает:
— Но ты другой. Сильнее. Твёрже. И Белла твоя не просто омега. Она твоя пара. И ты это знаешь.
Я киваю. Знаю. Потому и волнуюсь.
Наш разговор прерывает Брендон. Он появляется бесшумно, как всегда, но запах… запах тревоги опережает его слова. Мне это уже не нравится.
— У нас проблемы, — говорит тихо, почти не разжимая челюсти. Я поворачиваюсь к нему всем телом.
— Что не так?
— В лесу медведица. Злая. Ищет медвежат. Пауза. — Белла там же.
Холодок пробегает по позвоночнику. В груди сразу — сжатие, в горле — хрип. Волк внутри вздыбился.
— Если они встретятся…
Он не договаривает. И правильно. Не стоит. Потому что я уже знаю. Я уже чувствую, как внутри начинает кипеть ярость.
— Где она была в последний раз? — голос мой ниже, чем обычно. Ровный. Холодный.
— Район старого ручья. Алекс говорит, ушла туда чуть до заката. Ещё не вернулась.
Я сжимаю кулаки. Стая начинает что-то чувствовать. Слуги замирают, кто-то с краю уже смотрит в мою сторону.
— Поднять охрану. Половину — со мной, половину — на выход к северной тропе.
Я уже разворачиваюсь.
— Брендон. Она не должна быть одна. Ни секунды. Найди. Верни. Целую.
Он кивает и исчезает.
А я… Я больше не жених. Я — альфа. И моя пара в опасности.
Через несколько минут докладывают:
— Селена. С матерью. Ушли в том же направлении. Тридцать минут назад.
Я замираю. Волк внутри ощетинился. Это уже не просто тревога. Это злость.
Селена. Знала, куда идёт Белла. Знала, что обряд — сегодня. И всё равно пошла.
И не одна — с матерью. Та, что умеет говорить так, будто решает за Совет.
— Чёрт, — выдыхаю сквозь зубы.
Теперь это пахнет не просто бедой. Это уже попытка вмешаться. Или хуже — испытание, которое может закончиться кровью.
Я чувствую, как пульс уходит в уши.
В груди всё сжимается — будто что-то рвётся наружу. Волк требует действия. Немедленно.
— Где патруль? — рычу.
— Уже в пути. Два звена с севера, одно — со стороны медвежьей тропы.
— Нашли медвежат, — тихо говорит Брендон, подступая ближе. — Две штуки. Отошли от матери, шумели. Селена с матерью их вспугнули. Замираю. Волк внутри уже вслушивается в запахи и тишину.
- Наши уже гонят их к матери.
— Где Белла? — голос хриплый. Я и так знаю, где она. Но всё же спрашиваю.
— В том же районе. С востока спускалась.
— Ты уверен?
Брендон кивает.
Медведица с медвежатами — это не просто опасность. Это угроза без разума. Бешеная, слепая, инстинктивная. Если мать почует чужой след, особенно хищницы — омеги в охотничьем режиме — она рванёт без раздумий.
И разорвёт.
Белла могла пройти рядом. Могла задержаться на следе. А могла — быть сейчас прямо в её зоне запаха.
Проклятие.
— Кто рядом из патруля? — бросаю Брендону на бегу.
— Слева — Ларс. Справа держит склон Тейн.
— Связь держите. Пусть не пугают мать. Главное — отвести медвежат. Пусть уводят молча, следом, без шума. Если медведица рванёт — глушить, но только если будет угроза прямого контакта.
Я уже бегу. Быстрее, чем позволяет разум. Быстрее, чем диктует тело.
Потому что где-то в этом лесу — моя омега.
В белом. С добычей. И, возможно, в одном радиусе с разъярённой самкой медведя, которая ищет своих малышей.
И если они пересекутся раньше, чем я найду её… Нет. Я не позволю. Я доберусь раньше. Или умру по дороге.
Повезло. Мои парни оказались рядом в нужный момент. Нашли медвежат, повели их по следу — прямо к матери. Медведица уже вышла на тропу Беллы, злилась, рычала, носом ловила запах… ещё шаг — и бросилась бы. Но учуяла детёнышей. Задержалась. Обнюхала воздух, развернулась и ушла, прижимая малышей к себе.
Белла осталась цела. Но внутри меня уже не было ни облегчения, ни покоя.
Потому что всё складывается слишком… точно. Полчаса назад в том же направлении ушли Селена и её мать. Без предупреждения. Без нужды.
А сейчас в лесу оказывается Белла. Без охраны. Без меня. И прямо на пути взбешённой медведицы.
Совпадение? Нет.
Я вижу, как они смотрят на Беллу. Как поджимают губы, когда её называют будущей Луной. Как льнут к Совету, к моему отцу, пытаются говорить о “более достойной паре”.
О том, что альфе не пристало брать омегу без рода и ранга.
И как Селена — с глазами хищника — спрашивала:
«А что, если она не пройдёт обряд? Если не вернётся с охоты?»
Не скрывала. Даже не пыталась. Теперь знаю точно: это была ловушка.
Тихая. Продуманная. Почти изящная.
Если бы медведица сделала своё дело — никто бы и не заподозрил. Несчастный случай. Лес. Обряд.
Удобно, правда?
Но не на моих землях. И не с моей парной. Я спрошу. Сначала Селену. Потом Рейчел. Холодно, прямо, без намёков.
А если хоть одна из них откроет рот с тем же тоном, что я уже слышал…
Я сделаю то, что должен.