Муж в наказание-2. Свобода любой ценой

31. Тихая гавань

Аллах всемогущий...

Что ж ты делаешь?

Морщусь, прогоняя ужасающие картинки со сменяющимися с немыслимой скоростью образами Мерьям и Арслана.

Аллах здесь ни при чем...

— Он... Он недостоин жизни! — цежу я, закипая от злости, чувствуя как на грудь давит неподъемный груз. Делаю паузу, чтобы совладать со своими нервами и дыханием. — После всего того, что Рифат сделал, единственное, что он заслуживает — долгую и мучительную смерть...

В глазах Феррата мелькает страх и растерянность. Он не уверен, что принял правильное решение, рассказав мне о болезни Мерьям. Но тем самым он вручил мне недостающий пазл. Благодаря ему я могу видеть целостную картинку. Такой, какой не мог увидеть её раньше.

Она была уже больна, когда я предложил ей убежать из страны. Может, поэтому она с такой легкостью и согласилась.

В нашу последнюю встречу поведение Мерьям казалось мне, мягко говоря, странным. В разговоре она упоминала и о подвале свадебного салона, и о четырех стенах, в которых она проводила дни своего заточения, но я и подумать не мог, что эти стены были стенами камеры в лечебнице.

Могильный холод проходится по спине и спускает по ногам. Волосы на голове не перестают шевелиться от ужаса. Желудок падает куда-то вниз. Вся еда в нем просится наружу.

— Время уже очень позднее. Может, останешься у нас до утра? — любезно предлагает Феррат, глянув на свои часы.

Сказать, что я удивлен таким предложением — ничего не сказать. Как так вышло, что за каких-то пару часов мы смогли найти точки соприкосновения?

Мотаю головой. Зажмурившись, сдавливаю переносицу, желая притупить головную боль.

— Нет. Который вообще час?

— Без четверти два уже.

— Черт возьми...

С моих губ слетает мученический стон. Я не просто опоздал на самолет. Я опоздал как минимум на два последующих рейса.

Даже думать побаиваюсь о том, какой сейчас хаос творится в голове у Дианы...

— Смотри, — жмет он плечами. — В доме полно свободных комнат и Арслан будет очень рад, если ты задержишься у нас.

— Пойми меня правильно, Феррат. Арслана я вижу во второй раз в жизни. И я ни в коем случае не отказываюсь от него. Он всегда может рассчитывать на мою поддержку. Просто... я... Я не знаю, как мне вести себя рядом с ним. Я понятия не имею, о чем с ним можно поговорить. Мне его жаль. Искренне жаль, но для меня он все равно, что пришелец. И... — осекаюсь я, желая удержать последующие слова в себе, но не получается. Они рвутся из меня на свободу, — ... я не чувствую с ним той связи, какую ощущаю рядом со своим младшим сыном. Глядя на Арслана, я не чувствую сейчас ничего, кроме вины и сострадания.

Феррат некоторое время задумчиво смотрит на снимок, все ещё находящийся в моей руке. Я считываю с его выражения лица желание поспорить со мной, когда он переводит глаза на меня, но вместо этого он убирает руки в карманы брюк, разворачивается и гордо следует к лестнице.

— И с пришельцем можно найти общий язык, если на то есть желание. Просто не забывай о том, что у тебя всегда имеется в запасе шанс все исправить, — припоминает мне напоследок и скрывается за углом.

Возвращаю взгляд на фотографию.

Возможно, Феррат прав. Желание и время — это все, что требуется для того, чтобы отыскать связь между нами. Но какова будет реакция Дианы на это?

Сложив фотографию вдвое, делаю залом ровно посередине, разрываю её напополам. Я отправляю в бумажник ту часть, где изображен Арслан, а вторую часть с изображением Мерьям оставляю на полке, пылящейся по соседству с рамкой.

Далее на первом этаже я нахожу Феррата. Он едва ли не спит на ходу. Я спрашиваю у него разрешения воспользоваться компьютером, узнаю расписание ближайших рейсов и покидаю имение Чалыков, отправляясь в аэропорт.

Я пропустил три рейса до Барселоны, не считая тот, на который у меня был выкуплен билет.

Диана будет рвать и метать. С большим удовольствием я даже позволю ей отвесить мне заслуженных тумаков за то, что не смог поставить её в известность о вынужденной задержке.

Она поймет меня. Побесится немного, но в конечном счете поймет. Мне повезло с ней, чего не могу сказать об обратном.

Домой я приезжаю уже засветло. Войдя в гостиную, первое, что попадается на глаза — карты Карменситы, разбросанные на полу.

Хмурюсь. Не к добру это.

Прохожу дальше, и взгляду открывается диван, на котором спит Диана. Свернувшись калачиком, она держит телефон прижатым к уху.

Как же мне совестно перед ней... Но как же я рад её видеть... Моя тихая гавань...

Падаю на пол у дивана, подбородок кладу на подушку у её лица и некоторое время просто наблюдаю за тем, как она спит. Она прерывисто дышит. Нос её морщится во сне, кожа испариной покрывается и губы поджимаются. Так бывает, когда ей снится что-то не совсем приятное. Беру на себя смелость разбудить её, прогнав тревожный сон. Аккуратно вынимаю из-под головы телефон, поправляю выбившуюся прядь её волос, касаюсь щеки и наконец встречаюсь с сонным взглядом полюбившихся глаз. Глаз, без которых, как понял, уже и дня нормально просуществовать не смогу.

— Доброе утро, ангел мой, — проговариваю на ухо, нежно целуя мочку.

Моргнув, она обвивает руками мою шею и сипло отвечает:

— Доброе утро, дорогой, — секунды не проходит, как Диана с силой отпихивает меня от себя. — Хотя погоди-ка, — тут же краснеет она со злости, глянув на время. Диана руки на груди складывает, и сверлит во мне дыру пытливым взглядом, в то время, пока я мысленно готовлюсь к пылкой и долгоиграющей тираде. — Эмир Элмас, ты редкостный говнюк! Ты патологический лгун! Из-за тебя этому утру уже не стать добрым! — чеканит она хлестко, словно заряжает мне незримые пощечины. Все оставшиеся силы я направляю на то, чтобы скрыть свою счастливую ухмылку. Чтобы не раздражать её довольной физиономией. — Ты негодяй последний! Ты злостный нарушитель собственных обещаний! Да ты....

Прикусив щеку с внутренней стороны, я помалкиваю. Даю ей возможность выговориться. Вылить всю злость и затаившуюся обиду на себя.

Я заслужил.

С каждым подобранным мне определением на душе моей становится гораздо спокойней.

Не потому, что мне плевать на то, что Диана говорит обо мне. А по той причине, что подобного из её уст я вряд ли ещё когда-либо услышу.

Не потому, что я вдруг исправлюсь и научусь управлять своим гневом, убирая телефон в сторонку на случай, если вздумаю расплющить его. А потому, что все последующие наши поездки будут уже совместными. Диане больше не придется ждать меня до утра в обнимку с телефоном и гадать на картах время моего возвращения.

Я надеюсь, что с наступлением нового дня, который непременно станет добрым, наша жизнь существенно изменится.

— Это всё? Теперь ты разрешишь мне вставить слово в свой монолог?

Терпению моему приходит конец. Я забираюсь на диван, наваливаюсь на неё и берусь за свое главное оружие, способное обезоружить её — щекотка.

— Эмир, перестань сейчас же! Так нечестно, — мило ворчит она, подавляя улыбку. — Ты разве не слышал, что от щекотки можно умереть!?

Диана шарахает меня по рукам, визжит, и все же взрывается заливистым смехом на весь дом.

Ладонями проскальзываю под ночную сорочку. Не щекочу больше. Касаюсь шелковистой кожи, оседлав Диану.

— Я не дам тебе умереть раньше меня. Слышишь, злючка? — склонившись, шепчу в губы. — Черта с два ты оставишь меня, не вырастив наших правнуков.

Диана вдруг резко смолкает. Улыбка сползает с губ, руки слабеют, тело деревенеет, а взгляд серьезным становится, словно я задел её чем-то.

— Никогда не говори так больше, — улавливаю в голосе нотки недоверия.

Моя вина. Я сам того не желая, даю ей поводы усомниться в себе и в своих словах.

— Но я буду, имею на это веские основания, — тут же напарываюсь на взгляд с укоризной, таящейся на самом дне её глаз. — Ничто больше не помешает нам строить будущее таким, каким мы захотим его видеть, — выдыхаю я, носом зарываясь в её волосах.

Вдыхаю в себя её аромат и забываюсь. Снова вдыхаю и теперь уже схожу с ума. Дышу только ею, наполняюсь силами, ощущая себя вновь целым и настоящим. Губами скольжу по коже на шее, нащупываю бешено пульсирующую венку, реагирующую на мои прикосновения, а после закрепляю свои слова нежным поцелуем и Диана выпадает из реальности. Она обмякает в моих руках, поддавшись очередному натиску. Сама запрокидывает на мои плечи руки, сама углубляет поцелуй, сама требует большего.

— Не сожри бедную девочку! Она и так натерпелась за эту ночь! — вдруг ворчливо раздается откуда-то сверху.

Замираю, нависая над Дианой. Я тяжело дышу, она прыскает со смеху и стыдливо накрывает ладонями зардевшее лицо. Ведет себя так, словно нас застукали в общественном месте за чем-то бесстыжим.

Непроизвольно закатываю глаза и задираю голову вверх. По лестнице неспешно спускается Кармен. Вид у неё такой угрожающий, словно она всю ночь только и делала, что затачивала ножи, предназначенные по мою душу. Если бы я хорошо не знал эту женщину, то подумал бы, что мне влетит по первое число сразу же, как только она доберется до меня. Но это лишь видимость. В душе Кармен рада меня видеть, хоть и не показывает это.

— Я тоже безумно рад тебе, Карменсита. Ты как всегда очень вовремя, — лениво приподнимаюсь с Дианы, отсалютовав Кармен.

Только она раскрывает рот, чтобы ответить мне какой-нибудь колкостью, но её внимание переключается на топот, доносящийся сверху. Быстрые, тяжелые шаги движутся из крыла, где находится мой кабинет и библиотека. Через мгновение к лестнице выбегает переполошенный Гарнер с ярко выраженными темными кругами под глазами, не видевшими сна. Притормозив у перил, он наваливается животом на них.

— Вернулся, сукин ты сын! Что с твоим телефоном? — выпаливает он с явным облегчением.

Заставил же я их всех понервничать.

— Вернулся. И с весьма неплохими новостями.