— Нина? — оборачивается удивленный Костылецкий. — Что произошло, Нина?
— Эээ… Ты о чем?
Костылецкий кивает внутрь комнаты. Я молюсь, чтобы не на Муху. Хотя, никаких признаков боя. Бывший, как всегда с иголочки и даже не растрепан. А Муха бы точно без боя не сдался. Особенно после того, как изучил все боевые приемы. Выдыхаю и виновато улыбаюсь.
— Это, ну… Просто психанула.
— Психанула? Нина, у тебя квартира разгромлена! Что значит психанула?
Пожимаю плечами и импровизирую:
— Ну, мне Маркова звонила с работы. Сказала, ты женишься.
Несколько секунд Костылецкий переваривает информацию в голове. Маркова наша сотрудница, которая неимоверным способом узнает все важные новости первой. И по реакции бывшего жениха понимаю, что мой плевок в пустоту случайно попал в цель.
Костылецкий снова смотрит на разгромленный зал. Потом опять на меня.
— Это все из-за меня? Честно?
Опускаю глаза и вздыхаю. Киваю. Конечно, из-за тебя, тупень. Кто слил мой адрес этому странному заказчику? Не по объявлению в газете же он меня нашел.
— Нина! — шагает ко мне с распростертыми объятиями. — А я как раз хотел поговорить! Не верь! Я тебя одну люблю! Я решил вернуться!
В ужасе смотрю на него. Оно мне надо, простите? Счастье-то такое, сейчас заплачу.
— Ты мне не веришь! — театрально вздыхает он.
Молчу. Что-то меньше всего приходят скромные слова, поэтому пока молчу и пытаюсь понять, какого лешего этому кренделю надо.
Сумка опускается на пол. Пока я не готова вытаскивать ящера. Поэтому скидываю пуховик и сапожки и иду на кухню. Костылецкий не разуваясь за мной.
— Нина, я подумал, что был неправ. Вообще это все как наваждение, пойми. Будто кто-то меня околдовал. Я ведь всегда только тебя любил, тебя одну. И Фимушкина, она наверное меня чем-то колдовским приворожила. Она ведь мне никогда не нравилась,
Вспоминаю Фимушкину, его нынешнюю пассию, с шикарным бюстом, работает на кафедре, дочка профессора, лакомый такой кусочек. Вспоминаю жадные взгляды всех мужиков, в том числе и Костылецкого, и киваю своим мыслям. Но этот индюк воспринимает мое молчаливое согласие только на свой счет. И дальше заливается соловьем.
— Нина! Ты согласна? Ты простишь меня? Я же вижу, как тебе без меня плохо. Если ты все это из-за меня, то не надо, милая! Я сегодня же возвращаюсь к тебе. Хотя нет… Ты! Ты сейчас соберешь свои вещи и мы поедем ко мне…
— А ящера куда? — спрашиваю, раскладывая в холодильник продукты.
— Ящера? — в голосе Костылецкого появляется неподдельный интерес. — Какого ящера, Нина?
Он вскакивает со стула и перехватывает мои руки. Чувствую, как его трясет, как горят алчным блеском лживые глазенки.
— Ну, моего!
Показываю на поцарапанный угол холодильника, где отчетливо виднеется след от Мухиных когтей.
— Нина! Что это? — показательно удивляется Костылецкий.
Блин, хуже только в сериалах играют.
— След от когтей, представляешь. Ящер у меня живет. Серёгой назвала.
— Как меня?
— Ага. Тараканами его кормлю, мышами замороженными.
Костылецкого сразу затошнило, и он поспешил прикрыть рот белоснежным накрахмаленным платком.
— И это все он? — Костылецкий указал на зал, из которого виднелись повисшие на карнизе разорванные шторы.
— Частично, — вздыхаю растроенно. — Не хотел идти на прогулку.
Костылецкий шумно выдохнул.
— Нина, я хочу знать об этом все! Где этот ящер находится сейчас?
Замечаю движение серого неповоротливого тела в коридоре. Киваю в его сторону.
Серега (который бывший) тут же оборачивается и, завидев зверюшку, с диким воплем вскакивает на стул.