В общем, решено. Неделю потерплю это пресмыкающееся, или кто оно там, потом вывезу из страны и отпущу на волю. Где-то у моря. Или на острове. Пусть растет в природе, а не здесь. Здесь экология плохая, город все-таки, загазованность, шум. К тому же из меня хозяйка так себе. От меня даже вон жених сбежал. А тут живое существо. Жалко губить сиротинушку.
Прождав еще минут тридцать, на всякий случай посмотрела в окно. Вроде бы никого подозрительного. Прошла на кухню и вскипятила чайник. Руки тряслись.
Мне бы валерьяночки, тридцать капель на полстакана спирта. Но у меня еще дитя не кормлено. Кстати, как там дитя? Что-то тихо.
Взобралась на табурет и достала с антресоли горшок с цветком. Потом следом сняла коробку. Кажется, за час она хорошенько потяжелела. Или это все от волнения?
Аккуратно открыла крышку. Дитятко спало, свернувшись калачиком, изредка выпуская из широких ноздрей сизые колечки дыма. С удивлением рассматривала подросшее за час тельце.
Точно помню, когда прятала Муху, он занимал всего лишь полкоробки, а теперь того и гляди лапами дыру в картоне прорвет.
Я поставила коробку на подоконник, и изредка косясь на спящее дитя, начала мастерить бутерброды. Подумала о том, чем буду животинку кормить. Он, вроде как ребенок. Может, манку ему набадяжить? С комочками? Хотя нет, это же для людей. А ящерки что едят? Правильно, насекомых. Блин, жалко, всех перебитых мух с утра в унитаз спустила. М-да, проблемка. Надо бы как-то аккуратно узнать теперь, чем животинку кормить. Все же остановимся пока на каше. А дальше видно будет.
Аккуратно водрузила на кусочки хлеба ломтики колбаски, потом сырочек тонкими пластинками. Парочку еще украсила зеленью и помидорками. Поставила тарелку на стол, вспомнила про чай. Мельком зацепилась взглядом на мирно дышащее чудо в коробке, заметив, как его тельце слегка вздрагивает. Замерз, наверное, бедняга.
М-да, хозяюшка из меня так себе. Шарфом хоть, что ли, его укрыть? Из лучших побуждений, отложила свой мини обед и поплелась в прихожую. Вытащила старый широкий кашемировый шарф. Мягонький такой, нежный. Возвращаюсь.
Кажется, шарфом я буду сейчас кого-то душить…
Лупоглазая гадина, которая, как оказалось, и не спала вовсе, за три с половиной секунды, пока меня не было на кухне все сожрала. Все!!!
А именно мои бутерброды, недорезанную колбасу, остатки сыра, помидор, хлеба, варенья и конфет из вазочки. Вместе с фантиками, между прочим! Хотя нет, фантик вот, отрыгнул обратно на белоснежную скатерть, вытер перепачканные лапы об нее же и с довольным урчанием вылупился на меня.
Вздохнула, сосчитала до десяти.
Нина, это ребенок!
Еще раз до десяти!
Маленький вонючий пук.
Некогда считать более, Нина!
Хватаю этого обжору за загривок. Толстопузая скотинка верещит и отбрыкивается, но некогда. Даже у людей, у малышей имеется в виду, процесс пищи переходит в процесс опорожнения через пять-десять минут. А у птиц и, соответственно, пресмыкающихся и того меньше. Это я вам как специалист говорю.
Несусь с ящером к унитазу, в последний момент успеваю поставить его лапы на бортик и истошно ору, стараясь перекричать его верещание:
— А ну, кому говорю, гадь давай здесь!
Пучеглазик пыжится. Не понятно, то ли от страха, то ли действительно уже приспичило. Но через несколько секунд грязное дело сделано и я, не отпуская животинку, включаю гигиенический душ. Муха снова дергается и верещит. Я пытаюсь его вразумить. В итоге он чистый, я мокрая, злая и голодная, готовая утопить этого гаденыша прямо-таки здесь, в унитазе.
— Нет, так совсем не годится, — подвожу черту я. — Нам надо срочно поговорить!