Муха, ко мне! Пособие по воспитанию дракона

5

Яйцо было каменным. Настолько плотным, что вряд ли разбилось бы от тряски в машине. Нет, твердо уверена, что в случившемся абсолютно не виновата. Это не я. Это он. Вот этот. Лупоглазый, синеглазый, нюхающий воздух.

— Ты кто? — спрашиваю я, понимая что ящерка мне не ответит.

Но зато отвечает мое сумасшествие внутри моей же собственной черепушке! Да еще и скрипучим голосом на непонятном языке. В моей голове! В моей!

От шока и боли в висках резко прикрываю глаза, совершенно забывая про устрашающую мухобойку.

Вылупенец реагирует мгновенно, намного быстрее чем я. Раскрывает маленькую пасть и изрыгает смехотворный кусочек огня, но при этом все равно умудряется подпалить мой рукав.

— А-аааа! — ору как ненормальная, пытаясь затушить захваченную огнем ткань.

— Ви-уй-а-а-а-а-а! — верещит животное, вставая в угрожающую позу.

Ну как угрожающую?

Ноги врастопырку, шатаются, пасть раззявлена, глаза выпучены, крыльями малюсенькими машет. И верещит на меня. Милота!

Вот и я от умиления сразу орать перестала. Думаю, чего ору? Ребенок же, напугаю. Замолкаю, и огнедышащее чудо тоже стихает. Но периодически грозно порыкивает. Страшно так. Точно также может порыкивать ощипанный бройлерный кур в период подросткового периода. А этот хоть и такой же лысый, но размером явно меньше.

Выдыхаю, считаю до десяти. Натягиваю улыбку, лихорадочно соображая, что же мне с ним дальше делать?

То, что это неизведанная особь, и ежу понятно. Крылья с тонкими перепонками еще слишком малы, но уже топорщатся на спине, как раз по обеим сторонам от шипастого загривка. Хвост, как и спина, покрыты плотной радужной чешуей. Красивый, зараза, хоть и лысенький.

Подлец, размахивая крылышками, снова грозно рявкнул, выпуская малюсенькое пламя огня, словно со сломанной зажигалки.

— Я те поогрызаюсь! — замахнулась на него мухобойкой, отчего звереныш насупился и грозно на меня посмотрел.

Прищурив глаза, оценила и позу его, и посыл.

— Ага, значит все понимаешь, пакостник мелкий?

Он медленно кивает, а тихо офигеваю. Трогаю лоб. Теплый, зараза. Максимум 36.8.

Животинка открывает рот и принимается верещать, но одновременно с этим снова в мой мозг врывается чья-то абра-кадабровская речь, так что мозги готовы выбраться наружу.

Я со стоном хватаюсь за виски и ору, что есть мочи:

— А ну, отставить экзекуцию!

Мой ор повисает в тишине. Боль моментально уходит. Я открываю один глаз и любуюсь на обиженную моську рептилии.

Шикарно, мы ещё и обижаться умеем! А мне значит, прикажете терпеть?

В отчаянии оседаю на пол. Мне нужно срочно подумать. Одну минуточку, господа!

Дрянь дело! Мне такую гадость только Костылецкий мог подсуропить. Это же он важному дядечке меня посоветовал? Он, козлина!

Что делать теперь, ума не приложу.

Ящерец-лысюк пучеглазится на меня обиженно, выглядывает через бортик чемодана, того и гляди перевалится. Любопытничает. По глазам вижу, сказать что-то хочет. Только вот объясняться я ему запретила. Да и вообще к ментальному общению на ящерическом языке пока категорически не готова. Голова у меня одна, причем родная, а не казенная. Мне ее жалко, между прочим.

Но!

А. Время идет.

Б. Яйца нет.

В. Отчета тоже нет.

Г. Мне хана.

Д. На кой черт мне эта ящерица?

Все-таки планирование мощная вещь! Последний пункт воодушевил. Я думаю, заказчик обрадуется новому питомцу. И даже отчет ему, просто уверена, нужен не будет. Крепко держась за эту обнадеживающую мысль, хватаюсь за верхнюю крышку чемоданчика и пытаюсь ее закрыть, пока содержимое не сделало ноги.

Но содержимое оказалось шустрее. Вернее проворнее и догадливее.

Поганец выпустил язычок пламени в мою сторону, я дернулась от испуга, теряя драгоценные секунды. А он в это время дал деру, изо всех сил перебирая своими задними ножками и трепыхая в воздухе тонкими крылышками. Так трепыхал, словно улетать на юг собрался.

Но мухобойка мое всё. Я все утро тренировалась на насекомых.

Хватаю ее и несусь за ящеркой. Ору, что есть мочи:

— Врешь, не уйдешь! И бабочкой нахрен тоже не станешь!

Поганец, подпрыгивая и одновременно пытаясь лететь, устремляется в приоткрытую дверь, я за ним.

Снова кричу ему, он верещит, поганец, и плюется огнем. Тушу искры на лету, отбивая мухобойкой. Те, что упали на ковер, топчу ногами.

— Сволочь, ты мне квартиру спалишь!

Он на диван — атакую подушкой. Подушка мимо, а пучеглазый уже раскачивается на шторе, как ощипанный попугай. Вот же гаденыш!

Машу орудием устрашения:

— А ну, кому говорю, прекрати! Марш в свою кровать! Что за разгул здесь устроил!

Мелочь пузатая раззявливает пасть в ответ и страшно орет. Машу ему мухобойкой.

— Опять со мной переговариваешься? Я те покажу, засранец мелкий!

Лезу на стол, чтобы снять ящера со шторы, а он, гад, по карнизу и на антресоль. Высоко забрался, не достану.

Притих, чихнул. Я оскорбилась:

— Не ври! Вчера генеральную уборку делала!

— Ни хайя-яя! — прозвучало в моей голове каким-то совсем детским голосом, и я замерла.

Мне почудилось, или как?