Муха в вине

Глава 12

Прошло еще три года.

Супруги Орловы отмечали пятилетие супружеской жизни или как говорят в народе «деревянную свадьбу». Считается, что пара прошла испытания и дерево, посаженное при регистрации, уже окрепло и даже принесло свои плоды, то есть пара прошла путь испытаний, познала себя и мир вокруг и уже появились дети. Но не с Орловыми. Увы! И хоть те и показывали всем примерную семью, отношения, пока, правда без детей, но кто находился с ними чаще, ощущали холод и отчужденность, будто это не семья вовсе, а договор на совместный бизнес, такой же отстраненный, но внимательный и предусмотрительный.

Сегодня Орловы принимали подарки деревянной продукции, как и сама тематика праздника, который, как и всегда они отмечали в собственном ресторане. Жена была на высоте, внешне выглядевшая «на все сто», как любили говорить коллеги и приятели их компании. Женщины завидовали, мужчины восхищались. Муж был прекрасен внешне и обходителен, как всегда. Женщины восхищались, мужчины завидовали.

Пара была окружена плотным кольцом злопыхателей, подхалимов и карьеристов, и каждому что-то было надо от них обоих: кому деньги, кому связи, а кому и оскорбить или уничтожить соперника. Вот с такими людьми и приходилось общаться Лине. Она вначале удивлялась, потом возмущалась, а потом привыкла и не обращала внимание.

— Себе дороже, — кривилась она, глядя на заискивающие или завистливые взгляды окружающих.

Праздник катился проторенными путями и было скучно и однообразно: тосты, поздравления, танцы. А вместе с ними фуршетные столы с деликатесами, винами и вежливыми официантами. Оркестр играл медленный фокстрот и по танцполу полу двигались пары в затемненном зале. Виктор пригласил одну из жен своих замов, высокую блондинку в почти прозрачном платье.

— Где же я видела ее? — смотрела на них Лина, смакуя дорогое вино, — Что-то очень знакомое.

Тут ее отвлек один из приглашенных, и она прошла с ним в круг танцующих. Эту процедуру она терпела, как говорится, ради приличия — не любила ощущать на себе чужие руки, да и вообще никакие, особенно после жадных объятий мужа. Еле выдержав жаркий шепот с комплементами, она покивала в ответ на благодарность партнера и вытерла незаметно руку, которую тот облобызал. Оглядев зал, не нашла Виктора и ушла в туалет, дабы вымыть руку с пьяным поцелуем и потом проверить смену закусок в кухне. Лина уже привыкла к таким заботам и всегда советовалась с главным кухонным мастером, как он просил себя называть, вместо «главный повар», при проведении подобных мероприятий. Тот платил ей уважением и почтительностью на ее чуткость и заботу и о персонале.

Пройдя коридором, остановилась у служебного туалета. Вставив ключ, повернула и та со щелчком открылась. В предбаннике она остановилась и посмотрела в зеркало, открыв при этом воду. Вымыла руки и вновь разглядела себя. Поправила прическу и тут услышала какое-то мычание. Она прислушалась. Потом были вздохи и стоны. Толкнув двери в помещение с кабинками, застыла на месте. Опять та же картина: муж со спущенными штанами, прижавшись в экстазе в чьей-то заднице и из под его ног выглядывают женские, на высоких модных каблуках.

— Картина — «не ждали», — хмыкнула она и тут же захлопнула двери.

Успокоившись, прошла в кухню и нашла мастера. Проговорив свои замечания, вернулась в зал. Там уже было достаточно оживленно, можно сказать весело: полный свет, откровенные позы выпивающих, громкий смех и даже женские и мужские вскрики. Все говорило о том, что праздник, наконец-то, превращался в обычную пьяную оргию, как и всегда, где много едят, пьют и расслабляются по полной. Подозвав распорядителя, Лина указала тому на привлечение охраны в помощь уже бесчувственным гостям и внимательному осмотру служебных помещений. Тот был не удивлен такому распоряжению хозяйки, ибо для него было обычным явлением действия и поступки хозяина. Вскоре появился и он сам, придерживая под локоть слегка потрепанную партнершу, в которой Лина признала жену его зама. Она не удивилась и даже не расстроилась, она знала, что этот мужнина питает слабость к экстремальному соитию, этим он получал удовлетворение и компенсацию на ее холодность и равнодушие. Приблизившись, она внимательно окинула его взглядом и поправила белый платок на шее, подчеркнув всем, что их внимание друг к другу взаимно несмотря ни на что.

— Никто и никогда не должен даже подумать, что мы не счастливая семейная пара, Гала, — вспоминала она всякий раз, когда видела или предполагала, что-то подобное.

Прошло достаточное количество лет, и она привыкла, привыкла притворяться, делать вид нормальных отношений, изображая счастливую семейную идиллию. И только дома, в спальне, они позволяли себе высказывать друг другу претензии в том или ином случае. Но даже они уже перестали быть острыми и равнодушие поселилось в их отношениях. И только сегодняшний эпизод вывел Лину из себя.

— Да сколько же можно трахать все, что шевелится? — кричала она, на обнаженного мужа, который пришел к ней за супружеским долгом, — и тебе все было мало?

— Что ты этим хочешь сказать, дорогая? — кривился тот пьяной ухмылкой, — По-моему, мы договорились, что ты должна мне родить и до сих пор пустая, — повысил он голос, — и я буду требовать твоего обязательства постоянно. И не смей мне отказывать! — уже кричал он и бросился на жену.

Повалив ту на постель, принялся срывать с нее ночной пеньюар вместе с сорочкой. Ей было страшно от его выходки. Она даже сначала растерялась, но потом начала сопротивляться.

— Оставь…пусти…не смей, — кричала она, царапая, кусаясь и отталкивая от себя побледневшего мужа.

Он все больше зверел и уже бил ее по лицу. Схватив за запястья, рванул вверх и, раздвинув коленом бедра, с силой ворвался в ее лоно. Он толкался с таким остервенением, что Лина стонала от боли и, пытаясь его сбросить, выворачиваясь из-под него. Но силы были неравны. Он с рыком насиловал ее довольно долго и оставил только после своего освобождения. Упав в сторону, он похлопал жену по оголенному животу и с силой крутил ее сосок. Она вскрикнула от боли и подскочила на колени. С размаху ударила его кулаком в лицо, и тот сразу ответил ей своим ударом. Она упала на пол и закричала от страха. Подскочив к ней, он приподнял ее за остатки разорванного халата и приблизил к себе ее окровавленное лицо.

— Ты не смеешь меня бить, курва, — прохрипел он, зло заглядывая ей в глаза.

Схватив за волосы, он ударил ее снова и снова. Лина охнула и затихла, прикрыв глаза. Она захрипела, ее тело обмякло и отяжелело. Она была в обмороке. Тряхнув ее пару раз, Виктор удивленно смотрел на безвольно лежащую жену и не мог понять, что с ней. Залившее кровью лицо и побледневшие щеки, закатанные ко лбу глаза, вызвали в нем смятение и за ним панический страх. Он затормошил ее и, поняв, что напрасно, закричал. Вскоре в комнату ворвались охранники и Светка. Увидев страшную картину, она молча сползла по стене.

— Убили! — вскрикнула она и лишилась сознания.

Один охранник набирал номер на телефоне, другой помогал хозяину перенести тело жены на кровать. Подал тому халат и налил воды для еле пришедшей в себя Светки. Она вскочила и бросилась к хозяйке.

— Она мертва? — спросила, всхлипывая, у охранника.

— Нет, — покачал тот головой, — жива, но без сознания. Помоги привести ее в порядок. Надо промокнуть кровь и переодеть.

Светка кивала и осторожно смывала кровь с ее бледного лица и вдвоем с охранником они сняли с безвольного тела остатки одежды и надели новую сорочку. В это время вошли врач и санитары «скорой». Бегло осмотрев Лину, он приказал выносить ее в машину.

— Как она, доктор? — спрашивал трясущийся муж со стаканом спиртного в руке.

— Она плоха. Будем наблюдать в клинике, и сейчас ничего не могу сказать, — спокойно ответил он, — а вот вам необходимо самому показаться врачу. Психологу. Советую, как врач.

Увидев кивок мужчины, скривился и вышел вслед за санитарами. Погрузив Лину в машину, скорая сорвалась с места, включив сирену.

Светка, утирая слезы и всхлипывая, убиралась в комнате, а Виктор сидел в кресле с отсутствующим взглядом и пил стакан за стаканом. Она с опаской поглядывала на него и молчала. Собрав в мешок остатки одежды, окровавленные салфетки и простыни, она вышла, тихо прикрыв за собой двери.

Там, за красивыми массивными дверями в комнате с роскошной и дорогой мебелью, сидел пьяный мужчина и плакал. Он понимал, что теперь будут ужасными последствия и их отношения станут и вовсе безнадежными.

Лина провалялась в клинике три недели. У нее было сотрясение мозга, сломан нос, разбито лицо и рассечена бровь. Кроме всего, гематомы по телу и воспаление в паху от насилия. Лечение проводилось самое лучшее, и она поправлялась. Правда, психическое состояние давало сбои, и ее определили к психотерапевту, как изнасилованную. Так предписывалось лечение таких пациентов. Подавать на своего мужа заявление, она не стала, несмотря на появление в ее палате полицейского, сказала, что не видит в том резона и что это семейные разборки. Полицейский равнодушно завершил свой опрос, и Лина подписала все нужные бумаги. За это время Виктор несколько раз просился с ней поговорить, но сначала ему не советовали врачи, а потом отказывала сама Лина. Видеть его после всего она не хотела, да и боялась. По истечении времени, интенсивного лечения и бесед с психоаналитиком, она выписалась домой. Ее встречала Светка и шофер. Молча, кивая прислуге, она зашла в спальню и приказала горничной Лизавете собрать все ее вещи и перенести в гостевую комнату в самом дальнем углу этажа. Выбрав небольшое помещение, с видом в сад, она спустилась в столовую и, заказав кофе, присела за стойку бара. Налив в бокал вина, пригубила и задумалась. Ей как-то надо было сообщить мужу о своем решении подать на развод, и она сломала голову, как это сделать. Оставив супружескую спальню, тем самым показала, что не хочет больше видеть его рядом, тем более в постели, а вот окончательно разойтись и получить свободу, она сомневалась, что тот согласится. Она, конечно, знала, что зафиксирована в приемном покое клиники и там прописан ее диагноз, и этим можно будет воспользоваться при шантаже и склонении к разводу, но она также опасалась его реакции и неадекватного поведения при этом. Решившись, дождалась его прихода и попросила подняться к ней в комнату. Тот был удивлен ее переселением, но смолчал, а вот когда услышал ее решением развода, окрысился.

— Я уже говорил тебе и вновь повторю, что ты не получишь его никогда. Забудь и выбрось из головы.

— Я все равно подам, и ты обязан будешь соблюсти закон. Даже без твоего присутствия меня разведут через три месяца, особенно когда предоставлю справку о том, как ты меня изнасиловал и чуть не убил. И если ты возьмешь даже кучу адвокатов, это ничего не изменит. Мое решение окончательное. Ведь ты не хочешь меня убивать? А это может случиться в любое время и при любом обстоятельстве.

— Что ты имеешь в виду? — глухо пробормотал он, глядя на жену исподлобья.

— Ты опять будешь принуждать меня к половому акту насилием, так как я больше не хочу тебя видеть в своей постели. Кроме того ты неадекватен и не можешь сдерживать себя, когда тебе отказывают в этом. Тебе надо лечиться, — выдохнула она, — Ты психопат.

Виктор молчал и потом рухнул перед ней на колени.

— Прости меня, — хватал он ее за руки, целовал край платья, полз за ней и бился об пол головой, — Я, дурак, полный кретин, сволочь, но я так тебя люблю, что не могу себя остановить, когда ты сопротивляешься, когда отталкиваешь меня, когда холодна и равнодушна. Ну, чем я тебе не мил, скажи? Что во мне такого, что отвращает тебя? Что я должен сделать, чтобы ты смилостивилась и простила меня, Гала?

— Перестань называть меня этим дурацким именем, — закричала она, вырываясь из цепких рук мужа.

— Ладно-ладно, — встал на ноги Виктор, — больше не буду. Лина. Так?

Она передернула плечами.

— Лучше будет обращаться к друг другу по имени-отчеству. И так, Виктор Степанович, с этого момента мы чужие люди и будем жить, каждый своей жизнью пока не разведемся.

— Ты хочешь отступных? Сколько? — сморщился он, плеснув воды в стакан.

— Мне нужна моя квартира, то есть бабушкина и все. Давай будем взрослыми людьми и решим по-хорошему, без шума. До развода я перееду туда и потом решу, куда ехать и где жить. Твоих денег и имущества мне не надо.

— Откажешься от половины, что следует тебе по закону? — ухмыльнулся он, выпивая воду.

— Отказываюсь. Это все не мое и я не хочу быть тебе обязанной. Мне не нужны твои грязные деньги.

— Ах, грязные деньги! — вскричал он и швырнул стакан в стену.

Стекло полетело в разные стороны, и Лина едва не попала под его осколки. Бледный, с расширенными зрачками, тот смотрел в испуганное лицо девушки и улыбался.

— Ты не желаешь мараться? А как же твои поездки, твои шмотки, салоны, путешествия? Тогда были они же, и ты их принимала. А сейчас отказываешься, считаешь их недостойными тебя, такую чистую, такую правильную. Голубая кровь, да?

— Оставь, Виктор Степанович, ты меня неправильно понял. Прости, если обидела. Просто сорвалась и зря наговорила. Давай все решим спокойно и разойдемся достойно. Наши препирательства не доведут до добра. Мы с тобой не понимаем друг друга и можем опять наделать глупостей.

Виктор посмотрел на Лину внимательно, прищурив злые глаза, и молча вышел, хлопнув дверью. Она закрылась с таким стуком, словно прозвучал выстрел. Девушка вздрогнула и в изнеможении присела в кресло. Придвинув листы бумаги, она начала писать заявление на развод, списывая их с образца в своем ноутбуке.

На следующее утро она спустилась в столовую к завтраку. Там увидела сидящего Виктора, поздоровалась и села на свое место. Подали ее заказ, и она принялась за еду, искоса наблюдая за хмурым мужем. Тот молча поглощал пищу. Потом долго пил кофе, и о чем-то думал, глядя на спокойную жену. Она сидела, как на иголках.

— Что у него в голове? — ерзала она и все не решалась задать вопрос, но потом все же не выдержала, — Что ты решил?

— Я еще думаю, — медленно, растягивая слоги, проговорил он.

— Когда мне ждать ответ?

— Как решу, — безэмоционально ответил тот и встал, — До вечера.

Она машинально кивнула и осталась сидеть на месте. Потом подошла к окну и выглянула во двор. Там, открывал хозяину дверцу машины его шофер и Виктор вдруг обернулся. Они встретились взглядом и Лина отшатнулась. В его глазах она увидела лед и свой приговор. Он был страшным. Кавалькада из двух бронированных машин выехала за ворота и девушка, опомнившись, бросилась в свою комнату. Там она сидела, вспоминая его взгляд, и холодок бежал по позвоночнику.

— Надо бежать, — судорожно метались ее мысли, — только как? Он же не позволяет мне даже выходить одной из дома. Что-то надо придумать. И куда? Здесь найдет и запрет навсегда, ехать к подруге в Израиль, он знает ее адрес. Думай Лина, думай! — терла она виски и ходила взад вперед по комнате.

Так ничего не придумав, она легла на кровать и закрыла глаза.

Это было отчаяние. Она чувствовала себя как муха, попавшая в бокал с вином. И даже если и выберешься, то пьяной не взлетишь.