Грета Донован не помнила, чтобы она когда-нибудь чувствовала себя несчастной, но она и не догадывалась, что можно быть счастливой до такой степени. И хотя Хизер ничего не рассказывала, встречаясь с сестрой взглядами, Грета понимала, что та ощущает то же самое. Глаза Хизер – как, вероятно, глаза самой Греты – теперь постоянно светились радостным светом, как будто счастье распирало ее изнутри, и, даже если бы она попыталась выразить свои чувства словами, ей это не удалось бы, поскольку таких слов просто не существовало.
Грета считала, что, раз уж она стала замужней женщиной, это неизбежно должно было прибавить ей значимости и солидности, сделать ее более ответственным человеком. В обеденный перерыв они с сестрой ходили на рынок Сент-Джон и покупали продукты к чаю. Вернувшись на работу, Грета увлеченно рассказывала другим замужним женщинам, что она собирается приготовить дома на ужин, а те в ответ делились своими планами. Безусловно, это было намного интереснее, чем разговаривать об одежде, – хотя нельзя сказать, что дочери Руби полностью утратили интерес к нарядам.
По субботам Ларри с Робом всегда ходили на футбол. Когда команда играла на выезде, они отправлялись на матч в «фольксвагене» – или на поезде, если это было слишком далеко. Молодые жены использовали время их отсутствия для того, чтобы сделать в квартире основательную уборку – отполировать всю мебель, сменить постельное белье и постирать грязные вещи. Мама говорила, что они лишь понапрасну теряют время, что белье достаточно менять раз в две недели, а мебель можно просто протереть от пыли – и то если эту пыль уже видно. Но мама не понимала, что ее дочерям очень нравится заниматься домашними делами. В последнее время Грета даже предпочитала запах полироли духам «Джун».
Но больше всего сестрам нравилось готовить. В будни на приготовление особенных блюд просто не хватало времени, но девочки все равно старались разнообразить меню, чтобы не есть одно и тоже блюдо дважды в неделю. Грета обнаружила, что у нее хорошо получаются омлеты – которые она обычно подавала с тушеной картошкой и салатом. Хизер же готовила превосходные пудинги, хотя обычно приходилось подавать их в субботу после какого-нибудь грандиозного блюда из маминой поваренной книги – наподобие «цыпленка Маренго» или «запеканки из свинины с яблоками», и это несколько снижало производимый эффект. Сама Руби этой книгой почти не пользовалась, предпочитая готовить то, чему ее научили в монастыре. Книгу ей дал кто-то из жильцов – вероятно, с намеком на то, что ему хотелось бы питаться более разнообразно.
Обычно на выходных к молодоженам приходили родители Роба или Ларри или же Руби с Крисом. Больше шести человек за столом не помещалось, и даже шестерым было тесновато. Кроме того, в квартире было лишь пять стульев и табурет.
По воскресеньям Роб и Ларри участвовали в приготовлении еды, а после мыли посуду. Несомненно, они были лучшими в мире мужьями. Раз в месяц все четверо ходили куда-нибудь на ужин – но только в недорогое место, поскольку они усердно копили на собственное жилье.
Так как работали все четверо, а плата за квартиру была небольшой – Мэттью Дойл сдавал ее неожиданно дешево, – обеим парам удавалось копить деньги достаточно быстро. К тому же у Ларри с Робом уже были некоторые сбережения, в основном по той причине, что им просто не на что было тратить деньги. Их молодых жен это сильно удивило – сами они никогда ничего не откладывали, и, даже если бы они получали в два-три раза больше, вряд ли у них оставались бы деньги. Лишние фунты всегда можно было потратить на что-нибудь нужное, например на одежду.
Однако замужество заставило сестер спуститься на землю. После свадьбы ни у Греты, ни у Хизер не появилось ни одной новой вещи, да и косметику они теперь покупали намного реже. Зато они не жалели денег на хорошие продукты – Ларри даже как-то спросил, так ли уж необходимо иметь в хозяйстве три различных сорта перца.
В очередной раз зайдя за платой за квартиру, Мэттью Дойл рассказал молодым людям, что в Чайлдволе сейчас строятся коттеджи стоимостью две тысячи фунтов за дом – это означало, что начальный взнос составил бы всего двести фунтов.
– Что?! – изумленно переспросила Руби, когда ей сообщили об этом.
– Двести фунтов, мама, и это все.
– Я не про цену. Вы хотите сказать, что он собирает плату за жилье и у вас тоже? Да что с этим Мэттью Дойлом такое? На него работают несколько сотен человек, а он по-прежнему лично обходит своих жильцов.
Мэттью прислал им брошюру с планом квартала, который имел вид двойной буквы «П» – один ряд домов снаружи и один внутри.
В следующее же воскресенье, позавтракав, две молодые семьи отправились смотреть местоположение коттеджей и дружно решили, что оно великолепно: новый квартал строился на старом игровом поле неподалеку от всех нужных магазинов.
– Да, это был бы идеальный вариант, – заявила миссис Уайт, мать Роба, когда они с мужем приехали к молодоженам в гости. Это произошло в тот же день после обеда.
Указав на наружную «П», миссис Уайт продолжала:
– Было бы лучше взять дом здесь, так место будет более уединенным, и до дороги дальше. Попытайтесь заполучить участок на изгибе – они самые большие, так что можно будет отвести больше места подсад.
– Мы могли бы купить дома по соседству! – воскликнула Хизер. – Тогда мы сможем, не выходя из дома, здороваться по утрам, а по вечерам желать друг другу спокойной ночи.
– Я предлагаю внести первый взнос немедленно, пока дома не раскупили, – сказал отец Роба. – Если у вас недостаточно денег, мы можем занять вам нужную сумму.
Родители Ларри также предложили взять деньги у них – как и Руби. И вообще, мир и люди в нем были чрезвычайно добры. Когда Грета отнесла план на работу и показала коллегам, те тоже порадовались за них. Ей порекомендовали хорошего нотариуса и приличный магазин ковров.
Было утро очередного воскресенья. Грета лежала в своей супружеской постели и рассматривала затылок Ларри. После свадьбы прошло уже почти три месяца. Безусловно, воскресенье было самым лучшим днем недели, и, думая о том, что они проведут вместе еще целые сутки, Грета чувствовала себя даже более счастливой, чем обычно.
Ей всегда очень нравился затылок мужа, вот и сейчас Грете захотелось протянуть руку и коснуться коротко стриженных волос у основания мальчишеской шеи, поцеловать розовое ухо. Но на часах было лишь пять минут восьмого, и ей не хотелось будить Ларри так рано. Он много работал, так что ему необходимо было выспаться. В восемь часов она тихонько встанет с постели и сделает чай, а после они займутся любовью – безусловно, этот элемент замужества был самым-самым приятным.
Пока же Грета просто лежала в кровати, смотрела на Ларри и думала о новом доме и о том, в какие цвета покрасить стены, но прежде всего о ребенке, который, как она предполагала, уже обосновался у нее в животе. О ее беременности знал только Ларри, и обсуждать отсутствие месячных с мужчиной было для нее чем-то абсолютно новым. Пора было обратиться к врачу – месячных не было уже два раза. Нужно постараться заселиться в новый дом до рождения ребенка, и тогда все будет просто идеально – как обычно в жизни Греты.
Эти размышления были настолько приятны, что, когда она в следующий раз взглянула на часы, было уже почти восемь. Грета осторожно встала и на цыпочках прошла на кухню. Там уже хозяйничала Хизер, а на плите стоял чайник. У сестры был довольный и чуточку растрепанный вид, и Грета решила, что они с Робом уже занимались любовью, но вслух ничего не сказала. Секс с мужьями был для сестер единственным вопросом, который они никогда не обсуждали.
– Пойдем на десятичасовую мессу? – спросила Хизер, хотя особого смысла в этом вопросе не было: они всегда туда ходили.
– Пойдем, наверное, – ответила Грета, думая о том, что они с Ларри смогут еще часа полтора поваляться в постели. Позавтракают они уже после церкви, и на этот раз завтрак будет «настоящим»: бекон с яичницей, сосиски и поджаренный хлеб.
Хизер тихо сказала:
– Мы не причащались с самой свадьбы.
– Я знаю.
Припадать к телу Христову после часа энергичного секса с мужем казалось Грете кощунством, и, судя по всему, Хизер также считала, что Богу это не понравится.
– Может, на следующей неделе? – неопределенно проговорила Грета.
– Может быть, – в тон ей ответила Хизер.
В этот день на обед должны были прийти мама с Крисом. Девочки приготовили говядину с рисом карри и печенье меренги. Крис принес бутылку красного вина. Грету приводило в восторг то, что мама сошлась с дядей Роба и родственные связи в их большой счастливой семье лишь укрепились.
Обед пошел на «ура», хотя через некоторое время у Греты случилось что-то вроде легкого несварения желудка. Видимо, причиной была беременность, и ее это ничуть не расстроило. Потом мужчины, в том числе и Крис, отправились на кухню мыть тарелки.
– У меня такое чувство, – немного напряженно сказала Грете Руби, – что тебе есть о чем нам рассказать.
– Нечего мне рассказывать.
Грета заметила, что весь обед мать внимательно на нее смотрела.
– Точно?
Щеки Греты вспыхнули, и она поняла, что краснеет.
– Но как ты догадалась? – пробормотала она.
– По твоему лицу, доченька. Ты напомнила мне кошку, которая съела сметану. Так я не ошиблась?
– Я не понимаю, о чем вы говорите, – призналась Хизер.
– У меня будет ребенок, – прошептала Грета.
– Ага! Я так и знала! – с торжеством в голосе проговорила мать. – А когда?
– Наверное, в конце сентября, но я еще не была у врача.
– И давно ты это знаешь? – сердито спросила Хизер.
– Два месяца.
– И ты ничего мне не сказала! А Ларри знает?
– Конечно.
– Но это нечестно!
– Хизер, не говори глупостей, – раздраженно бросила Руби. – Ларри ее муж.
– А я ее сестра. Я хотела, чтобы дети родились у нас одновременно. А теперь я отстаю.
– Хизер, это ведь не гонка. И вообще, не вмешивайся – и я не буду.
– Когда мы уезжали, все было уже забыто, – рассказывала Руби по пути домой. – Роб и Ларри так и не узнали о маленькой размолвке между девочками. Думаю, Хизер считает, что они не две отдельные пары, а неразлучная четверка, и она ожидает, что между ними с Гретой будет существовать такая же близость, как между ней и Ларри. Как ни странно, Грета с самого начала была более независимой. Дернул же меня черт за мой длинный язык!
– Мне так нравится этот твой длинный язык… – ответил Крис. – Кроме того, Хизер и без тебя рано или поздно все узнала бы и расстроилась.
– Пожалуй, – вздохнула Руби. – Знаешь, когда я прихожу к ним, почему-то чувствую себя немного неловко.
Крис с удивлением посмотрел на нее:
– Почему же? Мне редко доводилось видеть такую здоровую и счастливую атмосферу. Несомненно, они обожают друг друга – две самые милые девушки в мире нашли себе двух самых замечательных молодых людей. Дорогая, родителям следует волноваться, только если жизнь у их детей не складывается, – а не наоборот.
– Мне все это кажется чуточку ненастоящим, – медленно проговорила Руби. – Это как сказка или то кино, которое мы видели, – «Зачарованный дом». Меня не покидает ощущение, что все это не продлится долго, что их счастье что-то нарушит.
– Ну разумеется, долго это не продлится. Они немного охладеют друг к другу, свыкнутся со своим положением, начнутся мелкие ссоры. Девочки станут бегать к мамочке жаловаться… Но это не будет означать, что любовь прошла.
– Странно слышать такое от холостяка. Ты так говоришь, словно у тебя уже было пять жен. Мы тоже рано или поздно пройдем через все это?
– Нет, у нас все будет по-другому, – усмехнулся Крис. – Мы станем исключением из правила.
Наступил апрель. Пора было сообщить Мэттью Дойлу и жильцам, что в конце июля она переезжает из дома на краю Принцесс – парка: третьего августа, в сороковой день рождения Криса, они должны были пожениться.
– Я получу самый лучший подарок, которого когда-либо удостаивался мужчина! – радостно сказал Крис. – Тебя!
Руби знала, что слишком затягивает с предупреждением: жильцам необходимо время, чтобы подыскать себе новое жилье, а Мэттью Дойл, несмотря на все свои недостатки, был очень терпимым хозяином дома.
Однако она все никак не решалась произнести нужные слова, поэтому вздохнула с облегчением, когда Мэттью Дойл в свой следующий приход сам поднял эту тему. Он уже знал, что Руби выходит замуж, – ему сказала Грета.
– А твой новый муж не против жить в одном доме с жильцами? – спросил Дойл, сидя на кухонном стуле и вытянув длинные ноги в блестящих туфлях ручной работы. Как обычно, он был в дорогом костюме, белой рубашке и шелковом галстуке.
– Это ненадолго: мы собираемся купить дом.
– Где?
Руби пожала плечами:
– Еще не знаю. Мы уже посмотрели пару вариантов.
– И когда ты собиралась сообщить мне о своем уходе?
– Уже давно, но все время откладывала это на потом. Мэттью Дойл глянул на нее исподлобья:
– И почему же?
– Сама не знаю.
Вообще-то Руби знала, почему тянет время: у нее было странное чувство, что она сжигает за собой все мосты. Это было просто смешно – что плохого могло произойти?
– Извини, – сказала она. – Я работаю до конца июля. Я сегодня же скажу об этом жильцам.
– В таком случае я подаю заявку на снос дома.
Ливерпульский футбольный клуб «Эвертон» играл на выезде с лондонским «Арсеналом». Это был последний выездной матч в сезоне. Когда в субботу днем Грета и Хизер вернулись с работы, «фольксвагена» не было на его обычном месте под окнами квартиры.
– А я думала, что они поедут на поезде, – заметила Хизер.
– Наверное, передумали – тем более что погода наладилась.
Всю ночь лил дождь, но с утра выглянуло солнце.
– Может, перед уборкой перекусим? – предложила Грета. – Сделаем гренки с бобами или что-то в этом роде. Я проголодалась.
– Это потому, что ты ешь за двоих, – напряженным голосом ответила Хизер. Ее до сих пор немного раздражало то, что Грета не сразу рассказала ей о своей беременности. По этой же причине Хизер не хотела сообщать сестре, что, вероятно, тоже ждет ребенка. Впрочем, это было всего лишь предположение: просто месячные, обычно начинавшиеся день в день, задерживались на целую неделю.
– Скоро мне понадобится новая одежда, – довольно поведя плечами, произнесла Грета. -Давай наследующей неделе сходим в перерыв в магазин для будущих мам?
– Хорошо, – по-прежнему холодно сказала Хизер. Однако идея побродить по отделам матери и ребенка в больших магазинах была настолько привлекательной, что она тут же добавила:
– С удовольствием!
Они улыбнулись друг другу.
Хизер поставила чайник, а Грета включила радио. Она стала крутить ручку настройки, надеясь найти что-нибудь веселое, когда услышала песню из замечательного фильма «Карусель». Женский голос пел «Ты никогда не будешь один».
– Послушай! – воскликнула Грета.
– Я слышу.
Подпевая радио, они стали резать хлеб для тостов.
Тем временем в миле от них Руби слушала ту же песню, гладя вещи жильцов и тихонько напевая себе под нос. Она никогда не гладила собственную одежду и терпеть не могла делать это для других, но слова этой чудесной песни были настолько трогательными, что у Руби поднялось настроение.
«Еще пара месяцев, – подумала она, – и я навсегда забуду про глажку».
Сидя в доме рядом с Орнелл-парком, Мойра Донован просматривала образцы вязания, которые принесла ее подруга: Мойра собиралась связать себе жакет. В другой комнате играло радио, а в окно смотрело теплое майское солнце.
– Мне нравится вот это, – сказала Мойра, вытащив один из образцов. – Думаю, у меня получится – узор не такой уж и сложный.
– Я сделаю кружевные оторочки, – предложила Элли Уайт. Она знала о вязании почти все.
– Спасибо. Интересно, у Греты будет мальчик или девочка? – задумчиво произнесла Мойра.
– А кого хочет твой Ларри?
Мойра засмеялась:
– Он в любом случае будет на седьмом небе от счастья. Главное, чтобы ребенок родился здоровым.
– Надеюсь, у Роба с Хизер тоже будет маленький. Мы всегда все делали одновременно, и мне хотелось бы, чтобы мы и бабушками стали вместе.
– Элли, правда, нам повезло с сыновьями и их женами? – торжественно проговорила Мойра.
– Конечно. Нам вообще грех жаловаться на что-либо. О, послушай! Как называется кино, в котором была эта песня?
– «Карусель». Ребята водили девочек смотреть его вскоре после того, как они познакомились. Ларри всегда пел эту песню в ванной – если это можно назвать пением. Честно говоря, мне это скорее напоминает мычание.
– «Ты никогда не будешь один…» – запела Элли.
Мойра стала подпевать.
Телефон зазвонил в шесть часов, когда Руби одновременно размышляла над несколькими вопросами. Что надеть в ресторан, куда ее пригласил Крис? Понравится ли ей жить в северной части Ливерпуля, ведь она всю жизнь провела в южной? Хватит ли жильцам еды на ужин? Дело было в том, что мистер Оливер решил вечером остаться дома.
Руби вышла в прихожую. Телефон стоял на столе, рядом с деревянным ящичком – звоня куда-нибудь, жильцы должны были бросать туда деньги.
Она подняла трубку.
– Руби? Это Альберт Уайт.
– Привет, Альберт, – сказала она отцу Роба. – Как дела?
– У меня очень плохие новости. Ты сейчас сидишь?
Присесть было некуда. Руби намеренно не ставила рядом со столом стул: в противном случае жильцы разговаривали бы по телефону слишком долго.
– Что случилось? – спросила она.
Возможно, сорвалась покупка домов? Плохо, конечно, но они найдут другие.
– Руби, я не знаю, как это сказать, но ребята попали в аварию…
Когда матч закончился, в Лондоне шел дождь. Вскоре после того как Роб с Ларри отъехали от стоянки, встречный грузовик повело на скользкой дороге, и он врезался в их «фольксваген». Оба погибли на месте. Прибывшие на место аварии полицейские позвонили своим коллегам в Ливерпуль, и те отправились по адресу, указанному в водительских правах Роба.
– Девочки уже знают? – ошеломленно проговорила Руби. В квартире ее дочерей не было телефона.
– Пока еще нет. Мойра и Элли только что сели в такси и поехали к ним… – Голос Альберта сорвался. – Руби, ну как мы теперь будем жить?
– Я сейчас же поеду к девочкам!
– К тебе должен заехать Крис. Пожалуйста, Руби, не выходи из дому одна, дождись его.
Руби бросила трубку, решив, что никого ждать не станет. Если она побежит, то будет в квартире девочек уже через десять минут.
– Миссис О'Хэган! – долетел с лестницы голос Ирис Маллиган. – Это обязательно – оставлять дверь кухни открытой и включать так громко радио? Из-за вас я не могу заснуть.
– Идите к черту! – раздраженно ответила Руби.
– Прошу прощения?
– Я сказала, идите к черту! – Руби схватила с вешалки пальто, даже не заметив, чье оно.
– Миссис О'Хэган, что-то случилось?
Не ответив, Руби открыла дверь и бросилась бежать.
От волнения она умудрилась сбиться с пути, хотя знала эти улицы как свои пять пальцев. Когда Руби наконец достигла дома девочек, в боку у нее сильно кололо и она едва дышала. Мойра Донован и Элли Уайт как раз выходили из такси. Плача и поддерживая друг друга, они двинулись к входной двери. Руби понимала, что они потеряли сыновей, причем Роб был единственным ребенком в семье, но сейчас ее больше всего беспокоило состояние дочерей.
Дверь открыла Хизер.
– Привет, – с улыбкой сказала она, вытирая о передник перепачканные в муке руки. В квартире пахло печеньем.
Но как только Хизер разглядела выражение лиц трех женщин, улыбка сползла с ее лица.
– Что случилось? – спросила она.
– О Хизер! – воскликнула Руби, прижав дочь к груди.
Появилась Грета.
– Мама, что такое?
– Грета, подойди.
Руби прижала к себе старшую дочь, и какое-то время они стояли так втроем, но потом Грета отстранилась.
– Мама, что-то с Ларри? – истерически вскрикнула она. – И с Робом? Они так до сих пор и не вернулись! Ма-ама!!!
Девочки были безутешны, и помочь им было невозможно. Они плакали в объятиях друг друга и матери. Приехали отцы Роба и Ларри, но сейчас Руби и ее дочерям было не до них.
Кто-то, кажется мужчина, попытался обнять и утешить Руби, но она его оттолкнула.
Сделали чай. Постоянно звучали слова сочувствия. Потом появился доктор, но все, что он мог сделать, – это оставить снотворное.
Потом все ушли, оставив Руби, Грету и Хизер одних. У родителей Роба и Ларри было свое горе.
Неделю спустя, ранним майским утром, два молодых человека, лучшие друзья на протяжении всей своей короткой жизни, были похоронены в соседних могилах. Стояли чудесные деньки, солнечные и теплые. По кладбищу тянулась легкая белая дымка, но к тому времени, как кошмарный обряд был завершен, она развеялась. Грета и Хизер едва держались на ногах. Поминки никто не устраивал – решили, что это было бы слишком мучительно для юных вдов.
– Хочешь, я поеду с тобой? – спросил Руби Крис.
– Нет, спасибо, – вежливо ответила она. – Что-то я не в настроении.
– Понятно, – с грустью проговорил он.
После похорон прошла неделя, еще одна, потом месяц… Почти все время Руби проводила в квартире с девочками -убирала за ними, заставляла их есть… Обе они были беременны, и им необходимо было питаться как следует. Руби понятия не имела, что происходит с жильцами, и ее это ничуть не интересовало.
– Знаешь, чего мне хочется? – как-то сказала Хизер.
– Чего, милая?
– Вернуться в нашу старую комнату. – Хизер обвела взглядом мрачный, тусклый маленький зал, который никогда раньше не казался ей ни мрачным, ни тусклым. – Мне больше не хочется здесь оставаться – все напоминает мне о Робе. Не то чтобы я не хочу о нем вспоминать, – продолжала она, – но эта комната была нашим с Робом укромным уголком, нашим домом, и я не хочу жить здесь, когда его больше нет.
– А ты, Грета? – спросила Руби.
– Я чувствую то же самое.
– Тогда давайте соберем вещи, и поехали домой.
Руби была в замешательстве. Спустя шесть недель она должна была выйти за Криса, они собирались купить дом… Но она не могла оставить дочерей в таком состоянии, и настроение ее было отнюдь не свадебным. Руби решила, что следует перенести свадьбу на Новый год, а может, на февраль или март – к тому времени у девочек уже родятся дети, а горе хоть немного, да утихнет.
И тут она наконец вспомнила, что предупредила Мэттью Дойла и жильцов о том, что в августе больше не будет исполнять свои обязанности по дому.
Всю эту неразбериху необходимо было распутать, и прежде всего следовало поговорить с Крисом. Руби с удивлением подумала, почему она не сделала этого до сих пор. Впрочем, в последнее время он практически не появлялся.
Позвонив в полицейское отделение, она узнала, что у Криса сегодня выходной. Тогда она позвонила ему домой. Крис отвечал ей дружелюбно, но его голосу недоставало обычной теплоты. Руби понимала, что последние месяцы уделяла ему слишком мало внимания, но неужели он забыл о горе, случившемся в ее жизни?
С тех пор как Руби в последний раз смотрела на себя в зеркало, прошло, казалось, несколько лет. Увиденное ужаснуло ее. Ее обычно блестящие волосы были похожи на жесткую шерсть, кожа стала одутловатой, а глаза казались мертвыми. Необходимо было придать себе более презентабельный вид: что-то в тоне Криса ее встревожило. Руби вымыла волосы с кондиционером, умылась холодной водой, закапала глаза успокоительными каплями и решила, что наденет то самое красное платье, в котором она была, когда они с Крисом познакомились. Наконец она тщательно наложила макияж. И хотя после всех этих процедур Руби стала выглядеть намного лучше, ее лицо все еще было слишком бледным. Зайдя в комнату к девочкам, она попросила у них румяна.
Грета и Хизер о чем-то тихо говорили, полулежа на своих постелях. Нескончаемый, выматывающий душу Руби плач уже прекратился, но девочки казались неживыми. Руби понимала, что они никогда уже не будут такими, как раньше, однако, когда она глядела на них, лежащих в своей старой комнате, ей почему- то казалось, что Роб и Ларри были лишь сном, что на самом деле их никогда не существовало. Ее дочери вернулись домой, и у нее было такое чувство, будто они никуда и не переезжали.
Руби обняла Криса за шею и поцеловала. Поправляя его растрепанные волосы и галстук, она подумала, что совсем забыла, как он выглядит.
– Как же я по тебе скучала! – проговорила она.
– Сомневаюсь, Руби. Я так думаю, ты лишь недавно вспомнила о моем существовании.
– Не говори глупостей. – Она сжала его запястье. – Пошли в дом.
Они прошли в холл, и Крис сразу же сел в кресло – тогда как Руби ожидала, что он усядется на диван и сожмет ее в своих объятиях.
– Хочешь кофе или чай? – немного испугавшись, спросила она. Все это было совсем не похоже на прежнего Криса.
– Нет, спасибо.
– Крис, что случилось? – сказала Руби, ощущая, как в ее животе сворачивается тугой комок страха. Что-то было не так.
– Как девочки?
– Неважно. Сомневаюсь, что они когда-нибудь станут прежними.
Крис кивнул:
– Шрамы останутся на их сердцах до конца жизни.
– Как и на моем! – пылко воскликнула Руби.
– А также на сердцах многих других людей, – глядя ей прямо в глаза, произнес Крис. – Ты об этом не думала, ведь так? Моя сестра потеряла своего единственного ребенка. Ей хотелось разделить горе с его женой, с Хизер, – они хоть как-то утешили бы друг друга. Им с Альбертом было бы очень приятно узнать, что Хизер носит под сердцем единственного внука, который у них будет, но они узнали об этом лишь случайно.
– Я тебя не понимаю, – сказала озадаченная Руби.
– Руби, ты не подпускала к своим дочерям всех остальных, – мягко произнес Крис. – Тебе не приходило в голову, что другие люди горюют так же сильно, как твои девочки? Ты и меня не подпускала. Я пытался как-нибудь утешить тебя, но тебе это было не нужно. Тебе не нужен был я! Ты просто оттолкнула меня.
– Я неумышленно! – воскликнула Руби.
– Я знаю, дорогая. Я понимаю, что все это произошло помимо твоей воли. Но теперь я задаю себе вопрос: зачем жениться на женщине, на которую ты не можешь положиться в случае, если произойдет что-то ужасное? Должно быть, я значу для тебя очень мало.
– Ты значишь для меня все на свете, все! – вскричала Руби.
– За последние несколько недель я сильно в этом усомнился, – с грустью сказал Крис. – Я не знаю, можно ли любить кого-нибудь слишком сильно, но ты любишь своих девочек так, что забываешь обо всех остальных. Если бы мы поженились, я всегда чувствовал бы себя лишним, и, боюсь, так не пойдет. Я надеялся, что как муж я стану для тебя самым главным человеком на свете.
– Но так оно и было бы, ты и так самый главный для меня человек!
Руби захотелось броситься к Крису, припасть к его ногам, но у нее было ужасное предчувствие, что он оттолкнет ее – так же, как, по его словам, она оттолкнула его.
– Нет, Руби, это не так – хоть я очень хотел бы, чтобы это было правдой.
– Значит, мы не поженимся? -дрожащим голосом спросила Руби.
– Думаю, это было неудачной идеей.
Руби встала и начала нервно расхаживать по комнате, затем резко повернулась к Крису:
– Как же ты можешь поступать так со мной сейчас?!
– А ты думаешь, я этого хочу?! – крикнул Крис, ударив кулаком по подлокотнику кресла.
На ее памяти это был первый раз, когда он не владел собой.
– Это было последнее, что я хотел бы сделать, – продолжал он. – Я не собираюсь взвешивать на весах нашу любовь друг к другу, это бессмысленно. Но я хочу чувствовать себя необходимым, понимаешь? А прошедшие недели показали, что я тебе совсем не нужен.
– О, Крис!
Руби заплакала, и он прижал ее к груди.
– Пожалуйста, не плачь, – произнес он, сам с трудом сдерживая слезы. – Ты забудешь меня намного быстрее, чем я тебя. Я буду любить тебя до конца жизни.
– Неужели ничего нельзя исправить? – всхлипывала Руби.
– Мне очень жаль, Руби. – Крис подошел к двери. – Можно мне напоследок повидаться с девочками?
– Ну конечно.
Он поцеловал ее в лоб и вышел из комнаты. Руби услышала, как он постучал в дверь спальни, и села, обхватив голову руками. С запоздалым раскаянием она вспомнила, сколько раз за последнее время она отталкивала его, отвергала его участие… Как-то она даже не впустила его в дом. Ей казалось, что Крис ее поймет, но поняла бы она на его месте? Как ни крути, она потеряла его по своей вине.
Как долго Крис пробыл в спальне девочек, Руби не смогла бы сказать. Выйдя оттуда, он произнес:
– Они держатся лучше, чем я ожидал. Наверное, юные сердца крепче старых. Можно я дам тебе один совет?
– Да, конечно.
– Позвони Элли и Мойре и пригласи всех к себе. Не хочу показаться грубым, но ты всех здорово обидела. Ты перевезла девочек сюда, не сказав никому ни слова, – как будто Уайты и Донованы никогда не существовали. Если ты хоть немного ценишь их дружбу, предлагаю попытаться все исправить, пока еще не слишком поздно. Ты не забыла, что Грета и Хизер теперь являются членами их семей?
Месяц спустя выяснилось, что у Греты будут близнецы.
– У Ларри был брат близнец, – сказала она, когда они вернулись из больницы. – Но он родился мертвым.
– Я этого не знала! – воскликнула Руби.
– Я тоже, – нахмурилась Хизер. – Почему ты не сказала нам этого раньше?
– Потому что Ларри не хотел, чтобы об этом было известно. Он просил меня сохранить это в тайне. – Грета вздохнула и осторожно похлопала себя по животу. – Он был бы так рад!
Все жильцы заявили, что хотели бы остаться. Руби мимоходом сказала себе, что хотя бы что-то получается у нее хорошо. Мистер Хэмилтон и мистер Оливер даже не начинали искать новое жилье, мистер Кеппель нашел себе новое место, но отказался от него, когда узнал, что есть возможность остаться, а миссис Маллиган заявила, что сколько она ни пыталась, так и не смогла подыскать себе что-то хоть немного подходящее.
Когда-то Руби многое отдала бы, чтобы никогда больше не видеть Ирис Маллиган, но за последнее время ее отношение к этой женщине кардинально изменилось в лучшую сторону. В период, когда Руби и думать забыла о своей обязанности кормить и обстирывать жильцов, Ирис выполняла – или организовывала – всю работу за нее: готовила еду, стирала белье, убирала в доме, отвечала на телефонные звонки, собирала плату за жилье, закупала все необходимое…
– Я распределила все обязанности более или менее справедливо, – рассказывала она Руби. – Мистеру Оливеру я поручила глажку, мистер Кеппель чистил картошку и накрывал на стол, а мы с Дереком… – она слегка покраснела, – я хотела сказать, с мистером Хэмилтоном, ходили по магазинам.
Дерек Хэмилтон, раздражительный пятидесятилетний холостяк, в прошлом заклятый враг Ирис Маллиган – он постоянно громко включал телевизор, – теперь превратился в ее лучшего друга. Телевизор по-прежнему орал на весь второй этаж, но это уже не имело значения, поскольку большую часть времени Ирис проводила в комнате Хэмилтона за просмотром этого самого телевизора.
«Нет худа без добра», – подумала Руби.
Она предупредила жильцов, чтобы те не слишком рассчитывали, что все пойдет, как раньше. Она написала хозяину дома письмо, в котором сообщила об изменении своих планов, но ответа так до сих пор и не получила. Нельзя было исключать того, что Мэттью Дойл не захочет оставлять ее в доме.
– Я уже подал заявку на снос дома, – сообщил Мэттью Дойл, наконец появившись на краю Принцесс-парка.
Стоял жаркий, душный июльский день. На Дойле были хлопчатобумажные брюки и рубашка с короткими рукавами, верхние пуговицы которой были расстегнуты, открывая худую шею. Тонкие руки Мэттью были покрыты темным загаром.
– Архитектор уже разрабатывает проект, – добавил он.
– Проект чего? – сухо поинтересовалась Руби.
– Блока из четырех смежных коттеджей с гаражами на заднем дворе. В таком месте я смогу продать каждый коттедж за тысячу восемьсот фунтов.
Закусив губу, Руби сказала себе, что ей следует держаться с Мэттью повежливее, – хотя это было сложно.
– А ты не мог бы отложить это все на несколько лет? – взмахнув ресницами, заискивающе спросила она, но тут же все испортила, добавив:
– Я уверена, у тебя и так денег куры не клюют и лишних несколько тысяч особо ничего не изменят, разве нет?
К ее раздражению, Мэттью громко расхохотался:
– Другие на твоем месте пресмыкались бы передо мной, но ты, Руби, не такая. Даже прося об одолжении, ты все равно держишься вызывающе.
– Вовсе не вызывающе – я просто обращаю твое внимание на очевидные вещи.
Мэттью саркастически выгнул бровь:
– И ты считаешь, что поступаешь тактично?
– А что я должна была делать? – воинственно спросила Руби. – Опуститься на колени и умолять тебя?
– Многие так бы и поступили.
– Ну что ж, я не многие. Я – это я! – заявила Руби и осеклась – она опять все делала не так. – В своем письме я рассказала, что у нас произошло.
– Я и без того все знал. Вообще-то я даже прислал венок на кладбище. В своем письме ты ничего не написала про свадьбу. Разве ты не выходишь замуж через несколько недель?
Руби не упомянула о расставании с Крисом, потому что решила: Мэттью Дойла это не касается.
– Свадьба отложена, – бросила она.
– Понимаю, – кивнул Мэттью, и это тоже задело Руби, так как он не мог ничего понимать. – Как Грета с Хизер? Я могу их увидеть?
– Они пошли на прогулку. Хизер постепенно приходит в себя, но Грета… – Руби помолчала. – Она ждет двойню. Она… – тут Руби замолчала вновь.
– Что она? – спросил Мэттью.
– Она разговаривает с Ларри во сне, как будто он все еще жив, а в то время, когда он обычно возвращался с работы, она постоянно поглядывает на часы. Есть и другие тревожные признаки.
В частности, Грета иногда спрашивала, где лежат рубашки Ларри, – ей якобы нужно было их погладить – или готовила ему бутерброды на работу.
– Когда моя бабушка умерла, я отказывался в это верить. Я часто закрывал глаза и пытался представить, что она в комнате. – Мэттью улыбнулся этим воспоминаниям, его глаза потеплели. – Иногда мне это удавалось – и тогда мы с бабушкой разговаривали.
Руби растерянно молчала: ей сложно было представить себе такого Мэттью Дойла. Он всегда казался ей воплощением жесткого бизнесмена.
– И сколько тебе тогда было лет? – наконец спросила она.
– Тринадцать. Я был совсем один в этом мире. Моя мама сбежала куда-то сразу после моего рождения, оставив меня бабушке. Должно быть, у меня был отец, но, кто он такой, никто не знает.
– И как же тебе удалось выбраться из всего этого? – с неподдельным интересом произнесла Руби.
Мэттью оперся о стол худыми локтями:
– Началась война – к тому времени тебя уже не было в Фостер-корт. Я попытался найти работу, но взять меня тогда мог разве что безумец. Я почти не умел читать и писать – бабушка научила меня лишь самым основам, – кроме того, на вид я был кожа да кости. Люди до сих пор иногда говорят, что я похож на скелет, – ты только представь, как я выглядел тогда. А потом надо мной сжалился Чарли Мерфи.
– Хозяин Фостер-корт?
– Точно. Наш дом тоже принадлежал ему. Он мог достать разные полезные вещи – сначала это были только продукты, украденные в доках. Сахар, чай, фрукты… Я разносил все это людям, собирал деньги, принимал заказы. Чарли отстегивал мне процент от суммы. Это немного напоминало работу посыльного ломбарда, – с усмешкой заметил Дойл.
– Я занималась честным и законным делом! – воскликнула Руби. – А ты участвовал в преступном бизнесе.
– Я знал, что тебя это возмутит, – сказал Дойл, после чего протянул руку и похлопал ее по плечу.
Руби уже хотела дать нахалу отповедь, но, как только его плоть коснулась ее плоти, внутренности Руби пронзил все тот же трепет, который она так часто испытывала в присутствии Мэттью. Она оттолкнула его руку и спросила:
– Разве Чарли не погиб во время налетов?
– Погиб. Но к тому времени я уже знал, как работает этот бизнес – вообще-то люди называли его «черным рынком», – так что я занял его место. Выбор был прост: либо ты занимаешься этим, либо голодаешь. – Дойл пожал плечами. – Масштабы бизнеса все увеличивались, но я знал, что, как только война закончится, закончится и он. Так что я начал скупать недвижимость. Вскоре я познакомился с тобой.
– Но ведь масштабы твоего бизнеса увеличиваются и по сей день?
– Я только что вернулся из Австралии. Собираюсь заняться плавательными бассейнами. Твое письмо я увидел лишь вчера.
И сразу приехал к ней! Руби подумала, не заблуждается ли она насчет Мэттью Дойла, но в этот момент дверь открылась и в кухню вошли Грета с Хизер. К удивлению Руби, они явно обрадовались, увидев Дойла, – особенно Грета, которая даже заплакала.
– Я так рада вас видеть! – воскликнула она.
Мэттью обнял и поцеловал Грету, затем вытер ее слезы идеально отглаженным носовым платком.
– Я тоже очень рад видеть вас обеих, – сказал он.
Несколько минут спустя Дойл ушел, так и не сказав Руби, оставляет ли он ей дом. Руби решила, что, по всей видимости, оставляет.
– Странный человек, – задумчиво сказала она дочерям. – Подумать только: крупный бизнесмен сам собирает арендную плату.
– Не вижу в этом ничего странного, – возразила Хизер. – И он собирает только нашу арендную плату: мы ему нравимся, и он хочет с нами дружить.
Грета поддержала сестру:
– Он классный! Робу с Ларри дядя Мэттью тоже очень нравился. Он обычно доставал им билеты на… ой! – Закрыв рот ладонью, она выбежала из комнаты.
– Куда билеты? – спросила заинтригованная Руби.
– На футбол, – коротко ответила Хизер. – На самые лучшие места на стадионе. Пойду посмотрю, как там Грета.
Вечером, когда девочки смотрели в зале купленный недавно телевизор, Руби сидела на кухне и писала письмо матери. В нем она рассказала о происшедшей недавно трагедии и сообщила, что уже не выходит замуж. Они с Оливией не виделись со дня свадьбы девочек. Закончила Руби словами: «Когда родятся малыши Греты, я сообщу вам, и вы сможете приехать на крещение».
Она написала адрес, запечатала конверт и достала еще один лист бумаги. Второе письмо предназначалось Бет. Руби подумала, что следовало позвонить в Америку еще несколько недель назад, но изложить ужасные события на бумаге было проще, чем по телефону. Если бы ей пришлось пересказывать все вновь, она наверняка расплакалась бы и не смогла говорить.
Закончив письмо, она облегченно вздохнула и отложила оба конверта в сторону.
Опершись подбородком о ладони, Руби долго смотрела в никуда. Не так давно она сидела на этом самом месте и думала о том, что вскоре все в ее жизни изменится. Девочки тогда уже вышли замуж, и сама она собиралась сделать то же самое через несколько месяцев.
Но теперь Руби казалось, что ей суждено провести в доме миссис Харт всю жизнь и любые попытки вырваться отсюда обречены на провал.