В последние дни погода в Рокфорде выдалась на редкость чудесная. Ни одного дождливого дня или даже намека на тучи, а температура воздуха достигла относительно высокой для мая отметки. Деревья успели полностью обзавестись новой, свежей листвой, а цветы – распуститься и хоть немного разбавить наш вечно тусклый город яркими красками.
Не могу припомнить, когда в последний раз просто прогуливалась по улицам, никуда не спеша и ни от кого не убегая, поэтому сейчас неторопливо шагая по набережной после несколько часовой уборки в квартире Марка, я получаю давно забытое наслаждение от уединения с вечерним городом.
Теплый легкий ветер приятно ласкает кожу, попутно играя с разметавшимися по плечам волосами. Мерно текущая Рокривер успокаивает нервы и волшебным образом притупляет негативные эмоции, пока я завороженно наблюдаю за опускающимся солнцем. Своим уходом за горизонт оно разливает в небе палитру из сотен розовато-оранжевых оттенков.
Добравшись до главной обзорной площадки променада, я облокачиваюсь на бетонные перила и подолгу всматриваюсь в умиротворяющий речной пейзаж, вдыхая воздух с нотками сырости и запахом тины. Возможно, большинству такой аромат придется не по вкусу, но для меня – это чистейший кайф. Особенно после вечных клубов табачного дыма, в которых я пребываю каждую ночь.
Каждую, но только не сегодня – благодаря обещанию Эмилии помочь мне в финансовом плане я впервые решила позволить себе отпроситься со смены, чтобы суметь пополнить резервы своих сил.
Мне это нужно. Крайне необходимо. Совсем немного отдыха в виде глотка свежего воздуха, сытного ужина и продолжительного сна, чтобы после вновь приняться за работу и продолжить отдавать долги, которые, как мне кажется, никогда не исчезнут.
Через некоторое время от разглядывания водной глади меня отвлекает женский смех, раздающийся неподалеку. Поворачиваю голову и становлюсь свидетелем милой картины влюбленной парочки. Мне даже издалека видно, как горят их глаза при взгляде друг на друга.
Да… Я видела подобное уже не раз, но только наблюдая со стороны как зритель. На себе же мне посчастливилось поймать лишь иллюзию подобного взгляда, за которым крылось нечто совсем иное и крайне омерзительное.
Ну вот… Я опять это делаю. Опять думаю о нем… Хотя пообещала же больше не подпускать к себе ни единой мысли об этом человеке. Он не достоин даже короткого воспоминания. Я это понимаю. Я хочу, чтобы его не было в моей голове, но стереть лицо Адама из памяти у меня так и не получается. Стоит на миг прикрыть глаза, как его образ тут же всплывает перед внутренним взором, посылая по телу фантомные ощущения касаний его пальцев, губ, крепкого тела… а в этот раз вслед за иллюзией его присутствия неожиданно и совсем некстати еще приходит и новая череда негативных чувств.
С каждым новым вдохом я все острее ощущаю, как ко мне возвращаются грусть, печаль, тоска, отчаяние. Сразу. Вместе. Мощно. Не жалея. Так, что непроизвольный тихий стон вырывается из горла от навалившейся на меня лавины меланхолии.
Я сокрушенно опускаю голову на руки и, помня, как в детстве слезы помогали мне сбросить груз с души, пытаюсь заплакать. Но, к сожалению, и в этот раз у меня ничего не получается. Ни одной долбаной слезинки не удается выжать из себя ни через пять минут, ни через десять, ни даже через час. Только когда на набережную полностью опускаются сумерки, я решаю смириться и вернуться домой, чтобы постараться хотя бы до утра найти спасение во сне, в котором, без сомнений, Он вновь придет ко мне.
Я начинаю спускаться со смотровой площадки вниз, стараясь не думать о предстоящих сексуальных кошмарах, как вдруг сигнал айфона в сумке останавливает меня. Достаю смартфон и заранее напрягаюсь, ожидая увидеть очередное напутствие от Харта. Однако меня разом отпускает, когда понимаю, что это не он.
Остин: «Привет, малышка, как ты?»
Стоит только прочитать имя адресата, и сердце вмиг заходится неистовым боем, с каждым стуком все сильнее выделяя из всего меланхолического клубка эмоций смертельную тоску по Остину.
Николина: «Все хорошо, как ты? Когда вернешься?»
Остин: «Уже завтра. Соскучилась?»
Николина: «Очень».
Хочу отправить один из самых честных ответов за прошедшую неделю, но в последний момент передумываю и исправляю.
Николина: «Мечтай. Несколько дней мне никто не выносил мозги своими нравоучениями. Не это ли счастье?»
Остин: «Договоришься, Джеймс. Узнаю, что опять что-то натворила, вынесу тебе не только мозги».
Этого не случится, Остин, я сделаю все, что в моих силах, чтобы ты никогда ни о чем не узнал.
Остин: «Может, сразу хочешь во всем сознаться?»
Эти слова точно пули простреливают во мне сквозные дыры, и в них ловко заползает нехорошее предчувствие. Однако я решаю не поддаваться ему раньше времени, успокаиваю себя и отвечаю: «Опять подозреваешь меня в чем-то?»
Остин: «А стоит?»
Николина: «Если ты все еще не веришь в мою историю про пиджак Марка, то тебе лучше спросить у него».
Уверенно набираю текст, заранее оповестив мудилу, что именно ему следует сказать Остину для подтверждения моей очередной лживой истории.
Остин: «Уже спросил».
Сердце пропускает удар.
Николина: «И?»
А сейчас и вовсе останавливается на все время, пока я в тягостном томлении ожидаю ответа.
Ну же… Марк, не добавляй мне еще одного повода желать убить тебя собственными руками.
Остин: «Он сказал, что ты не соврала».
С облегчением выдыхаю, устало прислоняясь бедрами к перилле.
Остин: «А еще… что вы с ним подружились».
Ну конечно… Эндрюз не был бы собой, если бы не ляпнул лишнее.
Николина: «Пришлось закидаться успокоительными и пойти на это ради Эми».
Отсылаю сообщение и в желании свернуть эту тему моментально строчу следующее: «Ты мне так и не сказал, куда именно уехал».
Остин: «Все расскажу, когда приеду. Поделись лучше, где ты сейчас находишься?»
Не совсем понимаю, зачем ему нужна эта информация, но тем не менее отвечаю: «На набережной. В том месте, где мы с тобой любили часами сидеть и любоваться закатом».
Остин: «Ты имеешь в виду, где я любил сидеть, а ты – без остановки танцевать перед моим носом?»
Уголки моих губ приподнимаются в слабом подобии улыбки.
Николина: «Именно».
Остин: «И что, уже станцевала сегодня?»
Николина: «Конечно. Целое представление людям устроила».
Остин: «Маленькая врунишка».
Да уж… Это мягко сказано, Остин. Скорее я огромный кусок пропитанного ложью дерьма.
Остин: «Но ты можешь без труда превратить свои слова в правду».
Николина: «Что ты имеешь в виду?»
Остин: «Станцуй».
Николина: «Еще чего?!»
Остин: «Станцуй».
Николина: «Даже не подумаю».
Остин: «Не думай, а просто станцуй».
Николина: «Но я здесь одна».
Остин: «Это проблема?»
Николина: «Как минимум странность».
Остин: «В таком случае как прекрасно, что ты на всю голову повернутая ;)))»
Я начинаю улыбаться чуть шире, понимая, что Остин прав: я, безусловно, со странностями, но тем не менее никогда не додумывалась танцевать в гордом одиночестве посреди улицы.
Осматриваюсь по сторонам. На набережной с приходом темноты быстро стало немноголюдно, но я все равно продолжаю считать это нелепой затеей и неуверенно мешкаю.
Остин: «Давай же, малышка, смелее», – подначивает он, будто чувствует мои колебания даже на расстоянии.
Остин: «Или ты совсем стала трусишкой?».
Поджимаю губы, задумчиво хмурясь.
Остин: «У маленькой Ники не хватает смелости? Теряешь хватку, Джеймс».
Приходит еще одна провокация через минуту моего молчания, и я сдаюсь.
Николина: «Кем-кем, а трусишкой я себя точно не считаю, Рид».
Отправляю сообщение, опускаю сумку на землю и прикрываю глаза, некоторое время внимательно прислушиваясь к телу. И когда оно начинает «говорить», мне становится совсем неважно, как я выгляжу со стороны и что подумают люди. Так же как и полное отсутствие физических сил нисколько не мешает мне растворяться в танце, отключив голову и позволив телу самому руководить процессом, подбирая необходимые движения. Сначала плавные, легкие, воздушные, будто играющие на тонких струнах моей души дивную мелодию оркестра, исполняющего сложную симфонию, что постепенно набирает темп, звучность и пылкость.
Я даже не задумываюсь над тем, как и что танцевать. Тело живет своей жизнью, переплетая движения в импровизационные связки, создающие нечто поистине волшебное. Это окутывает меня от корней волос до кончиков пальцев блаженной негой и наконец позволяет вышвырнуть из себя весь сгусток негативных чувств и эмоций.
Шаг, второй, «бросок», взмах рукой, поворот, а затем еще один и еще… И так до тех пор, пока во мне исчезает все плохое, гневное, до боли печальное, уступая место в сердце яркому свету, впустив которое я начинаю улыбаться во весь рот. Нет… Не просто улыбаться. Я начинаю прерывисто хихикать, а через несколько секунд и вовсе смеяться во весь голос.
Боже! Я не верю! Я смеюсь, и мне впервые за все эти дни по-настоящему легко! Так тепло, весело, прекрасно! Неужели ко мне вернулось нечто положительное и ясное? Нечто позволяющее вновь поверить, что жизнь во мне еще не совсем погасла.
Да, я в самом деле это чувствую. И расцветаю еще ярче, когда заканчиваю танец и слышу аплодисменты десятка окруживших меня людей. Оказывается, все это время, они молчаливо наблюдали за моим спонтанным выступлением.
– Боже… Спасибо… Спасибо, – засмущавшись, прикрываю лицо руками.
Пытаясь привести дыхание в норму, выслушиваю несколько приятных комплиментов, а после терпеливо дожидаюсь, когда небольшая, приветливая толпа наконец разойдется, и спешу достать из сумки телефон.
Николина: «Я сделала это, Остин, я сделала!»
Остин: «Умница! Я в тебе нисколько не сомневался. И как? Улыбаешься?»
Николина: «Не то слово! Это было потрясающе! Именно то, что мне было нужно. Спасибо тебе».
Остин: «А мне-то за что? Ты сама все сделала».
Николина: «Нет… Это все ты, Остин. Ты всегда знаешь, как поднять мне настроение. Всегда. Как ты это делаешь?»
Остин: «Что за вопрос? Забыла? Я же гений;)»
От переполняющей меня энергии я вся дрожу и не могу устоять на месте. Улыбка не собирается больше сползать с моих губ, но это не мешает неодолимой тоске по Остину накатить на меня с новой силой.
Пальцы требуют написать ему целую поэму о том, как сильно мне его не хватает, но знаю, что ему это совершенно не нужно. С трудом попадая по правильным буквам, я просто отправляю: «Как жаль, что ты меня не видел».
Чуть больше минуты не приходит никакого ответа. Полнейшая тишина, нарушающаяся моим учащенным дыханием и бойким стуком сердца, а затем… в нескольких метрах от меня раздается самый родной и любимый голос на свете:
– Я видел.