Начать сначала

Глава 13

На следующий день Ральф и Пакстон вместе с командой вернулись назад в Сайгон, и все они на обратном пути молчали.

Невозможно видеть смерть, боль, человеческое страдание и не откликнуться на них.

— Достает до печени, верно? — тихо произнес Ральф, сидевший рядом с Пакстон. Звуковика он отправил па переднее сиденье возле водителя.

— Да, — кивнула Пакстон. Она все еще думала о мальчике из Майами. Что за жизнь его ждет, с одной-то рукой. Хуже того, он ведь, может быть, и не выкарабкается. За что они сражаются здесь? Кажется, ни один из них уже не знает этого.

Чистое безумие.

— Тут ты завершишь свое образование, — сказал Ральф. — Почти все, кто пробыл во Вьетнаме достаточно долго, становятся совсем другими людьми.

— Почему? — Пакстон еще не разучилась задавать вопросы.

— Не знаю… слишком многое видят… слишком многое задевает за живое, тревожит… человек становится сердитым, озлобленным, утрачивает иллюзии. Потом парни возвращаются в Штаты, а там все ненавидят их, считают убийцами. Никто не хочет понять. Там, в Штатах, люди слушают радио, торчат в барах, покупают машины, бегают за бабами. Никому дела нет до того, что происходит во Вьетнаме. С самого начала никого это не интересовало. Они и слышать об этом не хотят. Вьетнам? А где это такое? Всем наплевать. Косоглазые воюют друг с другом. Воюют друг с другом, а попутно убивают и наших ребят.

Об этом все забыли. Наши парни подставляют свои задницы под пули ни за понюшку табаку.

— Ты в самом деле так думаешь? — Ей слишком тяжело было слушать его, тем более когда она вспоминала Питера. Ей хотелось верить, что Питер — герой, раз он погиб на этой войне. Но, по правде говоря, он не стал героем даже в ее глазах.

— Да, я так думаю. К сожалению, так думают все. Никто — в самом деле никто — не печалится о том, что тут происходит.

Похоже, люди просто ничего не понимают. Боюсь, я сам ничего не понимаю. Мы пытаемся помочь борьбе Юга против Севера, как это было в Корее, но теперь все происходит иначе: на Юге население тоже сражается против нас. Невозможно даже сказать, кто принадлежит к Вьетконгу, а кто нет. Черт, частенько мне кажется: все они вьетконговцы. Боже, да ты погляди на детишек. Любой из них способен бросить тебе в лицо гранату — им это проще, чем поговорить с тобой. От одной этой мысли можно свихнуться. Никто не знает, кому верить, кого уважать, против кого бороться. Добрая половина наших солдат питает большее уважение к «чарли», чем к собственному командованию. Вьетконговцы дерутся так, как ни одно войско. Армия Юга — это же просто клоуны. Понимаешь, что я хочу сказать? Чистое безумие. Если пробудешь здесь слишком долго, тоже свихнешься. Не забывай об этом, коли начнешь подумывать насчет того, чтобы остаться. Как только ты перестанешь мечтать по десять раз на дню о ближайшем самолете домой, произойдут серьезные неприятности.

Ральф, конечно, слегка поддразнивал девушку, но в то же время он делился с ней серьезными мыслями, и она догадывалась об этом. Во Вьетнаме был какой-то странный соблазн, что-то принуждало оставаться здесь, то ли воздух, то ли запахи, то ли звуки, то ли сами люди, а потом удивительные контрасты Сайгона и немыслимой красоты природы, невинных личиков и страданий народа. Пытаешься убедить себя, что эти люди чисты, что все происходящее причиняет им боль и надо прийти им на помощь, однако в этом многие уже сомневались. Сумеем ли мы помочь вьетнамцам и сами спастись? Может быть, все уже безнадежно? Когда около полудня машина въезжала в Сайгон, Пакстон так и не сумела найти ответ хоть на один из своих вопросов.

Ральф высадил ее у гостиницы и отправился в офис АП в Эден-билдинг. Войдя в вестибюль, Пакстон внезапно ощутила, насколько она грязна. Комбинезон все еще покрыт засохшей кровью, грязью и потом, выглядела Пакстон ужасно. По дороге она столкнулась с Нигелем, и тот поглядел на нее, иронически приподняв бровь.

— Ого, малышка, похоже, у тебя выдался хлопотливый денек — или ты порезалась за бритьем? — Его легкомыслие действовало Пакстон на нервы, она резко и кратко ответила ему, снимая шлем;

— Мы ездили в Нхатранг. Там полно раненых. — Ей казалось, что раненых очень много, и, произнося эти слова, Пакетом вновь почувствовала, как слезы жгут ей глаза.

— Я что, должен удивиться? Мы ведь за этим и явились сюда. — Высокомерный осел, все в его манерах раздражало девушку. — Какие планы насчет сегодняшнего ужина?

— Не знаю. Мне надо писать статью. — Соглашение, заключенное с «Сан», не связывало Пакстон никакими сроками, она должна была отсылать материалы, когда сумеет их подготовить. Однако она хотела передавать новости как можно чаще, доказать, что отправилась во Вьетнам работать, что она воспринимает свое дело всерьез.

— Может, мне удастся отловить тебя попозже. Ральф пошел домой или в офис?

— По-моему, он пошел в офис, — устало отозвалась Пакстон.

— Тебе следовало бы поспать. Выглядишь совершенно разбитой.

— Так оно и есть. До скорого. — Пакстон и впрямь намеревалась написать обо всем, что довелось увидеть, но стоило ей принять душ в своем номере и прилечь всего на минуточку, как она уснула и проснулась уже в сумерках, страшно проголодавшись.

Пакстон спустилась в столовую и не нашла там ни одного знакомого лица. Когда она попыталась есть, еда застряла у нее в горле. Даже ананасовый мусс, понравившийся Пакстон с первых дней пребывания во Вьетнаме, приобрел отвратительный вкус.

Она могла думать только о том, что видела в Нхатранге. Выпив чашку бульона с чао том, маленькими кусочками пасты из крабов, Пакстон поднялась наверх и села писать свою статью. Она проработала до двух часов ночи, она плакала, пытаясь поведать о мальчике из Майами и юном пареньке из Саванны — тут она сообразила, что даже не узнала его имени, но и это не имело значения. Закончив, Пакстон откинулась на спинку стула, истощенная, но испытывающая облегчение. Статья о ребятах послужила для нее своего рода катарсисом.

Она пыталась передать прелесть Вьетнама, контрасты, которые ей удалось заметить даже в столь короткое время, кошмар искалеченных, неряшливость проституток, уличные шумы, немыслимую красоту, разворачивающуюся по мере продвижения на север, ярчайшую зелень и густо-красный цвет земли, — и вся эта страна молча истекает кровью, она истерзана, и вместе с ней умирают наши мальчики, истекают кровью ради нее. Отличная вышла статья, Пакстон почувствовала удовлетворение, хотелось бы знать, какое впечатление она произведет в Сан-Франциско.

В три часа пополуночи Пакстон легла в постель, а на следующий день в девять утра прибежала в офис АП и в первую очередь натолкнулась на Ральфа, посвежевшего, деловитого, в чистой белой рубашке и брюках хаки.

— Как дела, Дельта-Дельта?

Неожиданно для самой себя Пакстон улыбнулась. Ральф так очевидно обрадовался, повстречавшись с ней.

— Все в порядке. Хочу отослать статью.

— Нхатранг? — уточнил Ральф, и Пакстон кивнула. — Кстати говоря, я навел справки. Все раненые, которых подобрали в тот день, выкарабкались, кроме одного. — Сердце Пакстон на миг остановилось. — Не выжил чернокожий паренек из Миссисипи. Так что с твоим протеже все в порядке. Я думал, тебе будет важно это услышать.

Пакстон улыбнулась, не скрывая облегчения. Ральф наблюдал за ней, глаза его стали ласковыми. Славная девчушка. Первый сорт, самые сливки. Ей многому еще предстоит научиться, но она — умница и пришлась Ральфу по душе.

— Операция не всегда проходит столь успешно. Наверное, ты принесла ему удачу Теперь он возвращается домой.

Тоже способ вернуться — одноруким! Правда, с другой стороны, он хотя бы не отправится домой в мешке. Не для него прогремит салют в небесах, слава Богу.

— Что ты собираешься делать сегодня? — задал вопрос Ральф.

— Поискать неприятностей, — подмигнула она, и Ральф рассмеялся.

— Смотри по сторонам. В этом городе ты быстро на них наткнешься.

— Так мне и показалось. — Не говоря уж о всем прочем, тут вечно болтаются Нигель Оуклифф и полуженатый Жан-Пьер, собиравшийся в ближайшие выходные в Гонконг на свидание с супругой.

— Журнал «Тайм» устраивает сегодня вечеринку в своем помещении в «Континенталь-палас». Хочешь пойти?

— Конечно. — Пакстон не разобрала, было ли это чисто дружеское приглашение или же Ральф назначил ей свидание, но это ее не слишком заботило. Она не собиралась заводить роман, ее интересовали контакты, которые могли оказаться очень полезными.

— Жду тебя там, — он глянул на часы, по всей видимости, торопясь, — в шесть часов.

— Замечательно.

Остаток дня Пакстон провела, в очередной раз прогуливаясь по Сайгону. В городе самое сильное впечатление на нее производили дети. Такие юные, ранимые, они казались подавленными, и все же, стоило опуститься на стул в кафе, они набегали и пытались продать все что угодно: героин, сигары, ворованный лимонад. Пакстон чувствовала, что попозже попытается написать и о них, о странном мире, таком далеком от всего, что она знала. И тем не менее, оглядываясь по сторонам, Пакстон радовалась, что приехала сюда.

К пяти часам она вернулась в гостиницу, переоделась в шелковое платье с цветочными разводами, нацепила новую пару сандалий и отправилась вниз по проспекту к «Континенталь-палас».

Нетрудно поверить, что этот город когда-то был прекрасен, в те времена, когда он принадлежал французам. Во многих отношениях он еще сохранил свое обаяние, но сразу под этой оболочкой угадывалось постоянное напряжение. Даже сидя в кафе, люди постоянно помнили, что враги окружают их со всех сторон и в любой миг в самом средоточии толпы может разорваться бомба.

Войдя в здание и проходя через бар, устроенный на террасе, Пакстон, как всегда, заметила Нигеля. Он развлекал двух армейских сестер одновременно, одна из них пристроилась у него на коленях, другая запустила руку ему в волосы, радостно хохоча. Пакстон не сказала ни слова, молча поднялась наверх, в офис «Тайм».

Там уже собралась изрядная толпа, и Ральф, поджидая ее, погрузился в оживленную беседу с шефом бюро относительно предстоящего съезда демократов в Чикаго. В тот год повсюду начинались волнения, с самого дня убийства Мартина Лютера Кинга, а тем более после недавней гибели Роберта Кеннеди.

Ральф изрекал мрачные пророчества:

— Думаю, в Чикаго будет побоище. — Как раз произнося эти слова, он увидел Пакстон и приветствовал ее теплой улыбкой. Он представил девушку всем и каждому, предложил ей опереться на его руку и, умело направляя, провел по большому залу, опекая, словно Пакстон была его маленькой сестренкой.

Его обращение тронуло Пакстон, и она призналась в этом Ральфу, когда, познакомив ее со всеми важными, на его взгляд, лицами, Ральф предложил ей стаканчик бренди.

— В самом деле, Ральф. Если бы не ты, я бы так и сидела в своем номере.

— Неизвестно еще, что лучше. — Он отхлебнул изрядный глоток. — Я чувствовал себя по-настоящему скверно, когда мы вернулись. Пожалуй, Нхатранг — это чересчур для первого раза.

Сразу окунаешься во все, что здесь происходит.

— В самый раз, — тихо возразила она, глядя в глаза Ральфу. — Я ведь здесь за этим, разве нет?

Тут он усмехнулся.

— Кстати говоря, я угадал верно. Вчера, вернувшись, я осторожненько провел небольшое расследование. Именно о тебе всем велено заботиться, возить на вечера в посольства и приглашать посетить «Золотое гетто», некогда так называлось сказочное здание на Гиа-Лонг-стрит.

— Надеюсь, больше никто меня не вычислит. — Она улыбалась в ответ.

— Не сумеют, — усмехнулся и Ральф, — тут ни у кого нет времени нянчиться с тобой. И коли мы уж заговорили об этом, — он испытующе поглядел на девушку, — как насчет еще одной поездки? Я собираюсь в Кучи, собрать материал по туннелям.

Думаю, тебе это может понравиться.

— Еще как. Снова в пять утра?

Ральф расхохотался. Такая серьезная, взволнованная.

— Я заеду за тобой в восемь. У нас будет полно времени.

Не забудь надеть свой боевой наряд.

Пакстон вздернула бровь:

— А как же чаепитие в клубе офицеров? Мои друзья в Сан-Франциско так расстроятся.

— Не волнуйся за них, Дельта-Дельта. — Ральф подмигнул ей. — Мы просто пошлем им пару пончиков.

Она сделала вид, будто хочет треснуть его за такие советы, но Ральф ловко увернулся и через несколько минут ушел.

Потом она спустилась вниз и сумела уклониться от беседы с Нигелем на террасе. К тому времени он накачался вдрызг и, похоже, не на шутку увлекся одной из медсестер. Пакстон спокойно вернулась в гостиницу, заказала ужин в номер и к десяти часам уже спала. На следующее утро ровно в восемь она ждала Ральфа Джонсона в вестибюле.

На этот раз он набрал другую команду: одного-единственного фотографа и шофера. Они получили в свое распоряжение джип военного образца и молоденького морячка в качестве водителя. Здоровенный, расположенный ко всем парень, рыжеволосый, с короткой стрижкой, голубыми глазами, на груди вытатуирован ковбой, а родиной он называл Монтану. Пакстон едва удалось скрыть улыбку, когда выяснилось, что прозвище у паренька тоже Ковбой. Ему сравнялось девятнадцать, он околачивался во Вьетнаме уже с прошлого Рождества, ему оставалось еще полгода до возвращения домой. Он говорил, что и здесь вполне доволен жизнью. Пока что его прикомандировали к информационному агентству и он развозил репортеров, видел всяких знаменитостей по всей стране.

— Покуда мы не напоролись на мину и желтожопые не пристрелили нас по дороге, мне это вполне подходит. — Он ухмылялся во весь рот. Везучий паренек, позавидовала Пакстон.

Если б его отправили на Север, он, как и все, дрожал бы сейчас под обстрелом.

Поездка в Кучи заняла сорок пять минут. Большую часть этого времени они болтали о лошадях, верховой езде и о том, как люди взрослеют; попутно Ральф и Пакстон пытались обсудить тот материал, который ждал их на месте. Фотограф, которого Ральф взял с собой, оказался французом, приятелем Жан-Пьера, его звали Ив. Он в основном молчал, говорил на бедноватом английском, отчего казалось, будто он застенчив, но это не соответствовало действительности. Ральф работал с ним и раньше и очень ценил его, он радовался, что удалось заполучить Ива на целый день. Ив был хорошим человеком, тихим, аккуратным в работе, примерно как Пакстон.

— Кучи — довольно интересное место, — объяснял Ральф Пакси по дороге. — Там находится штаб 25-й Тропической пехотной дивизии с Гавайских островов. Они построили свою базу более двух лет назад над туннелями, которые успели прорыть там вьетконговцы, и думали, что им удалось запечатать все выходы из подземелья. Они здорово ошиблись. Похоже, вьетконговцы продолжали действовать прямо у них под ногами. Кучи с самого начала превратилась в крепкую головную боль. Это огромная база прямо напротив Железного Треугольника, на противоположном берегу реки Сайгон. Все эти годы там происходят самые ожесточенные сражения.

— Что нам предстоит сегодня? — Пакстон благодарно впитывала любую подробность.

— Они обнаружили новую сеть подземных ходов. Думаю, из этого может получиться отличная статья. Ребята, которым приходится расхлебывать это дерьмо, называют себя подземными крысами, это великолепный отряд, крепки, как гвозди, нервы из стали. Меня в эти туннели и калачом не заманишь. Вьетконговцы возвели там внизу целый потайной город. Наши постарались расчистить все, когда в прошлом году захватили Железный Треугольник, однако им это до сих пор не удалось. В прошлом году внизу, под лесом Тандиен, чуть к северу от Железного Треугольника, нашли даже целый больничный комплекс. Эти вьетконговцы — поразительный маленький народец. — Ральф знал, что в людях, которых Джи Ай называли косоглазыми и желтожопыми, таилось многое, не сразу открывавшееся глазу.

Это был крепкий, решительный, упорный, невероятно отважный народ, готовый сражаться до последней капли крови и против армии Юга, и против поддерживавших эту армию американцев.

— Как ты думаешь, мне позволят спуститься в туннель? — восторженно спросила Пакетом, и Ральф с выражением ужаса на лице покачал головой.

— Не вздумай затеять что-нибудь подобное, Пакс. Там слишком опасно, и лично я испытываю клаустрофобию при одной мысли о туннеле. — Он даже вздрогнул, но Пакстон стояла на своем.

— По-моему, это восхитительно.

— А по-моему, ты с ума сошла.

Остаток пути они провели в молчании. Когда они добрались до Кучи, на Пакстон произвели серьезное впечатление и величина базы и прекрасная организация дела. Все казалось совсем иным, чем в позавчерашнюю поездку на огневую базу возле Нхатранга — до тех пор пока их не повели на участок, расположенный за лагерем, покрытый все еще не тронутой растительностью. Чудилось, что невыносимая жара поднимается от кустов, и повсюду работали отряды, бульдозеры срезали деревья и кустарник.

— Ты должна снова надеть бронежилет, — рассеянно напомнил ей Ральф, продолжая говорить что-то Иву, и в то же время помахал издали рукой кому-то из знакомых.

— Зачем? — Стояла удушливая жара, большинство мужчин работало, обнажившись до пояса, на них оставались только армейские шорты да походные ботинки. Кое-кто поснимал даже шлемы. — Ни один человек здесь не носит бронежилет.

— Делай, что тебе говорят, — рявкнул Ральф. — Им всем тоже следовало бы проявить благоразумие. В Кучи полно снайперов.

Пакстон скривилась и вновь натянула тяжелую куртку. Потом она попыталась скинуть шлем, но хватило одного взгляда Ральфа, чтобы она отказалась от этой мысли. Как и солдаты, она уже привыкла засовывать под тесемки шлема крем от загара и распылитель против насекомых. Большинство ребят туда же прятали сигареты, карты и прочие мелочи. Пакстон заметила, что все они держат автомат под рукой, а многие носили также стандартный армейский пистолет 45-го калибра, засунув его за пояс или в карман штанов. Когда Пакстон только приехала, ей посоветовали не брать с собой оружие, однако за последние дни она убедилась, что почти все носят с собой револьвер. На черном рынке можно купить оружие любого образца, но пока что у Пакстон не возникало желания обзавестись им.

Едва Пакстон привела в порядок свое снаряжение, к ним присоединился высокий худой человек, тот самый, которому Ральф помахал рукой. У него были светлые глаза и волосы песочного цвета, легкая улыбка играла на губах, а в глазах оставалось напряжение и за обходительными манерами скрывалась постоянная усталость.

— Привет, Квинн. Похоже, твои мальчики без работы не скучают.

Капитан Уильям Квинн из 25-й пехотной обменялся рукопожатием с Ральфом и Ивом, затем дружески протянул руку Пакстон. — Рад видеть вас всех. — Затем он снова обернулся к Ральфу. — Мы тут нашли красотку на прошлой неделе, уже после нашей встречи.

Господи, этой мамаше придется срочно отправляться в Канзас. — Капитан виновато глянул на Пакстон, и, в тот момент, когда он указывал рукой на расчищенный ими участок, Пакстон заметила обручальное кольцо. Красивый мужчина, тридцати двух лет, выпускник Вест-Пойнта, кадровый военный.

Затем Квинн со смущенной улыбкой обернулся к Пакстон.

— Вы тоже работаете на «Ассошиэйтед Пресс»? — Его взгляд глубоко проник в глаза Пакстон, и на мгновение она забыла, о чем именно он спросил. Капитан был очень красив, и от него исходило обаяние спокойной уверенности, полного господства над собой и обстоятельствами, но к этому примешивалось что-то еще, слегка дикое, своевольное, возможно, даже с сумасшедшинкой.

— Я… нет, я из «Морнинг сан», из Сан-Франциско.

— Хороший город. Я довольно долго пробыл в Президио, прежде чем попал сюда. — Там осталась его жена, но об этом Уильям не стал распространяться.

— Моя новая протеже, — с улыбкой пояснил Ральф. — Вроде как напоминает мне меня самого, когда я отправился в Корею. Хотя я, думается, не лез так в любую щель. — Это прозвучало как комплимент, и Пакстон поблагодарила его.

— На здоровье, Дельта-Дельта, — поддразнил он, следуя по пятам за капитаном Квинном к расчищенному месту. Там повсюду валялись инструменты и снаряжение, возились люди и, стоило взглянуть себе под ноги, обнаруживались крошечные отверстия — на первый взгляд недостаточно широкие даже для ребенка.

— Господи, а это что? — Ральф, похоже, удивился, когда, опустившись на четвереньки, заглянул в одну из дыр. Обычно они оставались замаскированными и никто их не замечал, но капитан Квинн и его ребята откупорили все ходы, какие смогли найти, так что теперь удавалось получше разглядеть внутренность туннеля и даже увидеть бамбуковые трубы, которые вьетнамцы использовали как воздухопровод, когда поселялись там. — Полагаю, со временем они становятся шире?

Однако Билл Квинн покачал головой:

— Не всегда. Поразительно хитрые малыши. — Он произнес это с уважением и почти что добродушно. — Провозились шесть дней, пока выкурили этих лидеров. Упорный народ.

— Да, — кивнул Ральф, — всегда отличались упорством.

Билл Квинн принялся показывать им местность, и Пакстон спросила, нельзя ли ей войти внутрь хоть на пару футов, чтобы что-нибудь разглядеть. Большинство американцев не смогли бы даже пролезть в дыру, слишком они полнотелые, широкоплечие, однако Пакстон была узкокостной, щуплой, и она очень хотела посмотреть, что происходит под землей. Она позаимствовала у Ива камеру с блицем и последовала за одним из худых и жилистых ребят Квинна, «подземной крысой». Через несколько минут Пакстон уже задыхалась, на поверхность она вынырнула побледневшая, с ног до головы покрытая грязью. Она слегка запыхалась да и перепугалась не на шутку: там, внизу, все еще пахло смертью, человек, сопровождавший Пакстон, пояснил, что «еще не всех повытаскивали». Ужасно было представлять себе, что где-то под ногами разлагаются сейчас убитые вьетконговцы. Но все вокруг производило такое же впечатление. Нхатранг казался не менее страшным, даже страшнее, там стреляли и ранило стольких людей, хотя командир заверил их, что уже все туннели очищены и внизу оставались разве что мертвые вьетконговцы.

— А собак вы используете? — спросила Пакстон все еще под впечатлением только что пережитого опыта. Она понравилась ему, первая американка, решившаяся заглянуть в туннель. Даже Ив, фотограф Ральфа, не проявил ни малейшего энтузиазма. А эта юная, бойкая интересовалась всем, в этом заключалось особое обаяние, к тому же, когда из-под шлема хлынула волна золотистых волос, капитан заметил, что девушка очень красива. Еще как красива. И ему почудилось, что он уже целую вечность торчит в Кучи.

— Да, мы используем собак, — откликнулся он, — но, черт возьми, они почти все погибают, так что лучше этого не делать. Мы охотнее посылаем мужчин, те могут стрелять в глубь туннеля, а собачки-то не могут. У наших ребят есть хоть какой-то шанс. — Судя по всему, не слишком-то большой. Ей сделалось страшно при одной мысли об этом, Пакстон почувствовала, как холодок бежит вдоль позвоночника, покуда они продвигались дальше и подошли к очередному отверстию, окруженному бамбуковым воздуховодом.

— Здесь сидела отличная команда, — продолжал Квинн, — семеро мужчин и одна женщина. Мы так прикинули, они продержались тут не меньше года, а то и дольше.

Прямо под носом у американцев. Он пояснил, что по ночам партизаны выбирались на поверхность и причиняли лагерю всевозможный ущерб, оставляли мины, пластиковые бомбы, швыряли гранаты, стреляли из-за угла.

— Чертова уйма хлопот с ними.

Он ничуть не преувеличивал. Пакстон только раскрыла блокнот, как к Квинну подошел сержант и предупредил его, что впереди замечен снайпер. Он глянул на Пакстон, потом снова на Квинна.

— Не лучше ли им вернуться назад в лагерь? — Судя по всему, его раздражало присутствие журналистов, и взгляд, который он бросил на них, никак нельзя было назвать теплым или дружелюбным. Билла Квинна, однако, это нисколько не волновало. Глянув на часы, он буркнул что-то в переговорное устройство, проверяя, не нарушена ли связь с теми ребятами, что прочесывали еще не расчищенные до конца заросли.

— Нет, им и тут хорошо, — возразил Билл Квинн сержанту и продолжал беседу по рации, а затем объяснил Ральфу, что там впереди засел снайпер, а может, и двое, и есть все основания полагать, что дальше обнаружится очередной туннель.

— Если вам повезет, увидите, как мы их выкуриваем, — с беззаботной улыбкой предупредил он Пакстон. Она еще не знала, что капитан Квинн славился на весь Вьетнам. Он и его парни обнаружили и расчистили больше туннелей, чем кто-либо другой за всю историю этой войны, он неоднократно сам спускался под землю, четырежды его ранили, дважды представляли к награде, все его подчиненные обожали своего командира.

— Чтобы сделаться «подземной крысой», нужна чуточка безумия, — говаривал он и именно этого требовал от своих людей.

Отчаянная отвага, доходящая до исступления, и все же достаточно владения собой, чтобы выполнить именно то, что приказано. Его люди добровольно шли на смерть в узкой яме, где они и повернуться-то не могли. Как раз готовность, с какой Пакстон спустилась вниз посмотреть, и привлекла капитана, однако она не произвела ни малейшего впечатления на сержанта. Он еще больше обозлился, получив сообщение о втором снайпере.

— Давайте я отведу их назад, сэр!

— Не стоит, сержант, — решительно возразил Квинн, — полагаю, они проделали весь этот путь не для того, чтобы закусить вместе с нами. Думаю, они приехали специально, чтобы все увидеть.

Как и их водитель Ковбой, капитан родился на северо-западе и сохранил медлительность, беззаботную с виду, однако его люди знали, что он может двигаться со скоростью гремучей змеи, наносящей удар.

— Хотите что-нибудь выпить? — предложил он, оборачиваясь к Пакстон.

Она умирала от жажды и с благодарностью приняла заледеневший стаканчик кока-колы, таинственным образом материализовавшийся из ящичка со льдом. Нашлась выпивка и для Ральфа с Ивом, и вскоре все они вернулись в палатку, которую капитан именовал штабом. Он охотно отвечал на все вопросы, не прекращая переговоров по радио. После очередных двух сообщений он нахмурился и сказал, что ему надо пойти самому. Ему не по вкусу пришлись последние известия насчет снайперов.

Он казался озабоченным, когда они продвигались вперед, на этот раз он сам велел Пакстон и Ральфу держаться позади. Ив ползком пробирался в кустах, снимая с помощью сильного объектива то, что привлекало его внимание. Не прошло, казалось, и мгновения с тех пор, как они вышли из палатки, как вдруг в кустарнике поднялось какое-то движение, чуть впереди послышался артиллерийский огонь, и все, включая Пакстон, рухнули на землю.

Билл Квинн пополз вперед, мальчик-радист отчаянно пытался связаться хоть с кем-нибудь.

— Ну же, Одинокий Рейнджер, это Тонто… Рейнджер, Рейнджер, ты меня слышишь? Что там у вас?

В ответ послышался высокий торопливый голос, радист поспешно доложил сержанту: там, впереди, два снайпера и еще шесть вьетконговцев вынырнули Бог знает откуда. Билл Квинн верно предсказывал, у них есть еще один туннель.

Ральф оглянулся на Пакстон, покуда оба они прижимались к земле, и она мысленно поблагодарила его за совет остаться в шлеме и бронежилете.

— Хорошенький денек мы выбрали для прогулки, — сокрушенно произнес Ральф.

— Не соскучишься, — улыбнулась она в ответ, стараясь скрыть свой страх.

— Ты уже долго пробыла здесь. — Голос Ральфа перекрыл шум. — Ты чересчур закалилась — Едва он вымолвил это, как сержант вновь появился возле них, бросая злобные взгляды на Пакстон.

— Будьте так любезны, командир просил вас держаться подальше, — объявил он голосом лифтера в правительственном здании. Его манеры производили отталкивающее впечатление и на Пакстон, и на Ральфа.

— По какой причине вы отстраняете представителей прессы? — резко спросил Ральф, оглядываясь на Ива, который по-прежнему что-то снимал с телеобъективом и, кажется, весьма радовался тому, что у него получается.

— Как же, мистер, у нас есть на то вполне разумная причина, — фыркнул юный сержант, — вы притащили с собой женщину, и мы предпочли бы, чтобы никого из вас не подстрелили по ошибке — с вашего разрешения, разумеется. — У него был чисто нью-йоркский выговор и манеры горожанина. — Достаточно разумный довод или как?

— Честно говоря, не очень — Ральф посмотрел ему прямо в глаза. Пакстон наблюдала за ними. — Полагаю, пол не имеет никакого отношения к профессии журналиста. Если она готова рискнуть, будь так добр, приятель, предоставь ей ее шанс. — Он вовсе не был жесток, напротив, он проявлял уважение к Пакстон, и ей это нравилось. Он считал: раз уж она попала во Вьетнам, она должна делать свое дело. Именно так считала и Пакстон, и она испытывала живейшую благодарность Ральфу.

— Возьмете на себя ответственность, если ее пришьют? — прорычал сержант, родившийся в Нью-Йорке. Полоска с именем на его форме гласила: «Кампобелло».

— Нет, не возьму, — искренне отвечал Ральф, — она сама взяла на себя всю ответственность, когда принялась за эту работу. Она отвечает только за себя, как и я, как и вы, сержант.

— На здоровьице. — Повернувшись, сержант начал продираться сквозь кустарник. Секунду спустя Пакстон, вслед за Ральфом, переместилась поближе к основному месту действия.

Шаг за шагом они продвигались вперед, радист успел вызвать пару ребят, занятых вырубкой, чтобы они осмотрели местность, вьетконговцы теперь обстреливали лесорубов.

— Одинокий Рейнджер, — вновь позвал радист. — Что там у вас?

На том конце послышался радостный вопль.

— Эй, привет, Тонто. У меня тут пара краснокожих, один ранен, все замечательно, спасибо за помощь, не забывайте, пишите письма.

Затем они услышали более агрессивный звук. Заработал автомат, взорвалась пара ручных гранат, и внезапно, прежде чем Пакетов успела осознать, что происходит, кто-то схватил ее. Взметнулась сильная рука, обхватила ее за плечи, и Пакстон почувствовала, как ее увлекает прочь настолько мощная сила, что она даже не сразу поняла, кто это. Лишь упав на землю, она почувствовала дрожь и услышала грохот взрыва. Вьетконговцы принялись бросать гранаты, и одна из них только что просвистела рядом с ней. Радист оставил свой пост, и Ральф нырнул в кусты, чуть ли не в объятия сержанта, а вот Пакстон не разминулась бы с осколком, если б Билл Квинн не сгреб ее и не бросился бежать со всех ног, ради нее рискуя собственной жизнью. Она лежала ничком в грязи, его длинные ноги и руки прижимали Пакстон к земле, и потребовалось еще мгновение, прежде чем она осознала, что произошло.

— Я сделал вам больно? — Он озабоченно следил, как она качает головой и несколько неуклюже поворачивается, однако велел ей вновь пригнуть голову, хотя отряд уже и двинулся на вьетконговцев и звуки выстрелов переместились дальше.

— Нет, со мной все в порядке. — И все же он едва не вышиб из нее дух и перемазал ей все лицо в грязи. Квинн усмехнулся:

— Вы точь-в-точь несмышленыш, который только что свалился в лужу.

— Я чувствую себя несмышленышем, которому только что спасли жизнь. — Она внимательно посмотрела на него. — Спасибо, Билл.

С виду похвала ничуть не тронула и не взволновала Квинна, именно такими поступками он славился, за них его так любили. Он способен был сделать для своих ребят все что угодно и любой ценой, он никогда не приказывал другим сделать то, на что бы он сам не решился. Поэтому его так любили и доверяли ему.

— Думаю, Тони прав… мне следовало выждать еще несколько дней, прежде чем приглашать вас всех сюда. Я не знал, что Ральф привезет с собой кого-то еще. — Он виновато посмотрел на нее и осторожно помог ей подняться.

— Я рада, что мы приехали. Туннели просто потрясающие Он улыбнулся в ответ, радуясь ее отваге, польщенный ее восторгами по поводу подземелья. Квинн привязался к этой работе, он давно уже делал ее. Подлинное приключение, тайна, огромная опасность, и пришлось научиться мыслить так же, как вьетконговцы, иначе их не поймать.

— Мне нравится моя работа. — Он тихонько усмехнулся, и Пакстон страшно захотелось написать о нем, однако она боялась задавать вопросы. Эта территория принадлежала Ральфу, а не ей, Пакстон не хотела как-нибудь задеть Квинна или наступить кому-нибудь на мозоль от избытка усердия. Сержант достаточно ясно дал понять, что все они здесь незваные гости, и теперь, когда положение еще усложнилось, она остерегалась раздражать военных — Вы должны будете приехать снова, когда мы разделаемся с этим туннелем. Вы и представить себе не можете, что вы там увидите.

Она еще не забыла, какая вонь стояла в том туннеле, в который она едва заглянула.

— Я имею в виду оружие. Большая часть оружия, которое используют вьетконговцы, украдена или захвачена у Джи Ай, — пояснил он, — вплоть до пушек. А еще советская одежда, китайские инструменты и лекарства, даже учебники… Начинаешь кое-что понимать. — Похоже, он воспринимал подземную войну как интереснейший поединок, но Пакстон уже больше волновал сам этот человек, чем его подвиги. Каков же он, если исследует целый подземный мир, разыскивая неприятеля, которого никто не мог обнаружить, но чье присутствие все ощущали. Что за человек способен выиграть подобную войну или умереть, пытаясь достичь победы?

— Вы надолго приехали во Вьетнам? — негромко спросил он, оглядываясь на Ральфа и Ива. Сражение ушло далеко вперед, сержант держал на всем руку, командуя рубщиками зарослей. — На пару недель?

— На шесть месяцев, — улыбнулась Пакстон. Ей почудилось, будто она уже провела здесь весь этот длинный срок, а ведь с момента ее приезда не прошло и недели.

— Вы чересчур молоды, чтобы ехать так далеко, чтобы писать о такой войне.

Она казалась отважной девчонкой, и ему это нравилось. По правде говоря, ему все в ней пришлось по душе. Ее внешность и ее мозги, ее отвага, с какой она, не раздумывая, сунулась в туннель. Он до сих пор не встречал подобных женщин. — Еще не пожалели, что приехали?

— Нет. — Она выдержала его взгляд. — Напротив, я рада.

Она была и рада, и опечалена, и испугана, но порой даже счастлива. Она знала, что попала в нужное место в нужный час, а это уже немало.

Он хотел уже признаться, что восхищен ею, но тут откуда ни возьмись вынырнул сержант Кампобелло и объявил, что ребята срочно вызывают командира. Обоих снайперов удалось ранить и захватить в плен, из остальных шести вьетконговцев двое убиты, а остальные бежали, наверное, вновь укрылись в своем туннеле, однако, если снайперы заговорят, удастся установить точное расположение подземного хода.

— Пора возвращаться на работу, — все с той же тихой улыбкой произнес он, — я еще увижу вас до вашего отъезда. — И он ушел вместе с сержантом Кампобелло, а Пакстон отправилась искать Ральфа и Ива. Она по уши вымазалась в грязи и внешне уже ничуть не отличалась от мужчин.

— Это уже звоночек. — Ральф сердито оглядел ее. — Следует проявлять куда большую осторожность, не то тебе скоро вышибут мозги. — Его ничуть не устраивало и то, что она спускалась в туннель.

— Будь благоразумнее, Дельта-Дельта. Эти ребята не пользуются холостыми патронами.

— Я очень даже осторожна, — фыркнула она в ответ, — они швырнули чертову гранату в мою сторону. Что же мне оставалось делать, посидеть на стоянке автомобилей, пока ты соберешь материал для статьи? — Она почти что орала на него, и Ральф внезапно расхохотался. Она так походила на него самого в юности, ей нужно было всюду проникнуть, и всюду сунуть нос, и раздобыть самую великолепную, самую интересную, самую страшную историю.

— Ладно, малышка, давай-давай. Только не прибегай ко мне жаловаться, если подстрелят.

— И не собираюсь, — проворчала она, в очередной раз отряхиваясь, а он все посмеивался над ней.

— До чего ж ты скверно выглядишь, представляешь себе?

Тут она тоже рассмеялась, день выдался насыщенный, и ей очень понравился Билл Квинн, пожалуй, даже чересчур понравился.

Немного спустя, когда им уже пора было уезжать, капитан вновь подошел к ним и поблагодарил за то, что они посетили Кучи.

Он обещал в следующий раз провести Пакстон по всему лагерю, а теперь ему пришлось спешить. Надо допрашивать пленных.

— Увидимся в Сайгоне, Ральф. Может быть, на следующей неделе удастся поужинать вместе.

Ральф кивнул. Квинн помахал им, когда машина тронулась.

Сержанта они больше не видели, и Пакстон почувствовала облегчение. Он прямо-таки возненавидел их и совершенно не собирался сотрудничать с прессой. Впрочем, это не имело никакого значения.

Они немало успели за день, оба они, и Пакстон и Ральф, раздобыли достаточно материала, а Ив утверждал, что ему отлично удались снимки, один просто замечательный, как раз тот момент, когда подстрелили снайпера. В здешних местах снимок тем лучше, чем он страшнее. Двое убитых мужчин и одна раненая девушка — это великолепный кадр, прекрасная статья, кто знает, возможно, даже журналистская премия. Странно, но можно получить премию за то, что наблюдаешь, как умирают тут люди.

Однако, пока они ехали домой в Сайгон, Пакстон могла думать только о Билле Квинне, о том, как он накрыл ее тело своим в тот миг, когда разорвалась граната, о его силе и мощи, защитивших ее, о том взгляде, который она подметила, перевернувшись на спину. Она испытывала некоторую вину за эти мысли. Билл был женатым человеком, а Питера убили всего лишь пару месяцев назад, но в этом человеке таилось нечто неоспоримое, неукротимая энергия, электрический разряд, который притягивал Пакстон. Квинн казался ей неотразимым.