Начинающий блоггер или месть бывшей жены

Новая ячейка общества

Конечно же, на следующее утро первым делом мы отправились в детский дом, где нас уже ждала заведующая и юрист. Они предложили пока получить над Кириллом временную опеку и начать собирать документы для постоянной. Мальчик попадал под категорию детей, которым могли быть назначены временные попечители с учетом его состояния здоровья. Для того, чтобы получить постоянную опеку нужно было собрать много документов, к тому же решение о предоставлении родительских прав и обязанностей должен выносить районный суд. Не было у нас столько времени.

Но и тут возникла загвоздка, опекуном мог стать только один из нас, так как на бумаге ни я, ни Самородов, не имели точек соприкосновения.

Вопрос по взятию на себя попечительских прав отложили до завтрашнего дня. Теперь пришлось ехать в загс и договариваться о проведении регистрации бракосочетания на неделю раньше.

Не знаю, как уж Самородову это удалось, видимо, деньги и правда решают все, по крайней мере бюрократические вопросы точно, но к обеду в моем паспорте уже стояла печать о регистрации брака с этим вот улыбающимся гражданином.

Ни колец, ни свидетелей, ни платья. Ежедневные деловые костюмы, костыли да гипс. А еще наши счастливые улыбки и первый поцелуй как супругов.

— Теперь от меня никуда не денешься, жена! — сказал улыбающийся Айсберг Дмитриевич, по обычаю, вынося меня на руках из загс-а. Свадебным антуражем, вместо летающих лепестков, были костыли, которые, придерживаемые моей рукой, болтались, словно маятник.

— Да я и не планировала, муж, — ответила я, целуя его в свежевыбритую щеку, вдыхая знакомый аромат лосьона после бритья.

Самородов усадил меня в машину. Да, за прошедшие три недели он достаточно хорошо приловчился к этому делу. Теперь процесс усадки занимал не более десяти секунд.

Я смотрела, как Айсберг Дмитриевич обходит машину. Уверенный шаг. Взгляд на наручные часы. Как открывает свою дверь, расстегивает пуговицу на пиджаке, усаживается на сиденье, прикладывает электронный ключ к замку зажигания. Все эти ежедневные действия, за ними я наблюдаю постоянно, но сегодня они просто завораживают меня.

Двигатель взревел. Самородов развернулся на сиденье в пол оборота, параллельно включая заднюю скорость, уместил одну руку за мой подголовник, уверенно маневрируя между свадебными кортежами, вывел машину на проезжую часть.

Поймала его мимолетный взгляд, когда он разворачивался к лобовому стеклу лицом. Нажал на рычаг, переключая скорость. Взял мою руку в свою крепкую ладонь, прижал к губам.

— В больницу? — спросил он.

— Да, — ответила я, все еще находясь в какой-то ностальгической дымке, наблюдая за своим… мужем.

Конечно, уже подъехав к больнице, я вспомнила о том, что хотела купить Кириллу игрушек. Каждый вот такой раз я с каким-то замиранием сердца ждала реакции Самородова. Возможно, недовольное лицо, ворчание, что он слишком занятой человек для всех этих глупостей, ну, или, хотя бы, недовольного цыканья. Но ничего этого не было. Он спокойно развернулся, проехал несколько улиц и припарковался у магазина детских товаров.

Помимо игрушек, купили Кириллу немного новой одежды. Ничего особенного. Футболочки, шортики, носочки.

Вернулись в больницу. Проделали знакомый путь до кардиологического отделения. Вошли. Нас встретила уже другая медсестра. Пересменок уже произошел. С этим работником медицинского учреждения удалось договориться с трудом. Пришлось ждать личного разрешения лечащего врача.

Я смотрела на медсестру, недовольно поджимающую губы, когда она провожала нас к палате. Хотелось задать вопрос: неужели вот эта непробиваемая позиция сделала вашу жизнь счастливее? Пусть лучше всеми брошенный сирота сидит в палате, полной заботами матерей о своих больных детях и завидует играющему в конструктор мальчику. Серьезно?

Кирилл сразу поднял на нас глаза, видимо, ждал нашего прихода. Радостная улыбка осветила бледное личико мальчика.

— Здравствуйте, дядя Саша, тетя Люда, — поприветствовал он нас. Детские глаза тут же зажглись огоньком, осматривая два больших пакета, хотя он очень старался скрыть свою заинтересованность. Я помню Свету в этом возрасте. Она бы без лишних разговоров залезла в пакеты, пусть они и были бы с продуктами.

— Кирилл, это тебе.

Дядя Саша поставил пакет рядом с мальчиком. Тот в нерешительности отогнул самый край, боясь даже заглянуть во внутрь.

Взяла инициативу в свои руки. Присела рядом на больничную койку, раскрыла пакет и стала доставать из него разные игрушки. При появлении каждой глаза мальчугана становились больше, а улыбка шире.

Даже ребятишки заинтересовались. Мальчик и маленькая девочка подошли к нам ближе. Кирилл, не задумваясь, разрешил мальчику поиграть с новой машинкой, а девочке вручил робота-трансформера. Мама же третьего мальчика не разрешила подходить к Кириллу, запретив сыну играть с "этим". Подавила в себе желание встать и огреть костылем женщину.

Весь последующий час я наблюдала, как всеми полюбившийся дядя Саша (под всеми я имею в виду и двух улыбающихся мам), строил вместе с Кириллом гараж для машины и взлетную полосу для трансформирующегося в самолет робота.

Чтобы немного придушить в себе нехорошее чувство ревности, совершенно, конечно, здесь неуместное, я занялась делом.

Разложила аккуратно в прикроватной тумбочке купленные вещи, отмечая какой у Кирилла порядок. Да, вероятно, благодаря такому бережному отношению, одежда служила ему долго. Поношенная, застиранная, но все таки, аккуратно сложенная.

Наш серьезный разговор состоялся уже вечером, перед самым уходом.

— Кирилл, мы с дядей Сашей хотели бы с тобой поговорить, — начала я. — Мы бы хотели тебя усыновить. Как ты смотришь на это?

— Зачем? — спросил он удивленно. Как будто никак не мог понять, зачем он кому-то понадобился.

Я в растерянности посмотрела на Айсберга Дмитриевича, не зная как ответить на этот вопрос. Похоже, что и дядя Саша, впервые в жизни, впал в своеобразный ступор.

Решила сказать Кириллу правду. Точнее, некоторую ее часть.

— Иногда так бывает, что женщины не могут родить ребенка, понимаешь?

— А Света? — спросил мальчик, всматриваясь в меня серьезными глазами. Запомнил ведь. Хотя Света на празднике и была представлена, как моя дочь, но я не думала, что этот факт оказался для кого-нибудь из детей интересным.

— Света родилась еще до того момента, как я заболела. И если ты согласишься, то у тебя появится старшая сестра.

— Сестра, — с придыханием повторил Кирилл, словно пробуя на вкус новое для себя слово.

Ничего не ответил, только согласно кивнул головой, прижимаясь ко мне, пряча в моих объятьях свое лицо. Мужчины же не имеют права на такие слабости, как слезы. Такого же мнения, вероятно, был и Айсберг Дмитриевич, скрываясь в общем коридоре.

Уже в машине дала волю слезам. Айсберг Дмитриевич с пониманием отнесся, предоставляя полную свободу моему слезоизвержению.

— Теперь все будет хорошо, — повторял он, поглаживая мою руку. Я мысленно вторила ему, заучивая эту мантру.

Вечером мы сообщили самым близким родственникам — Свете и Ольге Ивановне, о том, что являемся новоиспеченной ячейкой общества, что подтверждает акт о регистрации брака. Конечно, они были расстроены, что не смогли засвидетельствовать своим присутствием новообразование социальной единицы. Пообещали, что обязательно исправимся.

Наверное, определение — ошарашенные — хорошо бы подошло их реакции на новость о появлении в нашей семье Кирилла. Это можно было понять. У одной в одночасье появился младший брат, у второй внук.

Рассказали о состоянии здоровья мальчика только Свете. Не стали расстраивать Ольгу Ивановну. Расскажем уже после операции. Когда все будет хорошо. Будет ведь?..

Со следующего дня для нас началась бюрократическая эпопея. Начальным этапом стал паспортный стол со своими порядками, нравами, недовольствами. Конечно, стало удобнее, имея возможность предварительной записи, однако, ощущение, что ты обязан отдать свою почку за паспорт с новой фамилией, осталось.

Наконец, получив новый документ, удостоверяющий личность, я таки воззрилась на фото этой самой личности. Самородова Людмила Константиновна смотрела на меня из под ламинированной пленки уверенным взглядом. Заострившиеся черты лица после моего похудения сглаживались едва заметной улыбкой. Темное каре, густая челка сделали меня на фото моложе, словно картинка спорила с находившейся параллельно от нее датой рождения.

Конечно, каждый день мы проводили с Кириллом. Чаще всего это случалось вечером с пяти до шести. В последний разрешенный час для посещений. В остальное время были заняты делами фирмы и сбором необходимых бумаг.

Когда же с бюрократической составляющей было покончено, по крайней мере, на этапе, когда рассматривается твоя возможная кандидатура для оформления временной опеки, к нам домой пожаловали сотрудники социальной службы для проверки условий будущего проживания ребенка.

Конечно, Галина Сергеевна предупредила нас об этой проверке. Я заранее договорилась с клининговой компанией, которая вычистила и без того опрятный дом до скрипа.

Мы знали, что именно сегодня должно состояться это важное событие. Но выдать Галину Сергеевну не могли. Поэтому, когда раздался звонок в домофон, Самородов ледяным голосом поинтересовался, кто же пожаловал к нам на улицу Строителей. Работники социальной службы представились. Айсберг Дмитриевич нажал на кнопку, предоставляя возможность пройти на территорию.

— Надо было встретить их, Саша. Вон, смотри, какая злая. — Я указала на экран, на который выводилось видео с камер наблюдения, где как раз проплывало недовольное лицо одной из проверяющих.

— Не нервничай, Мила. Все будет нормально.

Ох, хоть бы, хоть бы.

Наконец, делегация в составе трех человек прибыла. Главнокомандующей была Мария Семеновна. Именно ей нам предстояло понравиться. Галина Сергеевна предупредила об этом. Только вот волосы, собранные в тугой пучок на затылке, отсутствие всяческих эмоций, кроме явного раздражения и губы, сомкнутые в белесую складку, не сулили ничего хорошего.

— Пока дойдешь, все ноги попереломаешь, — раздался недовольный голос женщины, делающей вид, что не замечает нас.

— Ребенку раздолье для игр, — не растерялся с ответом Самородов.

Мария Семеновна повернулась на голос. Воззрилась на нас недовольным взглядом.

— Добрый день, — поздоровалась я. — Проходите, пожалуйста.

Я указала на открытую входную дверь. Работники социальной службы вошли в дом. И тут началось…

Проверка первого этажа заняла около часа. Начальной точкой по траектории движения оказалась кухня. На ней мы и остановились.

Холодильник был проверен на наличие всех нужных продуктов. В нашем их оказалось в избытке. Расточительно. Зачем баловать ребенка с ранних лет. А не понравится ребенок, вернете его в детский дом. А там не будет такого разносола. Вот и стресс, срыв, наркотики и алкоголь.

Крепко сжала руку Самородова, готового ответить Марии Семеновне колкостью. То, что это будет колкость я не сомневалась.

Когда с кухней было покончено, мы, всей честной компанией, переместились в гостиную. Светлая комната с окнами в пол и выходом на террасу. Диван, кресла, плазма со всей атрибутикой для домашнего кинотеатра.

— И как, по вашему, ребенок должен учиться, имея столько развлечений? — вопросила Мария Семеновна.

— Уберем, — ответила я, перебивая Айсберга Дмитриевича.

Прошли в дальние помещения. Бильярдная, домашняя сауна с выходом в бассейн, джакузи. Мария Семеновна промолчала, только ручка стала сильнее скрипеть, делая очередные пометки на листах.

Надо было привезти ее на съемную квартиру в дом у мусорных баков. Тогда она была бы вполне счастлива, успокоенная своим наблюдением, что кто-то живет хуже, чем она. По моему, на проживание ребенка в той квартире легче можно было получить разрешение. По крайней мере от Марии Семеновны.

Затем последовала проверка второго этажа. Наша спальня была первой. Женщина заглянула даже под кровать, вероятно, ища компромат. А в гардеробной, так и вовсе, простучала стены, наверное ища вход в потайную комнату.

Так, ничего интересного и не найдя, вернулась в спальню. Воззрилась на железные круги — крепления пилона. Сначала долго рассматривая верхнее, затем нижнее, рисуя в своем воображении ответ для чего они здесь.

— Что это такое? — спросила она. То ли не догадалась, то ли, наоборот, хотела подтвердить свои подозрения.

— Ох, здесь раньше был пилон. От бывшей девушки Александра Дмитриевича остался. Представляете, Мария Семеновна! Куда мир катится! — заговорщицки проговорила я. — Конечно, я сразу настояла на том, чтобы это было убрано отсюда. Вот нравы пошли, да?!

В этот момент мне даже показалось, что женщина немного оттаяла. Все мы вчетвером воззрились на предполагаемого виновника всех непотребств. Самородов лишь развел руки в стороны, говоря, что это все дела минувших лет. А сейчас он поумнел.

"Прости", — одними губами прошептала я, когда следом за женщинами выходила из спальни, на что Самородов ответил щипком моих ягодиц. Предостерегающе зыркнула на него. Еще не хватало, чтобы Мария Семеновна стала свидетелем брачных игр Самородова. Да она нас тут со всем внутренним содержимым сожрет.

Дальше последовали комнаты, одна из которых была оборудована под детскую для Кирилла. Я подумала, что это принесет нам лишний плюс в глазах социальной службы.

— Рановато вы тут все обустроили, — скрипнула недовольным голосом проверяющая. — Денег столько потрачено. А вдруг все зря…

— Мы не последний кусок хлеба доедаем, Мария Семеновна… — ответил Айсберг Дмитриевич, потерявший терпение. — Я могу позволить купить своему сыну компьютер и футбольный мяч.

Да твою же налево.

Я попыталась сгладить образовавшийся угол предложением выпить чая с тортом, но все присутствующие отказались.

После высказывания Самородова делегация засобиралась восвояси, ничего нам не сказав. Только лишь в дверях Мария Семеновна оповестила нас, что сообщит о своем решении Галине Сергеевне. На мой вопрос, когда ждать этого момента, проверяющая ответила закрытой дверью.

— Саша, она не даст согласие. Ну зачем надо было ее обижать?

— Ее жизнь обидела, а не я. Не переживай, Мила.

Самородов прошел на кухню. Поставил чайник. В доме из горячительного был только этот напиток, так как все спиртное было заранее унесено и надежно спрятано. Только вот зря все это.

Айсберг Дмитриевич налил две кружки ароматного чая. Сделала несколько обжигающих глотков, немного успокаиваясь.

Самородов поставил свою кружку на стол, отнял у меня мою, расположив ее рядом с фарфоровой соплеменницей.

— Так что ты там говорила про бывшую подругу, а, моя любительница острых ощущений? — спросил он, надвигаясь на меня.

— Я… Саша, это была ложь во спасение!

— Дааа?? — протянул Самородов, подтягивая следом за собой стул. Установил его у столешницы. Провела параллель.

— Саша, ты с ума сошел? А вдруг вернутся?

— Не вернутся.

Айсберг Дмитриевич подошел ко мне, подсаживая на край столешницы, размещая загипсованную ногу на стуле.

— Ну что, Нехочуха, возьмешь меня? — спросил он, расстегивая цепочку мелких пуговиц на блузке.

— Возьму!

Нам удалось забыться на некоторое время в объятьях друг друга. Да, сейчас это было просто необходимо.