Награда королевы Марго

40

Более красивой вдовы, чем Маргулина, не знало Новогиреевское кладбище со дня своего основания. Ей чертовски шла эта дымчатая вуаль и черное пальто, стройнившее и без того тонкую фигуру. Все подходившие к закрытому гробу невольно задерживали взгляд на молодой элегантной женщине и принимались лепетать соболезнования. Марго не реагировала. Стояла молча, убитая горем, не поднимая глаз. За все время траурной церемонии вдова не обронила ни слезинки и не произнесла ни слова. Когда настало время прощаться, она просто упала на гроб и лежала на нем до тех пор, пока ее не оттащили.

На похоронах было много знакомых, несмотря на то, что Олега знали плохо, хоть он и учился в той же тридцать пятой школе. В основном пришли знакомые и родственники вдовы. Маргулина, казалось, совсем обезумела от горя.

На поминальной трапезе, проходившей в новогиреевском кафе, вдове стало настолько плохо, что ее увезли домой. Оставшиеся поминать Олега не долго сидели со скорбными лицами. Начались разговоры, расспросы, сплетни. Кое-кто уже улыбался, в основном те, кто всех усерднее утирал слезы.

Людка Зыбина перегнулась через стол и шепотом спросила у Трубникова:

— Женька, ты когда в последний раз видел Димана? Я слышала, на него покушались в больнице.

— Было дело. Обстреляли его кровать, — ответил Трубников, подавив улыбку. — Ты думаешь, почему он не пришел выразить соболезнование? Опасается террористов.

Зыбина не заметила иронии, а если заметила, то поняла по-своему. Трубников знал, что Колесников несколько лет жил с Зыбиной в гражданском браке. Потом они разбежались, но Людка продолжала питать к нему нежнейшие чувства и время от времени наведываться к бывшему сожителю.

— Сто лет его не видела, — мечтательно вздохнула она и потянулась к компоту.

— Так сходи к нему! Чего зря языком молоть? — посоветовал Трубников, думая о своем.

— Рада бы сходить, да не приглашает. Он, говорят, переехал в новую квартиру на Ленинский проспект.

— Позвони и спроси адрес.

— Откуда у меня телефон?

Трубников перестал жевать и внимательно всмотрелся в подругу.

— Ты не знаешь его телефона?

— Нет, — хлопнула глазами Зыбина. — Если ты знаешь, дай!

Трубников покосился на сидящую рядом супругу, целомудренно вкушающую поминальный пирог, и произнес как можно громче:

— Вот Настя знает телефон Колесникова. Спроси у нее.

Жена подняла на Зыбину невинные глаза и как ни в чем не бывало ответила с пирогом во рту:

— У меня записано в записной книжке. Позвони нам как-нибудь. Я тебе продиктую.

После этого уже никакой кусок не лез в горло Трубникову. Он ждал и не мог дождаться, когда закончится поминальная трапеза и все наконец выйдут из-за стола. Но никто выходить не спешил. Тогда Трубников, выбрав минуту, когда стало особенно шумно, наклонился к жене и прошептал со зловещим свистом:

— Что же ты обманываешь, дорогая? Говорила, что телефон Димана дала тебе Зыбина, а она и знать ничего не знает.

Жена недоуменно посмотрела на мужа, потом, как будто что-то вспомнив, наклонилась к подруге и спросила:

— Людка, разве не ты мне дала телефон Колесникова?

— Нет! — вытаращила глаза Зыбина.

— Тогда кто же дал? — призадумалась Настя, но, так и не вспомнив, махнула рукой. — Значит, кто-то другой.

— Кто же? — полушепотом напирал Трубников, не сводя с нее глаз.

— Не помню! Потом вспомню, дома. И перестань шептать мне в ухо. Неудобно.

После поминок Зыбина попросила Трубниковых подбросить ее до метро.

— После того как Олег повозился в моторе, мой «Москвич» совсем перестал фурычить. Он и без того дышал на ладан… Царство ему небесное!

— Олег? Когда он успел повозиться? — вяло поинтересовался Трубников, думая о жене.

— Да вот, с месяц назад, когда Маргулины приезжали ко мне в гости. В тот день мы еще попали в заваруху на Белорусском вокзале. Как раз там в метро что-то взорвали, и нас загребли в свидетели.

— Вас втроем? — удивился Евгений, усаживаясь за руль.

— Почему втроем? Вдвоем! — засмеялась Зыбина, располагаясь с ним впереди. — Марго уехала раньше.

— Минуточку, — насторожился Трубников. — Откуда она уехала раньше?

— От меня! — подмигнула Зыбина, удивляясь тугоухости чужого мужа. — Мы сначала сидели тихо, мирно, спокойно. Пили кофе, слушали музыку. Вдруг Марго посмотрела на часы и закричала, как резаная: «Ой, я забыла, мне нужно к зубному». И удрала, оставив меня со своим мужем наедине. Пусть земля ему будет пухом.

— И ты, конечно, воспользовалось правом одинокой женщины, — хихикнула с заднего сиденья жена.

— Каким правом? Сидели как пришибленные. Марго смылась так поспешно, что мы растерялись. Ну, из вежливости, конечно, сидим, пьем кофе. Потом Олег чего-то засуетился, засобирался. Я говорю: «Да сиди ты», а он: «Нет, пора домой. Завтра на работу». А времени-то еще и шести не было. Ну, он мне и говорит: «Людка, отвези меня до “Речного вокзала”. Ненавижу ездить в метро. Хочешь, сам поведу машину». Ну, я, добрая душа, говорю: «Нет проблем». А потом свою доброту две недели проклинала.

— Ну-ну, мы слушаем! — подбодрил Трубников, выруливая на трассу. — В аварию попали, что ли?

— Хуже! В катастрофу! Словом, Олежка сел за руль и погнал зачем-то через Белорусский вокзал. Сказал, что на секунду заскочит кое-куда. Остановился у вокзала, взял пакет и смылся. Потом возвращается…

— Без пакета?

— Естественно.

— А что было в пакете?

— Откуда я знаю? Коробка какая-то. Словом, возвращается и говорит: «У тебя клапана стучат. Я посмотрю». Открывает капот и начинает копаться. И вдруг под землей как шарахнет. Ну, тут паника, народ бежит из метро. Машины сразу улепетывают. Кому охота в свидетели попадать? Потом фиг отмажешься. А Олег стоит, как теленок, и озирается. Я говорю: «Прыгай скорей и мотаем. Я паспорт не взяла». А он: «Я очиститель отвернул». Ну, и достоялись. Подходят два мента, делают под козырек: «Ваш паспорт, молодой человек!» Он показывает паспорт и кивает на меня: «Это моя жена. Она паспорт дома оставила». Ну, менты расспрашивать о том о сем: что видели, что слышали? Другой бы сказал, ничего не видел, ничего не слышал, а Олежка понес, да так, что они едва успевали записывать. Менты протокол составили, мы расписались, я — за Марго, поскольку жена. И только после этого нас отпустили. Как отпустили, у меня от сердца отлегло. Я уже приготовилась провести ночь в обезьяннике…

— Как была одета Маринка? — грубо перебил Трубников.

Зыбина удивленно скосила глаза на водителя и фыркнула:

— А я помню? В белый шубон, кажется. И еще в бордовую кепку с полуметровым козырьком. Юбон на ней еще был плиссированный, зашибательский…

Зыбина говорила что-то еще, но Трубников больше не слушал. Он гнал машину по трассе, и в висках упрямо стучало: «Значит, все-таки Марго. Значит, все-таки она…»