Наперекор всем

Глава 21

– Опустите решетку!

Наемники с воинственными воплями пытались ссадить Гриффита с лошади. Боевой конь бил копытами, не подпуская к себе врагов. Вокруг раздавались стоны раненых, катавшихся по траве внутреннего двора. Но Гриффит натренированным ухом определил, откуда исходят приказы.

– Опустите решетку, болваны! Опустите, кому говорю!

Гриффит, поспешно оглядевшись, заметил Гледуина, стоявшего на лестнице, ведущей в караульное помещение.

Острые железные зубья решетки дернулись и начали быстро снижаться, образуя барьер между Гриффитом и спешившим на помощь отрядом короля. Ни один рыцарь не рискнет погибнуть страшной смертью от громадных копий, грозивших всякому, кто осмелится проехать под решеткой.

– Закройте же двери, идиоты, а не то сейчас явятся англичане и порубят нас, как начинку для пирогов!

Гледуин в походных доспехах орал на дюжину наемников, старавшихся закрыть массивные деревянные двери за решеткой. Грудь Гледуина защищал слишком большой панцирь. На голове неуклюже сидел слишком маленький шлем. Поножи громко звякали, стоило ему топнуть ногой. В лучах солнца ярко блеснули латные рукавицы.

– Быстрее! Быстрее! – вопил он.

Скоро, очень скоро, понял Гриффит, они закрепят железные полосы, служившие засовами, и он останется здесь один, а Генрих не сможет проникнуть в замок. Но ему нужна помощь, и сейчас же. Где Билли? Где обещанная подмога?

Гриффит с ревом стряхнул нападающих и ворвался во двор.

– За Англию! – крикнул он в направлении замка. – Король Генрих требует впустить его, а валлийские наемники противятся повелителю!

Наемники застыли, нерешительно поглядывая на замок. Неужели английские солдаты ослушаются приказов хозяина ради короля?

– За англичан!

Ничего не произошло, и наемники, злорадно ухмыляясь, начали собираться вокруг Гриффита, словно стая волков, ожидающих подходящего момента, чтобы наброситься на жертву. Он в отчаянии вскрикнул:

– За вашего товарища Билли и вашу хозяйку Мэриан!

Нижние двери центральной башни отворились, и оттуда вырвались английские солдаты. Позади мчались остальные – повара и служанки, прачки и мальчишки на побегушках…

Во главе столь странного отряда бежал Билли, выкрикивая приказы, как настоящий командир. Обе стороны сцепились не на жизнь, а на смерть. Солдаты действовали хладнокровно и с обычным искусством, но на Гриффита произвел огромное впечатление вид мальчишек, использующих тяжелые серебряные блюда в качестве щитов, и служанок, ловко орудовавших железными кочережками. Прачки молотили вальками по головам валлийцев, а повара атаковали их кухонными ножами.

В довершение суматохи Шелдон выпустил собак из псарни, и те бросились на наемников.

Гледуин открыл забрало и начал осыпать ругательствами наемников, которых сильно потеснили англичане. Но прежде чем он смог прийти на помощь своему войску, решетка медленно, рывками начала подниматься, и Гриффит громко рассмеялся, глядя в разъяренное лицо валлийца. Но Гледуин услыхал скрип – даже сквозь лай собак, проклятия и вопли – и, хищно ощерившись, слетел по каменным ступенькам в комнату, где находился опускной механизм, зная, что Гриффит непременно последует за ним, и тот пришпорил коня. Оказавшись на земле, Гриффит метнулся к Гледуину, держа наготове меч и щит, настолько страстно желая завладеть добычей, что едва не пропустил мимо ушей крик Арта:

– Гриффит, смотри!

Гриффит поднял глаза, ослепленный сверканием доспехов Гледуина, и потрясенно наблюдал, как Арт и Долан, схватив наемника за руки, подвесили его над лестницей и начали раскачивать, как на качелях. Тот безуспешно пытался вырваться и сохранить равновесие, но Гриффит успел заметить только, как валлийцы, пересмеиваясь, отпустили Гледуина и тот с громким клацаньем и треском приземлился внизу, подняв тучу пыли, мгновенно окутавшей блестящие доспехи мутным покрывалом.

Арт с невинным видом пожал плечами. Долан вытер руки о плащ и объявил:

– Он просто поскользнулся.

Да, подумал Гриффит, двое валлийцев – этого, пожалуй, вполне достаточно, даже слишком.

– Ты убила его. Убила собственного отца!

Вопли Сесили эхом отдавались от стен, поднимаясь к высокому потолку. Вокруг собралась ошеломленная толпа.

– Она убила отца! Сделайте что-нибудь! – крикнула им Сесили. Хани вторила истерике, с громким визгом спускаясь по ступенькам, волоча ушибленную ногу. – Он кормил тебя, одевал! Сделайте же что-нибудь!

Но притворно громкая скорбь и рыдания постепенно стихли, поскольку и мужчины, и женщины широко раскрытыми глазами смотрели на нее и молчали. Отчаявшись получить помощь, Сесили с мольбой повторила:

– Почему вы не сделаете что-нибудь?

Одна из женщин, брезгливо подобрав юбки, чтобы не коснуться мертвого Уэнтхейвена, объявила:

– Я ухожу и захвачу с собой тазик, отделанный золотом. Его можно продать за хорошую цену.

– Да, а мне нравится золотое блюдо, – прибавил какой-то мужчина, дернув себя за бороду. – В столовой накрыт стол, как вы думаете?

Мэриан стояла, сжимая в объятиях Лайонела, и наблюдала, как приживалы Уэнтхейвена спешат разорить замок.

Визг снова разорвал воздух – это Сесили поняла, что никому нет дела ни до Уэнтхейвена, ни до нее.

– Мама? – спросил Лайонел.

Мэриан прижала его головку к своему плечу и здоровой рукой закрыла ему уши. Необходимо защитить сына от этого. Как она хотела, чтобы кто-то защитил ее, однако, хотя ее печаль была искренна и глубока, а рана в душе ныла и болела, она радовалась. Радовалась.

Уэнтхейвен, самый большой себялюбец, самый беспринципный человек на земле, не смог убить ее. Она разрушила мечты отца, уничтожила его шанс добиться власти, и все же он держал шпагу у ее горла, но так и не сумел довершить удар и не допустил, чтобы Сесили сбросила Мэриан с лестницы.

Потому что она была его дочерью? Возможно.

Потому что она была дочерью своей матери? Вероятно.

Неужели любовь никогда не умирает?

Она поглядела вверх, в темный провал башни, и поняла, что это так и есть.

Любовь отца к ее матери.

Любовь матери к ней.

Раствор, скреплявший камни башни. Защита. Исцеление. Необходимость.

Появившийся расстрига – священник Уэнтхейвена, довольно подозрительного вида, – с первого взгляда оценил ситуацию и, встав на колени около трупа, начал молиться за душу усопшего. Визг Сесили становился все громче, но священник сумел заткнуть ей рот всего двумя словами.

– Уважение к мертвым! – велел он.

Сесили подняла залитое слезами лицо, взглянула сначала на него, потом на то, что осталось от любовника, и снова заплакала, но уже гораздо тише, придерживая живот, словно скорбь отяжелила его так, что не было сил нести это бремя.

Хани добралась до подножия лестницы, подошла к телу, понюхала и, усевшись, взвыла, словно душа, обреченная на вечные муки.

– Он умер без отпущения грехов, – невольно вырвалось у Мэриан. Священник цинично оглядел ее с головы до ног, но тут же глаза его смягчились.

– Это не так. Каждое утро он получал соборование – с тех пор, как умерла ваша мать.

– Но это против законов нашей матери Церкви, – потрясенно запротестовала Мэриан.

– Уэнтхейвен кормил и одевал меня, тогда как Церковь меня отвергла. Я повиновался в первую очередь ему.

Мэриан, охнув, выбежала из темной башни.

Она хотела найти Гриффита с той минуты, как, выглянув в окно, сразу же узнала мужа. Если любовь не умирает, значит, его любовь к ней выдержала тяжкое испытание, и Мэриан хотела найти убежище в этой любви. Хотела быть той, которая нужна ему, и искупить все, что натворила.

Посмотрев в окно, она заметила, что битва почти затихла. Наемники бежали под бешеным натиском солдат Уэнтхейвена и сдавались вновь прибывшему отряду неизвестных английских рыцарей. Неужели Гриффит смог заставить их помочь ему? Вне всякого сомнения. Гриффит способен на все, даже восстать из смертоносной расселины, поглотившей его.

Равнодушная к столпотворению, творившемуся вокруг, Мэриан с трудом пробиралась вперед, к тому месту, где в последний раз видела Гриффита. Она хотела выйти во внутренний двор и ни о чем больше не думала. Мэриан не замечала светлого коккер-спаниеля, пытавшегося сначала догнать ее, а потом просто устало хромавшего следом, не обращала внимания ни на мародеров, грабивших замок, ни на солдат и слуг, преследовавших грабителей. И не подняла глаз на приближавшуюся процессию, пока сильная рука не сжала ее запястье.

Мэриан смотрела прямо в лицо монарху.

– Куда ты идешь? – резко бросил король. Ошеломленная его появлением, Мэриан смогла лишь пробормотать:

– К Гриффиту.

Генрих двумя пальцами приподнял головку Лайонела и внимательно всмотрелся в лицо малыша.

– Думаешь, что можешь таскать этого ребенка повсюду, куда тебе заблагорассудится?

– Ваше величество?

Генрих встал так, чтобы прикрыть ее от любопытных взглядов рыцарей.

– Где мы можем остаться наедине?

Мэриан огляделась.

– Мы… рядом… с покоями отца. Там можно поговорить… если хотите. Отец… – Она с трудом сглотнула, голос стал хриплым. – Отцу больше не понадобятся комнаты в этом замке.

Рассматривая ее так же пристально, как Лайонела, Генрих повысил голос так, чтобы всем было слышно.

– Насколько я понимаю, твой отец потерял жизнь в битве с предателями-наемниками, пытаясь остаться верным своему королю?

– Я не знаю… что… – пробормотала сбитая с толку Мэриан.

– Пойдем, – велел Генрих, подтолкнув ее в спину.

– Но Гриффит… – запротестовала Мэриан.

– Идите отыщите лорда Гриффита, – велел Генрих, не оборачиваясь и не сводя глаз с Лайонела. – Пошлите его к нам.

Как только Мэриан переступила порог покоев Уэнтхейвена, воспоминания одолели ее с такой силой, что она пошатнулась. Всего два часа назад отец был жив, торжествовал, праздновал еще не достигнутую победу. Теперь же лежал разбитый, мертвый, и его злейший враг простер плащ покровительства над ней и ее владениями. Ложь Генриха спасет ее от вечного позора, и теперь Мэриан будут не просто терпеть, она станет дочерью героя, принявшего смерть ради повелителя.

Мэриан следовало поблагодарить его, и она попыталась:

– Ваше величество…

Но слова замерли на устах при виде пристального взгляда, обращенного на Лайонела.

Позволив Хани войти, Генрих закрыл дверь перед любопытствующими рыцарями.

– Он похож на отца, – бесстрастно, сухо заметил король, окидывая Лайонела недовольным взором, словно тот был в чем-то виноват.

Лайонел выпрямился, и на миг гордое наследие королей ясно проявилось в величественной осанке, надменно поднятом подбородке, четко очерченных поджатых губах. Мальчик, казалось, с безмолвным осуждением смотрит на Генриха.

– Ничего не взял от матери, – продолжал Генрих. – Я надеялся, что смогу заметить хоть что-то… но это бесполезно, не так ли? Он не может появиться при дворе, и даже просто в обществе – кто-нибудь обязательно узнает…

– Ваше величество, Лайонел – мой сын, – поспешно перебила Мэриан. – Его отец был простым… – Но слова не шли с языка.

– Видишь? Даже ты не в силах солгать. Но я сумею разрешить все затруднения. – Генрих надвинулся на Мэриан. – Отдай ребенка мне.

Мэриан, отступив, посадила малыша себе на бедро.

– Ваше величество, вы хотите подержать на руках Лайонела?

– Забрать с собой.

Он говорил вкрадчиво, добродушно, почти ласково. Совсем как ее отец, когда замышлял очередную гнусную интригу, и Мэриан взглянула в глаза короля, пытаясь обнаружить правду. Они сверкали ледяным огнем, словно раскаленный металл на холодной земле. Этому человеку нельзя было доверять, и Мэриан снова подалась назад.

Но король последовал за ней, уговаривая, убеждая, хотя ничем не мог скрыть преступного намерения.

– Я собираюсь поместить ребенка в безопасное место, где никто не попрекнет его испорченной кровью и страшным наследием. Он сможет находиться в обществе себе подобных.

– Как, например, графа Уорика?

– В Тауэре? – Генрих тихо усмехнулся. – У Тауэра, по-моему, незаслуженно плохая репутация. Нет никакого позора в том, что…

– Чтобы находиться там в заключении?

После всего пережитого, боли, борьбы и потраченных сил… Мэриан просто не могла поверить, что оказалась в подобном положении. Она сделала все, чтобы сохранить Лайонела, – нарушила клятву, данную Элизабет, сожгла доказательство законного происхождения Лайонела, уничтожила чувство Гриффита к ней. Даже позволила себе выслушать стоявшего сейчас перед ней человека в надежде, что тот не причинит зла ребенку.

Но сейчас под внешней добротой проглядывало коварство и холодный расчет. Король хотел отнять у нее Лайонела, увезти навстречу участи, предназначенной для всех нежеланных детей с королевской кровью в жилах.

Генрих медленно двинулся к ней, словно охотник, загнавший лань.

– Тауэр – не только тюрьма, но и резиденция королей.

Мэриан так же медленно отступала, горько жалея, что при ней нет кинжала. Однако какую пользу может принести оружие? Нельзя ударить ножом короля Англии. Даже если удастся убить его, ей вынесут смертный приговор, и что тогда станет с Лайонелом?

Боясь вызвать раздражение Генриха внезапным отпором, она осторожно ответила:

– Да, братья моей госпожи Элизабет тоже жили там.

«Перед смертью», – хотела добавить Мэриан, но не осмелилась.

За спиной открылась дверь, но Мэриан не отводила глаз от Генриха.

– Убирайтесь! – рявкнул он, не сомневаясь, что его приказу подчинятся. Замок щелкнул, и Генрих снова устремил взгляд на Лайонела. – Он просто вылитый Ричард. И такой же высокомерный?

Снова спрятав лицо Лайонела у себя на груди и сочтя за лучшее, чтобы король поменьше обращал внимание на мальчика, Мэриан поспешно ответила:

– Нет, конечно, нет.

Но в этот момент Лайонел упрямо поднял голову и провозгласил:

– Нет!

Улыбка Генриха мгновенно растаяла, стертая властным тоном мальчика.

– Да он еще и воинственный! И к тому же недобрый.

Лайонел начал вырываться. Мэриан попыталась одновременно удержать его и что-то объяснить, но, к собственному отвращению, поняла, что униженно молит:

– Он всего-навсего маленький мальчик. Совсем маленький.

– Не просто маленький мальчик. – Генрих почти прижал ее к стене и жадно, нетерпеливо потянулся к Лайонелу. – Сын Ричарда.

Но не успели его пальцы коснуться мальчика, между ними и Лайонелом сверкнуло короткое серебряное лезвие, устанавливая границу, дальше которой не мог проникнуть король.

– Ваше величество, – раздался голос Гриффита, – Лайонел – мой сын.

Мэриан была не в силах шевельнуться, охваченная одновременно ужасом, и облегчением, и еще… еще неизвестно откуда взявшейся твердой уверенностью, что Гриффит станет защищать их, несмотря на монарший гнев.

Генрих тоже застыл. Он даже не повернул головы, чтобы взглянуть на Гриффита, и дал понять, что знает о его присутствии, лишь сухо проговорив:

– Отойдите, лорд Гриффит.

Король ничем не показал, что боится удара мечом или человека, державшего этот меч. У него не было ни малейшего сомнения в преданности Гриффита. Он знал, что обеты, данные Гриффитом, были высечены на том же валлийском камне, из которого был вырублен сам Гриффит.

И Гриффит тоже понимал это. Клятвы, принесенные вассалом повелителю, были священны. Он дал слово поддерживать Генриха в его благородном деле правления Англией, и ничто не могло заставить его переступить через это слово… как ничто не могло заставить его забыть о клятвах, принесенных Мэриан.

– Я отойду, мой повелитель, как только вы отступите.

– Это не ваше дело, лорд Гриффит, и не должно вас касаться. Отойдите! – словно кнутом ударил Генрих, но Гриффит и глазом не моргнул.

– Вы сами заставили меня вмешаться в это, когда обвенчали меня с леди Мэриан. Ребенок ее и, следовательно, мой, и я не позволю вам забрать Лайонела.

Генрих замер от изумления и, мгновенно оправившись, взглянул Гриффиту в лицо с такой свирепой настороженностью, что любой – менее храбрый – человек испугался бы. Ревность, ярость и отчаяние – все смешалось в его взгляде; опасное сочетание, особенно в короле.

– Давайте поговорим откровенно, сэр Гриффит, – отчетливо, со зловещим спокойствием произнес Генрих. – Леди Мэриан не мать ребенка, а вы не отец. Это дитя – плод кровосмешения и насилия. Он сын Ричарда, грязного пятна на лице человечества, и должен быть изолирован из боязни ужасов, которые может принести на землю его наследие.

– Но в Лайонеле течет та же кровь, что и в королеве, – не повышая голоса, заметил Гриффит, не боясь говорить правду, которую не осмелился признать вслух Генрих. – Ричард был ее дядей, однако Элизабет – добрая женщина, ласковая и милосердная ко всем и, кроме того, одна из главных опор вашего трона.

– Она еще не королева, – раздраженно бросил Генрих. – Я пока не велел короновать ее.

– Именно таким способом вы и Элизабет держите в тюрьме? – вскричала Мэриан. – Так вот какова ее награда за то, что принесла себя в жертву ради блага Англии?

Гриффит едва не застонал от столь несвоевременного вмешательства, хотя почти ожидал чего-то подобного. Его дама множество раз доказывала свое мужество… как, впрочем, и несдержанность. Господи, дай ей хоть немного такта!

– Я стану королем по своей воле, не по милости Элизабет или ее семьи. Ее семья! – Король презрительно сплюнул. – Только поглядите на них! Ее отец был пьяницей и развратником, мать уже предала меня. А дядя…

– Прекрасная семейная жизнь, нечего сказать! Значит, вы судите о Элизабет по ее предкам, – вмешалась Мэриан.

Господь не захотел ответить на молитвы Гриффита, но Генриху стоило выслушать все, что говорила Мэриан; может, это заставило бы его свернуть с избранного пути мщения. Гриффит, стараясь держать себя в руках, наблюдал за разъяренной, страстной Мэриан и жестоко-пренебрежительным лицом Генриха.

– У нас хороший брак, – наконец выдавил король. – Элизабет не знает…

– Неужели? – презрительно рассмеялась Мэриан. – Разве, ваше величество? Я выросла вместе с Элизабет и заверяю: хотя училась она не так уж хорошо, понимает мысли и чувства окружающих гораздо лучше, чем свои. Ей пришлось стать такой – от этого подчас зависела жизнь.

Генрих гордо выпрямился и, завернувшись в плащ, провозгласил:

– Я – король. И не привык выказывать свои чувства.

– Вы прежде всего человек и ее муж. Она знает, о чем вы думаете, понимает, почему до сих пор не коронована, и каждый день, на который откладывается эта коронация, ранит ее в сердце все глубже. Она дала вам наследника, любит сына так беззаветно… что почти забыла… других… – Голос Мэриан оборвался, но голова была гордо вскинута, а руки судорожно прижимали Лайонела к груди. – Она не помнит о прежних привязанностях, о клятве, которую заставила меня дать, о собственной плоти и крови, о первенце…

– Женщина! – громогласно прорычал Гриффит. – Замолчи! – Мэриан едва не бросилась на мужа, но тот, сжав большим и указательным пальцами ее подбородок, раздельно повторил, так чтобы она могла видеть движения его губ: – Замолчи же!

Мэриан дрожала от негодования, представляя в эту минуту олицетворенный вызов, но угроза наконец проникла через панцирь ее ярости. Ее место занял здравый смысл, и Мэриан постепенно успокоилась. Когда Гриффит разжал пальцы, она, словно ничтожное покорное создание, пробормотала:

– Прошу прощения, мой муж и господин. Я, конечно, сделаю так, как велите вы.

– Поздравляю, – злобно бросил Генрих, – тебе удалось приручить лучшего из спаниелей Уэнтхейвена.

Гриффит надеялся, что ему тоже удастся сохранить ясную голову.

– Ваше величество, – сказал он, – однажды я увидел, как леди Мэриан сражалась с мужчиной – неким Харботтлом, защищая свою добродетель. Он хотел овладеть ею, а она отвергла его пинком в горло. Все же я, безмозглый, высокомерный осел, винил леди Мэриан за грубость и бессердечие Харботтла. Леди Мэриан сказала, что мужчины всегда осуждают женщин, когда женщина становится жертвой.

– Но вы отомстили за оскорбление? – спросил Генрих.

– Именно.

– Но, как видно, недостаточно, поскольку Харботтл вновь появился, чтобы нести беду. Если семя взошло, необходимо вырвать его с корнем. С корнем, сэр Гриффит.

– Генрих, – прошептал Гриффит, но звук его голоса разнесся по комнате, – неужели не понимаешь: Лайонел – сын короля, законный сын короля? Если я предпочту убить тебя сейчас, а я могу это сделать – сам знаешь… – Упершись кулаками в бока, он со зловещим видом надвинулся на короля. – Прикончив тебя, я смогу стать лордом-протектором короля. Регентом. И осуществлю мечты о независимости Уэльса без того, чтобы дожидаться милости от тебя. На моей стороне женщина, которую Лайонел считает своей матерью, и я сотру твое семя с лица земли. Место, которое ты выбрал для пребывания Лайонела, легко может оказаться тюрьмой Генриха Тюдора, а я по-прежнему останусь при короле.

Генрих, не мигая, наблюдал за ним, но во взгляде светился ужас, смешанный с изумлением. Гриффит мягко добавил:

– У нас есть доказательство того, что свадьба все-таки состоялась.

– Что? – воскликнул Генрих.

– Доказательство. Оно у леди Мэриан.

– Невозможно. Я обыскал…

– Но не смог найти. Только потому, что документ все время был у леди Мэриан. И стоило только захотеть, как мы перевернули бы всю страну и начали восстание. Может, стоит сделать это сейчас? – Гриффит не смотрел на Мэриан, но почувствовал, как она шагнула ближе. – Ты хотела жить при дворе. Мечтала о богатстве и могуществе. Это твой шанс. Может, сделаем это сейчас?

Мэриан, склонив голову, наблюдала за Генрихом.

– Может, предоставим Лайонелу решать?

– Что?

Крик Генриха эхом отразился от стен и словно камнем ударился о дверь, вызвав всполошенные оклики рыцарей.

– Убирайтесь! – проревел король. – Спросить Лайонела, не хочет ли он быть королем?!

Гриффит кивнул:

– Что ж, совсем неплохой способ. Лайонел, хочешь быть королем?

Лайонел, все еще пытаясь сползти на пол, энергично замотал головой:

– Нет!

– Но мужчины будут стоять перед тобой на коленях, а женщины – целовать руку, – продолжал Гриффит.

– Нет! Нет! Лайонел вниз сейчас.

Лицо Генриха покрывали крупные капли пота.

– Ты издеваешься надо мной.

– Чуть-чуть, ваше величество.

Гриффит взял Лайонела у Мэриан, хотя та не слишком охотно разжала руки, и поставил на пол.

– Не карабкайся на стулья, – предупредил он ребенка.

– Ты не посмеешь свергнуть меня, – пробормотал Генрих, вытирая лоб рукавом.

– А ты не захочешь отправить Лайонела в Тауэр, – отпарировал Гриффит, подчеркивая значение своих слов взмахом шпаги.

– Конечно, нет.

– Конечно, нет, – повторила Мэриан. – Наш повелитель и монарх слишком мудр для такого.

– Совсем как лорд Гриффит и леди Мэриан.

– Всякий может сделать ошибку, – заключил Гриффит. – Но только глупец будет настаивать на том, чтобы повторять ее.

Лайонел сочувственно проворковал что-то, увидев Хани, свернувшуюся в кресле Уэнтхейвена и лизавшую ушибленную лапу. Мальчик, с безошибочным инстинктом ребенка, дал спаниелю обнюхать руку и осторожно начал гладить Хани.

Может, от него пахло Уэнтхейвеном? Вероятно, потому что собака, покорно вытерпев ласки, со вздохом уронила голову в колени малыша. Генрих бесстрастно наблюдал за ними.

– Это доказательство венчания…

– В безопасном месте, – заверила Мэриан, не осмеливаясь открыть больше.

Генрих обмяк от облегчения.

– Прекрасно. Пусть и остается там, где его никто не увидит. Ради моей королевы… и меня самого.

– Думаю, что могу принести клятву, ваше величество, – ответила Мэриан.

Генрих подался к двери, но взгляд по-прежнему оставался ледяным, а выражение – зловеще-угрожающим.

– Пока доказательство не выплыло на свет божий, считайте, что ваша безопасность обеспечена.

Но Мэриан больше не смогла вынести вида побежденного Генриха и отвергнутого Гриффита – ведь, что ни говори, она была женщиной. Может, не совсем обычной, не той, какую бы хотел Гриффит, предоставь ему судьба возможность выбора, но все же женщиной. И в этот момент она словно услыхала нежный шепот матери.

– Подождите! – с мольбой вскрикнула Мэриан. Генрих мгновенно замер, вопросительно подняв брови.

– Леди Мэриан? Собираетесь еще что-то потребовать от меня?

– Только одно, ваше величество. – Мэриан подошла к королю и опустилась на колени. – Я хотела бы принести вам обет верности.

Наблюдая за Генрихом, она заметила, как хорошо тот носит маску непроницаемости, так необходимую для монарха. Он ничем не показал, что понимает истинное значение ее покорности, ни единым движением не осудил столь неприличный выбор времени и места. Вместо этого король с готовностью сжал ее ладонь обеими руками.

– Хочешь по доброй воле стать моим вассалом?

– Я желаю этого, – провозгласила Мэриан. – Я становлюсь вашим вассалом, чтобы верно служить, и покоряться, и почитать, и защищать от всех врагов и напастей, клянусь в этом святой Марией, которая – подобно мне – была матерью сына.

Генрих удовлетворенно кивнул и поднял ее на ноги. Их договор должен был скрепить поцелуй мира, но никогда еще Мэриан не приходилось целовать мужчину, более равнодушного, чем Генрих. Он ожидал, безмолвный, с каменным лицом, пока она сама не подставит губы.

К своему стыду, Мэриан медлила. Последний шаг оказался слишком трудным, она поняла, что не в силах прикоснуться к человеку, угрожавшему жизни ее сына.

Наконец Генрих сказал:

– Думай об этом как о своей мне дани. У тебя ведь нет ничего другого.

– Нет… – удивленно взглянула Мэриан на свои пустые руки. Но слова короля вывели ее из оцепенения, и Мэриан, положив Генриху руки на плечи, поцеловала в губы. Он ответил поцелуем – не слишком приятным, напомнившим Мэриан о его власти над ней, и подтолкнул ее к Гриффиту. Хмурое лицо явно противоречило попыткам пошутить.

– Ну и резвая женушка у вас, лорд Гриффит! Дерзости ей не занимать. Осторожнее, иначе она живо заставит вас плясать под свою дудку.

– Молюсь об этом, ваше величество, – пробормотал Гриффит, заключая жену в объятия.

– Вы, конечно, собираетесь жить в пожалованном поместье на границе с Уэльсом, не так ли?

– Как прикажет мой повелитель. – Гриффит еще сильнее сжал Мэриан. – Но сначала мы надеялись навестить моих родителей и отпраздновать свадьбу как полагается.

– Прекрасная мысль. И, кстати, если вы решите жить как можно дальше от Лондона, двора и меня, поверьте, это была бы великолепная идея.

Генрих подошел к двери, положил ладонь на ручку и остановился, казалось, глубоко задумавшись. Гриффит напряженно застыл. Но тут король, не оглядываясь, сказал:

– Позвольте поблагодарить вас, леди Мэриан, за то, что напомнили мне об удовольствии, которое может доставить моей королеве церемония коронации. Как только Вестминстерское аббатство будет подготовлено к предстоящему празднеству, архиепископ возложит корону на ее благородный лоб и провозгласит ее истинной королевой – королевой в своем праве. – Генрих молча, все еще отвернувшись, постоял и медленно, словно кто-то вытягивал из него слова, добавил: – Я попрошу ее писать вам, леди Мэриан, так часто, как возможно. Ваша дружба так много значит для нее, и я с нетерпением буду ожидать хороших новостей о вас и о вашей новой жизни.

Он вышел и прикрыл за собой дверь, прежде чем Мэриан смогла ответить. И за это она была благодарна королю, потому что губы сводило судорогой. Закрыв лицо руками, Мэриан заплакала от облегчения и лишь долгое время спустя попыталась выговорить:

– Я боялась… боялась, что разрушила жизнь Элизабет… боялась… что он осудит меня за излишнюю откровенность и использует ее как предлог, чтобы вновь замышлять недоброе против нас. Но он любит Элизабет. По-настоящему любит. И… думаешь… – Лицо Гриффита расплывалось перед ее глазами. – Думаешь, что он оставит нас в покое и позволит растить Лайонела?

– Да, именно так я и считаю, – свирепо, хрипло объяснил Гриффит, словно пытался бороться с каким-то сильным чувством. – Иначе он позвал бы своих стражников и мы уже лежали бы мертвыми на полу.

– Мертвыми на полу? – Мэриан ошеломленно моргнула, пытаясь яснее разглядеть его, понять, чем вызвана эта внезапная ярость, и выражение его лица заставило ее в ужасе отпрянуть. – Гриффит!

Он последовал за ней, возвышаясь, словно монолит, готовый вот-вот упасть.

– Единственное, что я хочу знать, – каким образом ты то и дело ухитряешься попадать в подобные положения.