Нарисованная красота (СИ)

Глава 11

— И что это было? — Подозрительно осведомилась Мьяла.

— Становление, если хочешь. Я и сама не до конца понимаю, если честно. — В который раз проговорила я. — Сейчас стихии не просто со мной взаимодействуют. Они мне подчиняются, мне больше не нужно согласовывать мои действия с некими сущностями, которые стоят за стихиями.

— Да, так и должно быть. — Раздался голос с печи.

Да-да, с печи.

— Светлого дня. — Продолжил маленький рыжий человечек. — Пьюриф. — Он слегка поклонился.

— Нечисть что ли? — Нашлась я с вопросом где-то через минуту.

Мьяла молчала, тихонько нашаривая на скамье что-нибудь метательное.

— Чисть. — Хихикнул мужичок. — Дворовой я.

— Чего? — Переспросила я.

Не знаю, почему я такая спокойная. Ну то есть, мне обещали нечисть, конечно, но как-то я на встречу не рассчитывала. Казалось мне, что если такая раса, не уверена, что так правильно, и существовала, то давно ушла или истреблена. А тут вот — дворовый.

— Дворовый. То есть за двором смотрю. Вы двое участок в порядок привели? — Мы кивнули. — Животное привели? — Снова кивнули. — Охороницу приняли?

— Кого? — Прервала я.

— Мря. — Отозвались с лестницы.

— А это имя или вид? — Тут же заинтересовалась я.

— Ээээ. — Не понял дворовой. — Вид, наверное. Не сбивай! — Прикрикнул он. — Так вот. Охороницу вы приняли, виз у вас в силу вошел, так что я пришел. — Важно погладил он себя по груди. — Буду за двором смотреть, за коровой ходить и за огородом присматривать. Посланец от земли я.

— А жить ты где будешь? — Вдруг заинтересовалась Мьяла.

— Так в коровнике на полке моей. — Только пальцем у виска не покрутил мужик.

— Так вот что это значит — «дворовая полка». — Покивала Мьяла. — Во всех дворовых постройках делают такие, видимо, а зачем никто не знает. Вот зачем. — Пояснила в ответ на мой удивленный взгляд.

— И много вас таких придет? — Подозрительно поинтересовалась я.

— Домовой за гостинцем пошел — они без даров не приходят. Тебе еще лес и поле принадлежат — туда по хозяину будет. В луже твоей уже кто-то живет — я еще не ходил. — Степенно расхаживая по печи ответил он.

— Где? — Не поняла я.

— Ты лужу наливала перед воротами? — Снова начал Пьюриф. Я кивнула. — Вот туда кто-то пришел на той неделе.

Я рассматривала человека ростом в две ладошки, средних лет с паутинкой смешливых морщинок вокруг глаз и копной пшеничных волос, туго затянутых на затылке лентой. Одет он был в просторную серую рубаху грубой ткани, бордовые портки и ботинки. Какого-то однозначного впечатления я составить не смогла, так что просто пялилась.

— К вам кто-то пришел, девочки. — Прервал тишину мужик и в дверь почти сразу постучали.

— Нас прервали в прошлый раз. — Без приветствий сообщил Гарт, усаживаясь на лавку.

Я метнула взгляд на печь, но там никого не было.

— Что вам надо? — Грубовато спросила я.

— Я хочу найти убийц ваших родителей. — Непривычно мягко проговорил Гарт.

— Пока что получается не очень. — Оскалилась я.

— Так и вы не помогаете. — Пожал плечами мужик.

Такая смена настроения показалась мне по меньшей мере странной.

— Все случилось почти полгода назад. Вы хоть на йоту продвинулись? — Снова нахамила я.

Вероятно, незнакомое слово поставило следователя в тупик.

— Она спрашивает, узнали ли вы хоть что-нибудь. — Пояснила Мьяла, поднимаясь из подпола.

— Узнал, что это не вы. — Показал желтые зубы мужик.

— А что-то чего я не знаю? — Я поднялась, чтобы открыть окно, по дороге с грустью глядя на следы, которые он мне оставил.

Дожди на улице закончились, но слякоть никуда не делась, так что было очень грязно. Не откладывая в долгий ящик, я воспользовалась обновленной версией взаимодействия со стихиями — вымыла пол. Не попросила его вымыть, а просто захотела и стихия приступила. Без дополнительных настроек мыслей и тому подобного. Было очень непривычно.

Гарт уставился на моющийся пол и коротко выругался, когда стихия дошла до его ботинок, которые тоже начала мыть.

— Вы что себе позволяете! — Опомнился он и рявкнул. — Нечисть на меня накличите!

— Вам не светит. — Елейно проговорила, улыбаясь, я.

Мьяла истеричненько хихикнула от плиты.

— Я буду ходить сюда до тех пор, пока не добьюсь от вас чего-то. — Серьезно сообщили мне.

— Не тратьте мое время. — Отрезала я.

Сама от себя такого не ожидала. Повзрослела, наверное.

— Придется, малышка. — Чуть мурлыкающе ответил он.

— Пошел вон. — Указала я на дверь.

— Прикажи охоронице. — Подсказали из-за занавески.

— Чего это? — Оскаблился он.

Я разозлилась. Как-то по щелчку. Почувствовала в своих венах огонь, готовый вот-вот прорваться наружу. Вот того, что у меня больше одной стихии Гарту знать точно нельзя.

— Хора! — Обратилась к кошке. — Выстави его.

Я не была уверена, что это правильная формулировка, но животное все поняло. Она тут же вздыбила спину, раздула хвост и одним прыжком оказалась на столе. Предупреждающе показала зубы, но Гарт не воспринял угрозу кошки всерьез. Прошло пол минуты, охороница поняла, что реакции не будет и одним коротким броском свалила взрослого крупного мужчину на пол. Вцепилась зубами в плечо и поволокла его по полу. Это так меня поразило, что общая ситуация, от которой сердце стучало в горле, а ноги слабели, отошла на второй план. Мьяла стояла со скалкой в руке и яростью во взгляде, в любой момент готовая прийти нашей монстро-кошке на помощь.

У двери вышла заминка: она открывалась во внутрь. Тут в себя пришел сам Гарт и вскочил.

— Вы кого на меня натравили, Твари?! — Завопил он и тут же получил дверью в спину.

В дом ввалился Гант, который своим пудовым кулачищем приложил ласково Гарту в спину и схватил того за шиворот. Молча потащил его на улицу, мы услышали стук ворот и вскоре мужчина вернулся к нам.

— Я это, — отдышавшись начал он, — хотел попроситься помыться, только подошел, а тут «вышвырни его». Ну я и помог. — Как-то неловко закончил он.

— Спасибо, Гант, ты очень вовремя пришел на помощь. — Улыбнулась я мягко, заталкивая эмоции назад. — А чего это ты мыться пришел? Нечисти не боишься?

— Да чесаться начал, а на рынке говорят, что у тебя все с водой налажено. Вот и решил не мучиться с бадьей, если ты пустишь.

— Так давай я тебе так же сделаю? — Предложила я, представив сомнительное удовольствие пускать мыться всех желающих.

— А можешь? — Недоверчиво прищурился сосед.

— Могу. — Улыбнулась ласково я. — Только жену свою отправь куда-нибудь минут на десять — противная она у тебя.

— Она тебя и сама не жалует. — Хмыкнул он. — Я зайду за тобой. — И вышел.

Пока я снова мыла пол, а Мьяла смотрела перед собой, на печь вернулся Пьюриф.

— Я договорился. — Довольно сообщил он нам.

— С кем? — Уточнила Мьяла.

— С горямизом. — Еще довольнее ответил дворовой.

— С кем? — Переспросила я, усаживаясь за стол.

— С лужей у ворот. — Раздраженно сообщил он. — Там поселился горямиз-охранник и он больше не пустит в дом этого урода.

— Ну и хорошо. — Улыбнулась Мьяла как-то удовлетворенно. — Литта, тебе Елин подарок оставил. — Поманила меня девушка.

Отвела в постройку для хранения, которую успели закончить пока меня не было и показала ровные ряды товара Елина.

— Он оставил все, что не продал. — Уточнила она.

Товара было не очень много, но всего в совокупности мне на год точно хватит. После визгов и обнимашек, я настроилась на рабочий лад: пошла проверять как пережила косметика мое длительное отсутствие, ставить и смешивать новую.

Сделала пигментированные помады, восполняя пробел в моем арсенале: смешала кокосовое масло, пчелиный воск и пигменты разных цветов, тщательно промешала на водяной бане и распределила по рефилам. Еще сделала на из кокосовой стружки, розовой воды и глицерина скраб для волос — тоже засунула в банку.

Все настои и гидралаты прокисли, но все забрал Пьюриф — говорит в огороде применит, так ему матушка (земля, как я поняла), велела. Соответственно, пришлось ставить новые и быстро все готовить заново. А вот средство для снятия макияжа не показало никаких изменений — вечером проверю не поменялись ли свойства. Кремы и кейс умница-Мьяла перенесла в подпол, так что оттуда я сняла только верхний слой и пять раз возвращалась понюхать — пахло нормально.

Все сухие, рассыпчатые и запеченные текстуры, конечно, пережили. У подводки сняла верхний подсохший слой, она сразу вернулась к нормальному виду. Тушь повела себя менее терпеливо, пришлось смешивать новую.

Пока всем этим занималась, ярость и страх отошли на второй план — я успокоилась.

Закончила сильно после обеда и хотела попрактиковаться со стихиями, но Мьяла имела на меня свои планы.

Мы вышли в город. Там я зашла к кузнецу и столяру, которые были рады меня видеть. Заказ на разноразмерные рефилы получил только столяр — для кузнеца у меня пока ничего не было. Потом мы зашли в лавку к мебельщику, где Мьяла повела себя очень даже свободно, а мастер принял ее настороженно.

— Успел сделать то, о чем мы говорили? — Спросила она, пока я пыталась понять, о чем речь.

— Да. — Он уже выволакивал кресло, как на моем рисунке.

Остановив кампроу рукой, он пошел обратно в заднюю комнату и приволок второе.

— Садись. — Велела категорично Мьяла.

Я послушно уселась и мне в спину тут же ткнулась шляпка гвоздя. Но внутри был мягкий материал, типа ваты или в этом духе, так что не удивительно.

— Сколько с меня? — Уточнила я, поднимаясь.

— Два серебряных за все. — Тут же отрапортовал низкорослый пухлый мастер.

После оплаты заказала доставку.

Уже когда мы вышли Мьяла начала меня пытать — почему я приняла работу. Я долго объясняла, что сама доработаю до того, что хочу, и объяснить мне все равно не удастся, когда у самой все на уровне ощущений.

До вечера мы шатались по рынку, докупая себе всякие мелочи. Я, например, купила кучу всяких разноцветных лент, несколько отрезов сетчатой жесткой ткани, небольшой отрез гладкой ткани, несколько игл и мотков ниток и целую корзину другой мелочевки.

Вечером привезли кресла, которым я дополнила набивку плотной тканью, некогда бывшей шторами, и осталась довольна. Это было что-то вроде шезлонгов, только на очень высоких ножках — я могла не нагибаться, чтобы осмотреть лицо или голову на них.

Пришлось изобразить подножки для них. Мебельщик в магазине давал нам табуреточки, но я не обратила внимания. У меня подножками работали несколько чурбачков, которые я сделала ступеньками, чтобы было удобнее залезать.

Потом я разместилась на кухне и начала шить бабки из гладкой ткани и старых тряпок. Занятие задумчивое, так что скоро я сбила Мьялу с толку вопросом:

— Все случилось на той же улице, где ты жила тогда. Тебе ничего не вспоминается из той ночи?

Девушка выронила тесто, которое приподняла, чтобы проверить замес на готовность.

— Я слышала крики и возню. — Проговорила она и вдруг оставила тесто, чтобы с есть напротив. — Литта, прости меня, я давно должна была рассказать все, что слышала, но я боялась, что ты меня выгонишь и не захочешь больше дружить, потому что я не помогла твоим родителям. — Скороговоркой не очень разборчиво выпалила она.

— Мьяла, успокойся. — Попыталась остановить поток сознания я.

— Нет! — Всхлипнула она. — Я ведь могла помочь!

— Да чем, глупая? Рядом бы легла, пытаясь помочь. Просто расскажи, что слышала.

И она рассказала.

Ночью, в минуты этой особенно гулкой тишины, молочница-кампроу услышала возню. Обычно в этот район даже ночные гуляки не забредали и любые голоса случайных припозднившихся горожан всегда было хорошо слышно, даже если они шептали.

Сначала невнятную, потом более разборчивую — шарканье, будто звуки молчаливой борьбы, шипение и короткий вскрик. Сейчас Мьяла узнает его — так вскрикиваю я, когда не ожидаю чего-то.

— Возвращай товар, торговец! — Разобрала Мьяла шипение. — Тебе такая редкость ни к чему.

— Не верну. — Сдавленно прошипели в ответ.

Потом послышался звук падения, — моего тела, как я поняла, — торопливые шаги и возня. Это, видимо, родителей Литты куда-то тащили, а она сопротивлялись.

— Что за товар такой? — Озадачилась я.

— Так известно какой — ковороду потеряли злыдни. — С печи влез дворовый.

— Какую ковороду? — Устало спросила я.

— Это такая штуковина, которая позволяет обратиться ко всей нечисти разом. — Как маленькой пояснил мне Пьюриф. — Мы эту штуку называем «коворода».

Я поднялась, не до конца веря в происходящее, чтобы принести здоровенную, сантиметров пятьдесят в диаметре, неподъемную чугунную, может и литую, сковородище, которую мне принес приказчик.

— Вот эта? — Пропыхтела, водружая этого монстра на стол, я.

— Она самая. — Сипло отозвался Пьюриф, промакивая лоб платочком. — Откуда?..

— Сам подумай. — Огрызнулась я. — Из-за этой вашей ковороды мои родители погибли.

— Литта, не взумай никому проболтаться о ней. С ее помощью нас уничтожить всех разом можно. — Все еще сипел дворовой.

— Давай уберем к тебе в кабинет? — Предложила Мьяла, только пришедшая в себя после рассказа и отповеди.

— Нет, мы ее к остальным сковородкам поставим. — Сообщила я. — В кабинете такой предмет — чуждый, — пояснила я на три вопросительных взгляда, — прятать надо на виду.

Какое-то время я занималась логистикой утвари в пространстве, пытаясь запихать ковороду в самый низ внушительной стопке, чтобы, не приведи боги, ничего на ней не пожарить, — мало ли.

Когда я закончила ошалелая от прошедшего дня Мьяла уже накрыла ужин и пригласила всех к столу.

Стоило мне сесть, пришел Гант. Я отправилась к нему — делать душевую.

В доме меня ждала картина пятимесячной давности моего дома: грязь, пыль и чих.

— Можно я тебе дом отмою? — Спросила я, подумав, что мне нечего терять (отрублюсь и ладно).

— Не стоит. — После паузы ответил Гант. — Ты только помыться.

Руну для душа я помнила без подсказок — выбирала самую простую, так что просто начертила ее под самым потолком крошечной огненной иголочкой, которую сделала. Потом попросила деревянный кругляш, чтобы сделать руну для стирки и, когда закончила, начала рассказывать. Уже через десять минут я была дома за столом, а из соседского дома слышался разгорающийся скандал.

Ругались пол ночи — спать мешали, ироды. Но я все равно радовалась крошечному успеху: кто-то захотел хорошо вымыться.

Следующий день ознаменовался уборкой: я выгнала всех из дома и применила воду для этих целей. Часа на три, хорошо если, путь в дом нам был закрыт, так что мы сидели с дворовым под забором, жевали оставленные Мьялой пирожки с молоком и просвещали меня.

— Понимаешь, — говорил Пьюриф, — нам никак нельзя показываться визам, в силу не вошедшим. В стародавние времена еще и тем, у кого охороница дома не прижилась не показывались, потом только это правило отменили. — Он отвлекся на пирожок. — Потому что виз, который в силу не вошел и для себя, и для других опасен, а мы должны ему помогать. То есть если он с ума сойдет или еще как зло творить начнет, от него стихии отвернутся, а мы один раз и насовсем к человеку привязываемся — до конца его дней. Так что, когда люди перестали нас к себе пускать, визы в силу входить перестали, мы тоже ушли в леса. Общины основали, семьи многие завели. Особо бойкие охороницы все пытаются к людям приходить, но их никто не принимал — одна ты за последние века.

— Расскажи. — Попросила я. — О том, как визы перестали входить в силу, расскажи. — Уточнила я.

— Давно было. — Предупредил он. — Когда-то жила на свете семья, считавшая, что только визы должны между собой жениться и детишек нарождать, а заодно и миром править — такие они особенные. Люди долго между собой власть делили — другие справились сильно прытче. Настал день, когда стихии отвернулись от этого «рода», как вы говорите, а мы-то куда? Мы никуда — остались все помощники при них. И в один черный день, на собрании семьи, было решено, что это мы — помощники, во всех бедах виноваты. И до захода солнца всех перебили. Кого задушили, кого зарезали, сожгли, да мало ли как еще умертвить кого-то. И наши старые решили, что надо семье показать, как без помощников живется. В том городе все наши работать перестали и показываться — все стало рушиться и расти набекрень. А стихиям-то какое дело? Мы равновесие со своей стороны не удержали, и они отвернулись от всех визов — уж не знаю, как они рассудили. — Он надолго замолчал. — Скоро случился великий исход: все помощники стали избегать людей, наново ни к кому не привязываться, потому что в силу все меньше визов входило. Долго ли, скоро, а из людской памяти истерлось все добро наше — стали нечистью называть, в силу входить перестали. Теперь вот — считают, что кому стихия отозвалась, тот и виз, а это ж так, недоделка. Никого все четыре стихии сразу не приняли, потому что никто к четырем разом уже лет восемьсот не обращался. И развитие людское замерло, кампроу — вон как далеко со своими дарами ускакали.

Он снова замолчал, глядя на дом, по которому перетекала вода. Я, кстати, совсем не чувствовала никакого истощения, как было раньше.

— А тут ты. — Вдруг, минут через десять, продолжил он. — Тебя переместили из другого мира, да?

Я опешила.

— Ты не думай, мы все знали, что никто из местных не станет так делать, как ты. — Прервал мою озадаченность он. — Я, лично, рад, что ты появилась и говорить об этом не собираюсь никому. Главное, не потеряй своё… — он замялся, пытаясь подобрать слово. — вот то, что тебя двигает — вот это вот не потеряй.

Как реагировать я не знала, так что просто замолчала.