Алан смотрел на серое трехэтажное здание сквозь лобовое стекло своего «феррари» отсутствующим взглядом. Они с Питером, сменяя друг друга каждый день, проторчали у этого дома вот уже неделю, но Энн так ни разу и не увидели.
Надежды на возможность разыскать ее в ближайшем будущем у Алана практически не оставалось, но он был решительно настроен дежурить здесь до конца месяца.
Если она так и не объявится, думал он, то я попытаюсь позднее встретиться с ней в галерее. Если и там ее не найду… тогда даже не знаю, что буду делать.
Их план обзвонить издательства и попробовать выйти на Энн таким образом сразу потерпел фиаско. Приехав в прошлый понедельник не к восьми, а к семи часам утра к ее дому, Алан, накануне вечером купивший справочник адресов и телефонов всех предприятий Торонто, сразу принялся изучать его.
Первая проблема, с которой он столкнулся, состояла в том, что по названиям издательств, издательских домов и центров узнать, насколько они крупные и на какой литературе специализируются, в большинстве случаев было невозможно. Слова «Книжный мир», «ОСТ», «КИД», «Импульс» не говорили ему ровным счетом ничего. Из разговоров с Энн он знал, что она иллюстрирует художественную литературу разнообразных жанров, но какие из перечисленных в сборнике издательств специализируются на ней, не имел понятия.
Решив, что будет звонить наугад, и дождавшись начала рабочего дня, он набрал номер, указанный напротив «КИД», и, когда приятный женский голос ответил ему: «Коммерческий Издательский Дом», извинился и сказал, что не туда попал. В «ОСТ» его долго перенаправляли из отдела в отдел, а потом сообщили, что посторонним лицам не предоставляют информацию о своих сотрудниках. В третьем издательстве заявили то же самое.
Предприняв еще три неудачных попытки, Алан махнул на это занятие рукой.
В течение всей прошедшей недели ему не хотелось ни есть, ни работать, но свои обязанности в офисе он исправно выполнял, главным образом из чувства благодарности к вызвавшемуся ему помочь другу. А завтракал, обедал и ужинал через силу, не желая довести себя до истощения.
Питер ни разу Энн не видел, но имел представление о ее внешности по подробному описанию Алана. За время его дежурства из нужного им подъезда не вышла ни одна рыжеволосая женщина.
Проводя в ожидании долгие часы, Алан еще и еще раз воспроизводил в памяти их с Энн разговоры, старательно воскрешая каждое ее слово, каждый взгляд. Воспоминания о том, как она вела себя в день возвращения из Ниагара-Фолс, и о том, что говорила ему в последней телефонной беседе, тревожили его все сильнее и сильнее. Не давали покоя и рисунки, которые она спрятала от него в своей мастерской.
Что могло быть изображено на них? — размышлял он. Что-нибудь запретное? Или это вообще не ее рисунки, а какого-нибудь великого художника прошлого, и попали они к ней каким-нибудь незаконным путем? При помощи, например, знакомого, с которым она разговаривала по сотовому…
Бред! — возражал он себе. Такого не может быть! Энн не способна на преступление и какие бы то ни было мошеннические махинации. Человек с такими, как у нее, глазами может заниматься только чистым творчеством.
Порой ему все же приходило на ум, что она просто поиграла с ним, что живет вовсе не в этой квартире, а где-нибудь в другом районе — в большом доме, вместе с мужем и, возможно, даже детьми. Тогда на сердце у него становилось так тяжело, что хотелось что-нибудь разбить или сломать.
Алан вспоминал, с какой готовностью она ему отдалась там, в гостиничном номере на Ниагаре, какой делалась нежной и страстной в его объятиях, как чувственно реагировала на малейшую ласку, каким удивительным образом угадывала его желания.
Неужели точно так же она ведет себя сейчас, в то время как я одуреваю от переживаний, с каким-то другим мужчиной? — спрашивал себя Алан. И его обжигало жгучей ревностью, смешанной с негодованием и неверием в возможность чего-то подобного. Если это окажется правдой, тогда он полностью разочаруется во всех живущих на земле женщинах и больше никогда не позволит себе увлечься ни одной из них!..
Был понедельник, время близилось к вечеру. Алан, как ни старался отключиться в прошлую ночь от дум об Энн, опять практически не спал. Сейчас от бездействия и перенапряжения в голове его стоял туман, а в глазах резало, но он упорно сохранял бдительность.
Когда дверь подъезда растворилась и из-за нее появилась хрупкая молодая рыжеволосая женщина с бледным как полотно лицом и впалыми щеками, Алан чуть не подскочил на сиденье. Машинально достав из кармана телефон, он привычными движениями набрал номер Питера.
— По-моему, это она, старик… Только что вышла из подъезда… Только вот я не совсем уверен, что…
Тут его взгляд упал на платье, то самое изумрудное платье, в котором она пришла на встречу с ним в кафе «Делишес». Алан мгновенно схватился за ручку дверцы, а второй рукой прервал связь с Питером, успев, однако, услышать его «Мчись к ней со всех ног!».
— Энн! — заорал он.
Молодая женщина испуганно вздрогнула и замерла на месте, втянув голову в плечи.
— Ну наконец-то! Я чуть с ума не сошел, тебя разыскивая, честное слово! — Алан подскочил к ней одним великанским прыжком, схватил за безвольно повисшие руки и повернул к себе.
Только когда Энн посмотрела на него своими удивительными глазами, которые на фоне исхудалого лица казались огромными, он окончательно убедился, что перед ним именно она.
— Малышка! Милая моя, родная, что же ты со мной делаешь? — пробормотал он, притягивая ее к себе и начиная покрывать нежными поцелуями ее лоб, щеки, нос. — Где ты пропадала? Почему не отвечала на звонки?
Не выпуская ее рук из своих, Алан чуть отстранился от нее и встревоженно произнес:
— Энн, что с тобой? Тебе нездоровится? Ты нуждаешься в помощи?
Она молча покачала головой.
— Не верю, — ответил Алан не терпящим возражения тоном. — Ты должна срочно показаться врачу. Поехали, я отвезу тебя к доктору, у которого наблюдается мой лучший друг.
Энн энергичнее замотала головой, но Алан, не обращая на этот жест ни малейшего внимания, схватил ее за руку и потащил к «феррари». Она пыталась сопротивляться, но была настолько слабой, что, очутившись в машине, покорно склонила голову на грудь и не проронила ни слова.
Клиника, в которой работал врач Питера, располагалась от дома Энн в пятнадцати минутах езды. Алан доехал до нее за семь.
— Доктор Хартрайт, очень вас прошу, осмотрите прямо сейчас мою знакомую, — попросил он врача, с трудом упросив секретаршу сообщить ему о своем приходе и добиться приема. — Что с ней, я понятия не имею. Знаю одно: за две недели, что мы не виделись, она так исхудала и побледнела, что в первый момент я даже не узнал ее.
Он взглянул на Энн, которую ввел за руку в кабинет. Она смотрела перед собой каким-то отстраненным взглядом, плотно сжав губы.
— Не нервничайте так, пожалуйста, — спокойно произнес Хартрайт, поднимаясь из-за стола и неспешным шагом приближаясь к пришедшим. — Если ваша знакомая ничего не имеет против, я, конечно, осмотрю ее.
— Большое спасибо. — Алан с облегчением выдохнул. — Я вас оставлю.
Те полчаса, на протяжении которых Энн находилась в кабинете врача, он проходил взад-вперед по длинному коридору с белыми стенами и светло-серым полом.
Страх за состояние Энн, радость от новой встречи с ней, облегчение, волнение, страстная надежда на то, что врач не обнаружит у нее ничего серьезного, — все эти эмоции, небывало яркие и мощные по своему накалу, смешались в нем в одно огромное многогранное чувство.
Может, она безнадежно больна и не хочет сообщать мне о своем недуге? — со страхом подумал вдруг Алан, и его волнение усилилось во сто крат. Пусть даже так, мое отношение к ней ничуть не изменится, решил он, на миг закрывая глаза. Я стану только нежнее, заботливее. Я хочу быть рядом с ней столько времени, сколько нам позволит судьба, и в лепешку расшибусь, лишь бы она не прогнала меня.
Все болезни и беды — ничто в сравнении с теми чувствами, какие я к ней питаю. В сравнении с той безграничной любовью, которую она с такой легкостью поселила в моем сердце с первой секунды нашего знакомства.
«В сравнении с той безграничной любовью» — эхом отдалось где-то в его мозгу… Да, да! В этом не может быть сомнений. Он наконец-то по-настоящему влюбился и готов заявить об этом всему свету!
Осознав, что его чувство настолько серьезно, Алан ощутил, что стал каким-то другим: чище, лучше, чем был раньше.
Не знаю, полюбит ли меня когда-нибудь Энн, подумал он со странным умиротворением в сердце. Но, несомненно, ей со мной интересно и спокойно. Поэтому во что бы то ни стало добьюсь ее позволения быть рядом. По крайней мере, пока не удостоверюсь, что надеяться на взаимность нет смысла.
На столе секретарши в приемной доктора Хартрайта зазвонил телефон.
— Да, мистер Хартрайт. Одну минутку, — донеслось до Алана.
Через мгновение секретарша вышла в коридор и позвала его.
Когда он опять влетел в кабинет, Энн сидела на стуле у стола Хартрайта. Ее лица он не мог видеть, но по расправленным плечам, по наклону головы сразу заметил произошедшую в ней перемену: она явно была теперь не так сильно напряжена.
— Прошу вас, присаживайтесь. — Хартрайт кивком указал Алану на второй стул.
— Спасибо.
— Я осмотрел мисс Голдстоун и с ее позволения сообщаю вам, что состояние ее здоровья не вызывает у меня никаких серьезных опасений, — произнес доктор Хартрайт, когда Алан сел. — Нормальное питание, хороший отдых, положительные эмоции восстановят ее силы буквально за неделю. — Он улыбнулся. — Советую вам уделять ей в ближайшие дни максимум внимания.
— Уж это-то я могу вам гарантировать, — ответил Алан, бросая быстрый взгляд на повернувшуюся в его сторону Энн.
— Как можно быстрее накормите ее чем-нибудь вкусным и постарайтесь ничем не тревожить, — добавил врач.
— Обещаю, — ответил Алан. — Огромное вам спасибо, доктор.
— Спасибо, — произнесла Энн, и это было ее первое слово, которое услышал Алан после двухнедельной разлуки. Ее голос прозвучал несколько тише обычного, но так же мелодично, и у Алана ёкнуло сердце.
Попрощавшись с доктором Хартрайтом и выйдя из его кабинета, они молча взялись за руки и так шли до самой машины. Алан с особой заботой помог Энн усесться в машину, сел за руль сам и, не спрашивая, куда ее везти, и ни о чем не предупреждая, завел двигатель и тронулся с места.
Спустя полчаса они остановились у огромного супермаркета в самом центре города.
— Пойдем накупим для тебя разной вкуснятины, — сказал Алан подмигивая.
На губах Энн появилась слабая улыбка.
По прошествии еще получаса Энн сидела в гостиной Алана и, пока он в кухне раскладывал по тарелкам салат из мидий, сыр и фрукты, рассматривала его стереосистему, телевизор с огромным плоским экраном, обитую светлой в крапинку тканью удобную мягкую мебель. Портрет на противоположной стене, вставленный в новую умело подобранную для него раму, удивительным образом вписывался в современный интерьер гостиной.
В то, что происходящее — не сон, она почти не верила.
— Не скучаешь? — спросил Алан, появляясь в дверях с большим подносом в руках.
Энн перевела на него задумчивый взгляд и покачала головой.
Увидев аккуратно разложенные по тарелкам ломтики темно-желтого сыра в дырочках, мидии, персики, апельсины и яблоки, нарезанные дольками, она, к своему великому удивлению, ощутила себя настолько голодной, что облизнулась.
Алан засмеялся.
— Насколько я понимаю, у тебя разыгрался аппетит. Тем, что ты выбрала, наесться вряд ли получится, но доктор сказал, перво-наперво ты должна скушать то, что считаешь вкусным. А доктора надо слушаться.
Энн опять улыбнулась.
Алан опустил поднос на сервировочный столик, подкатил его к дивану и, сдвинув брови, посмотрел на Энн.
— У меня такое ощущение, что тебе здесь не очень удобно. Может, пересядешь в кресло?
— Мне очень даже удобно, — ответила Энн негромко.
— Тогда забирайся с ногами на диван и устраивайся как хочется. Сейчас я принесу плед, по-моему, у меня прохладно.
— Не стоит, Алан… — попыталась остановить его Энн, но он уже направился к двери.
Спустя несколько минут Алан вернулся с мягким клетчатым пледом, при виде которого Энн сразу воспылала желанием в него укутаться.
— Вот так, — пробормотал он, усевшись рядом и заботливо накрывая пледом ее плечи. — Грейся. И приступай к еде.
Несколько секунд Энн колебалась. Потом несмело взяла кусочек сыру, откусила от него и начала медленно жевать.
Алан молча наблюдал за тем, как в ее глазах появляется блеск, а движения делаются живее. Задавать вопросы он не торопился: хотел дать ей возможность прийти в себя после того, что так измучило ее за прошедшие две недели.
Наевшись, Энн повеселела.
— Спасибо тебе. Я давно так хорошо не ужинала.
— Хорошо? — Алан удивленно вскинул брови. — Во-первых, большую часть салата ты почему-то оставила на тарелке, а яблоки вообще не попробовала. Во-вторых, даже если бы ты съела это все, то и тогда я не согласился бы, что ты хорошо поужинала. На ужин едят вещи посерьезнее.
Энн покачала головой и усмехнулась.
— Если бы я съела это все, то мой желудок, отвыкший от еды, наверное, отказался бы работать.
Алан нахмурился.
— А почему твой желудок отвык от еды? — спросил он, прищурившись и растягивая слова, словно боясь, что она не ответит ему.
Энн отвела взгляд в сторону.
— Просто у меня не было аппетита.
— Ни с того ни с сего у здоровых людей аппетит не пропадает, Энн, — сказал Алан строго.
Она промолчала.
Оттягивать момент объяснения Алан больше не мог. Придвинувшись к Энн, осторожно взяв ее руку, поднеся к губам и поцеловав, он, старательно сохраняя внешнее спокойствие, наконец-то заговорил о том, что на протяжении двух недель превращало его жизнь в адскую муку.
— Что с тобой происходит, Энн? Где ты пропадала? Почему все это время не давала о себе знать?
Дыхание Энн заметно участилось. Губы задрожали.
— Умоляю, Алан, ни о чем меня не расспрашивай, — произнесла она, чуть не плача.
— Ну-ну, успокойся, девочка моя, — прошептал Алан, уверенным движением притягивая Энн к широкой груди и начиная гладить ее по голове, как ребенка. — Хотя, если хочешь, поплачь. Говорят, женщинам вредно удерживать в себе слезы.
Энн уткнулась в его плечо носом, и от осознания чудовищности ситуации, в которой она оказалась, ей стало так плохо, что она зашмыгала носом, а вскоре действительно заплакала.
— Милая моя, хорошая, — нежно бормотал Алан, продолжая гладить ее по голове. — Кто же заставляет тебя так сильно страдать? Кто? Поплачь, поплачь, и тебе станет легче. Только не стесняйся меня, только не бойся, что я чего-то не пойму…
Его утешительно-спокойные слова действовали на Энн подобно нанесенному на открытую рану чудодейственному бальзаму. Она прильнула к нему, как котенок и, следуя его совету, разрыдалась. Со слезами из ее души постепенно начал выходить весь тот мрак, который скопился за две недели страданий в затворничестве. И, освобождаясь от него, она ощущала в себе все больше и больше неуемной жажды возвратиться к нормальной жизни.
— Вот и замечательно, — сказал Алан, когда, вдоволь наплакавшись, Энн в последний раз шмыгнула носом и замерла у него на груди. — Получше себя чувствуешь?
Энн кивнула.
Алан наклонил голову и попытался заглянуть ей в глаза, но она поспешно прижала к лицу ладони.
— Не надо на меня смотреть. Заплаканная я некрасивая.
Алан крепче прижал ее к себе и тихо рассмеялся.
— Дурочка, для меня ты красивее всех — хоть заплаканная, хоть измученная проблемами.
Он помолчал, а когда снова заговорил, его голос зазвучал серьезнее и тверже:
— Энн, прошу, откройся мне. Я хочу тебе помочь. Я готов услышать все, что угодно: что ты замешана в совершении какого-то преступления, что у тебя есть другой мужчина, пусть даже целая семья. Я в любом случае не позволю продолжиться твоим терзаниям, потому что ты для меня слишком дорога.
Энн, забыв, что хотела прятать от него свое заплаканное лицо, убрала ладони, подняла голову и взглянула на Алана столь выразительным взглядом, что у него все перевернулось внутри. Ее глаза, покрасневшие от слез, вместе с тем приобрели какой-то волшебный оттенок, и Алан невольно залюбовался ими.
— Неужели ты станешь помогать мне, даже если узнаешь, что я преступница? — спросила она таким тоном, будто речь шла о совершенно невообразимых вещах.
— Да, Энн. Ради твоего счастья я готов на что угодно, — ответил Алан, глядя ей в глаза. — Я хочу, чтобы ты поверила в искренность… — Он чуть было не сказал «моей любви», но вовремя осекся, подумав, что для признания ей в своих чувствах должен подобрать более подходящий момент. — В искренность моего желания освободить тебя от страданий.
Энн уставилась на свои руки и долго молчала. Потом вздохнула так тяжело, будто несла ответственность за беды всего человечества.
— Я не преступница, Алан, — произнесла она очень медленно. — И у меня нет семьи. Вернее… — Ее голос резко оборвался.
Последовала напряженная пауза, за время которой в сердце Алана ожили все те отвратительные ощущения, которые он испытывал каждый раз, предполагая, что у Энн есть кто-то другой, но внешне он сумел остаться абсолютно невозмутимым.
Энн отчаянным движением подняла голову и повернулась к нему лицом. В ее глазах он прочел столько невыразимой тоски и безысходности, что, несмотря на смятение в собственной душе, воспылал желанием сейчас же отправиться вместе с ней в аэропорт и улететь из этого города как можно дальше, оставив позади тяжелые воспоминания и бремя неразрешенных проблем.
— Запомни одно, Алан, — в сильном волнении и очень торопливо произнесла Энн. — Я счастлива, что познакомилась с тобой, что согласилась написать твой портрет и что мы вместе съездили на Ниагару. — Она облизнула пересохшие губы. — Это было самое счастливое время в моей жизни, клянусь тебе. Я многое отдала бы за то, чтобы наши отношения продолжились, если бы… — Ее глаза опять повлажнели, и она потупила взгляд. — Если бы это не затрагивало интересов и благополучия других людей… Людей, которых я люблю…
У Алана зарябило перед глазами.
Значит, у нее есть муж или друг, все равно, подумал он, неожиданно объятый гневом. Она любит его и не хочет доставлять ему боли. Скорее всего их совместная жизнь превратилась для нее в привычку и ей захотелось новых впечатлений. А тут как раз подвернулся я…
Ему вспомнилась неделя дежурства у ее дома, бескорыстная помощь Питера, свои переживания, ночи, проведенные без сна, и он почувствовал себя так паршиво, что чуть не отстранил все еще прижимающуюся щекой к его груди Энн грубым движением руки.
— Я наконец-то все понял, — сказал он по-прежнему спокойно, но жестко. — Ты поиграла со мной и теперь бросаешь, чтобы продолжить жизнь с человеком, которого любишь. Оказывается, все гораздо проще, чем я…
— Нет! — воскликнула Энн, вскидывая голову. — Ты все неправильно понял! Никакой спокойной жизни с любимым человеком у меня не предвидится я не играла с тобой!
Алан нахмурился сильнее и замотал головой.
— Тогда я вообще ничего не понимаю, Энн.
Она отвернулась, набрала в легкие побольше воздуха, выдохнула и сбивчиво заговорила:
— Ладно. По-моему, у меня не остается другого выхода… Я все тебе расскажу. Все. Только пообещай, что не станешь предпринимать никаких решительных мер, что вообще ничего не станешь предпринимать…
— Нет, Энн. Такого я не могу тебе пообещать, — ответил Алан тихо, но очень твердо.
Она пытливо посмотрела ему в глаза, опять отвела взгляд в сторону и, несмотря на то что он не принял ее условия, продолжила говорить:
— Понимаешь… я два с половиной года прожила с одним человеком… — Ее голос звучал глухо и хрипловато, и Алану приходилось напрягать слух, чтобы уловить произносимые ею слова. — Поначалу нам казалось, что мы влюблены друг в друга, но очень скоро все изменилось. Исчезли взаимопонимание, нежность, страсть… Я давно подумывала уйти от Рейнолда, потому что уже не могла выносить такой жизни, но все никак не отваживалась сделать решающий шаг… А в тот день, когда ты впервые пришел ко мне на экскурсию, узнала о том, что он изменяет мне с собственной лаборанткой…
Она помолчала, опять глядя на свои пальцы, которые беспрестанно сжимала и разжимала.
— Я тут же уехала из его дома. Вернулась в свою квартиру на Квин-стрит. Несколько дней спустя Рейнолд позвонил мне, сказал, что раскаивается в своем поступке и что я должна вернуться… Возвращаться к нему я, естественно, не намеревалась. В то воскресенье, когда мы с тобой были на Ниагаре, Рейнолд позвонил мне снова и начал запугивать…
— Почему я узнаю об этом только сейчас? — спросил Алан, насупившись. — Мне показалось, что за те выходные мы стали близкими людьми, Энн! Я подумал, что ты доверяешь мне…
— Умоляю, Алан, не перебивай меня, — еще глуше пробормотала Энн.
Она рассказала ему все без утайки. И об истории несчастной любви Дэниела, и о том, как он запил и связался с сомнительными личностями, и о том, как Рейнолд помог ему устроиться на работу, а теперь угрожает опять столкнуть в ту яму, из которой Дэниел выбрался с таким трудом.
У Алана все бушевало внутри, но он выслушал Энн до конца, больше ни разу не перебив. Только когда, опять так же тяжко вздохнув, она замолкла, он притянул ее к себе, поцеловал в макушку и заговорил исполненным нежности и твердости голосом:
— Очень жаль, малышка, что ты не рассказала мне эту историю раньше. Если бы ты решилась поделиться со мной своими проблемами в тот самый день, когда мы вернулись с Ниагары, эти две недели прошли бы для нас обоих совсем по-другому.
Энн посмотрела на него, печально улыбаясь. Его лицо было спокойно, и лишь по ходящим на скулах желвакам да по углубившимся складкам у рта она могла догадываться, каково его истинное состояние.
— Нет, Алан, даже если бы я сразу обо всем тебе рассказала, ничего не изменилось бы, — пробормотала она.
— Неужели ты считаешь, что я не в состоянии тебе помочь? — хмурясь сильнее и начиная терять терпение, спросил Алан. — Неужели я не внушаю тебе доверия?
— Не в этом дело, Алан, — несчастным голосом, будто моля его о чем-то, произнесла Энн. — Ты внушаешь мне доверие… Признаюсь, ни с одним другим мужчиной я не чувствовала себя настолько спокойной и защищенной…
— В чем же тогда дело?
Энн еще ниже опустила плечи, на мгновение закрыла глаза. Потом резко повернула голову, выразительно посмотрела на Алана и горячо заговорила:
— Вступать в борьбу с Рейнолдом не имеет смысла, Алан. Ни мне, ни тебе, ни моей родне, ни всем нам вместе взятым. Это опасный человек, на пути к достижению своей цели он не остановится ни перед чем. — Она быстро сглотнула, смахнула со щеки рыжий завиток. — У него в Торонто куча связей, Алан. Рейнолд водит дружбу с очень влиятельными людьми. Нам не выиграть войны с ним, я уверена в этом на сто процентов. — На ее лицо легла тень, губы дрогнули, зрачки расширились, превращая глаза в две блестящие омытые дождем черные ягоды. — А если что-нибудь случится с Дэниелом или… или с тобой, я этого не вынесу. — Она съежилась, как оставшаяся на улице в трескучий мороз домашняя кошка. — По истечении месяца я вернусь к Рейнолду, несмотря на то что даже думать об этом мне невыносимо.
Алан прижал ее к себе, ласково провел ладонью по голове.
— Я выслушал тебя не перебивая, Энн. А теперь, пожалуйста, выслушай ты меня. Запомни: с сегодняшнего вечера и впредь ты будешь делать только то, что желаешь. О страхах и мучениях можешь забыть — отныне решением твоих проблем займусь я.
Энн вскинула голову, сложила губы в трубочку, намереваясь что-то возразить, но Алан приложил к ее рту указательный палец.
— Я живу в этом городе недолго, но уже знаком со многими людьми, которые в борьбе с любым мерзавцем окажут мне должную поддержку, поверь. Так что и мысли о связях своего бывшего бойфренда ты тоже можешь смело выбросить из головы. И потом, у меня есть отличнейший друг Питер, вместе с которым мы — непобедимая сила.
Он улыбнулся, еще раз погладил притихшую Энн по голове и продолжил с большим оживлением:
— В следующем месяце мы с Питером планируем открыть филиал нашей фирмы в Монреале. Если твой брат согласится и если подойдет нам, мы возьмем его в качестве руководителя филиала. Насколько я понял из твоих рассказов, парень он сообразительный и имеет опыт работы в управлении.
Энн бросила на Алана быстрый взгляд. И он, мгновенно догадавшись, о чем она подумала, добавил:
— Клянусь тебе, мое отношение к Дэниелу никоим образом не будет зависеть от наших с тобой отношений. Если, чтобы чувствовать себя спокойно, тебе потребуется письменное подтверждение моим словам, я готов…
— Что ты! — Энн, сама не ожидая от себя ничего подобного, порывисто прижалась к его груди, обвила его шею руками и замотала головой. — Никакого письменного подтверждения мне не нужно. Я верю тебе, честное слово! У меня такое чувство, что я поверила бы всему, что бы ты ни сказал мне…
— Давние друзья должны доверять друг другу, — произнес Алан, напоминая ей о тех милых глупостях, которых наговорил при знакомстве.
Энн негромко рассмеялась, ощущая вдруг, что всю ее наполняет какое-то пьянящее чувство — смесь облегчения, радости и надежды. Она еще не вполне осознавала, что продолжения ее страданий не последует, но уже освободилась от страха и смело выпустила из тайника своей души любовь к Алану, которую так старательно загоняла туда на протяжении прошедших двух недель.
Несколько минут оба молчали — сидели крепко обнявшись и наслаждались этим единением. Нарушил тишину Алан.
— Я хочу сказать тебе нечто очень важное, — прошептал он ей на ухо. — Мне кажется, что с самого первого момента нашего с тобой знакомства я люблю тебя, Энн…
Энн медленно отстранилась от него и замерла, глядя куда-то в пространство перед собой.
— Не пугайся, милая, — торопливо добавил Алан, несколько смущенно улыбаясь. — Я не жду, что сейчас ты тоже признаешься мне в любви. Если когда-нибудь это случится, я буду безмерно счастлив, но пока прошу лишь об одном…
На этот раз Энн приложила к его рту указательный палец, не давая возможности окончить фразу.
— Пожалуйста, помолчи, — прошептала она, и ее щеки залил румянец. — Разреши мне кое-что сказать… Я тоже с того самого момента, как наши взгляды встретились на той первой экскурсии… Я тоже полюбила тебя…
Алану показалось, что он ослышался. Он смотрел на ее полные губы, ловил взглядом малейшее их движение, запоминал каждую образовывающуюся на них складочку и ощущал себя героем какого-то прекрасного сна. На протяжении нескольких минут он как будто пребывал в нереальном мире и, вдруг очнувшись, увидел, что Энн смотрит на него с растерянностью и смущением.
— Энн… — пробормотал он, беря ее за руки. — Энн, мне только что послышалось, будто ты сказала, что… любишь меня?..
Она опустила глаза, и румянец на ее щеках сгустился.
— Я действительно сказала это и готова повторить еще сотню, тысячу раз, — прошептала она еле слышно.
— Энн… — Алан покачал головой, все еще не веря, что не спит. — Ты не представляешь, как я счастлив!
— Я тоже счастлива, Алан. — Она робко подняла глаза, опять наполненные слезами. Но это были слезы радости.
Алан привлек ее к себе и осторожно коснулся губами ее рта. Несколько секунд этой ласки были прелюдией к страстному поцелую — оба смаковали эти мгновения как первый глоток драгоценного вина.
Когда, одурманенные и потерянные в море сладостных ощущений, они отстранились друг от друга, взгляды их подернутых туманной пеленой глаз встретились.
— Энн… — прошептал Алан, переведя дыхание, — у меня такое чувство, что, пройдя утомительный долгий путь, я очутился в сказке. — Он посмотрел на ее раскрасневшееся и ставшее еще более прекрасным лицо и неожиданно посерьезнел. Между его бровей пролегли две складочки.
— О чем ты задумался? — осторожно спросила Энн.
Алан сощурил глаза, долго смотрел на нее, колеблясь, потом кашлянул и пожал плечами.
— Мне бы очень хотелось, чтобы между нами не было тайн, Энн.
Ее глаза, все еще красные и влажные от длительных мучений и слез, засияли. На припухших от плача и горячего поцелуя губах заиграла улыбка.
— И мне бы хотелось того же самого, Алан. Больше всего в отношениях между людьми я ценю честность и была бы счастлива, если бы мы с тобой могли во всем друг другу доверять.
— Тогда… ответь мне, пожалуйста, на один вопрос. — Алан замолчал, опять кашлянул, явно не решаясь сказать то, о чем хотел. — Помнишь тот день, когда ты начала писать мой портрет?
— Естественно, помню.
— А тот момент, когда мы только вошли в твою мастерскую?
Энн задумалась. Одна ее бровь изогнулась и приподнялась, губы сжались. А в следующую секунду растянулись в широкой улыбке, глаза заискрились. Она понимающе кивнула.
— Ах, вот ты про что! Те рисунки! Я тогда жутко растерялась и с такой поспешностью их убрала, что ты, наверное, подумал, будто я от тебя что-то скрываю. — Она еще раз кивнула, рассмеялась, взяла его за руку и поднялась с дивана. — Поедем ко мне. Прямо сейчас!
Алан ничего не понял, но без слов последовал за ней в холл и на улицу. В машине, направляясь на Квин-стрит, они не разговаривали, но Энн выглядела так, будто ей не терпится сообщить ему какую-то совершенно ошеломительную новость: то и дело поглядывала на него, довольно улыбалась, ёрзала на месте, как непоседливый ребенок.
В ее квартире все было по-прежнему, только царил какой-то давящий мрак. Проходя за ней по коридору, Алан представлял себе, как она мучилась здесь в одиночестве прошедшие две недели: скрывалась от людей, варясь в котле своего горя, почти ничего не ела. Ход его безрадостных мыслей прервал возглас Энн:
— Сейчас ты все поймешь!
Она распахнула дверь в мастерскую, торопливым легким шагом прошла к высокой угловой этажерке из светлого дерева и достала с полки лист бумаги.
— Взгляни! — Энн протянула ему карандашный рисунок.
Человек в доспехах на покрытом броней коне. В его руке щит, на голове шлем. Взгляд Алана остановился на лице воина.
Это же я! — мелькнуло в его голове. Я?..
— Что это? — спросил он, поворачиваясь к Энн и глядя на нее в полном недоумении.
Энн заулыбалась.
— Иллюстрация к одному историческому роману. Лицо героя я нарисовала после той экскурсии, на которую ты пришел впервые…
Алан с минуту разглядывал нарисованного воина, что-то напряженно обдумывая. Потом, все поняв, вдруг просиял такой счастливой улыбкой, что у Энн сдавило грудь. Он отложил лист в сторону, подхватил Энн на руки и закружил по комнате.
— Неужели это правда, малышка? Неужели я произвел на тебя настолько сильное впечатление, что ты решила нарисовать героя этой книги похожим на меня? — Он остановился, опустил Энн на пол и с волнением уставился на нее, будто боялся, что получит отрицательный ответ.
Энн помотала головой.
— Ничего я не решала, Алан, это получилось у меня неосознанно.
— Даже так? — прошептал он с чувством. — Это невероятно, малышка. Наша с тобой история просто невероятна! — Алан долго с любованием всматривался в ее глаза, изучая каждую крапинку, каждую точку. — Мы созданы друг для друга, Энн, нам друг без друга нельзя.
Энн уткнулась носом ему в грудь и поежилась, будто от холода.
— Я боюсь, Алан, — пробормотала она. — Боюсь поверить в возможность нашего счастья… А мысли о Рейнолде, о Дэнни…
Алан прервал ее непродолжительным, но горячим поцелуем.
— Ничего не бойся, любовь моя. Теперь мы вместе, мы любим друг друга, а это значит, что все земные беды нам теперь нипочем.
— Дэнни! — воскликнула Энн, услышав из телефонной трубки долгожданный голос брата. — Дэнни, милый, почему ты так долго не звонил? Я с ума схожу, каждый день думаю, как ты там, а твой телефон постоянно занят.
— Сходить с ума нет причин, сестренка! — ответил Дэниел веселым голосом, по которому она сразу определила, что у брата действительно все в полном порядке. — Мой телефон занят потому, что дела у нас идут на удивление здорово, постоянно приходится вести с кем-нибудь переговоры. Разве Алан ничего тебе не рассказывает? Мы отправляем им в Торонто в конце каждого рабочего дня подробный отчет о проделанной работе.
— Мне эти отчеты ни о чем не говорят, Дэнни! — ответила Энн. — Я очень рада, что у тебя все отлично, но хочу знать и о том, как ты себя чувствуешь, по душе ли тебе новое занятие.
— Еще как по душе, моя дорогая! У меня такое ощущение, что системы безопасности — моя стихия.
Энн облегченно вздохнула.
— Вот и хорошо! Только звони мне, пожалуйста, почаще, хотя бы в эти первые месяцы, договорились?
— Договорились. — Дэниел добродушно рассмеялся.
— Кстати, по вечерам твой сотовый вообще отключен. С чего бы это?
Последовала непродолжительная пауза, затем раздался смущенный кашель Дэниела.
— Видишь ли… полтора месяца назад я познакомился с одной удивительной девушкой…
— Дэнни! — вырвалось у Энн. — Как я счастлива за тебя, братик! Вы с ней встречаетесь? Ты влюбился в нее? А она в тебя? Как ее зовут?
— Эй-эй, остановитесь, мистер следователь! Задавать столько много вопросов сразу — довольно странная манера.
— Ладно, ладно, прости, — пробормотала Энн, улыбаясь и утирая навернувшиеся на глаза слезы.
— Шанталь и я влюбились друг в друга с первого взгляда, — произнес Дэниел с волнением. — Мы встречаемся с ней каждый вечер. Она чуткая, добрая, понимает меня с полуслова… В общем, я на седьмом небе от счастья.
— Дэнни! Как это здорово! — воскликнула Энн. — Шанталь… Очень красивое имя. Мне не терпится с ней познакомиться.
— Приезжайте с Аланом в Монреаль. От этого города я в восторге.
— Непременно приедем, — пообещала Энн.
— Рейнолд больше не дает о себе знать? — поинтересовался брат.
Энн рассмеялась.
— Представляешь, оказывается, он еще и жалкий трус. Как только Алан поговорил с ним первый и единственный раз, поджал хвост и больше не дает о себе знать.
— Кстати, как у вас дела с Аланом? — спросил Дэниел.
— Как у нас дела? — Энн хихикнула. — Вчера вечером мы решили, что поженимся. Через месяц. Ты первый, кто об этом узнает. Вы с Шанталь обязательно должны к нам приехать.
— Сестренка, поздравляю! — прокричал Дэниел, не скрывая радости. — Я всю жизнь мечтал, чтобы у тебя был именно такой муж, как Алан. А на свадьбу к вам мы приедем во что бы то ни стало. Я безумно за тебя рад.