Нарочно не придумаешь

4

Если бы Энн спросили, как прошли несколько часов до ее свидания с Аланом, она затруднилась бы ответить, потому что прожила эти часы словно во сне.

Проводя в тот день вторую экскурсию, разговаривая с работниками издательства, кормя по приезде домой Мики, она где-то на подсознательном уровне ни на минуту не переставала думать о сероглазом новом знакомом и занималась привычными делами чисто машинально.

Теперь, когда Энн узнала, насколько приятна его манера общаться, какой спокойный и мужественно-ласковый у него голос, когда заглянула в самые глубины его глаз, то потеряла покой.

Здравый смысл то и дело напоминал ей о недавно принятом решении больше не связываться с мужчинами, жить независимо от кого бы то ни было, целиком и полностью посвящать себя работе. Душа же трепетала от нетерпения и желания поскорее направиться в Бичез.

Я ведь не собираюсь связывать с этим человеком свою жизнь, рассуждала она, усыпляя голос разума. Просто встречусь с ним, поболтаю, может, обменяемся телефонами, только и всего. Он хочет со мной дружить, я не вижу в этом ничего страшного.

О том, что взгляд Алана красноречиво говорил вовсе не о дружбе, она в разговоре со своим внутренним «я» предпочитала не упоминать.

Когда до выхода из дома оставалось еще целых два с половиной часа, она уже приступила к приготовлениям. Осмотрела критическим взглядом ногти, накануне аккуратно накрашенные нежно-розовым лаком, удалила его при помощи жидкости для снятия лака и ватного шарика, покрыла перламутровым, снова оглядела.

— Нет, не пойдет…

Еще один ватный шарик, жидкость для снятия лака, тщательная очистка…

При других обстоятельствах ее вполне устроил бы и розовый лак, ничуть не облупившийся за день. Но сейчас она пребывала в том взбудораженном состоянии, когда смотришь на привычные вещи чрезмерно притязательным взглядом и когда ощущаешь повышенную потребность в какой-нибудь деятельности.

На прическу и одевание у нее ушло тоже гораздо больше времени, чем всегда. Вымыв волосы и высушив их феном, она собрала их в хвост на самой макушке, пригладила завитки у лба и у висков и покрутилась перед зеркалом.

— Нет, что-то не то… Пожалуй, я лучше сначала оденусь, — пробормотала Энн, распуская волосы и направляясь к гардеробу.

В легкой полупрозрачной блузке, украшенной кружевом и вышивкой, и плиссированной юбке длиной до середины голени она всегда себе нравилась. Сейчас же, надев их, нашла, что они сидят на ней не так хорошо, как обычно, и переоделась в узкое платье с замысловатой отделкой по краю юбки и глубокому вырезу.

Волосы после долгих раздумий и проб она оставила распущенными. Рассыпавшись по ее покрытым изумрудной тканью платья плечам, они стали как будто еще рыжее, а кожа лица на их фоне — еще белее.

В спальню вошел, передвигаясь медленно и бесшумно, Мики. Запрыгнув на кровать, удобно улегся возле плюшевой лапы медведя и окинул хозяйку осоловелым взглядом.

— Как я тебе? — спросила Энн, продолжая рассматривать свое отражение в зеркале. — Сойдет?

Мики, сознавая, что обращаются к нему, и прекрасно понимая, что речь идет о вещах абсолютно ему безынтересных, из вежливости моргнул и лениво махнул кончиком хвоста.

— Признаюсь тебе честно, я в жутком волнении, — пробормотала Энн, доставая из косметички тушь. — Почему — сама не знаю.

Мики еще раз махнул хвостом, сладко зевнул и заснул.

— Э-э-э, брат, тебе, я вижу, нет до моего волнения никакого дела… — протянула Энн, бросив на кота умиленный взгляд. — Ладно, спи, лежебока.

Кофейня в Бичез располагалась от ее дома в десяти минутах ходьбы. Без двадцати семь, устав крутиться перед зеркалом и сомневаться то в своей прическе, то в наряде, она положила в миску Мики кругляш колбасы, взяла сумочку и, чтобы не являться на встречу раньше назначенного времени, прогулочным шагом направилась в противоположную кофейне сторону.

Надо успокоиться, сказала она себе. Надо вести себя как подобает взрослой ни от кого не зависящей женщине. Не хватало только опять влюбиться. Нет! Только не это!

Алан делал вид, что с увлечением читает газету. Было всего пять минут восьмого, а ему казалось, что Энн опаздывает уже на целый час. Каждая последующая секунда ожидания отдавалась в его висках набатом, газетные строчки прыгали перед глазами, будто умышленно дразня, а тревога в душе разрасталась с необыкновенной скоростью.

Болван, мысленно ругал он себя. Суетишься как несдержанный подросток! Это просто смешно, нелепо! Не исключено, что она вообще не придет, — и что тогда? Расплачешься прямо здесь, в этой чертовой кофейне? Локти станешь кусать?

Энн пришла. Он увидел ее боковым зрением, но взгляд от газеты не оторвал.

— Алан, — произнесла она, подойдя к его столику.

Он вскинул голову с таким видом, словно, зачитавшись, вообще забыл о том, что кого-то ждет.

— Энн! Очень рад вновь вас видеть. — Он небрежно взглянул на часы, улыбнулся, положил газету на стол, поднялся и помог Энн сесть. — Читаю последние новости. Так увлекся, что даже не заметил, как вы вошли.

— Что интересного пишут? Я за весь сегодняшний день газет в руки не брала и телевизор не включала. Была слишком занята.

Грациозным движением Энн положила на свободный стул сумочку и посмотрела на Алана так, будто и впрямь жаждала узнать, что произошло за сегодняшний день в Канаде и во всем мире.

Он, полминуты назад мысленно похваливший себя за то, что так блестяще разыграл перед ней всецело поглощенного чтением человека, теперь почувствовал, что загнан в тупик. В его мозгу не засело ни единой строчки из газеты, в которую он с таким сосредоточенным видом пялился, а отвечать что-то надо было, при этом не выставив себя полным идиотом.

Ему на ум пришла идея пересказать содержание выпуска дневных новостей — он посмотрел их, когда вернулся из галереи. Но все его мысли сводились сейчас к тому, что с распущенными волосами Энн смотрится гораздо сексуальнее, и, как он ни напрягал память, вспомнить, о чем рассказывали в новостях, не мог.

Когда темные брови Энн недоуменно поползли вверх и она явно собралась что-то сказать, Алан как можно непринужденнее произнес:

— Давайте лучше поговорим о вас. Может, расскажете мне о своей работе?

Энн прищурилась, изучающе посмотрела ему в глаза и хитро улыбнулась.

— Вы обо мне знаете уже многое: и то, что я работаю в галерее, и то, что иллюстрирую книги. Мне же о вас не известно ровным счетом ничего. Может, вы сначала расскажете, чем занимаетесь?

В этот момент к ним подошел официант — парнишка с веселыми синими глазами и юношеским румянцем на гладких щеках. Алан заказал чашечку кофе, а Энн — горячий шоколад.

— Что ж, с удовольствием расскажу вам о себе, — произнес Алан, когда официант удалился. — В Торонто я недавно, переехал сюда из Детройта в марте. И стал совладельцем фирмы одного моего университетского друга. Мы разрабатываем, продаем и устанавливаем системы безопасности.

Лицо Энн приняло серьезное выражение. Она о чем-то задумалась и чуть склонила голову набок.

— Системы безопасности… То есть системы контроля доступа к той или иной информации, сигнализации, видеонаблюдения, я правильно понимаю?

— Абсолютно. — Алан качнул головой, выражая крайнее удивление. — Обычно женщины ничего не смыслят в подобных вещах.

— Я тоже не особенно в них разбираюсь, знаю лишь в общем, что они собой представляют, — с подкупающей искренностью ответила Энн.

— Откуда же вы об этом знаете? — поинтересовался Алан.

Энн пожала плечами, и ее округлая полная грудь, обтянутая изумрудной тканью платья, соблазнительно поднялась и опустилась.

— Наверное, из книг. Мне приходится много и внимательно читать. Художник-иллюстратор, работая над тем или иным литературным произведением, обязан уловить и удержать в памяти множество разных вещей. Например, во что одеваются, какие носят прически герои произведения, как выглядят их комнаты, офисы, улицы, на которых они живут. Я должна знать, что представляет собой кабинет судебного медика в провинции, наряд герцогини, проживавшей в Париже в начале прошлого века, костюм шотландского горца.

Внимая каждому слову Энн, Алан ловил себя на мысли, что готов слушать ее бесконечно. Слушать и любоваться ею. Она рассказывала о своей работе так воодушевленно, и речь лилась настолько складно, что не хотелось прерывать ее вопросами, комментариями или собственными соображениями по тому или иному поводу.

Принесли кофе и шоколад.

— Моя главная задача «вписаться» в поэзию или прозу автора, не «потеряться» на ее фоне, — продолжила говорить Энн, немного отпив из кружки. — Поэтому-то я не просто читаю полученные от издательства книги, а как будто проникаю в них, так сказать, пропускаю написанное через душу. И естественно, стараюсь узнать обо всем, о чем раньше не имела представления. Таким вот образом, наверное, я узнала однажды и о том, что такое системы безопасности.

Она улыбнулась — так открыто, искренне и обаятельно, что у Алана дух захватило.

Фантастическое создание, думал он, глядя в ее проницательные глаза. Теперь я понимаю, почему мне сразу показалось, что она видит мир ярче и многограннее других людей. Художник-иллюстратор… Фантастика!..

— Я влюблена в свою работу, — сказала Энн, устремив взгляд куда-то в пространство и улыбаясь уголками рта.

Последовала непродолжительная пауза, за время которой в голове Алана промелькнуло с десяток мыслей. Он хотел многословно и во всех подробностях рассказать Энн о том, как она поразила его с первого мгновения их знакомства. И о том, с каким трепетом он ждал их сегодняшней встречи. Ему не терпелось узнать, есть ли у нее муж или бойфренд и почему на предложение встретиться сегодня вечером она все же ответила согласием.

Но ни о чем подобном он, разумеется, не заговорил. Спросил о другом:

— А работать экскурсоводом вам тоже нравится?

Энн, до сих пор смотревшая куда-то перед собой, словно очнувшись от своего минутного душевного уединения, вскинула голову и внимательно взглянула Алану в глаза.

— Нравится ли мне работать экскурсоводом? Конечно, нравится. Заниматься делом, к которому у меня не лежит душа, я, наверное, не смогла бы. Я привыкла получать от работы удовлетворение, по-моему, только в этом случае человек способен ощущать себя самодостаточным.

— Полностью с вами согласен. — Алан сделал глоток кофе, не сводя со своей чудесной собеседницы глаз.

— В Галерее Онтарио я подрабатываю со студенческих лет, прихожу в нее как к себе домой, — сказала Энн. — Три года назад, когда заказов на оформление книг я получала не так много, проводила гораздо больше экскурсий.

— Я счастлив, что в ту субботу решил посетить галерею, — медленно и несколько понизив голос, признался Алан. — И что попал именно на вашу экскурсию.

Энн бросила на него быстрый пытливый и, как показалось Алану, испуганный взгляд и тут же, повернув голову в сторону, погрузилась в какие-то раздумья.

Чего она испугалась и чего хотела узнать, Алан не понял. Не имел он и малейшего понятия о том, кого она хотела в нем видеть. Друга? Приятеля? Собеседника на один вечер?

Один вечер… От этой мысли ему сделалось не по себе, и он решил, что должен любым способом добиться от нее согласия еще на одну встречу. Неожиданно его посетила блестящая идея.

— А портретов вы случайно не пишете? — спросил Алан, сделав очередной глоток кофе.

— Раньше занималась этим, — ответила Энн. — В студенческие годы на каникулах даже рисовала карандашные портреты на улице. А теперь пишу в основном маслом, но очень редко, когда выдается свободное время.

Алан прищурил один глаз, и по выражению его лица Энн сразу поняла, что сейчас он обратится к ней с просьбой написать его портрет. Она уже внутренне настроилась ответить ему категоричным отказом, но, услышав, как трогательно прозвучал его голос, дрогнула.

— Я бы с удовольствием, — пробормотала Энн растерянно. — Только вот…

Если я откажу ему сейчас, то, возможно, никогда больше не увижу, подумала она и, охваченная легкой паникой, кивнула.

— А вообще-то… я согласна.

Алан вздохнул с откровенным облегчением, как будто ждал жестокого приговора и вдруг узнал, что отделается за провинность лишь небольшим штрафом.

— Спасибо. Я очень надеялся, что вы мне не откажете.

Энн посмотрела на часы, потом в окно и, заметив надвигавшуюся тучу, озадаченно сдвинула брови.

— По-моему, собирается дождь. А я не взяла зонтик.

— Не беспокойтесь, я довезу вас до самого дома, — успокоил ее Алан.

— Спасибо, не стоит, я живу буквально в десяти минутах ходьбы отсюда, — ответила Энн, почему-то краснея.

— Если хлынет дождь, то и за десять минут вы успеете промокнуть до нитки.

— Вы правы. Наверное, нам следует попрощаться уже сейчас, пока дождь не начался. — Энн заправила за уши вьющиеся рыжие волосы и подула на лоб.

Нервничает, отметил про себя Алан. Почему, интересно? Боится, что я довезу ее до дома и нас увидит вместе ее муж или друг?

Из любопытства, смешанного с желанием позаботиться о ней, он строго посмотрел в ее выразительные глаза и спокойным, уверенным тоном произнес:

— Пожалуйста, не спорьте. Если я отпущу вас одну и вы попадете под дождь, я никогда себе этого не прощу. Я подвезу вас, и точка. Но сначала давайте договоримся, когда и где вы начнете писать мой портрет.

Продолжать спорить Энн не стала. Но прежде чем ответить, в течение некоторого времени о чем-то напряженно размышляла. Потом вздохнула и сказала.

— Завтра воскресенье. Давайте завтра и начнем. В три часа дня вас устроит?

— Вполне, — ответил Алан, обрадованный тем, что ему не придется ждать очередной встречи с ней целую неделю. — Куда мне подъехать?

Энн закусила уголок губы, и этот жест показался Алану невероятно милым.

— У меня в квартире есть мастерская, — произнесла она. — Работаю я обычно в ней. Приезжайте ко мне.

Алан представил, что входит в квартиру Энн — недоступный для посторонних глаз, построенный ее собственными руками мирок, — и его обожгло пьяняще-жгучей волной. Неожиданно те несколько часов, которые отделяли его от их завтрашней встречи и буквально пару минут назад представлялись ему сущим пустяком, превратились для него в вечность. На миг Алану показалось, что он не сможет дождаться этой встречи.

— Где вы живете?

Энн улыбнулась.

— Вы собирались во что бы то ни стало довезти меня до дому. Поехали, я покажу вам, где он находится.

Когда они вышли из кофейни, устрашающе темная туча необъятных размеров висела уже почти над их головами. Ветви деревьев, посаженных по обе стороны улицы, нещадно трепал поднявшийся ветер, в воздухе в диком танце кружили шарики тополиного пуха. Прохожие торопливо искали укрытия от приближающегося ненастья в магазинах, закусочных, кафе, ресторанчиках.

Переступив порог кофейни, Энн остановилась, осматривая небо и разбегающийся с улицы народ боязливо-восторженным взглядом.

— Пойдемте быстрее, — сказал Алан и, уверенным движением взяв ее за руку, повел к парковочной площадке.

В юности Энн обожала гулять с ребятами за ручку, В пору влюбленности именно так они повсюду ходили с Рейнолдом. Потом эта милая деталь исчезла из их отношений, и Энн почти забыла, как любила, когда ее маленькую, словно у ребенка, руку бережно сжимает в своей широкой ладони мужчина.

Жест Алана — столь незамысловатый и столь смелый — произвел на нее такое сильное впечатление, что она чуть не заплакала. В то мгновение, когда его сильные длинные пальцы сомкнулись вокруг ее кисти, когда тепло их соприкоснувшихся ладоней смешалось, она вдруг ясно осознала, что в течение всей недели, прошедшей с момента расставания с Рейнолдом, вернее, в течение последней пары лет нуждалась острее всего именно в этом. В мужской поддержке, силе и заботе.

Постижение этой простой истины так поразило ее, что ни прорезавший мрачное небо зигзаг молнии, ни внезапно наступившее затишье не произвели на нее ни малейшего впечатления. Очнулась Энн, лишь когда Алан отпустил ее руку и шагнул к новенькому серебристо-серому «феррари», чтобы открыть дверцы.

— Скорее забирайтесь в машину. Сейчас хлынет ливень, — произнес он, прикасаясь к ее локтю и легонько подталкивая к автомобилю.

Не успела Энн объяснить, как проехать к ее дому, а Алан завести двигатель, по лобовому стеклу «феррари» забарабанили первые крупные капли дождя и все вокруг наполнилось величественно-устрашающим гулом, переросшим за несколько минут в оглушительный треск. Секунда, другая — и дождь превратился в сплошную мутно-серую водяную стену, а очередная вспышка молнии озарила все вокруг стальным сиянием.

— Вы куда-нибудь торопитесь? — спросил Алан, и его тихий голос прозвучал по сравнению с ревом разбушевавшейся стихии на редкость успокаивающе.

Энн покачала головой.

— Тогда, может, переждем грозу здесь, на парковочной площадке?

— Да, думаю, так будет лучше, — ответила Энн еле слышно.

Алан заглушил мотор.

— Вам страшно? — глядя на ее побледневшее лицо, с трогательной заботой спросил он.

Энн сама не понимала, страшно ей или нет. Грозы она боялась с детства, но сейчас испытывала нечто противоположное страху, что-то похожее на то чувство, когда стоишь в метре от тигра и твердо знаешь, что опасаться нечего, потому что зверь в клетке.

На вопрос Алана она так и не ответила, лишь выразительно на него посмотрела и повела плечом. Он понял этот жест по-своему — кивнул и опять взял ее за руку.

Она замерла, затаила дыхание, но спустя мгновение, словно придя в тепло с трескучего мороза и согревшись, расслабилась. И почувствовала себя так комфортно и уютно, что откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза.

Так они просидели минут с десять, пока ливень не превратился в мелкий дождик, гром не стих, а мрачная туча не разделилась на несколько посветлевших облаков.

Смешно, но Энн не обрадовалась уходу грозы. Она с удовольствием просидела бы в этой машине и час, и два, и три. Лишь бы вдвоем с Аланом, и только если бы ее рука все эти три часа лежала в его теплой ладони.

— Вот уже и солнышко выглянуло, — с улыбкой заметил Алан, когда сквозь разошедшиеся облака на землю устремился поток желтых солнечных лучей. — Теперь можно отправляться домой.

Он осторожно высвободил руку Энн и опять завел двигатель.