Наследие викинга

Глава 10

Мы подошли к замку, когда солнце уже село за горизонт. Там готовились ко сну. С каким же нетерпением и бьющимся сердцем я влез на стену замка! Подав Орианне руку, помог ей устроиться на стене — надо было осмотреться. Снег глубокими сугробами укрыл парк, в окнах замка был виден свет от зажженных в канделябрах свечей. В библиотеке горело по меньшей мере несколько подсвечников. Наверное, отец читал, сидя, по своему обыкновению, у горевшего камина. Каким необыкновенным уютом веяло от этого вида! я и не предполагал, как сильно соскучился по дому.

Неслышно спрыгнув со стены, мы пробрались к тайному входу во дворец. Я решил, что сегодня можно переночевать в замке: слуги уже на своей половине и по дворцу никто не будет бродить в такое время. Тьери прибудет завтра к вечеру, а мне не терпелось увидеться с Тибо еще до утра. Я неслышно открыл дверь, потянув за потайной рычажок. Мы легкой тенью скользнули внутрь. Проходя мимо библиотеки, я мельком заглянул в нее сквозь щель: в кресле у камина сидели отец и маркиз де Бонне. Они не разговаривали, только с печалью смотрели на огонь. В мыслях каждого была грусть от переживаемой утраты. Отец думал обо мне. Даже через такое время он не смирился с моей смертью, а маркиз де Бонне скорбел над тяжелой болезнью Дианы, которая отнимала у нее жизнь. В его мыслях Диана, смертельно бледная, лежала в келье на своем топчане, укрытая легким пледом. Ее глаза были закрыты, и только быстрое легкое дыхание говорило о том, что она еще жива.

Маркиз де Бонне вспоминал, как просил Диану вернуться домой. Настоятельница монастыря дала на это разрешение, но девушка упорно повторяла: «он вернется». И де Бонне думал о том, что Диана, возможно, потеряла рассудок, так и не придя в себя от пережитого горя.

Увидев это, я бросился в свою комнату, от волнения не заботясь о тишине. Оставив Орианну и пробормотав извинения, я ринулся в комнату Тибо. Он жил в отдельной комнате на первом этаже, у входа в кухню, что считалось большой привилегией. Влетев к своему другу и прикрыв дверь, я прошептал:

— Что с ней? она больна? Почему ее насильно не увезли в дом отца?!

Тибальд уже лежал в постели. Он вскочил, зашептав от испуга молитву. Потом, нашарив в кромешной темноте огниво и чиркнув, зажег свечу. Я в нетерпении вышагивал по комнате из угла в угол.

— Бог мой, вы вернулись! — громким шепотом воскликнул он и просиял от радости.

— Диана! Что с ней? Расскажи мне все! — потребовал я нетерпеливо.

— Я толком ничего не знаю. Маркиз де Бонне приехал сегодня вечером. Они с вашим отцом долго о чем-то говорили, да они и сейчас, наверное, в библиотеке. То, что мадемуазель Диана больна, я узнал только после обеда от Пьера — он прислуживал за столом. Но что решили господа, мне не известно.

— Тибальд, слушай внимательно, у меня в комнате находится девушка, Орианна. Она вампир, как и я. Я поднимусь к ней и скажу, что отлучусь на время. Ты пойдешь со мной, поможешь ей устроиться. Если я не вернусь утром, проводи ее в башню. Да, и вот еще что, завтра в замок приедет парень, Тьери. С девчушкой. Правда он не знает, что она девчонка, так вот, определи их в замке. Попроси за них отца, скажи, что они твои родственники. Понял? Сейчас некогда, вернусь, — все объясню! Матушка как, здорова? Как дела у сестер и Рауля?

— Госпожа болела недавно, но сейчас, слава Богу, здорова. У ваших сестер и брата тоже все в порядке. Николь в монастыре, — торопливо рассказывал Тибо, поспешно натягивая на себя одежду.

— Ну и хвала Господу, теперь пошли скорее. Некогда разговаривать!

Мы вышли в холл, я в мгновение промелькнул по главному залу и, поднявшись по лестнице, постучал в дверь и вошел комнату. Орианна стояла у окна и смотрела на лес и луг, раскинувшиеся широким ковром перед замком.

Я подошел к ней и сказал:

— Орианна, мне необходимо отлучиться на некоторое время. Очень срочное дело. Сейчас придет мой друг Тибо, я рассказывал тебе о нем, он поможет тебе устроиться. Прошу тебя, слушайся его, как меня. Договорились? Я уйду ненадолго.

— Что-то случилось? Ты очень встревожен. Может, я смогу помочь тебе? Пожалуйста, не оставляй меня. Позволь пойти с тобой.

— Орианна, сейчас у меня очень мало времени. Прошу тебя, останься и ни о чем не волнуйся. Тибо знает, что делать. Слушайся его. Договорились? Будь умницей.

Вошел Тибальд и застыл в дверях. Он со смешанным страхом и восхищением смотрел на девушку. Орианна, прочтя его мысли, улыбнулась дружелюбно и спросила:

— Так это ты — Тибо? Мишель часто о тебе говорил — ты его верный друг. Обещаю слушаться тебя, как Мишеля.

— Вот и хорошо, вижу вы поладите, — поспешно проговорил я и выскользнул в дверь.

Я летел к монастырю с такой скоростью, какую только мог развить, снег вихрился за мной, заметая еле заметные следы. Стремительно вскарабкавшись по стене, я прильнул к окну в келье Дианы. Она лежала на своем жестком ложе, укрытая тоненьким пледом. Волосы разметались вокруг головы, образуя золотистый нимб. Несколько прядей налипло на лоб, покрытый бисеринками пота. Ее дыхание было быстрым и неглубоким, из приоткрытого рта вылетал хрип.

Боже мой! Что эта девочка сделала с собой?! И во всем виноват я! Я никогда не прощу себе, если с ней что-то случится.

Я потянул вверх оконную раму, она поддалась с легкостью. Диана не заперла ее: она ждала меня! Я проскользнул в келью, едва освещенную тонкой свечкой, горевшей у распятия. Бросившись на колени у изголовья, я положил на ее лоб свою ледяную ладонь. Ее запах удушливой огненной волной вновь накрыл меня; ни одна женщина не смогла бы вызвать во мне столько всепоглощающего желания, она, несомненно, была моей женщиной.

Диана спала, забывшись тяжелым, болезненным сном. Я, не дыша, стоял возле нее и держал свою руку на ее лбу до тех пор, пока лихорадочный румянец на лице постепенно не сменился бледностью. С нежностью и страхом я вглядывался в изменившееся от болезни лицо: темные круги под глазами, скулы, обтянутые тонкой прозрачной кожей. Худенькие руки, бессильно вытянутые вдоль укрытого пледом тела. Она умирала, это было понятно и без лекарей! Я затравленно смотрел на Диану. Что я мог сделать сейчас, в эту минуту, чтобы помочь ей?! Я решил, что не стану больше потакать ее безумию и сейчас же отправлюсь с ней в город к доктору. Осторожно просунув руку под ее плечи, стараясь не разбудить, другой рукой стал укутывать исхудавшее тело в старый плед.

Вдруг я услышал, как в сторону кельи шла монахиня, ее старческие шаркающие шаги раздавались по пустынному, каменному коридору. Она жалела маленькую, но такую сильную в своей вере послушницу. В мыслях старой женщины было сострадание и сочувствие. Я выскользнул из кельи в одно мгновение. Монахиня вошла и, прикрыв за собой дверь, подошла к спящей Диане. Она склонилась над девушкой и разбудила ее. А затем, приподняв голову Дианы, шепча молитву, постаралась влить в ее рот какой-то отвар.

— Пей, милая, пей, тебе станет легче. Глупая, разве Господу нужно, чтобы ты так истязала себя? Он не призывает нас к мучениям, ему не нужна твоя смерть, неразумное ты дитя. За кого бы ты ни просила, нужно делать это с верой, а не с мукой. Перестань сопротивляться, послушайся отца, и все будет хорошо, вот увидишь, — приговаривала она, пытаясь напоить Диану.

— Сестра, я верю, потому и молюсь. Я знаю, что мои молитвы дают ему силы, и он от всех опасностей будет убережен моими молитвами, — прохрипела Диана слабым голосом.

— Ну, вот и славно, вот и давай, выпей это. Тебе нужно жить, чтобы подольше оберегать его от беды. Нужно жить, дорогая, нужно жить, — шептала монахиня, напоив и уложив девушку на жесткое ложе, укрывая ее пледом. — А теперь поспи милая, я приду попозже.

Монахиня вышла, прикрыв за собой дверь и шепча молитвы, медленно побрела к себе. Я опять проник в келью через окно. Я не стал прятаться, мне нужно было уговорить Диану покинуть монастырь. Если она откажется, я силой унесу ее отсюда и не позволю больше губить себя.

Диана с трудом повернула голову на шум, который я специально произвел. Ее глаза засияли от удивления и радости.

— Ты пришел! Я так ждала! Я верила, что ты вернешься, — она постаралась сесть, но была настолько слаба, что только бессильно приподняла голову. Судорожно дыша, Диана смотрела на меня и виновато улыбалась.

— Диана, любимая, — я бросился перед ней на колени и ласково сжал ее маленькие ладони, — Диана, скажи мне ради Бога, зачем все это? Зачем ты подвергаешь себя такому безумию? Разве ты не понимаешь, что так ты еще больше мучаешь меня? Я и так виноват перед тобой, а теперь еще и твоя болезнь лежит на моей совести. Ты должна вернуться к отцу.

— Я так молилась, чтобы ты пришел, — Диана положила свою невесомую ладонь на мою голову, зарывшись пальцами в волосы, — мне нужно было увидеть тебя. Я только теперь поняла, что мне следовало попросить у тебя. Я все неправильно сделала, Мишель. Господь дал тебе другую, не такую, как у людей, жизнь. Он сделал так, чтобы мы встретились и полюбили друг друга, но я неправильно распорядилась этим великим даром Господа. — Она судорожно вдохнула воздух, волнуясь и спеша. От поспешности закашлялась и откинулась на топчан. Ее лоб вновь покрылся каплями пота. Я ласково поддержал ее и, положив руку на горячий лоб, другой рукой убрал волосы с ее лица.

Ей не нужно было ничего говорить — я все увидел в ее мыслях. И опять эта девушка своими мыслями повергла меня в изумление! Теперь она хотела быть со мной в моей проклятой вампирской жизни. Ей пришло в голову, что я смогу сделать ее вампиром. Прежде она молилась о спасении моей души теперь же была готова отдать свою, взамен на то, чтобы быть со мной, какой бы чудовищной ни была моя жизнь.

— Диана, любимая, я так хотел прожить с тобой долгую и счастливую жизнь. Ты даже не догадываешься о силе моей любви к тебе, но пойми, то, что пришло тебе в голову не только невозможно, но и неправильно. Ты не понимаешь, через что мне пришлось пройти во время перевоплощения. Ты не понимаешь, как страшно быть вечным изгоем. Диана, подумай, о чем ты мечтаешь! Ты ушла в монастырь и разочаровалась, потом ты можешь разочароваться и в вампирской жизни, но исправить это будет уже невозможно.

— Мишель, я умираю, и это последнее, что я могу попросить у тебя — ты можешь спасти меня. Можешь дать мне жизнь. Разве это не стоит тех недолгих мучений, о которых ты говорил?

— Но при этом ты теряешь бессмертие своей души, — я был в отчаянии, она действительно была очень плоха. Я готов был пойти на все, лишь бы спасти ее.

— А зачем она мне без тебя? Я поняла это, когда ждала тебя. Когда ты перестал приходить. Для меня нет большей муки, чем быть вдали от тебя. Разве ты не чувствуешь того же? Мы единое целое, Мишель. Постоянная боль от разлуки — ничего нет страшнее ее, — Диана говорила с трудом, постоянно останавливаясь, чтобы передохнуть. Ее хриплый голос едва звучал в ночной тишине монастыря.

Она говорила, а в моей голове проносились картины, какой могла бы стать наша с ней жизнь, будь она тоже вампиром. Жить вечно рядом с ней, уехать, укрыться ото всех в каком-нибудь глухом, укромном уголке, где нет людей и нет постоянного искушения. Я засомневался. Может, она права на этот раз. У меня не будет к ней этой болезненной тяги, только любовь, чистая, без желания выпить у нее всю кровь.

— Хорошо, мы подумаем над этим, но не сейчас. Ты должна быть здоровой, Диана. Чтобы перенести такие мучения, нужны силы. Тебе нужно поправиться и набраться сил.

— Так ты согласен?! — ее глаза загорелись радостью. — Значит, ты любишь меня! Тебе так же, как и мне хочется быть рядом. — Она закашлялась. С трудом справившись с кашлем, Диана потянулась ко мне руками. Я взял ее руку и прижал к губам. Огонь, бушевавший во мне, лишал рассудка. Мне было до безумия тяжело находиться рядом с нею, но именно эта пытка, как ни странно, доставляла мне наибольшую радость — я снова с Дианой. Я с радостью терпел бы эти муки бесконечно, лишь бы видеть ее, быть рядом с ней.

— Диана, давай я отнесу тебя к доктору. Он вылечит тебя, и тогда подумаем над тем, что нам делать дальше.

— Мишель, ты знаешь, почему я отказывалась от помощи отца? — вдруг спросила Диана.

Конечно, теперь я знал это, прочтя ответ в ее голове. Она не хотела жить без меня. Так же, как и я не смог бы жить без нее, если бы случилось непоправимое. Я вдруг подумал, что любое несчастье может забрать у меня Диану. И что я не имею возможности оградить ее от болезни или несчастного случая. Я обречен смотреть, как она стареет и умирает у меня на глазах. Это выше моих сил. Только в вампирской жизни я буду спокоен за нее и смогу подарить ей вечную жизнь и вечную любовь.

— Ты не хотела без меня жить так же, как и я не смогу жить на земле, если на ней не будет тебя. Только одно удерживает меня здесь — твоя любовь.

— Да, ты прав. И я теперь счастлива — ты любишь меня по-прежнему. Я хочу, чтобы меня завтра забрал отсюда отец. Я пошлю за ним утром. Я буду дома, и ты сможешь тайно навещать меня. У отца очень хороший доктор в нашем поместье, не волнуйся, я скоро поправлюсь.

Ее сердце билось неровными толчками. Я не знал, правильно это или нет. Вдруг оно, словно споткнувшись, запнулось, а потом застучало быстро-быстро, словно торопясь. Диана побледнела еще больше. На лбу опять появилась испарина. Она закрыла глаза и тяжело задышала. Я просунул руку под ее плечи, приподнял, стараясь облегчить дыхание.

— Поцелуй меня, как тогда в беседке, — попросила она еле слышно, — я так этого хочу. — Ее снова забил кашель.

Выждав, когда приступ пройдет, с нежностью и осторожностью, на какую только был способен, я приблизил к ней свое лицо. Бережно притронулся к ее губам. Ее запах, такой близкий, терзал огнем, голова кружилась. Я перестал дышать, стараясь как можно мягче прикасаться к ней. Даже в мечтах я не мог позволить себе прикоснуться к ее губам. Но сейчас ничто на земле не смогло бы мне помешать, я страстно желал этого поцелуя. Пусть это будет лишь легчайшее касание к ее губам, таким желанным и трепетным.

Вдруг в ее голове с невероятной ясностью возник образ: наш бальный зал, у третьей колонны стоит группа девушек в необычных одеждах. Она как будто обтягивала их тела, как вторая кожа. Диана с золотыми волосами, убранными в удивительную прическу. Она смотрела на картину, которая висела перед ней. Рядом с нею стоял мужчина. В тот же миг я узнал в нем себя. Я стоял рядом с ней в такой же странной одежде, что и окружавшие нас люди. От удивления я вздрогнул и глубоко вдохнул. Диана, изумленно открыв глаза, выдохнула:

— Мы встретимся! — и медленно опустилась в моих руках.

Тишина оглушила меня. Я в растерянности смотрел на нее и не мог постичь того, что случилось. Все еще ощущая в себе огненный клубок от ее последнего выдоха, я никак не мог понять, что произошло. Опустив на топчан, я легонько потряс ее за плечи.

— Диана? — позвал я, — что с тобой? Диана! — но в ответ только молчание. Постепенно я стал осознавать, что означает эта оглушительная тишина: я не слышал ее дыхания, стука ее сердца. Она ушла! Я остался один! Я не успел!

Что может сравниться с болью потери? Когда осознание неотвратимости произошедшей беды сжимает сердце? Когда разум отказывается принять случившееся? Боль разбивает грудь на мелкие осколки, вонзая их острые грани в сердце. Нечем дышать, горе сжимает горло стальными клещами. Одиночество, каменной громадой обрушившись на меня, придавило, не давая двинуться с места.

Я стоял на коленях, прижав ее к сердцу, и ничего не видел и не слышал вокруг. Моего плеча коснулось что-то, но я не отреагировал на прикосновение. Какое мне дело до живых? Меня потрясли опять, вырывая из забытья. Я отрешенно посмотрел на того, кто меня тряс. Возле меня стояла Орианна. Она что-то говорила, но я ничего не понимал. Орианна осторожно разомкнула мои руки, сжимавшие Диану, и потянула меня к окну. Я повиновался ей, не имея сил сопротивляться. В моей голове звучал голос Дианы, он все повторял и повторял одно и то же: мы встретимся, мы встретимся, мы встретимся …

Задумывался ли кто-нибудь над страшным значением двух слов: все, конец? Все — и дальше ничего нет: ее нет, и самому нет смысла жить. Все — и дальше черта, за которой пустота, голая пустыня, выжженная жаром скорби. Конец — и нет желания жить, дышать, двигаться. Хочется забиться в такой угол, где тебя не найдут и не потревожат. Не хочется думать. Не хочется ничего знать и что-то делать. Только бы оставили тебя в покое. Забыли на веки, что ты есть и что ты еще жив.

Я забился в самый дальний уголок пещеры Тьёдвальда и не хотел никого видеть. Сколько дней это продолжалось — мне было все равно. Я уже давно не выходил на охоту, и мои силы убывали. Я впадал в забвение, которое не приносило облегчения. Только неподвижность и усталость наваливались на мое тело и сознание. Я желал как можно быстрее провалиться в черное бездонное забытье, чтобы не чувствовать этой ужасающей пустоты в сердце, там, где совсем недавно жила Диана. Даже ее имя жгло мое сознание невыносимой мукой утраты, оставляя после себя пепелище. Ее нет, а солнце встает так же, как и вчера. Ее нет, а птицы весело поют. Ее нет, а люди живут и занимаются своими делами как ни в чем не бывало. Хотелось убежать в беспамятство от такой ужасной несправедливости.

Раньше я мог жить, потому что жила она. Смотрела на небо, которое видел я. Радовалась солнцу, от которого я прятался, но все равно любил. Слышала пение птиц, которые и меня радовали своим щебетом. А теперь ее нет, ее, такой жизнерадостной и красивой. Такой юной, еще не успевшей увидеть жизнь. И все из-за меня! Я ненавидел себя! Ненавидел настолько, что готов был отдать себя на растерзание любому вампиру, который повстречался бы на моем пути.

Я с трудом повторил промелькнувшую в моем затуманенном сознании мысль. Прокручивал ее снова и снова, пока не осознал смысл затронувшей мой рассудок мысли. Вот! Я нашел то, что мне нужно! Конечно, как я раньше упустил это из виду! Только вампир способен убить меня, разорвать и сжечь мое тело. Понятно, что Орианна не станет этого делать. Тибальду, как человеку, почти не под силу это сделать. Но даже если бы у него была такая возможность, он никогда не пошел бы на такой шаг. Значит, выход один — нужно найти того, кто это сделает!

Я зашевелился в своем углу, с трудом поднялся на ноги и, шатаясь, пошел в направлении просвета в стене. Орианна внимательно следила за мной. Я протиснулся через узкий проем и медленно стал подниматься на верх скалы. Нужно поохотиться, чтобы иметь силы на поиски. Мысль о возможности уйти из этого мира завладела мною полностью.

Пока я лежал в своем углу, уже наступило лето и земля преобразилась. Зелень леса, запах цветов, щебет птиц — все раздражало меня своим безудержным стремлением к жизни. Мир с жестоким равнодушием смирился с потерей Дианы, как будто ее никогда в нем и не было.

Уже несколько дней я рыскал по Онфлеру, в поисках тайного вампирского клана "Кровавая Лилия". Орианна следовала за мной по пятам. Меня раздражало ее присутствие. Она не давала мне возможности отрешиться от этого, ненавистного для меня мира. Следуя за мной тенью и не говоря ни слова, она, тем не менее, все время напоминала мне о существовании Тьери и Эмили, Тибо и моих родных. Я же хотел забыть все и всех: тех, кто соединяет меня с миром живых.

Я бродил по ночному городу, отыскивая запах, по которому мог бы выйти на след вампира. Но, похоже, в Онфлере вампиров нет или они настолько редко посещают этот город, что их запахи исчезают, не закрепившись на деревянных и каменных стенах домов.

— Ты обещал отнести брату документы, — через две недели моих бесполезных метаний сказала Орианна, — ты же знаешь, что я не могу этого сделать сама. Скоро корабль могут продать, раз брат не заявляет на него своих прав.

Париж! В этом огромном городе, несомненно, должны быть какие-нибудь следы вампиров. В записях Лорда, помнится, были какие-то сведения о вампирском клане, следы которого затерялись в Париже. Это не "Кровавая Лилия" но, какая мне разница…

— Хорошо, мы вернемся за документами и сразу же отправимся в Париж, — буркнул я Орианне не глядя. Повернулся и помчался по направлению к Моро Драг.

Выскочив к стенам монастыря, я застыл от неожиданности. Сам того не замечая, я прибежал к нему по привычке. Дыхание остановилось от невыносимой тупой боли, сжавшей грудь. Потом, словно повинуясь какой-то чужой воле, медленно побрел к монастырскому кладбищу. За оградой, среди надгробных камней, высился холм, укрытый белыми, как ее душа, шляпками одуванчика. Могильный камень с бесстрастной жестокостью указывал срок ее жизни. Я упал на холм и, обхватив его руками, застонал от невыразимой муки, жгущей сердце. Я пролежал так до утра.

«Мы встретимся! Мы встретимся!» — звучали в моей голове последние слова Дианы. Я только теперь задумался над их смыслом. Ночь, проведенная на ее могиле, словно каким-то чудом вытянула из глубины моего сознания эти слова. Что значило то невероятное видение в ее голове перед самой смертью? Она видела себя и меня в своем видении так явственно, что не было никаких сомнений в его правдивости. Это могло быть предсмертной бессмыслицей, но также и предвидением! Неужели мы сможем когда-нибудь встретиться в этом мире? Это полная ересь! Но все же, … все же … кто знает, что может Господь?

У меня возникло острое ощущение присутствия Дианы, того, что она всю эту ночь была рядом. Я будто бы снова, как некогда, провел ночь у ее окна. И что она, как и когда-то, не позволяла мне говорить с ней, но во мне росло чувство того, что она рядом и как прежде бережет меня своей любовью. Могильная земля высосала из моего сердца беспросветную тьму безысходности, на смену ей пришла надежда. Я постепенно стал понимать, что если поддамся своему глухому отчаянию, то предам Диану, ее веру в то, что она бережет меня своими молитвами и лишениями. Если я погибну по своей воле, значит, все, что она делала для меня, было напрасным. И ее смерть была бы напрасной.

Мое сердце поверило Диане, наполняя новым смыслом мою пустую и такую ненужную без нее жизнь. Теперь я был готов провести столетия в поисках и в ожидании нашей встречи. Боль и горечь утраты не оставили меня, но вместе с ними в моей душе, навстречу алеющей на горизонте заре, распускался цветок надежды.

Я поднялся с могилы Дианы, по-видимому, с другим выражением лица, потому что Орианна, посмотрев на меня своим обычным озабочено-сочувствующим взглядом, облегченно вздохнула. Потом подошла ко мне, взяла за руку и вывела из-за ограды, уводя от кладбища.

— Пойдем, тебя ждут. Ты нужен всем нам: Тьери с Эмили и Тибо. Все заждались твоего возвращения, — проговорила она, ласково заглядывая мне в глаза.

— Эмили? Как ты узнала? Она ведь даже в мыслях считала себя мальчишкой? — с удивлением произнес я, чувствуя себя так, словно только что вернулся из дальней поездки и узнаю новости, произошедшие без меня.

— Мне никто не запрещал дышать в ее присутствии, и потом, женщин в замке тоже не проведешь. Мужчины так невнимательны, — Орианна осторожно и тихонько засмеялась, разливаясь хрустальным перезвоном, внимательно следя за моей реакцией. — Видел бы ты выражение лица Тьери, когда она, смущенная и неуклюжая в женском платье, появилась перед ним. Женщины вымыли ее с особым старанием и запретили носить мужское платье, ворча, что это грех. А она очень хорошенькая. Думаю, что Тьери в скором времени, будет не очень огорчен ее чудесным преображением, — вновь засмеялась Орианна.

Мы вышли на тропу, ведущую через леса к замку. Мы бежали не торопясь, и я думал о том, что еще одной моей ошибкой было то, что, взяв на себя ответственность за судьбы Тьери и Эмили, Орианны, я бросил их на произвол судьбы, забывшись в своем горе. Ошибки, ошибки, кругом одни ошибки. С Дианой, с этими людьми. Я чувствовал, как злость на самого себя поднимается в моей груди. Отныне и навеки, никакое событие не заставит меня забыть о своей ответственности. Я эгоистично желал и делал только то, что хотелось мне самому, и вот что из этого вышло! Я захотел встретиться с Дианой, и она ушла в монастырь. Я захотел узнать тайну ларца и бросил Диану на произвол судьбы, тем самым доведя ее до смерти. Теперь эти дети и девушка. Я должен устроить их судьбы, и в память о Диане исполнить взятую на себя обязанность.

Мы вернулись в замок, оставив для Тибо знак о своем возвращении и о том, что нужно встретиться. Затем, спустившись по скале, проникли в пещеру Тьёдвальда. Я не замечал раньше, но стараниями Орианны здесь стало намного уютней.

— Как ты думаешь, согласится твой брат продать мне корабль? — спросил я Орианну.

— Не знаю, но, наверное, да. Он не сильно жалует море, с детства боится воды. Да и слишком рискованно сдавать корабль внаем, такая коммерция не для него. Он занимается тем, что держит парфюмерную лавку и, думаю, обрадуется неожиданным деньгам. Вот только гибель отца его сильно огорчит. У них столько планов, … было, хотели доставлять парфюмерию в Америку и привозить новые образцы. Бедная матушка, как она переживет эту утрату? Что будет со всей моей семьей? После смерти отца им станет очень трудно.

— Я предложу хорошую цену. Он останется доволен, — проговорил я, не зная как ее утешить.

— Да, конечно, но только деньги не вернут человека, — с грустью ответила Орианна.

И я вдруг со всей ясностью увидел, как Орианна скорбит, переживая смерть отца! Ослепленный любовью к Диане, я ничего не мог увидеть в своем эгоистичном стремлении вернуться к ней, а потом — раздавленный ее потерей. Но ведь и Орианна потеряла родного человека. Ей, наверное, не легче, чем мне. Но она ни разу не показала своей слабости, не потребовала повышенного внимания к себе. Мне стало стыдно. Я подошел к девушке, не зная, как лучше выразить свое сочувствие.

— Пожалуйста, прости. Я понимаю, что ты чувствуешь. Как помочь тебе?

— Ты помогаешь, когда не сердишься на меня, — пробормотала Орианна, уткнувшись в мое плечо. Она была настолько маленькой и хрупкой, что едва доставала макушкой до моего плеча.

«Кроха, как Диана», — и боль резанула опять, не собираясь оставить меня.

Поздно вечером мы с Орианной ждали Тибо в условленном месте. Он пришел вместе с Тьери и Эмили. Она и в самом деле была симпатичной в женском платье, с чепцом на своих непокорных кудрявых и рыжих вихрах. Но Тьери еще дулся на нее, не собираясь прощать обман.

— Эмили, тебе гораздо лучше в своем истинном виде, чем в мальчишеских штанах, — поддразнил я Тьери, наблюдая за ним. Он угрюмо бросил на Эмили взгляд из-под бровей. В его памяти возник образ того, как он был изумлен и смущен ее появлением.

Он сидел в кругу слуг и рассказывал о том, как они с братом добирались до нашего замка из Парижа, где их якобы настигла эпидемия оспы и все родные умерли. Поэтому они и решили найти своего двоюродного дядю Тибальда. Тьери лгал напропалую, придумывая приключения на ходу, из которых они с братом, несомненно, выходили победителями. Когда же в дверях показалась Эмили в женском платье, воцарилась полнейшая тишина, а затем — громовой хохот. Не зная, что придумать, Тьери стал бормотать, что так было безопасней для девчонки. Но в душе затаил обиду. Он не мог простить ей обмана: слишком многое он успел поведать ей своего, личного, такого, о чем девчонки знать не должны.

— Слава Богу, вы пришли в себя, — проворчал Тибо, внимательно всматриваясь в мое лицо. В наше время смерть была настолько обычным делом, что моя затянувшаяся скорбь стала вызывать у него тревогу за мое душевное состояние.

— Тибальд, мне нужно отлучиться в Париж. Необходимо отвезти деньги за корабль брату Орианны и оформить покупку. Я хочу купить корабль.

— Зачем, позвольте спросить, господин Мишель, — Тибальд проговорил это тихо и даже ласково. Так, как спрашивают больного или ребенка.

— Когда-то я слышал о народах, верящих в то, что умершие люди вновь приходят на эту землю, перерождаясь. Я хочу узнать все об этой вере, Тибо, — я видел, какое впечатление на всех произвели мои слова: Тибальд уверился в своих подозрениях о моем душевном состоянии; Тьери несказанно обрадовался, он был уверен, что я возьму его с собой; Эмили загрустила, понимая, что я не захочу взять ее, а Орианна печально опустила голову — я не знал, что думает она.

— На этот раз в Париж я поеду с вами, сударь, и никаких возражений. Мне давно нужно проведать родственников. И потом, каждый раз, когда вы отправляетесь по своим делам, они приводят вас к беде. Я хочу быть рядом на этот раз. И мне нужно поговорить с вами наедине.

Я знал, о чем он хотел поговорить со мной.

— Хорошо, я расскажу, почему мне нужно отправиться в это далекое путешествие, — согласился я, понимая, что он прав, и я должен объяснить всем свою затею, — скрывать свои намерения нет смысла. Орианна и так все узнает из ваших мыслей, и ей самой решать, что делать дальше. Тьери и Тибальд отправятся со мной в плавание, а вот что делать с Эмили, … тут я не знаю, как поступить. Нужно подумать всем вместе.

Когда я окончил рассказывать о предсмертном видении Дианы и своем решении найти средство ее возвращения, все долго молчали. Каждый из нас думал о реальности и разумности такого путешествия и его последствиях. Тьери, как самый молодой и не знающий страха, был готов идти за мной хоть на край света. Он верил во все чудеса, которые только могут существовать в этой жизни. Тибальд, веривший во всякие предсказания и вещие сны, все же сомневался в правильности моего решения.

— Если видения Дианы верны, — думал он, — зачем самому искать средство ее возрождения, ведь наша встреча в таком случае и так предрешена.

— Тибо, мне все равно, будет ли это магией или это непостижимые дела Господа — я должен знать, что это.

Эмили с Орианной переглянулись, Эмили искала предлог, от которого я не смог бы отмахнуться и понял, что ей непременно нужно отправиться вместе с нами. По тому, как посмотрели девушки друг на друга, я понял, что те же мысли тревожат и Орианну. Я не хотел брать их с собой, но и не представлял, как устроить их здесь до нашего возвращения. Если Эмили еще можно было оставить в замке отца, то Орианна не станет ждать нас здесь несколько лет. Все смотрели на меня, ожидая моего решения.

— Давайте решим эту проблему после нашего возвращения из Парижа, — ответил я на их немой вопрос, так и не найдя правильного ответа. — Сейчас нужно разобраться с кораблем. Тибальд, ты спросишь у отца позволения и отправишься в Париж завтра. Эмили, ты пока побудешь в замке.

— А я?! Вы оставите меня с ней? Я тоже хочу поехать с вами и помочь, если что! — воскликнул Тьери, испугавшись, что его, как девчонку, оставят дома.

— Ну что мне с вами делать? Так и будем по всяким пустякам ходить все вместе? — расстроено воскликнул я, — как няньки, в самом деле!

— Пусть едет со мной, будет по поручениям бегать, — пробурчал Тибо, в его голосе прозвучала такая нежность, что я удивленно посмотрел на него: он относится к этим детям, как к родным! За время моего, скажем так, отсутствия, он прикипел к ним сердцем и, не имея своих детей, нашел их в Тьери и Эмили.

— Ну, пусть, — согласился я, — если тебе это необходимо. Мы остановимся в гостинице "Сизарь". Возьми деньги, купи хороших лошадей, возможно, они нам еще понадобятся, когда будем снаряжать корабль. — Я подал Тибо кожаный мешочек с золотом Тьёдвальда.

Мы с Орианной отправились в Париж сразу после того, как Тибо с Эмили и Тьери вернулись в замок. Мы бежали не торопясь и думая каждый о своем. До Парижа почти 200 миль, и мы могли бы за один час добраться до него, но мне не хотелось торопиться — все равно ночь еще не кончилась.

— Ты не хочешь брать меня с собой? Почему? — тихо спросила Орианна. — Разве я была тебе в тягость все это время?

Мне не хотелось ее огорчать, но я, действительно, не хотел, чтобы она ехала со мной. Иногда я ловил на себе ее взгляды, то сочувствующие, то такие, от которых становилось не по себе. Я не знал, чего она хочет от меня, но ее присутствие раздражало. Сам не знаю почему, но мне было при ней неловко.

— Я не знаю, каким будет это путешествие. Возможно, там нас ждет смерть или еще какие-нибудь неприятности. Я не хочу рисковать вашей с Эмили жизнью, — ответил я ей, как можно мягче.

— Ты хочешь избавиться от меня, прикрываясь заботой обо мне! — бросила она зло. — Я не принесу тебе хлопот. Пожалуйста, не оставляй меня здесь, подумай сам, как я буду жить одна? — Орианна остановилась и, дернув меня за руку, заставила посмотреть себе в глаза, — если ты не знаешь, как поступить со мной, то зачем забрал с того проклятого острова? Дал бы матросам убить меня, и у тебя не было бы головной боли.

— Не говори глупости. Я еще ничего не решил. Сказал же, посмотрим, что у нас получится с кораблем, потом будем решать.

— Если ты сам не возьмешь меня, я вплавь догоню вас. Так и знай!

Вот всегда так — свяжись с этими женщинами и будешь у них на побегушках. Мое настроение испортилось вконец. Глухо засопев, я прибавил скорости, не желая с ней разговаривать.

Мы вошли в Париж ранним утром. Нам пришлось идти по улицам города с человеческой скоростью. Орианна никак не могла приноровиться к такому медленному перемещению. Ее движения вызывали удивление у людей, попадавшихся нам на пути. Она двигалась, как будто рывками, перемещаясь от места к месту с такой скоростью, что человеческий глаз не мог заметить это движение, и получалось, что она перепрыгивает от одного места к другому. На наше счастье, на улицах еще было очень мало прохожих, но в конце концов, мне пришлось взять ее за руку и, сдерживая шаг, вести по улицам с привычной для человека скоростью.

Мы подошли к лавке брата Орианны в тот момент, когда он, выйдя из дверей своего дома, стал открывать ставни, за которыми в витрине были выставлены многочисленные пузырьки и флакончики с ароматным товаром. Орианна подалась вперед, словно собиралась броситься к нему через дорогу, но я вовремя схватил ее за руку.

— Так ты решила все же открыться родным? — спросил я ее. Она посмотрела на меня с таким выражением, что мне стало жаль ее. Будь у нее возможность плакать, слезы, без сомнения, потекли бы у нее по щекам.

— Да, да, конечно, ты прав. Иди один. Я встану рядом незаметно, и послушаю его мысли. Надеюсь, он подумает о матушке и сестрах.

Я подошел к Барту и остановился рядом, не зная, как начать разговор. Он обернулся, и я увидел лицо молодого человека очень похожего на Барта старшего. Он вопросительно взглянул на меня, решая, что мне понадобилось в его лавке в столь ранний час. Покупатели заглядывали к нему гораздо позднее.

— Вы метр Барт? — спросил я его, как можно вежливей.

— Да, месье, чем могу быть полезен? — так же вежливо ответил он и с удивлением отметил про себя мой необычный вид и совершенно черные глаза. Он подумал, что в народе всегда считали такие глаза плохим знаком и они могли принадлежать только слугам дьявола. Мысленно прочтя молитву, оберегающую от сглаза и порчи, он подумал о том, что я, без сомнения, принес плохие новости.

— Мне необходимо с вами переговорить. Боюсь, что у меня плохие новости, метр Барт.

Он вздрогнул и, мысленно перекрестясь, указал мне рукой на дверь в лавку, — прошу вас, входите, месье…?

— Де Морель. Боюсь, месье Барт, что принес вам неутешительные новости, — повторился я, — ваш отец погиб во время шторма. Но корабль остался цел, и мне поручено передать вам документы на него. Он стоит в гавани Онфлера. Вам следует отправиться к начальнику порта и представить документы, подтверждающие ваше родство с капитаном Бартом. Затем вы можете поступить с кораблем по своему усмотрению.

Услышав печальную весть, Барт сокрушенно сел на стоящий рядом стул и опустил голову, не желая показать мне слезы, выступившие на его глазах. Мысли в его голове путались, он был не в состоянии постичь обрушившуюся на него страшную новость.

Я, постояв еще минуту, сказал:

— Мне хотелось бы с вами переговорить по одному делу, но я вижу, как вам сейчас тяжело. Если позволите, я зайду к вам вечером.

— А? Ах, да, да, конечно, — пробормотал Барт, не совсем понимая, чего я от него хочу. Он все еще никак не мог оправиться от моего известия. Я не стал задерживаться в его лавке и вышел на улицу. Орианна стояла у дверей и плакала сухими глазами. Я взял ее за руку и повел прочь, вдоль домов, спеша увести ее как можно дальше. На улице уже появилось много людей, и ее могли узнать.

День выдался солнечным, и нам пришлось прятаться на теневой стороне улицы, пока мы не дошли до гостиницы "Сизарь". Это было старое и стоящее на отшибе, у самой крепостной стены, здание. Здесь вряд ли появится кто-нибудь из знакомых. Мы сняли комнату и быстро ушли к себе, стараясь не привлекать внимания.

Вечером мы вернулись к дому Орианны. Я постучал в дверь, а она прошла через черный ход. Мне открыла молодая служанка и провела в квартиру на втором этаже. Я вошел в комнату, которая была ярко освещена свечами, стоящими в двух больших шандалах. В глубоком кресле сидела довольно приятная на вид женщина, возле нее, примостившись на подставке для ног, сидела девочка лет шести-семи. Рядом стоял молодой Барт и девушка постарше Орианны. Возле камина стоял еще один молодой человек. Наверное, муж сестры Орианны.

— Месье, мадам, мадемуазель, — поприветствовал я их.

Барт представил мне всех находившихся в комнате и спросил:

— Вы могли бы рассказать, как погиб наш отец? Когда это произошло?

Я рассказал им почти все о страшном шторме, застигшем нас в океане, приписав ему смерть капитана. Затем попросил о разговоре с месье Бартом наедине. Он был наследником, и поэтому решать судьбу корабля предстояло ему. Когда мы вошли в кабинет, он резко повернулся ко мне, в его мыслях я давно читал, что он не совсем удовлетворен моим рассказом. Он знал, хотя и не во всех подробностях, чем занимался его отец. Он считал, что отец переправлял контрабанду, и это очень его тревожило. Дело опасное, и отец обещал, что этот рейс будет последним.

— Вы все нам рассказали, месье? Я не хотел, чтобы подробности знали моя мать и сестры, но мне вы можете рассказать все, как было на самом деле.

— Мне нечего от вас скрывать. Но я хотел бы передать вам вот это, — с этими словами я положил перед ним два камня из сокровищ Тьёдвальда. Два огромных изумруда, стоимость даже одного из них значительно превышала цену всей лавки Барта со всем его товаром.

— Что это? Кто передал их мне? — не трогаясь с места, спросил молодой Барт.

— Это передал вам отец. Он смог вовремя сбыть свою часть груза, с которым мы шли, и перевести деньги в камни. Так легче спрятать прибыль. Денег после продажи этих камней вам хватит не на один год. Только советую вам обратиться к ювелиру, лавка которого находится на улице Невинных, у фонтана. Он честен и не обманет вас. Скажите, что обратились к нему по рекомендации де Морелей.

— Хорошо, спасибо. Но мне все же кажется, что вы что-то не договариваете. Может, вы знаете что-то такое, чего нельзя было сказать при всех?

— Нет, больше мне нечего добавить, но у меня к вам есть дело. Я хотел бы поговорить с вами о корабле. Если вы решитесь продать его, я мог бы предложить вам за него неплохие деньги.

— Ах, да, корабль. Я и забыл о нем. Да, конечно, я продам его. Мне никогда не понять отца, так любившего море. И я больше не хочу иметь с морем ничего общего. Я дам вам заверенный нотариусом документ, подтверждающий родство, и договор купли-продажи. Мне незачем ехать в Онфлер. Прошу вас прийти завтра в десять часов к нотариусу на улицу Кассет. Там мы и заключим сделку. И еще — я вам безмерно благодарен, хотя вы и принесли в наш дом плохие вести. Вы, судя по всему, честный и добрый молодой человек.

— Не стоит благодарности. Я обещал вашему отцу, он доверял мне, и я выполнил его просьбу, — с этими словами я поклонился и вышел.

Орианна уже ждала меня у ворот маленького дворика, расположенного перед входом в дом.

— Спасибо. Ты не должен был отдавать ему камни своего деда. Но я благодарна тебе за это. Теперь Жастин сможет содержать мать и сестру.

Я не сказал ничего в ответ. Мне тоже было грустно. Вспомнилось, как переживали родные мою смерть.

Мы вернулись в гостиницу. Тибо и Тьери должны приехать через несколько часов, рано утром. Нам нечем было заняться и мы молча сидели в темноте.

— Слушай, пошли погуляем по Парижу! — вдруг предложила Орианна. Пойдем в парк, к фонтану. Я ни разу не гуляла по Парижу ночью, хотя с детства мечтала посмотреть на него именно в это время. Столько страшилок ходит о ночном городе. А нам, представь только, ничего не страшно.

Она была необычайно возбуждена. Ее глаза горели странным блеском. Мне не хотелось идти, но и сидеть всю ночь в грязной комнате наедине с Орианной, я тоже не хотел. Я открыл окно, и мы выпрыгнули на совершенно темную улицу. Если бы не наши глаза, способные видеть в кромешной тьме, мы вряд ли увидели бы что-нибудь. Мы шли по улицам города. Кошки и собаки бросались в подворотни, как только наш запах касался их носов. Орианна с необычайной грацией и легкостью перепрыгивала через многочисленные лужи и грязные мусорные кучи. Она была в хорошем настроении. Это удивляло меня. Только что повидав своих родных, она не была огорчена разлукой — я не понимал ее.

— Пошли в монастырский сад де ла Шеза. Там много интересного, я ходила туда с родными по воскресеньям. Ты был там когда-нибудь? — беззаботно спросила она.

— Да, я бывал там, когда приезжал к брату в Париж и Версаль. Мне тоже нравится это место. Но мне интересно другое: ты как будто не огорчена тем, что не смогла вернуться к своим родным? Почему? — спросил я, с интересом глядя на нее.

— Мишель, ты не выносим. Тебе всегда нужно во всем разобраться, нужно все знать и не оставлять места тайне. Скажем так: я рада, что мои родные не будут нуждаться, что у моей младшей сестры будет достойное приданое. И если честно — я совсем без охоты шла замуж, он абсолютно не в моем вкусе. Да и остаться навсегда молодой и красивой тоже неплохо, — она беззаботно рассмеялась своим звонким переливчатым смехом.

Я совсем забыл о ее женихе, она что-то говорила о свадьбе, которая должна была состояться осенью. И остаться молодой и красивой — для женщин это, пожалуй, главная мечта. Жаль, что не всем это удалось, боль утраты снова полоснула по сердцу.

Мы подошли к стене, отгораживающей сад от улицы, и, подпрыгнув, перелетели через нее в один момент. В темноте аллей, мирно спящих под луной, сияющей на черной ткани бездонного неба, было спокойно и уютно. Мы побрели по одной из аллей к журчащему в глубине сада фонтану. Монахи постарались на славу, разбив сад почти на сорока трех гектарах. Здесь было немало аттракционов для посетителей. Водопады и гроты, оранжереи с редкими растениями, фонтаны и другие развлечения. Сад был любимым местом отдыха парижан. Сам Король — Солнце поддерживал благочестивого отца де ла Шеза в его начинании.

Мы долго прогуливались по парку. Орианна радовалась своей новой, недоступной для человека возможности — не бояться никого и ничего. Она бегала по аллеям, радостно смеясь и кружась в необычном танце, придуманном ею. Она была так весела, что я, на минуту представив вместо нее Диану, помрачнел еще больше. Мог ли я спасти ее? Если бы не медлил, смогла бы она перенести перевоплощение и выжить? Я не знал ответа на этот вопрос.

В глубине сада, там, где аллеи соединялись в площадь, мне послышался необычный звук. Я быстро подошел к Орианне и схватил ее за руку, призывая к тишине. Она моментально притихла, прислушиваясь, как и я. Мы осторожно пошли к месту необычного звука. Выглянув из-за кустов, мы увидели вампира. Он стоял к нам боком, но его бледное лицо было ярко освещено луной, что делало его еще бледнее. Он держал в руках молодую девушку и, прильнув к ее горлу, пил кровь, постанывая от наслаждения. Мы замерли от этого жуткого вида. Девушка, изогнувшись в его руках, уже не дышала, но стук ее сердца еще был еле различим в ночной тишине. Через минуту вампир бросил тело на землю и, закрыв глаза, опустив руки, стоял, раскачиваясь, как пьяный.

Потом он открыл глаза и, потянув носом воздух, повернул голову в ту сторону, где мы прятались. Он пригнулся резким движением, готовясь к атаке. Я быстро вышел на открытое место, давая ему понять, что не собираюсь с ним драться. Орианна, ухватив меня за руку, шла следом, выглядывая из-за моей спины. Я чувствовал, как была напряжена ее рука, сжимавшая мою ладонь.

Вампир распрямился и подозрительно смотрел на нас. Я поднял руку в знак мирных намерений.

— Мы здесь оказались случайно, просто хотели погулять в таком замечательном месте, — миролюбиво произнес я, не желая затевать с ним драку. Со мной была девушка, я не хотел подвергать ее опасности.

— Вы не наши. Откуда вы пришли? Вы кочевники? Семья? — он говорил негромким, но очень красивым баритоном.

— Да. Мы пришли издалека и завтра уходим из Парижа. Мы задержались лишь на одну ночь, чтобы полюбоваться вашим городом.

— Ну что ж, в таком случае приглашаю вас в гости. Наш предводитель, Огюст де Дожье, будет рад с вами повидаться, у нас давно не было гостей, — вампир картинно раскланялся перед Орианной. Указал рукой направление и, дождавшись пока мы прошли вперед, последовал за нами. Он молчал всю дорогу, впрочем, мы шли недолго. Остановившись перед одним из гротов, он вдруг нырнул под ниспадающие потоки водопада и позвал нас за собой из-за водной завесы.

Мы, переглянувшись, последовали за ним. За водопадом был скрыт узкий и темный тоннель, ведущий полого вниз, под землю. Мы шли, прислушиваясь, за шагавшим впереди нас вампиром. Когда впереди забрезжил свет, вампир остановился и со слащавой улыбкой на губах пропустил нас вперед. Мы вошли в большой, освещенный многочисленными свечами зал. Он был весь заставлен столиками, как у людей наверху, в ресторанах и трактирах. За ними сидело десятка два вампиров, на столах стояли бутылки с вином и бокалы, из которых доносился запах вина, смешанный с запахом свежей человеческой крови. Почувствовав этот запах, мы с Орианной переглянулись. Играла негромкая музыка: в углу сидел музыкант, человек, он, не проявляя страха, склонился к лютне и, закрыв глаза, углубился в мелодию, ничего не замечая вокруг. В центре зала, на небольшом возвышении, сидел вожак. Он был высок и хорошо сложен, его темные волосы, подернутые сединой, обрамляли красивое лицо. На нем была дорогая, расшитая золотом и серебром одежда. Со скучающим видом предводитель следил за сидящими вокруг него вампирами.

Когда мы вошли, в зале мгновенно наступила тишина. Все, повернувшись, смотрели на нас с удивлением и настороженностью. Вошедший следом вампир с поклоном обратился к вожаку, сидевшему на возвышении:

— Господин, я привел вам гостей. Они были в ваших владениях, и я взял на себя смелость пригласить их на ваш праздник.

— Люка, если утром в саду опять найдут труп, пощады не жди, я сам расправлюсь с тобой. Уйди с моих глаз, ты мне надоел, — со скукой в голосе проговорил седовласый и перевел взгляд на нас с Орианной. — Прошу вас, проходите, садитесь поближе. Так вы кочуете? Вы пара, семья?

— Да, — я посмотрел на Орианну и взял ее за руку, — мы кочуем, но в этих местах впервые. Хотелось посмотреть на Париж. Но мы здесь ненадолго, всего на пару дней. Завтра отправляемся дальше, — ответил я как можно любезней, внимательно наблюдая за смотрящими на нас вампирами.

— Вы, я вижу, еще не приобщены. Как получилось, что вы не пьете людскую кровь? Это упущение или ваш выбор? — опять спросил де Дожье.

— Это наш выбор, вы правильно заметили, — ответил я ему с легким поклоном. А про себя чертыхнулся: вот черт, и далась им всем наша еда! Как они так быстро распознают, что мы не трогаем людей, неужели из-за глаз и губ, не отсвечивающих красным?

— Я живу в Париже с тех пор, когда он еще был небольшим селением. Но только один раз мне пришлось встретить вампира из вашего клана. Вот уж не думал, что встречу его последователей. Я встречался с ним давно, еще в то время, когда на престоле сидел Людовик VI, — де Дожье пристально всматривался в мое лицо, явно что-то вспоминая. — Скажите, как ваше имя? — вдруг спросил он меня.

— Мишель де Морель, — ответил я, озадаченный его вопросом.

— Ну конечно! Де Морель! А я все гадаю: на кого вы похожи!

— Вы знали Тьёдвальда? Моего прадеда? — удивленно воскликнул я. Ведь Тьедвальд умер задолго до правления Людовика VI.

— Тьёдвальда? Нет, я знал Андре. Мы познакомились в 1115 году.

Такого я не ожидал! У меня есть родственник, вампир! И где он теперь?

— Вы не помните, чем занимался мой родственник? Мне бы хотелось с ним повидаться. Для меня это неожиданно, я не знал о его существовании.

— Когда я виделся с ним, он занимался магией. По-моему, совсем не подходящее занятие для вампира, — рассмеялся де Дожье, но его глаза при этом остались холодными. — Так вы не знали своего родственника? Когда же вы перевоплотились? Конечно, в человеческой жизни все считают нас погибшими. И его тоже. Но неужели память вашего рода настолько коротка, что даже в записях родословной де Морелей не нашлось места для погибшего.

— Вы не правы, господин де Дожье, в нашей родословной записаны все. Но вряд ли там может появиться запись о его перевоплощении.

— Хотите чистого вина? — вожак повернулся и позвал, — эй, кто там, принесите гостям чистого вина! — и добавил с улыбкой, — будем уважать выбор гостей.

— Благодарю вас.

— Как видно, вы из новообращенных?

— А кто твой создатель? — быстро спросил Люка, стоящий за моей спиной.

— Дженесса Мур, — ответила за меня Орианна.

В зале все стихло. Было слышно, как плещется вино в чьей-то дрогнувшей руке, кто-то сглотнул. Затаив дыхание, все смотрели на вожака.

— Когда это случилось? — голос вожака грозно прозвучал в мертвой тишине.

— В 1661 году, — ответил я.

— Она встречалась с тобой после этого? — от хорошего настроения де Дожье не осталось и следа.

— Только один раз, когда я пришел в себя, — я отвечал на его вопросы, стараясь понять, чем грозит нам такая перемена.

— Что она говорила тебе, чем объяснила свой поступок?

— Сказала, что совершила ошибку.

— Ошибку? Так и сказала? — хорошее настроение вернулось к вожаку, и он рассмеялся. Все с облегчением вздохнули, — Люка, проводи гостей. Через этот ход, — неожиданно для всех сказал де Дожье. И указал на проход с противоположной от нас стороны. — Я больше не задерживаю вас, — обратился он к нам и отпустил, повелительно взмахнув рукой.

Люка улыбаясь, склонился в низком шутовском поклоне. Все в его поведении, ужимках, улыбке и даже в вихляющей походке вызывало какое-то безотчетное отвращение.

Мы вышли из подземного трактира. Люка шел впереди. За все время, пока мы шли к выходу, никто из нас не произнес ни слова. Вскоре мы оказались на безлюдной, глухой улице, далеко от монастырского сада. Люка картинно раскланялся и моментально исчез.

Орианна, сжав мою руку и виновато заглянув в глаза, прошептала:

— Прости, я сама не знаю, как у меня вырвались эти слова.

— Все в порядке, не волнуйся. Ничего же не произошло. Вот и не думай об этом, — ответил я ей не совсем искренне. Меня очень обеспокоило поведение вожака. Мы понеслись по пустынным улицам города, стараясь быстрей уйти от опасного места.

Вдруг за нами послышался шорох. Такой звук мог издавать только бегущий с большой скоростью вампир. Мы, не сговариваясь, метнулись к ближайшему забору и, перепрыгнув через него, замерли. Вскоре мимо нас промчалась молодая девушка-вампир. Она резко остановилась, отбежав всего несколько шагов от того места, где мы притаились. Повернулась, оглядываясь, и тихо прошептала:

— Не бойтесь, мне нужно кое-что вам сказать. Это касается тайны Тьёдвальда.

Орианна сжала мою руку и покачала головой, показывая, что не доверяет словам девушки. Но я, осторожно высвободив руку и положив ее на плечо Орианне, приказал оставаться на месте. Перепрыгнув через забор и оглянувшись вокруг, подошел к девушке.

— Быстро уходите из города. Де Дожье начинает на вас охоту. Он знает, где ваш замок, и придет туда. Вам нужно позаботиться о безопасности ваших родных.

— Но в чем дело?! Чем я обидел его?

— Не вы, ваш родственник, Андре де Морель. Огюст давно ищет его. Теперь решил выместить зло на вас. Некогда вдаваться в подробности. То, что вас создала Мур, все только усложняет. У него давняя вражда с ее кланом из-за территорий, и он считает вас шпионами д’Антре. Он думает, что вы неопытный юнец, и хочет позабавиться, прежде чем убить. Хочет уничтожить ваших близких, чтобы принести вам несчастье, а затем и вас. Он выйдет через сутки, с ним будет несколько бойцов, но опасней всего Люка — его верный пес. Бывший грабитель и убийца, он не знает пощады. И еще! Когда все кончится, идите в провинцию Овернь, вас там ждут. Ее зовут Жаклин, ее дом в самом центре, в самой глуши. Это очень важно! Там вы узнаете, кем был Тьедвальд.

Вампирша повернулась и умчалась с едва слышным шелестом.

— Мы не сможем спрятаться, они все равно найдут нас по запаху. Нельзя, чтобы они узнали о Тибо и Тьери, необходимо отправить их назад в поместье отца, — сказал я Орианне, когда она, перелетев через забор, остановилась возле меня. Схватив ее за руку, побежал к воротам города, через которые должны приехать Тьери и Тибальд.

Мы неслись по ночной пустынной дороге навстречу нашим друзьям. Я все время думал, почему эта девушка захотела мне помочь. Откуда она могла узнать о Тьёдвальде?

— Ничего себе, погуляли по ночному городу. Нам никто не страшен, мы никого не боимся, — ворчала всю дорогу Орианна, забыв, что именно она вытащила меня на эту злосчастную прогулку. Я молчал, думая о странной женской логике, не поддающейся никакому пониманию.