Наследие викинга

Глава 4

Тяжелые, темные облака низким сводом давили на землю. Безветрие. Последний мартовский снегопад крупными хлопьями с тихим, неслышным человеку шорохом ложился на землю пушистым одеялом. Снег падал медленно, сплошной стеной, приглушая звуки. Мыши, бегая под снегом, переговаривались тонким писком. Лиса, выйдя из кустов, прислушивалась к их возне. Птицы, забившись от непогоды в пушистые ветки сосен, трепетом своих маленьких сердец дополняли мелодию притихшего леса. Где-то далеко на юге волки, сбившись в стаи, играли свадьбы.

Я медленно брел по лесу, не имея цели, просто так. В замке царил хаос. Тибо подкупил крестьян из соседней провинции. Они принесли мои вещи, в которых я был в день исчезновения, в овечьей крови и заявили, что нашли их в лесу. Слуги, теперь прочно уверовавшие, что я призрак, бродящий по замку, бегали по нему с молитвами и святой водой, особенно стараясь в моей комнате. Родные готовились к тризне. В замке было полно приглашенных и священников. В подземельях сидеть неуютно, и я бродил по лесу.

Орден Кармелитов. Мысль о том, что Диана выбрала этот монастырь, не давала покоя. В монастыре строгий устав, обязательное постоянное соблюдение строгого поста. Аскетическая жизнь вынуждает долгое время находиться в крошечных кельях в молитвах и размышлениях. Все это может губительно сказаться на здоровье Дианы.

Выйдя на тропу, ведущую на запад, к монастырю святой Тересы, я остановился. В вечернем воздухе чувствовался незнакомый запах. Мышцы непроизвольно напряглись, я тревожно огляделся, инстинктивно чувствуя угрозу. Запах свежий, кто-то прошел совсем недавно в сторону монастыря!

Диана! Ей может грозить опасность! Я вихрем бросился по следу.

Он стоял на монастырской стене и, сложив руки на груди, смотрел на окна келий, выходящих в сторону леса. Густой снегопад и сумерки скрывали его фигуру. Темный плащ широкими складками спускался с плеч, широкополая шляпа с изящным пером и шпага на поясе — он был похож на обычного человека, но запах, … теперь я знал, как пахнет вампир. Я прислушался, стараясь уловить его мысли, но в ответ — тишина, ничего, значит, мы не слышим друг друга.

Внезапно, он повернул голову в мою сторону, глубоко вдохнув, принюхался и стремглав бросился вниз. На вид ему было лет тридцать, по человеческим меркам, светлые волосы, красивые благородные черты лица, глаза черные, как мои, отливали красным. Губы на бледном лице выделялись ярко-красным цветом, что придавало им необыкновенную чувственность. Пригнувшись, он зарычал, его зубы обнажились в свирепом оскале. Я повторил его движения машинально, словно всегда знал, как это делается. Угрожающий, низкий рык поднялся из моей груди.

Вдруг вампир пригнулся к самой земле, оттолкнулся от нее руками и ногами и как-то неестественно, по-звериному, бросился на меня. От этого вида я замешкался, но лишь на мгновение.

Сцепившись, нанося друг другу удары и укусы, мы закружились в страшном, смертельном танце, снова и снова бросаясь в атаку.

Раны на его теле затягивались мгновенно, мои заметно медленней, но я не уступал ему. С дикой яростью он бился за свою территорию, я — за жизнь Дианы.

Стремительно отскочив в сторону, он неожиданно остановился и, оглядев меня, спросил:

— Кто ты, что тебе здесь нужно? Я охочусь в этом месте уже сотню лет, и здесь нет места для тебя.

Я молчал, не собираясь отвечать, только угрюмо следил за ним.

— Ты, я вижу, из новообращенных. Кто создал тебя? — опять спросил он уже вполне дружелюбно, — не нужно молчать, ты еще не приобщен, а это нужно сделать правильно, тебе нужен наставник. Видать, твой создатель об этом не побеспокоился.

— Мне не нужна помощь, и я не собираюсь ни к чему приобщаться! Мне противна сама мысль о существовании таких уродов, как мы! И это больше не твоя территория! — прорычал я в ответ.

— Почему? — искренне удивился он, — разве можно быть вампиром и не пить кровь людей? Не понимаю, как можно существовать на одной крови животных! — игнорируя мою враждебность, он спокойно прошел мимо меня и сел, прислонившись к стене. — Пойми, нельзя создать вампира и не нести за него ответственность, хотя бы первое время. Да и для создания должна быть веская причина, просто так это не делается.

— Видимо, делается, — мрачно ответил я.

— Так кто тебя создал и почему, или зачем? Это важно в первую очередь для тебя.

— Дженесса Мур, ей просто хотелось есть, проходя мимо, она закусила мной! — со злостью съязвил я.

— Дженни, конечно, кто же еще, — усмехнулся он, — но на этот раз, видимо, она ошиблась, — тихо добавил он.

— Ошиблась?! — я задохнулся от возмущения, — она тоже так сказала. Погубить мою жизнь, да что мою, еще многих она ввергла в пучину горя, и все потому, что ей просто захотелось перекусить!

— Ты не понимаешь, она суккуб, и она выпила бы тебя до капли, но потом, как бокал драгоценного вина! Но она укусила и все. А это не так просто! Вспомни свои ощущения, когда ты пьешь кровь. Разве что-то может тебя отвлечь в это время?

Действительно, во время охоты и в минуты, когда зубы вонзаются в тело жертвы, разум покидает меня. Все растворяется в ощущении единения с жертвой. В этот момент окружающий мир исчезает, все чувства сливаются в один неимоверный поток наслаждения, и внутри моего сознания проявляется вся сущность того животного, чью кровь я пью. И ничто не может отвлечь меня в такие минуты от жертвы, таких сил, возможно, просто не существует.

— Как же ей это удалось? Как она смогла отпустить меня, едва прокусив шею? Зачем?!

— Вот и я думаю — зачем? Пока не знаю, но очень хотел бы узнать.

— Почему она сказала, что ошиблась? Что это может значить? И ты тоже так сказал.

— У нее всегда ко всему свой подход и часто совсем непонятный — женская логика, знаешь ли, — опять усмехнулся он, увильнув от ответа. — Как тебя зовут? Я Арман.

Поняв, что он мне пока не опасен, я сел поодаль и буркнул:

— Мишель.

— Когда это произошло? Как ты реагируешь на людей? — Спокойно, как своего давнего друга, спросил он.

— В августе и сначала было трудно, сейчас легче, — ответил я, внезапно осознав, что могу узнать у него о Дженессе Мур.

— В августе? — удивился он, — и за это время на твоем пути не попалась ни одна из твоих женщин? Как ты терпишь?!

Я промолчал, не намереваясь с ним откровенничать.

— Ты знаешь, что такое инкуб? Думаю — да, — сам себе ответил он. — Мы предпочитаем женскую кровь. Но, суть не в том, чтобы просто насытиться, а в том, чтобы почти ожить, на недолгое время, конечно. Этим мы отличаемся от других вампиров.

— Разве есть еще и другие вампиры? — удивился я.

— Да, нас несколько видов. Вампиры разумные — самый древний род, они живут обособленно в горах Индии. Это родина всех вампиров. Дети Ракшасасома и Веталасы, они очень могущественны, у них много способностей, недоступных другим вампирам. Потом идем мы, дети Чепиди — помощницы Кали, у нас тоже есть кое-какие способности, о них ты уже знаешь, полагаю. За нами идут простые вампиры, рожденные Дакини — они питаются традиционно, без особых изысков. Им все равно, кто их жертва — мужчина, женщина или ребенок. Ниже всех стоят вампиры-зомби, это о них ходят страшные рассказы о растерзанных младенцах и вырезанных деревнях, у них совсем слабый интеллект. Они порождение Писачас. По поверьям, сойдясь с людьми, в основном цыганами, через сотни лет, вампиры обрели больше человеческих черт, чем наши Индийские предки и теперь могут передвигаться в дневное время. Некоторые из нас так освоились в человеческом мире, что даже могут жить среди людей.

— Ты сказал, что мы можем ожить. Как это сделать? — продолжил я расспросы.

— Это не совсем то, о чем ты думаешь. Ну вот, представь: ты тайно входишь в комнату женщины, только твоей женщины, а лучше всего невинной, юной девушки.

— Что значит только твоей женщины?

— Мы же не можем реагировать на всех женщин одинаково. Твоя — значит, женщина, запах которой вызовет в тебе особое, непреодолимое влечение и желание, — пояснил Арман, и продолжил, — так вот, ты стоишь в ее комнате, но она не видит тебя, даже не догадывается о твоем присутствии. Ее мысли далеки от плотских утех, но вот ты показываешься ей, она трепещет от страха — в тебе пробуждается инстинкт охотника. Ее запах пьянит, кружит голову. Ты начинаешь с ней игру, полную нежности, она не в силах тебе противиться, но в ее головке все же бродят мысли о творящемся сейчас грехе — это завораживает. Когда нежности перерастают в дальнейшие действия, она просит пощады, умоляет отпустить, но это только подстегивает, побуждая к более изощренным ласкам. И вот уже изнемогая, дрожа от немыслимых ощущений, она просит пощады, отдыха, но ты только входишь в азарт и поэтому твои нежнейшие пытки только усиливаются, принося тебе удовольствие. Когда ее силы на исходе и от немыслимых ощущений ее рассудок находится на грани безумия, она, не в силах перенести еще хоть мгновение, просит о милости — смерти. И ты склоняешься к ее изящной шейке, находишь нить, что свяжет вас, и даришь ей последний, самый сладкий, самый упоительный поцелуй — поцелуй вампира. С каждым глотком она отдает тебе жизнь, с каждым глотком ты даришь ей смерть! Ее кровь, наполняя тебя живительным теплом, пробуждает забытые чувства, ощущения. Именно в этот момент ты почти жив, почти человек!

Внезапно вскочив на ноги, он рванул меня за руку и помчался с такой скоростью, что мои ноги едва касались земли. Вскоре мы оказались на вечерней улице портового городка Онфлер. Перед нами стоял двухэтажный дом. На его первом этаже располагалась таверна. Ее дверь беспрерывно открывалась, пропуская входящих и выходящих людей. Арман прошел внутрь, все еще крепко держа меня за запястье руки и, кивнув хозяину, который с поклоном бросился ему навстречу, быстро прошел к лестнице, которая вела на второй этаж. Втолкнув меня в дверь темной комнаты, вышел, не сказав ни слова.

Я осмотрелся: богато обставленная комната освещалась горевшим камином. Посредине стояла огромная кровать под красным балдахином. Я подошел к окну. Что все это значит? Зачем он привел меня сюда? Его рассказ не только не убедил меня, но, наоборот, только усилил мое отвращение.

Дверь открылась — на пороге стояла молоденькая девушка, явно из борделя. Посмотрев на меня, послала многообещающую улыбку. Вампир втолкнул ее внутрь комнаты и, подойдя ко мне, сказал:

— Стой и смотри, учись, когда захочешь, присоединяйся, я поделюсь. Он подошел к девушке и одним движением сорвал с нее одежду. Ее запах заполнил комнату, это был не просто аромат молодого тела, в нем чувствовался запах еще чего-то, неведомого мне. Он, словно туман, обволакивал, усыплял, суля невероятные ощущения. Монстр внутри меня встрепенулся, чувствуя жертву. Голова закружилась, унося остатки самообладания. Я желал ее! Было мучительно смотреть на ее обнаженное тело и стоять, не притронувшись к ней. Арман склонился над ней и, подхватив на руки, бросил на кровать. Она, призывно улыбнувшись, подняла руку и посмотрела мне в глаза. В них было обещание. Я, не владея собой, сделал шаг. Арман, улыбаясь, смотрел на меня. Зверь внутри меня ликовал. Все растворилось в ее благоухании, в теле, в призывной позе. Я подошел к постели и, склонившись над девушкой, прошептал:

— Диана, желанная.

И разум сразу пришел на помощь, все встало на свои места! Резко отпрянув от нее, я выскочил из комнаты и бросился прочь.

Утро застало меня возле стен монастыря. Я сидел у дерева, закопавшись в снег, как в одеяло. Мысли тревожным роем клубились в голове. Теперь я не мог уйти. Арман, без сомнения, вернется. Это его монастырь, и он привык приходить сюда. Вспоминались многочисленные истории о монахинях и монахах, найденных в своих кельях бездыханными или замученными до полусмерти. Свидетельства выживших говорили о приходящих в ночи демонах, истязавших их пытками любовных утех. Мы посмеивались над ними, сочиняя небылицы и памфлеты, но все оказалось правдой. Я представил себе Диану в руках Армана и вздрогнул от отвращения и гадливости. Нет, я буду здесь сидеть хоть всю жизнь, но не подпущу его к стенам монастыря!

Когда солнце поднялось почти до верхушек сосен, на дороге, ведущей к монастырю, показался всадник. Он не стал стучать в ворота, а поехал вдоль стен, внимательно оглядываясь вокруг. Я узнал своего друга Тибо, но не вышел ему навстречу — пусть подойдет ближе, тогда окликну. Медленно пробираясь через сугробы, Тибальд увидел мою голову, торчащую из снега.

— Ну и как, тепло? — спросил он вместо приветствия.

— Вполне, что там дома? Как родители?

Тибальд спешился, кряхтя и стеная, присел рядом и протянул бутылку кальвадос:

— Согрейтесь, небось, всю ночь вот так? И чего вам тут понадобилось?

— Нет, ночью было даже жарко, — усмехнулся я и рассказал ему о происшествии.

— Да,… дела, — протянул он и смачно выругался, — этого только не хватало.

Он присел подле меня:

— Ваша матушка безутешна, плачет. Дай, Господи, ей сил. Маркиз де Морель крепится, но и ему нелегко, охрани его Дева Мария от всяческих бед. Слуги шепчутся, что теперь и наш замок с привидением, как и подобает древнему замку. Тем более, что вы добрый и не беспокоите никого по ночам.

Весь день мы провели в разговорах, а вечером я велел ему ехать в деревню, расположенную рядом. Но он запротестовал, сказав, что непременно должен быть возле меня. В его мыслях явно читалась тревога и страх, но он твердо решил остаться со мной.

— Ничего, я вот тут костерок разведу, под пенечком, и согреюсь. Вам не так скучно, и мне спокойней.

Я не стал спорить. Возможно, что Арман и не появится сегодня, а сидеть одному и впрямь скучно.

Но он пришел!

Выскочив из леса, сразу бросился в атаку, не раздумывая, не остановившись ни на мгновение! Я был готов. Сидя на стене и внимательно оглядывая окрестности, я сразу заметил его приближение.

Мы схватились на этот раз не на жизнь, а на смерть. Яростно рыча и сцепившись в клубок, стараясь дотянуться до глотки, мы сшибали стоящие вокруг деревья, как тростины. Снег, взлетая, окутывал нас облаком. Сколько продолжалась схватка, наверное, долго, но ни один из нас не отступал, понимая: уступившему — смерть.

Отскочив на мгновение в сторону, Арман прорычал:

— Кого ты охраняешь? Диану? Кто она тебе? Жена, или любимая, сбежавшая от монстра в святую обитель?! Я люблю монахинь, с ними интересно играть, их кровь особенно сладка!

Ярость вулканом взорвалась в сердце, остановив на секунду мою атаку. Я в бешенстве поднял голову, и звериный, ужасающий рев вырвался из моей груди. С неимоверным натиском я бросился вперед, круша и ломая на своем пути все, что мешало добраться до Армана. Но он был сильным противником. Мы вновь закружились, отыскивая слабые стороны и промахи друг друга.

Увернувшись от моего броска, он молниеносно вскарабкался на стену и сверху бросился мне на спину. Но я успел отскочить и, развернувшись, на лету рукой схватил его за горло, припечатав к земле, одним стремительным броском разодрал его глотку и оторвал голову. Кровь, выступившая из его тела, тут же загустела и впиталась в тело, затягивая раны розовой пленкой. Капли же, упавшие на снег, казались твердыми и блестящими, как красные зерна граната. Я с изумлением смотрел на его останки, а потом, разорвав на куски, бросил их в огонь разведенного Тибальдом костра. Почему я так сделал? Не знаю, просто не хотел, чтобы от Армана осталось хоть что-нибудь.

Оглядевшись вокруг в поисках Тибальда, но не найдя его, я забеспокоился. Где он мог быть? Не было слышно даже его мыслей.

— Тибо! — позвал я его, — ты где, черт побери, куда делся?!

— Я здесь, — негромко ответил мне Тибо откуда-то сверху. Я поднял голову и невольно расхохотался — Тибо сидел на верхушке сосны, вцепившись в нее, как клещами.

— Спускайся, все кончено, — махнул я ему рукой.

— Не могу, … п-примерз, — заикаясь, ответил он.

Взобравшись на сосну, я отцепил его руки и, схватив поперек, спрыгнул на землю. Усадив у огня, достал из его сумки бутылку и влил ему в рот изрядный глоток коньяка. Немного погодя, он оттаял, но все еще клацая зубами, сказал:

— Всякое видел, но это … жуть!

Убив Армана, я еще почти месяц кружил вокруг монастыря, не решаясь уйти, и все время думал о том, почему Арман назвал мое превращение ошибкой. Почему и Мур, и Арман сказали так? Что во мне особенного? Что заставило их думать одинаково? Мне нужно было выяснить это, и я решил побывать в Онфлере.

Я появился в городе, когда вечер только наступил. На улицах еще было много прохожих, по дорогам сновали экипажи. Я чувствовал себя непривычно среди людей, но они не обращали на меня внимания, спеша по своим делам. Я подошел к таверне, куда приводил меня Арман, и, открыв дверь, вошел внутрь. Все столики в зале были заняты. Хозяин подскочил ко мне, низко склонившись и пробормотав приветствие, прикидывая в уме, куда меня посадить и сколько денег я могу оставить в его заведении. Он меня не узнал. Как раз то, что мне нужно.

Решив узнать у него об Армане, я спросил:

— Мне нужен месье Арман, где я могу его видеть?

Хозяин проговорил, раболепно глядя мне в глаза:

— Не знаю, месье, он давно не приходил. Но он часто уезжает без предупреждения, — в мыслях хозяин таверны проклинал Армана и просил Бога избавить его от такого необычного постояльца.

— К нему кто-нибудь приходил за это время? — опять спросил я.

— Никого не было. Как ушел, так вот и все, никто не приходил. И слава Богу, — про себя добавил он, — не могу же я рассказать о той необычной красавице, что приходила на прошлой неделе, ведь она просила только передать записку. А вдруг в ней что-то важное, и Арман за нее с меня шкуру сдерет. Мне все время кажется, что он об этом подумывает. И этот тоже такой, как Арман, только немного лучше: глаза хоть и черные, но не такие жуткие.

— Мне должны были принести записку и передать ее через Армана, может все-таки кто-то приносил ее? Или мне еще раз зайти, через некоторое время?

— Ах да, приходила одна дама, на той неделе, совсем запамятовал! Сейчас принесу, месье, одну минуту, — засуетился он, стараясь поскорей избавиться от меня.

Взяв записку и бросив ему мелочь, я вышел на улицу. Развернул сложенный вчетверо лист, скрепленный печаткой, и прочел: «Арман, голубчик, почему не пришел в пятницу? Я ждала, ты ведь знаешь, Он не любит, когда ты надолго пропадаешь. Я скажу Ему, что у тебя все в порядке, но ты уж будь добр, наведайся в «Кровавую Лилию». Ухожу сегодня, жаль, что не застала. Д.М.»

"Кровавая Лилия", что это может быть? Тайное сообщество вампиров или трактир? Это надо выяснить. И «Д. М.» — Дженесса Мур? Ушла, но, видимо, здесь бывает часто. Нужно найти эту "Кровавую Лилию", там будет и Мур.

Я шел по пустынным, темным улицам города. Нужно было выйти на его окраину, чтобы развить уже привычную для меня скорость. Вдруг из-за угла, навстречу мне, вышли два человека грозного вида, высокого роста, с лицами, опухшими от пьянок, в грязных лохмотьях. Коряво улыбаясь, поигрывая мышцами, они приближались, обходя меня с двух сторон.

— Кто это тут бродит по ночам, ты не знаешь, Жюль? — засмеялся один из них.

— Месье, может, вы заблудились? Указать вам дорогу? В ад! — подхватил другой и захохотал.

В мыслях они уже делили мою одежду и деньги, которые надеялись найти в моих карманах, удивляясь моей смелости или глупости — ни один здравомыслящий человек не будет в такое время бродить по окраине города, среди портовых складов.

Я остановился, мне не хотелось связываться с ними. Пристально глядя в глаза одному из них, я старался просто напугать его. Он остановился, взгляд его стал затуманиваться:

— Уходи, — тихо произнес я. Послушно повернувшись, он пошел в другую сторону.

Я повернулся к его спутнику. Так же, пристально глядя в глаза, дождался, пока тот остановится:

— И ты уходи, — приказал я. Он послушно выполнил приказ.

Меня удивила их реакция на мои действия. Наверное, это из-за моего взгляда, — решил я. Видимо, мне еще многое предстоит узнать о способностях вампиров.

Весна вступала в свои права; птицы отмечали ее приход стройной симфонией щебета и, дерясь за невест, строили гнезда. В лесах царила любовь; животные справляли свадьбы. Самцы бились, самки кокетливо смотрели на них со стороны.

Я тосковал. Мне все больше не давала покоя мысль, хотя бы издали, посмотреть на Диану. Найти ее келью и просто посидеть рядом, за окном, ничем не обнаруживая себя. Полюбоваться на нее, спящую, услышать голос. Но будучи глубоко верующим, я не решался нарушить границы святой обители. Даже в ипостаси вампира я возносил молитвы к Создателю и верил в Его несомненное существование.

Каждый раз, выходя на охоту, я бродил вокруг стен ее монастыря, борясь со своим желанием. Как-то раз, вечером, я увидел карету маркиза де Бонне: она выехала из ворот монастыря. Я бросился следом, надеясь через его мысли узнать хоть что-нибудь о Диане.

То, что я увидел, очень встревожило меня: Диана была больна. Маркиз, обеспокоенный ее самочувствием, привозил доктора. Но Диана, дав обет молчания и затворничества, отказалась от встречи.

Я ругал себя последними словами за то, что раньше не догадался найти маркиза де Бонне. Больше не раздумывая, дождавшись, когда ночь укроет своим темным покрывалом землю, пробрался в монастырь. Перебираясь от окна к окну, я искал ее келью. Наконец я нашел ее, она находилась под самым верхним, украшенным каменным орнаментом карнизом. Я с трудом пристроился на узкой полоске пилястра, украшавшего окно, и заглянул внутрь. Тесная, темная комнатка была почти пустой, только узкий лежак с жестким тюфяком, набитым соломой и покрытым тонким шерстяным пледом, стоял у стены; небольшая полка с молитвенниками и распятье.

Диана, стоя коленями на низкой деревянной скамеечке для молитв, в грубой монашеской одежде, молитвенно сложив руки и склонив голову, молилась перед распятием. Она была истощена, очень бледна и едва удерживалась на коленях. Ветерок, проникавший в открытое окно, нежно развевал ее волосы. Кисти рук, бледные до синевы, круги под глазами, отрешенное выражение лица. Она плакала, и ее молитва-плач потрясла меня:

"Пресвятая Дева Мария, стоящая у престола Господа, услышь молитву мою, и плач мой, и стон души моей! Помоги мне в борьбе за похищенную демонами душу его. Помоги отмолить, спасти его бессмертную душу. Не дай ей погибнуть навеки.

Господи, творящий добро на земле, защити, помоги затерянной во мраке душе его. Убереги от врагов, истязающих и ввергающих в пучину греха. Возьми силу любви моей и, как щитом, укрой, заслони. Устели пути его моими нежными мыслями — пусть будут они легки. Слезами моими омой сердце его от ненависти и озлобления — пусть будет чистым оно пред Тобою. Укрепи его, Господи, словами молитвы моей — пусть будет он сильным перед врагом и не устрашится коварства сатаны. Наполни сердце его состраданием и любовью. Пусть помнит меня, и любовь моя пусть бережет его в веках. Аминь "

Очень осторожно, совершенно не слышно, я проник в ее келью через открытое окно.

— Диана, — едва слышно позвал ее, стараясь не напугать.

Она медленно подняла голову и удивленно посмотрела мне в глаза. Я, не отводя взгляда, заставил ее утонуть в них. Когда ее взгляд затуманился, тихо произнес:

— Спи, любимая, спи.

Ее глаза закрылись, и она медленно опустилась на мои руки. Я отнес ее на лежак и, опустившись на колени, припал к ее руке. Я стоял так всю ночь, не в силах расстаться с ней. Ее запах терзал, причиняя мучения, но я был рад этому, я принимал эти муки как искупление. Перед рассветом я отлучился на несколько минут, а вернувшись, положил на окно белую розу.

Весь день я бродил по лесу как неприкаянный, не зная, что предпринять, как спасти ее. Выкрасть и увести? Конечно, я мог это сделать и это не составило бы для меня труда, но захочет ли она пойти со мной? Вчера в ее мыслях я не увидел раскаяния или сожаления о выбранном пути. Наоборот, она твердо верила в то, что делает. И если я силой увезу ее, она, несомненно, воспримет это как насилие или предательство. Даже отец не смог уговорить ее покинуть монастырь. Я не мог так с ней поступить. Глубокое чувство раскаяния и вины терзало меня. Я не должен был тогда приходить к ней, нам не нужно было встречаться.

Вечер опустился, окутывая землю сумраком. В святой обители шла вечерняя служба. Под покровом сумерек я прокрался к окну Дианы. Она, стоя на коленях, молилась, и я не посмел мешать ей. Глядя на нее сквозь закрытое окно, я невольно любовался ее обликом, таким чистым и невинным, что казалось, сам ангел спустился с небес и творит молитву, преклонив колени.

Когда служба окончилась и монахини разошлись по своим кельям, я осторожно попытался открыть окно. Но оно было заперто. Диана, услышав шорох, не поднимая глаз, прижалась к стене возле окна. Ее сердце испуганной птичкой билось в груди.

— Мишель, прошу вас, ради Бога, уходите! — воскликнула она, — вы не должны быть здесь! Заклинаю: пощадите меня и себя, не мучайте, мне и так трудно бороться с любовью к вам. Я не могу забыть вас, а вы своим приходом только терзаете меня. Молю вас. — Ее голос стих.

В мыслях Диана просила у Господа сил, чтобы удержаться и не броситься к окну.

Я молчал, не в силах уйти и не решаясь заговорить с нею. Я знал, что отныне только издали смогу смотреть на нее. Как бы больно мне ни было, я не посмею еще раз вмешаться и опять разрушить ее жизнь. С этих пор я каждую ночь проводил у ее окна, но ни разу не раскрыл себя.