Наследие викинга

Глава 12

Прошло пять лет. Я многое узнал, изучая алхимию, хиромантию и астрологию. Освоил не только труды многих древних магов и знахарей, передаваемых от учителя к ученику устно, но и новейшие труды, изданные в таких книгах, как «Ключ Соломона» и «Манускрипт Гонория» — труд могущественного чародея папы Гонория, изданного в 1459 году. И даже «Гранд Гримуар» (Великая Колдовская Книга), опаснейшее французское произведение. Эта книга включает в себя подробнейшие инструкции по некромантии, которые только ненормальный затворник Лорд решился осуществить на практике. И все же я чувствовал, что все эти знания не дают мне полного удовлетворения. Я метался в узком кругу односторонних магических наук, мне было мало этих знаний, они не могли дать мне полного объёма всех открытий и достижений человеческого ума. Помимо таинственных, древних и недоступных простому человеку знаний, существовали и другие новейшие достижения. В медицине и астрономии, физике и химии.

— Как долго продлится мое обучение здесь, в твоих лесах? — не раз спрашивал я Жаклин, но она только требовала повиновения и усердия. Я ждал окончания моего обучения с все большим нетерпением. Я задыхался в этих темных и пустынных лесах. Мне хотелось вернуться в мир людей, в круг своих друзей, которые, несмотря на свою вампирскую ипостась, вполне сносно устроились в человеческой среде. Даже больше: Тибальд, благодаря своим денежным запасам и драгоценностям из тьёдвальских сокровищ, смог дать хорошее образование Тьери и Эмили.

Тибальд вместе с Орианной и Эмили открыли гостиницу в Париже. Корабль, наш верный флейт, на котором Тьери стал помощником капитана, был отдан в аренду и приносил неплохой доход, перевозя грузы в прибрежных водах. В общем, жизнь моих друзей налаживалась, а я застрял в непроходимых лесах Жаклин.

Как-то раз, сидя в магическом кругу у горевшего костра, Жаклин сказала:

— Скоро настанет день, когда ты уйдешь от меня. Ты изучил все, что должен. Я вижу твои сомнения и нетерпение. Но ты должен понять, Мишель, что тебе предстоит еще многое узнать. Ты прав в одном — нужны не только древние многовековые познания, ты должен учиться и в современном мире, иначе можно навсегда застрять в прошлом. У тебя много времени — иди в свой мир, Мишель, учись, живи, не стоит тратить время на копание во тьме веков — впереди тебя ждет совсем другая жизнь, не такая, какой она была во времена Тьёдвальда. Ты достоин лучшего, чем просто слепо следовать за указаниями предков. Только об одном прошу — когда придет время, не отступись! Выполни свое предназначение. Ты поймешь, когда это произойдет.

Я слушал Жаклин, и во мне поднималась волна радости: наконец-то я смогу идти дальше, своей дорогой. Я был рад, что Жаклин понимала меня, понимала и разделяла мои стремления. Мы очень привязались друг к другу за эти годы, и я буду скучать по ней. Но мы оба знали, что мне нечего больше делать в этой глуши.

Окончился еще один этап моей необычной жизни. Когда-то я мечтал о приключениях, но разве могло тогда прийти мне в голову, какие испытания выпадут на мою долю?

Жаклин была довольна мной. Мы долго сидели у костра, думая каждый о своем. Мне не терпелось отправиться на могилу Дианы, чтобы разделить с ней свою радость.

— Иди, а когда вернешься, я расскажу все, что не дает тебе покоя. Пришло время узнать, кто я и кем был твой предок. Кем стал ты и почему; ты должен узнать, зачем Тьёдвальд оставил своим потомкам такое поручение, — с грустью произнесла Жаклин, взяла мою голову и поцеловала в лоб так, как целует мать свое дитя. Затем легонько подтолкнула, отпуская.

Следующую ночь я провел, сидя у могилы Дианы, положив на камень белую розу. Завтра я, попрощавшись с Жаклин, отправлюсь домой. Я соскучился по родным. Хочу побыть вблизи отца с матерью, проведать сестер и брата. Николь уже замужем, у нее недавно родился сын. Рауль занимает хорошее положение при дворе Людовика XIV. У него двое детей. Старшая сестра живет в поместье своего мужа. Я был в курсе всех домашних дел через моих друзей. Они тайно посещали замок Моро Драг по моей просьбе.

Я же бывал дома только один раз в году. Каждое Рождество я пробирался в замок, чтобы побыть вместе со своей семьей. С давних времен у нас повелось собираться всем вместе в эту ночь. Съезжались все кровные родственники, и замок гудел несколько дней от голосов многочисленного рода де Морелей. Несколько поколений встречались в Моро Драг, и мы были горды своей многочисленностью и крепостью родственных уз.

Я почувствовал присутствие вампира задолго до его появления. Я ждал этой встречи. Андре, он должен был встретиться со мной. Он подошел и сел рядом. Мы молчали. Между нами происходила безмолвная битва. Мы смотрели друг другу в глаза, а наши внутренние силы, сталкиваясь и рушась, боролись друг с другом. Наконец Андре отступил. Он удовлетворенно хмыкнул и кивнул головой, словно проверка моей прочности доставила ему удовольствие.

— Ты, я вижу, знаешь, кто я такой. Жаклин, конечно, рассказала тебе обо мне. Ее гложет обида — я не стал дожидаться, пока она исполнит свое предназначение: выполнит обет, данный Тьёдвальду. Я считал, что это глупо — тратить жизнь на то, чтобы ублажить прихоть старика. У меня свой взгляд на происходящее. Я был зол, потому что не выбирал себе такой судьбы, так же, как и ты. Меня вынудили уйти от привычного образа жизни только затем, чтобы выполнить какую-то не нужную никому миссию.

Я с интересом посмотрел на него: Андре из-за бороды и усов был похож на Тьёдвальда из моего видения, и выглядел старше меня лет на пятнадцать, но в его глазах я видел блеск, который мог принадлежать совсем молодому человеку. Их красный отблеск говорил о том, что он больше не гнушается человеческой крови. В твердом взгляде, устремленном на меня, читалась сила. Он был уверен в правильности своих поступков.

— Кто тебя превратил? Тебе не кажется это странным? Мы оба превращены в вампиров. Если мне все известно, то только мы с тобой в нашем роду проявили какие-то особые способности. Может ли это быть случайностью? — спросил я его. — Я много думал над этим. — Жаклин не вампир. Может и Тьедвальд им не был? Тогда зачем нас превращать в монстров? Кто-то хочет помешать нам выполнить поручение? Но тогда легче просто уничтожать тех, кто проявил эти самые способности.

— Я тоже думал над этим. Мое превращение было странным. Я был в море, один. Просто плавал. Когда очнулся, оказалось, что я лежу в пещере. Я попытался выбраться из нее, но это было не просто. Несколько часов я в ужасе метался по ней, пока не понял, что выход находится под водой. Когда я вынырнул на поверхность моря, знаешь, где я оказался? На побережье Средиземного моря, возле Марселя! Как я туда попал, до сих пор не знаю. Кто меня превратил — тоже загадка. Мне пришлось нелегко. Пока я понял, что случилось, чуть с ума не сошел.

— Похоже, мне было легче. Мне, по крайней мере, объяснили, что со мной происходит. А как ты попал к Жаклин?

— Меня нашел и привел к ней Клод. Он был ее защитником и другом. Но я хотел поговорить с тобой о другом.

— Я знаю, зачем ты пришел ко мне, Андре. И мой ответ — нет. Видишь ли, я уверен в том, что должен пройти этот путь до конца. Неважно, прав ли был Тьёдвальд, когда, покидая этот мир, оставил в нем тайну. Он знал больше, чем мы знаем сейчас; возможно, пройдя этой дорогой до конца, я тоже буду уверен в правильности его решения. Как мы можем судить о том, чего не знаем?

— Ты не глуп. Я рад этому. С глупцом легче договориться, но трудней удержать возле себя — он может предать. Я не прошу тебя отказываться от выполнения задачи, поставленной Тьёдвальдом перед нами, — Андре подчеркнул свою сопричастность, — но одному будет трудно. Поэтому я и пришел, Мишель. Я хочу помочь тебе.

Я покачал головой:

— Прости, я сам. Для меня важно самому найти ответ.

— Ты совершаешь ошибку. Прими мою помощь, Мишель, и тебе не придется сожалеть об этом. Жаклин никогда не простит меня, а мне необходимо это знание! Мне нужен камень — слеза. Ты ведь знаешь о том, что алхимики ищут философский камень, дающий бессмертие, вечную молодость и великие знания. Так вот, я считаю, что камень-слеза и есть этот философский камень! Жаль, что я так поздно догадался об этом. Я пытался уговорить Жаклин открыть мне, где искать его. Но проклятая старуха отказалась мне помогать, заявив, что у меня недобрые намерения. Клод тоже не пожелал иметь со мной никаких дел и поплатился за это. Мишель, мы можем вместе найти камень и разделить могущество. Только представь, какие возможности откроются перед нами. У нас есть бессмертие и вечная молодость, но если к ним добавить знания и мудрость, достойные Соломона — нам не будет равных в целом мире!

— Я уже встречался с одним одержимым властью над миром — он плохо кончил, — ответил я на проникновенную речь Андре. — Так значит, это ты виновен в исчезновении монаха? А Жаклин думает, что его схватили священники и сожгли на костре.

— Мишель, прошу тебя, не отталкивай меня. Мне нужен камень для того, чтобы защитить наш род! — воскликнул Андре. — Ты знаешь, что значит быть одному?! Пережить мать, отца, своих братьев и сестер?! Ты понимаешь, что значит жить вечно и терять близких тебе людей? Ты только вступил на этот путь, Мишель. Потеря любимой — только начало. Постепенно, год за годом, ты будешь видеть, как стареют и уходят из жизни все, кого ты любил. Но не это страшно, страшно то, что ты знаешь способ, как сохранить им жизнь, и не можешь сделать этого. Над нашим родом висит страшное проклятие, Мишель.

«Родится тот, кто должен. Но с его приходом все, кто жив, умрут — это дань за знания, которые ему суждено привнести в мир. Великий род угаснет в одночасье. Только тот, кто сможет победить непобедимого, убить неубиваемого — выполнит назначенное». — Знаешь, кто составил это пророчество? Мишель Нострадамус! Я был у него в 1560 году, ходил в город Салон-де-Прованс, когда он жил там. Я хотел проверить свои пророчества, и они совпали! Ты сможешь один противостоять силам, неведомым тебе?

— Тьёдвальд умер много веков назад, а наш род существует до сих пор. Я не думаю, что пророчество Нострадамуса относится к нашему роду. Возможно, оно гласило только о твоей жизни — ты ведь один. За все это время ты не смог найти себе ни друзей, ни подругу.

— Ты приходишь в замок каждое Рождество, я тоже. Я заметил тебя в первый же сочельник. Мы вынуждены прятаться, но мы связаны со своей семьей, Мишель. Да, я хочу быть Властелином мира, я и не отрицаю этого. Но я хочу и защитить свой род.

— Поэтому у нас разные дороги, Андре. Мне не нужен весь мир. Ты прожил много веков, но так и не встретил того, о ком говорится в пророчестве. Возможно, меня ждет та же участь. Если он должен появиться в нашем роду, то это не значит, что речь идет о нас с тобой, — я встал и направился к лесу.

— Я все равно буду ждать, Мишель. Придет время, и ты сам найдешь меня! — крикнул мне вслед Андре. — Ты не понимаешь, какие силы противодействуют замыслам Тьёдвальда! Тебе одному не справиться! Ты найдешь меня в пещерах, в Средиземном море. Но тогда тебе придется поделиться со мной своими знаниями.

Я возвращался во владения Жаклин, чтобы узнать, наконец, кем же был Тьёдвальд, да и сама Жаклин. А потом, простившись с нею, пойти дальше, своей дорогой. Было немного грустно, но меня уже манила новая жизнь.

Я вошел в лес и почувствовал какое-то напряжение: молчали птицы, не шуршала мелкота под листвяным настилом, сам воздух, казалось, замер в тревожном оцепенении. В груди тяжелым воротом шелохнулось беспокойство. Я помчался к домику Жаклин. Она лежала у порога в какой-то неестественной, неудобной позе. Ее голова, запрокинутая вверх, находилась на первой ступени, ведущей на крошечную веранду.

— Боже милосердный! Жаклин, что с тобой?! — воскликнул я, бросившись на колени рядом с нею. Вокруг разливался густой и чистый запах человеческий крови. Она всё-таки была человеком. — Жаклин, ты слышишь меня? Очнись! Кто это сделал? — я знал, что она жива — ее сердце еле слышными толчками еще билось в груди.

— Мишель, … черный дракон, … — Жаклин с трудом открыла глаза. Ее голова качнулась в моих руках, сердце стукнуло еще раз и замолчало. Я, прижав Жаклин к груди, взвыл раненым волком. Все повторялось. Это уже было в моей жизни. Я терял дорогих мне людей, и мое сердце, каждый раз умирало вместе с ними.

Я похоронил Жаклин рядом с ее домом. Прочтя молитву, попрощался с нею и ушел, унося в сердце частицу светлой души Жаклин. Она верила в то, что все, что произошло с нею, и было предназначением ее жизни — дать людям надежду на вечную жизнь. Я не раз спрашивал ее, почему она не вернется к людям? А она каждый раз говорила, что всякий из нас должен выполнить то, зачем Господь послал его на эту землю.

— Запомни, Мишель, у каждого из нас есть свое предназначение. Господь бы не стал населять людьми эту благословенную землю просто так, ради забавы, для этого есть животные и их великое множество, на всякий вкус. А вот люди, … им суждено быть вершителями воли Господней. Они воплотят в жизнь его высочайший замысел. В чем он состоит, знать пока не дано — рано, люди еще не готовы. Но настанет время, и мы узнаем, а до тех пор каждый должен делать то, зачем пришел в этот мир. Я верю, что придет час, и люди перестанут возиться в земле, как кроты. Они поднимут голову и увидят, какую землю им оставил Господь! Сколько радости и счастья может быть в этом благословенном мире! И тогда людям понадобится великий дар, оставленный Тьёдвальдом, который ты должен им дать.

Я шел домой. Годы, проведенные в лесах Оверни, не были для меня потерянными. Жаклин, эта удивительная женщина, многое мне дала. Ее доброе сердце, способное обогреть любого нуждающегося в помощи, направляло заблудившегося в дебрях отчаяния, поддерживало потерявшего веру. Она научила меня без озлобления смотреть на этот безжалостный мир. Даже свою смерть Жаклин приняла без ожесточения. В ее последних мыслях была тревога обо мне, она верила в меня. Хотя мне так и не стал близок ее магический мир.

Какие силы противостоят замыслам Тьёдвальда? Кто убил Жаклин и почему? Я обшарил весь лес, стараясь напасть на их след, но даже отголоска чьего-то присутствия не осталось ни в воздухе, ни на земле.

Тибальд и Орианна встретили меня в ближайшем от замка Моро Драг лесу. Мы давно не виделись, почти полгода. Тибальд крепко обнял меня — он по-прежнему был готов следовать за мной на край света. Орианна подошла и погладила меня по щеке, в ее глазах сияла радость и нежность.

— Теперь ты сможешь быть рядом с нами, Мишель. Я так скучала, мы рады вновь видеть тебя.

— Я тоже скучал. Как дела, Тибо?

— Все хорошо, сударь, хвала Господу и всем святым.

Почти месяц я провел в замке Моро Драг. Я скучал по родителям, но понял, что они смирились с моей смертью и меня больше нет для них. Мне было грустно от этого, и ничего не оставалось, как уйти.

Намереваясь надолго покинуть замок, я решил еще раз самым тщательным образом просмотреть бумаги Тьёдвальда. У меня все время было ощущение, что я что-то упустил, не заметил в его записях. Орианна сидела рядом. Она пришла навестить меня и была рада моему решению отправиться вместе с ней в Париж. Я разложил рукописи на столе. Строчки, потемневшие от времени, с почти исчезнувшими на кожаных свитках буквами, были едва видны. Одну за другой я разглядывал и перечитывал записки прадеда, стараясь выявить тайный смысл в его записях, но все было напрасно. Ничего, что могло быть мне полезным в продолжении моих поисков, не находил.

— Что ты ищешь в этих записях, Мишель? Мы уже столько раз их пересматривали, — прервала мои размышления Орианна, протянула руку и запустила ее в мои волосы. Пропустив их сквозь пальцы, она задержала ладонь на моей щеке. Я замер от неожиданности — такая откровенная ласка Орианны привела меня в замешательство. Взяв ее ладонь, я осторожно опустил ее на стол. Мне было неловко, я не знал, что ей сказать.

— Орианна, я прошу тебя, … ты должна понять.

Орианна встала и подошла к проему, открывающему вид на океан. Она молчала. Я подошел к ней. Мне не хотелось обижать ее: она слишком много для меня значила. Нас было так мало, тех, кому мы могли доверять, с кем могли свободно общаться.

— Орианна, прости, — я взял ее за плечи и повернул к себе лицом, — ты …, — но не успел я закончить фразы, как она резким движением обняла меня и прильнула к моим губам страстным поцелуем. Ощущение в руках ее маленького гибкого тела, ласковость трепетных губ, податливость и теплота одурманили, пленили меня. Я невольно ответил на поцелуй. Почти забытые человеческие ощущения опьяняли, увлекая и очаровывая. Ее близость не тревожила непереносимой мукой, а запах заполнял меня, не принося боли и борьбы самого с собой, поцелуй был легким и естественным, таким, как у людей.

— Мишель, Мишель, — шептала Орианна, покрывая мое лицо легкими поцелуями, — любимый, долгожданный.

— Орианна, погоди, так нельзя, — отстранил я ее, чувствуя в своей груди поднимающееся ощущение вины и стыда, горького сожаления и болезненного чувства предательства по отношению к Диане.

— Что тебя тревожит, Мишель? Я с тобой, я никогда не покину тебя, я всегда буду рядом.

Ее слова, как бичом, хлестнули по сердцу. Вольно или нет, но в них прозвучал упрек Диане, она словно хотела подчеркнуть свою преданность. Дать мне понять, что уж она-то не оставит меня в трудную минуту.

— Никогда, слышишь, никогда не смей говорить о ней плохо! Ты понятия не имеешь, каково ей было! — я отступил от Орианны и вернулся на свое место. Мне не хотелось больше говорить ни с ней, ни видеть ее.

Орианна, стоя у проема, смотрела на меня долгим изучающим взглядом, а потом, развернувшись, выскользнула в узкую щель и скрылась в ночном сумраке. Я не стал задерживать ее: мне было необходимо побыть одному, чтобы привести свои чувства в порядок.

Лунный луч скользнул сквозь узкую щель проема и медленно перемещался по столу, заваленному манускриптами Тьёдвальда. Я лениво следил за ним, раздумывая над тем, что поведение Орианны стало для меня неожиданностью. Почему я раньше не заметил ее чувств ко мне? Мне не хотелось терять ее дружбы, но я понимал, что обидел ее своей резкостью. Я понятия не имел, как теперь вести себя с ней.

Последняя строка, освещенная луной, поблескивала каким-то таинственным светом. Я взял манускрипт и, поднеся к проему, подставил под лунный свет, стараясь, чтобы ее луч осветил весь текст. Но сколько я ни водил пергамент под бледным светом луны, поблескивала только эта одна строка. Я смотрел на нее, стараясь понять, в чем дело. И вдруг все встало на свои места! «Под знаком Черного Дракона»! Мы обыскали в замке все места, где могли быть тайники, но никому не пришло в голову посмотреть, есть ли тайник под гербом, который был высечен из гранита и располагался над центральными воротами Моро Драг! И последние слова, сказанные Жаклин! Она не успела произнести их до конца — вот что она хотела сказать!

Я выбрался из подземелья и поднялся по стене к висевшему над воротами гербу. Внимательно осмотрев его, я увидел, что дракон, изображенный на нем, сделан из другого камня. Это было незаметно для человеческих глаз, но мне не составило труда увидеть разницу. Я потрогал дракона, стараясь понять, как открыть нишу, скрывавшуюся за ним. То, что она там была, не вызывало у меня никаких сомнений. Я надавил на силуэт дракона и провернул круглый камень в центре герба, он поддался. С тихим шорохом камень ушел внутрь, и за ним открылась ниша, в которой лежал какой-то сверток.

Не возвращаясь в грот, я сел на скамью в беседке у крепостной стены. Развернул сверток, ожидая увидеть ларец Тьёдвальда, но там оказался только пергамент в простой деревянной шкатулке. Это был небольшой кусок кожи, выделанный каким-то особым способом, тонкий и мягкий. Неожиданно теплый, он приятно согревал руку. Если бы не толстый слой пыли на свертке, я бы подумал, что его положили в тайник только вчера. Но пергамент был совершенно пуст! Я вертел его, разглядывая со всех сторон, но ничего не увидел.

Вернувшись в грот, я с еще большим старанием стал изучать странный кожаный лоскут. Тепло, исходящее от него, удивительный блеск совершенно черной кожи, все было необычным для пергамента. Я долго корпел над ним, нагревая над пламенем свечи, поднося к лунному свету, окропляя его водой с особым составом, но ничего — пергамент надежно хранил свою тайну. Тогда, положив его на стол, стал читать заклинания. Я перебрал десятки старинных заговоров, позволяющих открыть тайное, и, уже отчаявшись, решил бросить и это занятие, когда на ум пришло еще одно, особое, заклинание древнего культа греческой богини Деметры. Прочитав его священной мелодией дорического напева, я увидел, как на пергаменте стали проявляться строчки древнего письма:

Тьедвальд оставил своим потомкам такое страшное наследие — потерять все, для того чтобы дать людям дар бессмертия! При этом заранее зная, что ждет его последователя! Может Андре был прав и наш род обречен, стоит кому-то из нас принять на себя эту обязанность?! На кой дьявол мне это нужно? Зачем мне дарить другим бессмертие, теряя при этом все, что дорого?

Я долго сидел над посланием своего такого удивительного и загадочного предка. Кем он был в жизни? Пиратом, вампиром или простым смертным, случайно узнавшим тайну бессмертия? На каких условиях он заполучил это? Может, мы, его потомки, должны своими жизнями заплатить за этот дар, ставший ненужным ему самому после того, как его жена не приняла его? Но я уже вступил на этот путь. Смогу ли я сойти с него так, как это сделал Андре? Не знаю. Теперь я не был уверен, что смогу это сделать. Тайна все больше затягивала меня в свой круговорот и, похоже, хочу я этого или нет, уже не имеет значения. Мне придется идти до конца. Меня удерживало видение, которое мне явилось, когда я лежал на алтаре Жаклин. Я чувствовал, что только так смогу найти Диану. Это ощущение укрепилось во мне еще тогда, в первые мгновения, и не отпускало от себя.

Итак, мне предстоит найти все части манускрипта, разыскать Дженессу Мур и «Кровавую Лилию», незнакомку из клана Дожье, и выяснить ее роль в моих поисках, помириться с Орианной и решить еще Бог знает сколько проблем! А затем оставить своих друзей и отправиться на поиски священных артефактов! Я раздраженно отбросил от себя пергамент. Мой предок был не только пиратом, таинственным человеком, но и любителем составлять шарады!

Я отправился в Париж ранним вечером и через пару часов уже стоял на пороге гостиницы, принадлежавшей Тибальду и Орианне. Тибальд, радостно улыбаясь, поспешил мне навстречу.

— Слава Богу, слава Богу, вот и вы, ваша милость. Вы вовремя, сегодня у нас двойной праздник — Тьери тоже дома!

Тьери появился из своей комнаты, коренастый, загорелый, с тщательно уложенными волосами, еще влажными после мытья. Я не видел его несколько лет и с удовольствием отметил, что он стал настоящим мужчиной. Теперь он выглядел старше меня. Тьери подошел и, радостно улыбаясь, пожал мою руку. Его пожатие было сильным и уверенным. На вид ему было больше девятнадцати лет, но в наше время никто из простолюдинов не знает в точности свой возраст. Возможно, что Тьери ошибался, и он старше, чем считает.

— Господин Мишель, рад снова видеть вас. Как долго мы не виделись.

— Здравствуй, Тьери, ты изменился, возмужал. Жаль, что я лишен такой возможности. Теперь я гожусь тебе в «маленькие братцы»! А где же малютка Эмили?

— Малютка?! Вы ошибаетесь, месье Мишель, она стала прелестной девушкой! Эмили на кухне, присматривает за кухарками. Дела наши, слава Богу и святым Арнольду и Лаврентию — покровителям пивоваров и кухарок, идут хорошо! Посетителей много, пиво идет нарасхват, Эмили чудесная хозяйка. — Тибо явно гордился своим заведением. Только жалеет, наверное, что о его успехах не ведают родственники. — Сейчас я ее позову. Он открыл дверь и крикнул кому-то:

— Лео, позови Эмили, скажи господин Мишель приехал.

Я заметил, как изменилось лицо Тьери. Он отвернулся к окну и принялся разглядывать улицу. В его мыслях я прочел волнение и смущение, очень удивившее меня. Он словно боялся этой встречи.

— Тьери, ты давно приехал? Как твои дела? — мне было интересно узнать о его дальнейших планах. — Как долго ты еще будешь ходить в помощниках? Не пора ли тебе самому стать капитаном «Дианы»?

— Я приехал два часа назад и еще не видел никого, кроме Тибальда. Так что новости, которые он расскажет, будут интересны и для меня. И думаю, что уже могу управлять кораблем. Капитан — умелый моряк, от него я многому научился и теперь свободно управляю судном. Хорошо знаю прибрежные воды, но в случае необходимости смогу провести корабль и в открытом море. Вот только дождусь окончания договора, по которому Сименсу осталось проходить еще полгода, и тогда, с вашего разрешения, сам стану капитаном. Если, конечно, у вас нет других планов, насчет меня или «Дианы».

— Полагаю, что в ближайшее время мне будет не до корабля, Тьери. У меня много дел и на суше. Но возможно, что со временем нам предстоит отправиться в путешествие. Так что будь готов.

— Путешествие?! Какого дьявола? Я уж было подумал, что с вас довольно приключений и мы мирно заживем все вместе. Вы будете учиться в Сорбонне, Тьери плавать на своем любимом корабле, а мы с Эмили благополучно заправлять нашим маленьким заведением.

— Ты забыл Орианну, Тибальд. Кстати, где она? — спросил я Тибо. Я, конечно, понимал, что она злится на меня, но не настолько же, чтобы не выйти мне навстречу.

Тибальд вздохнул и расстроено махнул рукой:

— Я не знаю, где она. Прибежала вчера, забрала свои вещи и, ничего не объяснив, ушла. Сказала только, что теперь сама будет жить так, как ей хочется.

— Как ушла? Куда? Почему ты ее не остановил? — я вскочил со стула. — Ты понимаешь, что ей некуда пойти? И где ее теперь искать?!

— Не знаю. Но думаю, не стоит волноваться, прогуляется, выветрит дурь из головы и вернется. Вы же знаете ее характер: вспылит, но потом мучается от своей горячности. Сами же сказали, что ей некуда идти.

В это время в комнату вошла Эмили. Действительно, она стала прехорошенькой! Ее рыжие некогда волосы, потемнели и стали каштановыми, с медным оттенком. Огромные зеленые глаза. На ее слегка бледном лице играл румянец, придавая ему нежно-персиковый цвет. Изящную фигурку выгодно подчеркивало платье с открытым лифом, что придавало ей пикантности. Даже странно было видеть ее здесь, в этой простой гостинице; казалось, что ее неожиданная красота и грация должны принадлежать скорее девушке из дворянского общества, чем простолюдинке.

— Здравствуйте, господин Мишель. Как добрались? Хотите вина? — Эмили присела в реверансе.

Тьери как-то странно вздохнул. Я с удивлением посмотрел на него. В его мыслях было столько нерастраченной нежности и любви, что я на мгновение опешил. Он любил Эмили, но не смел приблизиться к ней, считая себя недостойным ее любви. Она же, взглянув на него, просияла. В ее мыслях я увидел, какой любовью наполнено ее сердце к этому суровому и упрямому парню.

Прочтя их мысли, я чуть было не рассмеялся. Оба любят, и оба страдают от того, что не могут разобраться в чувствах друг друга. Он считает себя недостойным ее, она полагает себя недостаточно хорошей, чтобы пробудить в его сердце любовь. Я вопросительно посмотрел на Тибо. Тот только вздохнул и сокрушенно покачал головой.

— Здравствуй, Эмили, ты стала красавицей! И говорят, хорошей хозяйкой. Смотри, Тибальд, как бы не украли у нас такое сокровище, — я подмигнул Эмили. Тьери нахмурился еще больше — я попал в его самое больное место: он сам боялся, что, пока будет терзаться сомнениями, Эмили выйдет замуж.

Когда обеденный зал гостиницы опустел и Тибальд закрыл на ночь двери, мы сели у камина, потягивая превосходное вино. Тибальд рассказывал о том, как идут его дела, какие у него планы. Тьери поведал о своих надеждах на будущее. Эмили скромно сидела в уголке, расшивая свое приданое, она не вступала в разговор мужчин, только изредка вздыхала от того, что ей не было места в жизни Тьери на будущее. Они делились своими планами, но я чувствовал, что каждый из них ждал от меня решения, которое, возможно, изменит все их замыслы.

Они замолчали, ожидая, когда я, наконец, поделюсь с ними своими проблемами. Я рассказал им о своей ссоре с Орианной, не вдаваясь в подробности, о найденном пергаменте, и о том, что намерен делать в ближайшее время. Теперь мне предстояли еще и поиски Орианны. С этого я и решил начать.

Мы вышли на темные улицы Парижа. Тибальд даже слышать не захотел о том, чтобы отпустить меня одного. Мы побывали у дома брата Орианны, но никаких признаков, что она была здесь, не нашли: ни запаха, ни следов. Конечно, вернуться к своим родным она уже не могла: ее считали погибшей, и, появись она сейчас, ее посчитали бы призраком. Обойдя еще несколько кварталов, я решил пробраться в логово де Дожье. Возможно, что в его тайной обители кто-то остался после нашего разгрома. И может, Орианна решила побывать там. Куда она еще могла пойти, я не мог даже предположить.

В парке де ла Шеза почти ничего не изменилось со времени моего последнего посещения. Мы подошли к гроту и, пройдя за водопадом, очутились в знакомом мне тоннеле. Из его глубин доносилась едва слышимая музыка и гул голосов. Значит, тайное убежище де Дожье не пустовало. Приготовившись к любым неожиданностям, мы стали осторожно пробираться к подземному залу. Он был полон. За столиками сидели вампиры, между ними сновали девушки с подносами, на которых стояли бутылки и бокалы, из них доносился сильный запах свежей крови и вина. На возвышении, где когда-то сидел де Дожье, стояли музыканты и играли веселую мелодию простонародного танца ригодон. На нас никто не обратил внимания.

— Давай присядем и послушаем, о чем здесь говорят, — предложил я Тибо. Он брезгливо сморщил нос, но послушно прошел к свободному столику, стоящему в самом дальнем углу.

— Бесовское отродье, и как Господь терпит такое исчадие ада? — ворчал он глухо.

Только мы успели присесть, как к нам подошла девушка и поставила на столик бутылку и кружки.

— Если месье пожелают, то у нас есть и более изысканные развлечения, — пропела она мелодичным голоском.

— Скажи-ка, милая, не появлялась ли у вас недавно молодая светловолосая девушка, — спросил ее Тибальд неожиданно ласково. — Сбежала, понимаешь ли, из дому, я ее ищу. Может, кто-то ее видел или говорил о ней?

— Нет, месье, мне очень жаль, но я не видела здесь незнакомок, а я, уж поверьте мне, всех здесь знаю. Еще со времен господина де Дожье прислуживаю, — и, присев в реверансе, упорхнула от нашего столика.

— Если она здесь служит со времен де Дожье, то наверняка узнала бы Орианну. Тогда наше появление в этом месте ни для кого не прошло незаметно. Может и меня узнала, только не подала вида. Ишь, как ускакала, — прошептал я Тибальду.

— Мыслишки бы ее прочесть. Вы себе не представляете, как это качество помогает в работе! Точно знаешь, сколько запросить с постояльца и сколько можно заработать на посетителях кабачка. И как только мы жили, не умея читать мысли? Да и врагов легко распознать. Всегда знаешь, кто и с чем к тебе пожаловал. Я уже многих завистников отвадил. И на рынке легко товар покупать, — шептал Тибальд, перечисляя выгоды мыслечтения.

— Смотри, Тибальд, это та самая девушка, что помогла нам в битве с де Дожье! — воскликнул я, увидев незнакомку. Она шла к нам, пробираясь между столиками. Многие из посетителей этого странного трактира, улыбаясь, раскланивались с нею.

— Добрый вечер, господа, рада видеть вас в своем заведении. Я ждала вас, де Морель. Я знала, что вы рано или поздно захотите разыскать меня. Ведь у вас осталось много вопросов, не так ли?

Я, встав ей навстречу, отодвинул стул, приглашая ее за столик.

— Вы владелица этого трактира? — спросил я удивленно. — Простите, не знаю вашего имени.

— Меня зовут Мария Симон. Да, я хозяйка этого трактира. Моими посетителями, как вы, вероятно, заметили, являются вампиры. Они приходят ко мне со всей округи, так как нигде больше нет подобного заведения. У меня можно отдохнуть, выпить и повеселиться, не боясь навлечь на себя подозрение людей в бесовской оргии.

— Я благодарна вам, месье де Морель. Вы помогли мне избавиться от давнего и ненавистного врага. Де Дожье — изверг, он забрал у меня человеческую жизнь, и несколько столетий удерживал подле себя. Вы освободили меня. Как только я увидела вас, сразу поняла, что вы мой единственный шанс получить свободу. Мы квиты, де Морель. Я помогла вам, вы мне. Но я подозреваю, что вы пришли не только затем, чтобы выяснить, как меня зовут. Вам нужно знать, каким образом я причастна к тайне Тьёдвальда. Верно?

Много лет назад я встретилась с Жаклин. Она появилась в Париже во времена вражды между кланом де Дожье и кланом «Кровавая Лилия», вожак которого хотел стать хозяином ночного Парижа. Но де Дожье владел этим городом много веков и, конечно, не мог позволить самозванцу отвоевать его владения. В то время у Огюста было много бойцов. Он создал хорошую армию из гугенотов, раненых, но не убитых в Варфоломеевскую ночь с 24 по 29 августа 1572 года. Он тогда повеселился на славу. Огюст вообще любил бывать на полях сражений. Там, где кровь льется рекой и можно свободно пировать, почти не таясь. «Кровавой Лилии» пришлось отступить, и вампиры этого клана ушли из города.

Жаклин искала кого-то. Она пробыла в городе несколько месяцев, разыскивая его. В это время мы сблизились, и она поведала мне о своей проблеме: в Париже был вампир, монах, который следил за вашим родом. Он ждал появления наследника Тьёдвальда. Его он должен был направить к Жаклин. Теперь, когда этот монах был, по всей вероятности, мертв, перед Жаклин стояла нелегкая задача — найти ему достойную замену. Жаклин была очень добра ко мне, и я взяла на себя эту обязанность. Я следила за вашим родом, и когда вы родились, поняла, что, возможно, вы и есть тот долгожданный наследник. У вас есть все те признаки, которые описала мне Жаклин. Вы должны были достичь двадцати лет, прежде чем я появилась бы перед вами. Но вы исчезли, и сколько я ни искала вас, найти не смогла. Теперь понимаете, как я обрадовалась, увидев вас в логове де Дожье? Вы сами явились ко мне.

— Какие же это приметы?

— Вы должны быть похожи на Тьёдвальда, и у вас должен быть знак на лопатке, вот здесь, — Мари показала рукой на мою спину. Там у меня действительно было небольшое родимое пятно необычной формы. — И еще, у вас должны были проявиться необычайная ловкость и сила, больше чем у обыкновенных людей, ваши раны должны были заживать быстрее, чем у других. Все это проявилось в вас с самого детства. Я верно говорю, сеньор Тибальд?

— Верно, верно, — проворчал тот, — маркиз де Морель всегда говорил, что он ловок, как обезьяна, и живуч, как кошка.

— Скажите, а вы тоже превратили бы меня в вампира?

— Нет, у меня не было на этот счет никаких указаний. Поэтому я сильно удивилась, увидев вас измененным. Но, возможно, за вами следили и из другого клана. Впрочем, я не могу сказать, почему это произошло. Может быть, об этом знает только Дженесса Мур, раз она это сделала.

— А вы не знаете, где можно разыскать ее? Я должен выяснить все до конца.

— Мур — подруга вожака «Кровавой Лилии» и он нечасто отпускает ее от себя. Но когда она выходит на свободную охоту, то ее можно застать в самых неожиданных местах. Она бывает и в Париже. Даже во времена де Дожье, Мур не боялась появляться здесь. Он был в бешенстве от ее смелости и назначил награду за ее поимку, но она непредсказуема. Не так-то просто напасть на ее след. Теперь же, когда де Дожье нет, стираются границы бывших кланов. Мне невыгодны какие бы то ни было распри: чем больше у меня посетителей, тем лучше, и мне все равно, кто будет стоять во главе города и его окрестностей, лишь бы не трогали меня. А «Кровавая Лилия» находится в Англии. Насколько я знаю, в Дерби.

— Англичане! И чего тогда они лезут к нам? Прав был этот де Дожье, что не пускал их в нашу столицу. Пусть сидят в своей промозглой Англии и не суются на наши земли! — вскричал Тибо.

— Да, но их вожак — француз! Это де Дожье не дал ему закрепиться во Франции. А в Англии в то время было мало вожаков, способных противостоять шевалье д'Антре. Но он стремится вернуться во Францию, и мне незачем ему мешать.

— А что вы знаете об Армане? Он был другом Мур.

— Арман, он одиночка, инкуб, у него постоянное место охоты. Он редко появлялся здесь. Я не знала, что он знаком с Дженессой Мур. Но его давно не было у нас, уже несколько лет, возможно, он ушел из этих мест. Хотя инкубы редко меняют места охоты.

— Скажите, мадемуазель Симон, вы ничего не слышали о девушке, которая была со мной в тот вечер? Она ушла из дому, и вот уже третий день мы не знаем, где она?

— Нет, мне ничего не известно о ней. Сюда она, во всяком случае, не заходила.

— Благодарю вас, мадемуазель, вы мне очень помогли. К сожалению, нам пора, — я поднялся из-за стола. Я узнал все, что Мари могла мне рассказать.

— Заходите ко мне, когда будете в Париже, я подам вам чистого вина.

Мы уже стояли у выхода, когда Тибо, повернувшись к Марии, спросил:

— Позвольте еще один вопрос, мадемуазель Симон. Вы сказали, что де Дожье создал армию из раненых гугенотов, но разве может израненный человек вынести муки перевоплощения? Даже здоровому человеку трудно, почти невозможно вытерпеть такую пытку.

— Наоборот, изменяясь, даже смертельно больной человек возрождается совершенно здоровым. В этом есть что-то магическое, недоступное для нашего понимания.

Я был потрясен таким объяснением. Решись я тогда, не помедли, и Диана была бы со мной!