Наследница

Глава 16, в которой Рыжуля

Едва завидев Рейно, она с ржанием зацокала ему навстречу и, подойдя, опустила голову на его плечо.

– Прямо как собака. – Я улыбнулась; от солнечного света и непосредственности животного моя злость сразу притихла.

– Ага, – кивнул он тоже с улыбкой, поглаживая блестящую на солнце рыжую гриву. – Звери все одинаковые. Только разных размеров. А она вообще ласковая, как кошка. Да, моя девочка? – уточнил он у лошади и сам потерся щекой о ее щеку. – Кобылы вообще лучше, толковее, спокойнее. Недаром же в старину арабы воевали только на кобылах. Может, оттого и провалились Крестовые походы, что европейцы использовали жеребцов, и в самый ответственный момент у тех возникали идеи насчет девушек поблизости. Как вы считаете?

– Забавная теория. Куртуазная.

– Слушайте. – Он уставился на мои ноги. – У вас ведь, кажется, под брюками довольно высокие ботинки?

– Да. А что?

– Значит, щиколотка в безопасности. Давайте я вам сейчас дам первый урок верховой езды!

– Когда вы выгоняли Сале, вы хотели предложить мне с глазу на глаз именно эту идею?

Он смущенно хмыкнул.

– Да нет же. Мне просто хотелось поскорее от него отделаться. Так как? – Он отодвинул от себя Рыжулю и протянул мне руку. – Идите сюда. Смелее. На лошадь садятся с левой ноги. Я вам помогу.

– В другой раз. – Я отрицательно покачала головой. – Давайте просто пройдемся. Недолго. Я и так отвлекла вас от ваших разбирательств с компанией по сигнализации.

– А! – Он отмахнулся, поправил прядь, водрузил свою шляпу. – С ними Глиссе и Жишонга. Они дипломаты. Они без меня лучше управятся. Я там только мешаю. Прошу. – Он подставил мне руку кренделем. – Только смотрите под ноги. После ночной бури очень грязно. В парке много сломанных веток валяется, – суховато добавил он, демонстративно помещая обе руки в карманы куртки, потому что я, проигнорировав его галантность, сунула свои в карманы пальто.

Без всякого приглашения Рыжуля поплелась за нами, тихо пофыркивая и побрякивая сбруей. Рейно остановился, подхватил волочащийся повод, молча зашагал вперед и, когда мы вошли в парк, спросил, глядя в сторону:

– И о чем же хотела поговорить со мной дорогая сестрица?

– Слушайте, меня ужасно раздражают все эти «сестрицы», «миледи», «кавалерственные мадемуазели»!

– А – мадам метресс? – Он резко оживился и повел бровью.

– По крайней мере, это хотя бы забавно! Но вы прекрасно знаете мое имя. Если хотите, можем даже перейти на «ты», раз уж волею судьбы мы с вами как бы родственники. Родные и друзья зовут меня Вики. Пожалуйста! Если это поможет вам всерьез отнестись к вашей же проблеме!

– Во-первых, у меня нет проблем, а во-вторых, можно – Жюли?

Я растерялась.

– Ну можно, конечно, если вам так больше нравится. Непривычно, правда.

– Не вам, а тебе! Ты же сама сказала! Жюли – потому что так звали мою маму. Привыкни, а? Постарайся! – с ободряющей надеждой заглядывая мне в лицо, попросил он.

– Ладно. Вообще-то так звали мою бабушку.

– Звали? – вскинулся он. – Она умерла? Прости, я не знал.

– Ничего. Почти год назад. Она очень болела. Рак.

– Понимаю…

– У вашей… э-э-э… твоей мамы – тоже?

– Нет. – Он вздохнул и стал мять в руках повод.

Рыжуля, мерно ступая, тихо позвякивала сбруей за нашими спинами, обдавая пофыркивающим, горячим дыханием.

– Извини, что спросила. Рассказывать необязательно.

– Она умерла от передозировки, – не поднимая головы, произнес он. – Постыдная смерть. Но это не тайна. – И посмотрел на меня своими грустными собачьими глазами. – Я расскажу. Это было почти двадцать лет назад, но я все очень хорошо помню. Слишком хорошо!

– Твоя мама и наркотики? Я не могу поверить…

– Да никто не мог! Это все эта гадина тетка! Это она ее убила… Но это доказать невозможно. В тот день тетки уже давно не было в имении. Ни ее, ни ее прощелыги-мужа, этого самого сэра Бруксвилла. Наркоман чертов!

Я молчала, чувствуя, что ему нужно выговориться.

– Все как-то совпало. Этот альбом с коллекцией женщин. Его нашла мама. Был дикий скандал! Мой день рождения. Приезд тетки – как всегда без предупреждения. После того как мама ее выставила, прошло несколько лет! Она не давала о себе вестей, все расслабились, и тут – леди и сэр Бруксвиллы пожаловали! Причем этот «сэр» годится в сыновья, если не во внуки своей супруге! И они познакомились ни много ни мало аж в Гималаях! Будда их, видите ли, призвал и соединил. Ну все так и поняли, что парень решил поживиться. Но не очень-то ему обломилось – папаша взял и вдвое урезал теткино содержание. Хотя мог бы и вообще отменить – вышла замуж, вот пусть муж и обеспечивает. Причем по ходу дела выясняются удивительные вещи! Что родитель этого парня – крупный американский судовладелец и один из основных инвесторов Голливуда. И что натурально «сэр», и что его семья живет в Америке со времен первых поселенцев, и что предок занимал в ту эпоху значительный пост по морскому ведомству. А сынок судовладельца был раньше такой же напастью в своем семействе, как тетушка в нашем, но теперь, поскольку женился-остепенился, родитель переменил свое к нему отношение и ждет молодых с распростертыми объятиями. Наконец они уехали в эти самые объятия, а буквально через месяц с судовладельцем происходит несчастный случай на сафари.

– В Америке?

– Нет, конечно, в Африке. И парню достается колоссальное состояние, хотя, правда, он был и не единственным наследником. Тем не менее. Имущество нашего де Ласмара по сравнению с этим – так, на карман, просадить за вечер в Монако и ни разу не вспомнить. Хоронить родителя, понятно, привозят домой из Африки. И в аэропорту при виде гроба с парнем случается нервный приступ, а попросту говоря, буйное помешательство. Видимо, не верилось ему до этого момента, что родитель мог так рано почить – тому ведь еще не было пятидесяти, ну и, вероятно, что при таком богатстве престарелая женушка – лишняя помеха. Короче, парня сразу из аэропорта отправляют в клинику и тихо-спокойно лечат в течение примерно десяти лет, а потом все-таки выпускают под ее опеку. Не знаю, насколько его там вылечили и вылечили ли вообще, но чуть ли не на следующий же день парень разбивается на мотоцикле. Безутешная вдова, правда, была вынуждена потратить некоторую сумму на адвокатов, а в остальном – очень благополучно скорбит по сей день.

– Не знаю, что и сказать, – проговорила я, чувствуя, что он ждет моей реакции. – Во всяком случае, нам ведь, судя по всему, тоже предстоит суд из-за наследства.

– Нам? Суд? Перестань! – Он широко улыбнулся. – На свою половину ты имеешь даже больше прав, чем я. Я всю жизнь пользовался всем этим, – он размашисто обвел рукой вокруг, – а ты нет! Ты жила в своем душном городе, ты не видела ни открытого неба, ни…

Я перебила его довольно жестко:

– Рене, в числе прямых наследников тебя нет. Там вообще нет никаких других наследников, кроме меня.

– Ты прочитала завещание?

– Нет. Ты же знаешь, не оказалось паспорта. Но нотариус был готов зачитать его мне одной! Он вообще не находит нужным устраивать публичное оглашение, поскольку в завещании нет других наследников, кроме меня.

– Ну Сале! Ну мерзавец! – Рейно сорвал шляпу, бросил повод и яростно заходил туда-сюда, терзая свою прядь. – Уверял же, что все поровну! Но, может быть, он имел в виду легат? – Темно-карие глаза впились в меня.

– Понятия не имею. Просто не исключено, что он вообще не видел этого завещания. Между прочим, нотариус показал мне те самые моментальные фото, которых не оказалось в альбоме.

– Правда?! Вот здорово! – тут же невероятно обрадовался Рейно. – Ну твоя ведь мама? С родинкой? Твоя?

– Да… Но чему ты так радуешься?

Он всей пятерней загреб свою прядь, водрузил шляпу, хмыкнул, подмигнул мне.

– Просто радуюсь! Что? Нельзя? Пойдем! – Он схватил меня за руку и потащил за собой. – Я покажу тебе самое удивительное место в мире! Скорее бежим!

Не знаю почему, но я поддалась его странной радости и побежала. Рыжуля с явным удовольствием затрусила следом.

– Правда необыкновенно? – переведя дыхание от бега, восторженно спросил Рейно. – Здесь когда-то стоял замок!

– Замок? Но, по-моему, замки обычно строили на горе или на холме.

– Собственно, первым Ласмарам достались развалины древнего монастыря. Монастырь ведь не сильно отличается от замка? Та же крепость.

– Пожалуй, – охотно согласилась я, это было гораздо проще, чем разделить его восторг от вида довольно банального болота, пусть даже посреди парка и при свежем солнечном свете.

– Правда, лет пятьсот назад тут действительно стоял замок, – видимо почувствовав мой скепсис, повторил Рейно и, лукаво прищурившись, заговорил таинственным голосом: – А после смерти последнего на тот момент владельца его жене и наследнице стали являться привидения! Кстати, то был первый случай за всю историю Манор дю Ласмар, – многозначительно прибавил он. – Но, должен сказать, дама она была решительная и снесла замок до подвала. Соответственно, привидения с вампирами лишились стен и исчезли! А из полученного таким образом камня построили тот самый дом, в котором мы по сей день и обитаем.

– То есть центральный корпус? Боковые, как я знаю, были построены гораздо позже.

– Знаешь? От Жишонги? А что еще ты уже знаешь?

– Жан-Пьер рассказал про уникальную виноградную лозу, которая растет только здесь, пережив древних монахов.

Рене махнул рукой.

– Вранье! Тот же самый выносливый сорт, который энтузиасты умудряются выращивать в нашей холодине. А мы вином вообще не занимаемся. Но Пьеро всегда почти задаром покупает у монахинь пару бочонков. Ага, в одном женском монастыре. Ну так вот. Подвалы замка – или даже монастыря! – наши дожди очень быстро наполнили водой. Получился как бы пруд. Очень глубокий! И если снова вспомнить наш климат, то понятно, что пруд, если его не чистить, с колоссальной скоростью превращается здесь в болото. Причем последние полтора столетия этому очень помогает дренажная система поля для гольфа, которая всю лишнюю воду отводит именно сюда, в самое низкое место Манор дю Ласмар.

– Ну и что? Неужели настолько дорого хотя бы периодически его чистить? Или мне просто не хватает вкуса? – добавила я, потому что карие глаза смотрели слишком лукаво.

– Иди сюда. – Он снял свою куртку и расстелил на каком-то длинном замшелом камне. Внутри куртки оказался серый мех. – Садись. Кстати, эта скамья – точно ровесница тех самых сгинувших монахов. А вкуса у Жишонги все равно больше, чем у нас с тобой обоих. Не обижайся.

– Да я и не спорю. – Я опустилась на этот серый мех. – Но при чем здесь Жишонга?

– Просто удивительно, как он тебе не похвастался! Дело в том, – Рейно присел передо мной на корточки и смотрел снизу вверх, – что, когда Паскаль тут появился и по самой современной методе стал переобустраивать наши ландшафты, то перво-наперво он обследовал этот пруд и категорически запретил не только его чистить, но даже приближаться! Наш повернутый эколог обнаружил тут какую-то водоросль, которая встречается только в тысячелетних окаменелостях и которой в живом виде вообще нигде нет на нашей планете! Представляешь?

– Да уж, – сказала я, ловя себе на мысли, что не столько слежу за его рассказом, сколько за тем, как двигаются его глаза, брови, губы, и что мне ужасно хочется дотронуться до его лица… – Ну и чем все кончилось?

– Раз. – Он загнул палец. – Красная книга. Два, – загнул второй, – статус государственного заповедника. Три, – третий палец присоединился к двум первым, – радости Глиссе по части налогов. Ну и как бы четыре – фраза в рекламном проспекте про эту тину, которая… – В кармане его куртки подо мной заверещал мобильник. – Извини. Достань, пожалуйста, я должен ответить, – поднимаясь во весь рост, попросил Рене.

Но я просто встала со скамьи и протянула ему куртку. Он извлек аппаратик, недовольно сопя и качая головой.

– Тома, ну что еще? Прямо так необходимо? Прямо никак без моей подписи? Ладно. Минут через сорок. Прямо сейчас?! Черт… Ну хорошо. – Он сложил телефон, сунул обратно в куртку и раздраженно сообщил: – У них, видите ли, рабочий день заканчивается! И я должен все бросать и бежать, ради того чтобы поставить им закорючку! Тьфу!

– Рене, что тут особенного? Иди. Люди ведь ждут.

– А ты? – В его собачьих глазах была такая тоска, словно мы расставались навеки.

– Хочешь, я могу подождать тебя здесь.

– Нет-нет. – Он замотал головой. – Уже темнеет. Я отвезу тебя домой. Ничего, подождут! Рыжуля!

Лошадь была тут как тут, и он, не давая мне времени возразить, подхватил меня, как игрушку, и водрузил Рыжуле на шею, а сам вскочил в седло.

– Рыжуля, давай, детка, перебирай ножками. Здесь совсем близко. И мы вдвоем не намного тяжелее дяди Андре. Давай-давай, дорогуша, пошевеливайся. Ну ты же у меня умница.

Он болтал с лошадью, а я чувствовала его грудь, руки, ноги, его дыхание на своей щеке, и старалась ни о чем не думать. Ни о чем вообще…

Рене ссадил меня на землю там, где заканчивался парк: спрыгнул с лошади, деловито приподнял меня за талию, на секунды я оказалась между небом и землей, ощущая силу и надежность державших меня рук, и уже стояла на ногах, осознав только сейчас, что по ходу дела инстинктивно обняла его за плечи и что все еще прижимаюсь головой к его груди, а мои ладони сами собой гладят шероховатую замшу его куртки. Причем его руки продолжали сжимать мою талию, и ток от них беспрепятственно лился в меня, словно на мне не было ни пальто, ни костюма. Я не решалась пошелохнуться. Даже закрыла глаза и лишь слушала, как он хрипловато и горячо задышал в мою шею, касаясь ее своей щекой, и как вибрирует под курткой его грудная клетка.

Пронзительные призывы мобильника. Мы одновременно вздрогнули и отступили в разные стороны.

– Глиссе, ну что еще?! – громко прочистив горло, со злостью выкрикнул он в аппаратик, взлетая в седло. – Ну сейчас! Ну уже пришел! – Рассеянно махнул мне рукой с зажатым в ней телефоном, и уже только хвост и задние ноги Рыжули замелькали, удаляясь, среди голых деревьев.

Не самой твердой походкой я обогнула фонтан. Машина Сале по-прежнему стояла на том же месте. Я улыбнулась своим мыслям и заглянула внутрь. Ключ торчал в замке зажигания. Со всех ног я понеслась в «Викторию».

Сале безмятежно спал на диване, укрывшись своим пальто и совсем по-детски подложив ладони под щеку. Его пиджак висел у входа на плечиках, ботинки ровненько стояли на полу. Я представила, как он разувается, ставит их здесь и в одних носках с пальто в руках идет к дивану. И едва сдержалась, чтобы не рассмеяться. На цыпочках пробежала в спальню, схватила свою сумку и осторожно подкралась к Сале. Пухлые губы чуть приоткрыты, длинные ресницы слегка подрагивают, ровное дыхание. Просто набегавшийся мальчишка. Пусть спит.

Ни в доме, ни по дороге к воротам я не встретила ни души, кроме охранника, открывшего их для меня. Впрочем, я видела лишь его силуэт в стеклянной будочке на фоне сумерек: он просто распорядился там электроникой, даже не сочтя нужным выйти и удостовериться, кто тут за рулем. От этого мне сделалось еще веселее! Тихонько хихикая уже вслух, я покатила в город.

Дорога была абсолютно пустой. Солнце еще окончательно не село, но на небе круглой тарелкой уже выкатилась луна. Я подмигнула ей. У меня было совершенно шальное настроение! И одновременно – полный покой. Я ухмыльнулась, притормозила и встала у обочины. Вытащила из сумочки мобильник, включила. И чуть не выронила: он засигналил и затрясся в моих руках! Это было невероятно смешно!

– Мама, у меня все хорошо! – давясь смехом, сразу заявила я. – Просто замечательно!

– Вики! Но так же нельзя! – с рыданиями воскликнул мамин голос. – Вторые сутки! Где ты? Что с тобой?

– В Онфлёре. Ты прекрасно знаешь. И повторяю: у меня все замечательно! Настолько хорошо, что я даже не хочу тебя больше ни о чем расспрашивать! Я все знаю и все тебе прощаю.

– Неблагодарная дрянь! – Она отключилась, но я не спешила убирать мобильный, и, естественно, он почти сразу снова засигналил и завибрировал.

– Мама, все в прошлом. Я не собираюсь выяснять отношения. Теперь у меня все хорошо.

– А раньше было плохо?! – взвизгнула она. – Плохо, да?!

– Ты должна радоваться! Завтра я стану очень богатой!

– А была нищей? Мы с папой тоже нищие? Да? Ну скажи!

– Мама, ну хватит, успокойся. Я же ни в чем не тебя виню!

– А ты обвини! Не стесняйся!

Поглядывая на круглую физиономию луны, я промолчала.

– Я так и знала! Он рано или поздно купит тебя! Ты – такая же, как он! Ради денег готова на все! Тебе его деньги дороже родной матери! А мы с папой всю жизнь, мы…

Я улыбалась луне, она – мне, как будто тоже слышала эти смехотворные своей беспомощностью мамины упреки.

– Передавай папе привет, – сквозь их поток сказала я. – Безусловно, вы хотели как лучше.

– О, какое достоинство! Конечно, ты теперь богачка! Я так и знала, что ты будешь меня стыдиться!

– Мама, я позвоню завтра. В телефоне садится батарейка.

– Не ври!

Она отключилась. Я какое-то время подождала, разглядывая на ладони аппаратик, потом убрала его в сумку и, еще разок подмигнув луне, поехала.