Наследница

Глава 8, в которой еще не девять

– Это Рейно, – после стука в дверь сообщил мужской голос. – Я пришел пригласить вас на аперитив перед ужином.

– Спасибо. Входите.

Он распахнул дверь и замер, увидев меня.

– Что это значит, мадемуазель Брэбьи?!

На мизинце его левой руки был «братский» перстень. Но меня это уже не смущало.

– Видите ли, я не модель, и ваше платье слишком длинно мне. Я сначала хотела обрезать подол, чтобы не упасть при ходьбе, но у меня с собой только маникюрные ножницы, и мне жалко их портить. Поэтому я просто привязала подол к поясу. И по той же самой причине, что я не модель, платье тесно мне в груди – молния на спине не застегивается. Но поскольку с расстегнутой молнией находиться в обществе не принято, я надела сверху ваш пеньюар. Он, правда, тоже не застегивается на груди и слишком длинный, поэтому я вот так завязала его полы на бедрах. Ничего ведь, элегантно получилось?

Я говорила невинным голосом, долго и наслаждалась зрелищем перемен – растерянность сменялась злостью, за злостью снова приходила растерянность, впрочем, порой с явным оттенком обиды – на лице высокого, очень красивого самоуверенного мужчины во фраке и с «бабочкой».

– А что касается туфель, то они совершенно определенно предназначены для топ-моделей – чтобы далеко было видно с подиума. Мне же нужна обувь на несколько размеров меньше, поэтому я решила оставить собственные ботинки и теплые носки. У вас здесь пол очень холодный.

Он резко шагнул в номер и тряхнул руками.

– Хватит! Что это за спектакль?

– Продолжение вашего.

– Пусть у меня дурацкое чувство юмора, но у вас его нет вообще! И я, кажется, уже извинился!

– Лучше подайте мне руку и проводите меня в столовую.

– Чтобы все посчитали мою сестру идиоткой?

Его ноздри и губы подрагивали, руки сжимались в кулаки, но карие глаза были совершенно глазами грустного спаниеля. И вдруг мне показалось, что я в них что-то прочла!

– Слушайте, Рейно, – мягко сказала я, – неужели вам, взрослому человеку, до сих пор хочется иметь хоть какого-нибудь брата или сестру?

Он изумленно вскинул голову.

– Допустим, да. Сестру. А у вас есть братья или сестры?

– Нет.

– Тогда неудивительно, что вам знакомо это чувство. Им и объясняется ваша проницательность.

– Но почему вы так уверены, что я могу иметь к вам какое-то родственное отношение?

– Ну, например, как сестра, вы меня очень устраиваете. Особенно, – с неожиданной игривой улыбкой произнес он, – вот в таком наряде. Хотите, я тоже вместо фрака что-нибудь этакое нацеплю? Все оценят. Будет очень весело.

– Мсье Рейно. Я не знаю, какие у вас были отношения с вашим приемным отцом, но его похоронили только вчера. И мне кажется, что в любом случае веселиться пока как-то не уместно.

– Простите. – Рейно посерьезнел. – Он же был ваш родной отец… Почему вы не приехали на похороны?

Я вздохнула.

– Видите ли, Сале говорит, что в завещании точно указаны мои координаты. Но, по-моему, там какая-то ошибка, опечатка. Я не понимаю, как мог человек, точно зная о существовании дочери вплоть до ее нынешнего места жительства, на протяжении тридцати с лишним лет не встретиться с ней, а потом все-таки именно ее указать в завещании. У вас такое укладывается в голове?

Он пожал плечами.

– Не знаю. Я как-то не задумывался. Но он точно ваш отец.

– Он вам рассказывал обо мне?!

Рейно хохотнул.

– Нет. Но у меня есть точное доказательство.

– Какое? Скажите!

Спаниельи глаза вдруг сделались ужасно хитрыми.

– Вы на него очень похожи.

– Это несерьезно.

– Ну приехали бы вы вчера, а то теперь для генетического анализа теперь уже потребуется эксгумация.

– Не смешно!

– Ладно, не обижайтесь, – виновато сказал он и вдруг похлопал меня по плечу. – Как хотите, но в таком виде вы на ужин не пойдете.

– На самом деле я вполне сыта, и уж тем более мне совсем не хочется участвовать в массовом застолье.

– Ну если дело в платье, то…

– По-моему, – перебила я, – вы разумный человек и способны понять, что дело вовсе не в…

– Не разумный! – теперь уже перебил он. – Кретин и полный идиот! Идемте! – И потащил меня за руку.

– Куда? Вы делаете мне больно!

– Да ладно, сестрица, не очень! – Он усмехнулся, но мою руку отпустил. – Пошли-пошли! Не упрямьтесь. Де Ласмар был великий коллекционер. Он собирал все – от автомобилей до антикварной одежды! А заодно я покажу вам его фотографии, и тогда уже вы не отвертитесь от родного папеньки!

– Обувь тоже есть в ассортименте? – в тон ему поинтересовалась я.

– Обувь? – Он посмотрел на мои ноги в башмаках и толстых носках. – А какой у вас размер?

– Знаете, лучше просто принесите мне парочку его фотографий, а я пока переоденусь в то, в чем приехала. У меня вполне сносный черный костюм, и этих носков под брюками никто не заметит. И давайте больше не будем играть в Золушку.

– Ладно, постараемся.

Я торопливо переодевалась в спальне, начала шнуровать ботинки, как вдруг услышала звук открывающейся входной двери и стремительные шаги.

– Рейно, это вы?

В спальню ворвалась Моник и упала на колени передо мной. Я закричала:

– Что это значит?! Немедленно встаньте!

Но она энергично обняла мои ноги, прижалась к ним головой и запричитала с рыданиями:

– Ах, миледи, простите! Не выгоняйте меня! Умоляю! Я не знала! Поверила не тем людям! Не выгоняйте меня, хозяйка! Ради всего святого! Умоляю! Я сирота! Не выгоняйте!

– Да встаньте же! – Я попыталась оторвать ее от себя. – Оставьте меня в покое!

Но она не отцеплялась и продолжала стенать.

На мое счастье, из гостиной долетел голос Рейно:

– Где вы? Мадемуазель Брэбьи! У вас дверь настежь! Что происходит? – Он уже стоял на пороге спальни с фотоальбомом в руках. Просто потрясающе красивый от волнения. – А ну марш отсюда, Моник! Пошла вон! Ты здесь больше не работаешь! – Альбом грохнулся на пол в сантиметре от нее.

Она взвизгнула и, с мольбой глядя на меня, медленно выпрямилась.

– И забери свое барахло! – добавил Рейно и, к моему изумлению, стал хватать с кровати разбросанные по ней, не подошедшие мне «дары» и швырять их в лицо Моник. – Стерва неблагодарная! А ну пошла отсюда! Глиссе, кажется, полностью с тобой рассчитался! Чтоб духу твоего здесь не было! Забирай-забирай, интриганка, и проваливай!

Моник с перепуганным и злобным лицом сгребала вещи в с пола. Рейно орал так, как если бы в любую секунду мог ее ударить. Я окаменела.

Наконец Моник убралась. Грохнула дверь. Рейно прокашлялся и хрипловато сказал:

– Извините. Не сдержался. И за эту дрянь извините. Я должен был проследить, когда за ней закроются ворота. И за эти ее сюрпризы тоже простите! – Он яростно махнул рукой в сторону остатков упаковок и тюбик помады на полу. – Как же я сразу-то не понял, когда вы вырядились по-чудному!

– Могли бы сразу сказать, что не имеете к этим подарочкам никакого отношения.

Он крякнул и поднял с пола альбом.

– А вы бы мне поверили? Где вы их нашли?

– В своей собственной сумке, которую вы лично отвезли в дом. – Очко в пользу Жишонги, подумала я, не то что конюх. – Вполне логично для таинственного похищения. И прислуга тоже вполне могла действовать по вашему же распоряжению.

– Думайте, что хотите, – устало сказал он и явно привычным жестом, предназначенным для непослушной пряди, провел по идеально зачесанным волосам. – Главное, теперь здесь нет этой стервы.

– Понятно. Вы заманили меня сюда, чтобы избавиться от плохой прислуги. А то без меня у вас никак не выходило.

Он повел бровями. Глаза веселились.

– Забавная трактовка, сестрица! А почему бы и нет? Вы же не одинокий мужчина, который долгими зимними вечерами позволяет себе побаловаться с надувной куклой?

Меня передернуло. Он хмыкнул и сказал:

– Не смотрите на меня так. Это такой же индивидуальный предмет личной гигиены, как зубная щетка. Вам придет в голову пользоваться чужой? Мне – нет. Хотя не сомневаюсь, что эта зубная щетка была бы только рада такой возможности. Будь у нее хоть одна извилина, она не загубила бы карьеру модели, сделав ставку на рабочий ротик. Увы, пользователя щетки больше нет, и…

– Это омерзительно!

– Извините. Но я вовсе не осуждаю вашего отца. Напротив, всегда восхищался его донжуанскому жизнелюбию. Вот. – Рейно положил альбом мне на колени. – Я вам уже говорил, что де Ласмар был великий коллекционер и собирал все. Это его замечательное собрание женщин.

– Боже… вы серьезно?

– Открывайте, листайте, не бойтесь. Все датировано и подписано, как и полагается у серьезного коллекционера. Понимаю, это производит сильное впечатление. Я сам испытал шок, впервые увидев этот портфолио. Но тогда моя мама была еще жива, мне было тогда всего тринадцать, а вы – человек взрослый. Моя мама безумно его любила, просто самозабвенно!

Я раскрыла альбом. На каждой фотографии мужчина обнимал женщину. Женщины были разные, мужчина – один и тот же. Интересный мужчина, с выразительными чертами лица, с красивым ртом и носом, с игривым взглядом. Там, где он обнимал женщину левой рукой, на мизинце виднелся тот же самый «братский» перстень. Я стала листать дальше. Снимки были самые разнообразные: любительские, явно профессиональные, «моментальные» столбики из четырех фоток, цветные, черно-белые, стильная мастерская сепия…

– Но здесь нет подписей!

– Они на обороте каждого фото. Листайте, листайте. Вы пока еще не дошли до вашей мамы.

– Вы ее видели?!

– Конечно! Де Ласмар периодически переписывал свой тестамент, а с появлением Сале мы каждый раз стали знать его содержание. Не знаю, всегда ли вы числились в наследниках, но во всяком случае тогда уже были.

– Тогда это когда?

– Примерно лет десять назад.

– Десять лет?! Целых десять лет вы знали о моем существовании?

– По-вашему, я должен был сразу же отправляться в Марсель, чтобы убить вас?

– Ну могли бы нанять киллера.

Он захохотал.

– Сестрица! Вы мне нравитесь все больше и больше!

– Рада за вас. – Я закрыла альбом и протянула ему. – Моей мамы здесь нет! Кстати, Моник – тоже.

– Не сравнивайте! – с раздражением воскликнул он и стал торопливо перебирать страницы. – Не может такого быть! Я хорошо ее помню. С левой стороны – папаша с мулаткой на пляже, а справа – паршивенькие такие моменташки с вашей матерью. Но очень хорошо видно родинку у ее губ. Такая славная родинка! Жалко, что вам не досталась. Фу ты черт! Здесь пусто! Но она была! Была!..

Рейно выглядел таким растерянным, как если бы вдруг оказался на Луне, и так яростно листал и тряс альбом, словно из этих листов картона могли посыпаться бриллианты.

– Либо это проделки вашей Моник, либо вы все придумали, – сказала я, надевая пиджак.

– Но родинка! У нее есть родинка?

– Есть. Но что это меняет?

Альбом с размаху плюхнулся на кровать.

– Это доказательство! – Рейно сиял. – Доказательство! Я действительно идиот!

– Как будет вежливее? Если я промочу или опровергну?

– Осторожнее! Шнурки! Не упадите! – Рейно очень вовремя поймал меня за локоть. – Вы чуть на них не наступили… – медленно закончил он, убирая свою руку гораздо позже, чем того требовала необходимость.

– Спасибо. – Я села на кровать и стала завязывать ботинки.

От короткого соприкосновения с Рейно бешено колотилось сердце. И еще за эти секунды я успела почувствовать его запах. И все это мне очень не нравилось, хотя запах я не могла бы назвать неприятным. Совсем напротив.

– Вы правы. Я идиот. Я потерял целых десять лет! И сейчас на вас были бы не уличные ботинки, а нормальные туфельки. И не этот костюмчик-унисекс, а нормальное вечернее…

– Десять не десять, – справившись с собой, перебила я, – но хотя бы вчера предупредить меня о приеме было можно.

– Но вы не захотели приехать даже на похороны!

– Я и сейчас не понимаю вашей бурной радости от появления особы, которая потенциально может оттяпать все ваше наследство.

– Там все поровну. Не волнуйтесь. Одного из нас не станет, все получает второй. Ну, вы готовы? Идем.

– А мне Сале сказал, что я единственная претендентка.

– Это я ему так велел. Так интереснее. Прошу. – Он распахнул дверь, и мы вышли из номера.

– На самом деле, – сказала я, – я даже жалею, что платье Моник оказалось мало. Не очень-то приятная перспектива выглядеть серой мышкой на фоне туалетов жен ваших сотрудников.

– Жен? – Он хохотнул, приостановился и посмотрел на меня. – Жены бывают только у наших клиентов. А из нас никто не видит в этом крайней необходимости.

– То есть… – Я смерила его взглядом с головы до ног. Карие глаза лучились весельем. – Значит, женщины никого из вас не волнуют? Ну или лишь в качестве сестер? – предположила я, потому что Рейно молча продолжал веселиться.

– Ха! И не только, – наконец-то ответил он. – Но если вы сами предпочитаете женщин, все отнесутся к этому с пониманием. Это личное дело человека, как цвет и качество туалетной бумаги.

– Вы все сравниваете с предметами гигиены?

Он фыркнул.

– Пожалуйста! Как порода собаки. Как сорт яблок, наконец. Не переживайте!