17 глава

Зен

Результат недавних действий в лифте плачевный: у меня стоит на Калиничеву. Даже когда она договаривается с бывшим мужем о встрече. Злюсь на себя, на эту русскую стерву, на дочь, которая влюбилась в Егора. На свое самообладание, в очередной раз давшее сбой.

— Кто звонил? — интересуюсь я, сохраняя невозмутимый тон, пока тело бесится от возбуждения.

— Егор. Они с Кирой приехали.

— Идем, — говорю требовательно и веду Дарью к машине, стоящей у входа в отель. — Нас ждут в офисе.

В течение всей поездки от Даши нет ни одной реплики. Прижавшись к двери, она смотрит в окно. Лучшее, что я могу сделать сейчас — не заводить разговоров и никак не трогать ее, иначе сорвусь. И тогда контракт с инвесторами нам не светит, потому что я затрахаю Дарью прямо в машине.

— Что ты имел в виду под словом «притворяться»? — спрашивает Калиничева тихим голосом, когда мы заезжаем на подземную парковку.

Поворачиваюсь. Рассматриваю ее хрупкую фигуру. Даша съеживается под моим взглядом. Кусает губы.

Этот вопрос вызывает приступ негодования. Я совсем не могу думать о работе последние несколько дней. Только об этой стерве.

— Позже поговорим. — Демонстративно поднимаю запястье и смотрю на часы.

Иначе последние крохи самоконтроля растеряю и случится непоправимое. После чего меня смело можно будет обвинить в изнасиловании.

Встреча с инвесторами проходит напряженно. По большей части из-за Насиба, взгляд которого без конца ныряет в декольте Дарьи. Вижу по горящим глазам араба, что он мечтает увезти белокожую красавицу к себе домой, надеть на нее чадру и заставить рожать наследников одного за другим. Но хрен ему, а не русская жена.

Поставив подписи на документах, договариваемся вечером отметить начало сотрудничества в ресторане на берегу моря. Дарья идет проводить наших теперь уже партнеров, а я вызываю юриста, чтобы закончить дела с органами опеки.

Бурман долго и внимательно изучает бумаги.

— Зачем тебе это? — интересуется, листая папку по второму кругу.

Откидываюсь на спинку стула и, взяв ручку со стола, перевожу взгляд в окно.

— Хороший вопрос. На который у меня нет ответа.

Оторвавшись от бумаг, Бурман пробегается глазами по моему лицу и опять склоняется над документами.

Мысли ускользают от Леи и возвращаются к Дарье. В последнее время я похож на бешеное животное, готовое сожрать ее. Стоит нам остаться наедине, инстинкты тут же срабатывают и накрывает неконтролируемым желанием. Возможно, за полгода контракта я удовлетворил бы свою похоть, и мы разошлись бы кто куда. Но как это сделать, когда Даша держит на расстоянии?

— На этом листе в двух предложениях ошибка. Неправильная дата твоего рождения, — отвлекает меня Бурман от страстных фантазий о Калиничевой. — В остальном все в порядке. Дело ты задумал хорошее, но не благодарное. Такие дети когда вырастают, узнают правду и создают своим приемным родителям кучу проблем.

Мозг кипит. Работы невпроворот, а в голове словно на повторе звучит вопрос Калиничевой. Не могу разгадать причины ее поведения. Неужели действительно не помнит, что вытворяла той ночью в моей постели?

Скрещиваю пальцы в замок, вглядываясь в небо за окном.

Есть у меня соображения на этот счет. Надо бы проверить.

— У тебя все? — киваю на бумажки.

— Да, все. Как подпишешь и отдашь в органы опеки, можешь считать, что девочка твоя. Официально.

— Вот и отлично. Спасибо, — благодарю я Бурмана и прощаюсь с ним.

Распоряжаюсь, чтобы секретарь занялся исправлениями в документах и отвез оригиналы в министерство, а сам звоню Кире. Есть разговор. Не очень приятный, но необходимый.

Оказывается, от своей любви к Калиничеву дочь совсем поехала мозгами. И от ревности к его бывшей жене ее тоже несет в криминальные дали.

— Кира, привет, как добралась? Как самочувствие?

— Всё хорошо, папуль, — бодро отзывается дочь. — Дома просто замечательно! Мне не хватало нашего бассейна и теплого солнышка. Только Виры что-то не видно. Неужели уволил эту приставалу? Правильное решение.

— Никого я не уволил. Дал Вире выходной.

Домработница половину дня пробудет в городе с Леей, но Кире об этом знать необязательно. Скажу, что взял опеку над девочкой, после их свадьбы с Егором.

Прикинув в уме, во сколько окажусь дома, продолжаю:

— Отмени планы, если есть, и дождись меня. Буду через час.

— Хорошо, папуль, — отзывается Кира и завершает разговор.

Спускаюсь вниз и прошу водителя везти домой, а не в отель. С Дашей мы поговорим позже. Если, конечно, дело дойдет до бесед, потому что я помутился рассудком, идя на поводу у своей похоти. Нужно бы взять тайм-аут, но озабоченный маньяк рвется из меня наружу.

Заехав по пути за любимыми сладостями дочери, звоню Вире, чтобы узнать, как у них с Леей дела. Помощница по дому заверяет, что все отлично. Затем прерывается, сообщив, что кто-то стучит в дверь. На том конце трубки слышится возня. После непродолжительной паузы Вира возвращается к беседе.

— Что там? — уточняю.

— Доставка цветов. Перепутали с соседним номером. Такой огромный букет! Просто загляденье!

Я сжимаю телефон с такой силой, что еще чуть-чуть, и, кажется, раздавлю его. Это Насиб. Больше некому. Пожирал Дарью глазами все два часа, что находился в моем кабинете.

— Хорошо. Если что, звони.

Машина въезжает в ворота, и я выхожу на улицу. Вокруг стоит оглушительная тишина. До недавнего времени всерьез задумывался о том, чтобы продать виллу. Теперь же не знаю, что с ней делать. Ребенку здесь будет хорошо. Ну и Кира провела тут свое детство.

Дочь я нахожу на шезлонге у бассейна. Она лежит в наушниках и с закрытыми глазами. Подхожу к ней, но не тороплюсь обнаруживать свое присутствие. Рассматриваю стройную фигуру, задержавшись на пока еще плоском животе. За грудиной начинает тянуть.

Калиничеву респект. Пришел и сказал, что они с Кирой ждут ребенка. Однако на этом моя благодарность заканчивается. Дочери нельзя рожать. Это ее убьет. В высшей степени безответственно — сделать ей ребенка, и легкомыслие Егора, честно говоря, обескураживает. Как и то, что Кира, осознавая все риски для своего здоровья и жизни, на это пошла.

Наклонившись, зачерпываю воду и брызгаю на шезлонг. Дочь тут же распахивает глаза и садится.

— Папа! — Она снимает наушники. — Ты меня напугал…

— Тогда бы за сердце схватилась. Как всегда делаешь.

— А теперь не хочу, — упрямо заявляет она.

Смотрю на дочь, представляя рядом с ней Лею. Внешне очень похожи. Словно две сестры. Надеюсь, со временем, они подружатся.

— Ты какой-то странный, пап… — смущается Кира, когда я долго не отвожу от нее взгляд.

Так и есть. Нас ждет серьезный разговор.

— Ходить вокруг да около не буду. Да ты и сама знаешь, бесполезно что-то от меня скрывать. Я в курсе твоей беременности и настаиваю на аборте.

Дочь меняется в лице.

— Нет… Ни за что. Нет!

— Кира…

— Я сказала нет! Я люблю Егора, хочу стать его женой и хочу этого ребенка. Если мое сердце остановится в момент родов, значит так тому и быть.

— Ты совершаешь глупость, Кира. Врач говорил…

— Правильно, пап! Говорил. Это прошедшее время. А жить надо настоящим.

— Если плевать на ребенка и себя, то пожалей хотя бы меня. Как мне потом с этим жить? А ребенку, если унаследует твое заболевание?

— Внука или внучку будешь воспитывать. Вместе со мной. Потому что я рожу его или ее и все будет хорошо.

Мне бы оптимизм дочери и ее безрассудство. Хотя безрассудства и своего хватает.

Между нами повисает напряженная пауза.

— Егор сказал тебе о моей беременности?

— Есть свои источники.

— Его бывшая? — зло выплевывает Кира. — Ну конечно она, больше некому! Как же я ее ненавижу! Можно как-то сделать, чтобы она исчезла? Давай закажем ее Леону! Пусть избавится от нее!

Игнорирую слова Киры про моего младшего брата.

— Кстати про Калиничеву. Помнишь тот вечер в ресторане, около двух месяцев назад? Ты рано ушла, сказав, что устала и хочешь отдохнуть.

— Не помню.

— Мы сделку заключили, отмечали небольшой компанией в ресторане на двадцатом этаже…

— Нет.

— Даша тогда за бывшего мужа очень радовалась. Вы на тот момент уже встречались с Егором тайно. Да?

— Сказала же, не помню такого. Что ты меня пытаешь?

Подобное упрямство и бегающие глаза Киры говорят о том, что очень даже помнит.

— Ты что-нибудь из своей гадости химической Калиничевой подмешивала в алкоголь?

— Пап, что ты хочешь от меня услышать?

— Правду.

— Я ничего не делала и к вульгарному поведению этой женщины не имею никакого отношения. Уверена, из-за этого они с Егором и расстались. Он устал терпеть ее сучьи выходки.

— Кира! — Я строго смотрю на нее. — Последний раз спрашиваю. Ты подмешала Дарье что-то в питье?

— Я же сказала, что нет. — Дочь отводит глаза.

— Напомнить, как я отмазал вас с Зубой от статьи? Ты могла бы с ним быть на одной скамье подсудимых.

— Я не виновата, что у одних мозги заточены под цифры и расчеты, а другие сильны в химических формулах, — огрызается Кира. — К тому же, папа, эта история давно в прошлом, ничем таким я сейчас не занимаюсь! А Калиничева шалашовка. Вот Егор с ней и развелся. На мужиков вешается Дарья Александровна. Разве тебе не было противно, что она тебя выбрала мишенью и флиртовала напропалую? А все для чего? Вызвать у Егора эмоции. Но ему на бывшую жену, к счастью, плевать.

— Уверена?

— Уверена!

Понятно. Можно не продолжать этот разговор. Женская ревность — опасное чувство. Еще тогда промелькнула мысль, что Дарья вела себя слишком сексуально и раскрепощенно. Но я списал это на эмоции, эйфорию от заключенного многомиллионного контракта, выпивку на столе. Свое вспыхнувшее желание тем же объяснил, но, когда между нами дошло до секса, мне окончательно снесло крышу.

Трахал Дашу полночи, как подросток, пока не вырубился без сил. Проснулся один. После полудня навалилась куча работы. Потом два перелета. Попытка поговорить с Калиничевой отложилась на неделю, а когда мы пересеклись, она сделала вид, что ничего не произошло. Вела себя официально, по-деловому. Это заинтересовало. Предыдущие любовницы осаждали мой телефон с первых же суток после проведенной вместе ночи. Тут же — обратная реакция и гробовая тишина.

— Я ведь все равно узнаю, — решаю еще раз надавить на дочь.

— Как? — нахально усмехается Кира. — А даже если и подмешала, что ты мне, беременной, сделаешь? Только тронь, папа, и скандал будет обеспечен. От ребенка я не избавлюсь, к суррогатной матери не обращусь. Достаточно того, что меня родная бросила. А я не брошу. Никогда. Смирись с этим. К тому же ты сам отец и вон как надо мной трясешься. Если аборт для тебя так просто, то возьми и убей меня. Сможешь?

Трясет меня и впрямь жутко. Никогда до этой минуты не злился на Киру так отчаянно. Возможно, прав был Бурман. Неблагодарное это дело — растить детей, хоть родных, хоть приемных. Проблем и без того невпроворот, теперь еще переживай за состояние дочери.

— Завтра к Вайлис поедешь. На полное обследование, — чеканю я.

— За этим и прилетела. Нервы, знаешь ли, не железные. Но я верю, что все получится. А если веришь, то так оно и будет.

— Постой… — Мозг скрежещет. — А Егор в курсе твоего диагноза?

— Думаешь, он бы позволил случиться беременности, зная, что я могу не выносить нашего ребенка? Ты вон на аборт отправляешь, и он тоже пошлет. Но я не собираюсь признаваться ему, что больна. Если Егор узнает, ты будешь первым, на кого я подумаю. И никогда тебя за это не прощу, понял?

Раздражением ошпаривает, словно кипятком. Хочется прочитать нотацию, что в двадцать лет убить себя из-за ребенка — безумная затея, но сам я что делал в этом возрасте?

Так что спокойствие, Зен. Хотя какое, к черту, спокойствие, когда собственная дочь ломает свою жизнь! Причем умышленно. А заодно и мою.

Загрузка...