Они никому не стали говорить о своем решении. Причем воспротивилась именно Катя, став неожиданно суеверной. Ни к чему рассказывать всем. Это только их семейное дело, о котором даже Кириллу пока не сказали. Катя боялась. Вдруг не выйдет. Вдруг не получится. Эко - не панацея, в конце концов. Существует вероятность...Не всегда все с первого раза получается.
Об этом она старалась не думать и всеми силами гнала вертевшуюся в голове табличку с процентами прочь.
Зачем заранее обнадеживать себя и других? Вот и Катерина думала, что незачем.
Но не говорили никому. Даже Наташе Катя не сказала ничего, хотя та была ей если не подругой, то самым близким человеком из знакомых.
В доме повисла атмосфера ожидания, неотвратимо приближающегося изменения.
Девушка даже порадовалась, что ее уволили. Иначе она ничего бы не успела. Нужно было сдать много анализов, пройти обследования - и ей, и Мише. Это требовало много времени, и, насколько она знала, у Подольского в офисе стали роптать и сплетничать по поводу частого отсутствия начальника.
Подольский бросил курить, на время, конечно. Пачка сигарет медленно перекочевала на дальнюю полку кухонного шкафа.
- Кать, а почему ты раньше этой процедурой не воспользовалась?
Они сидели в просторном светлом холле и ждали появления врача, который должен был проинструктировать их дальше и направить в другой кабинет.
Катя пожала плечами и меланхолично замотала ногой в воздухе.
- Не знаю. Раньше ее как-то не было. Нет, была, но не так популярна. Я о своем бесплодии очень рано узнала, больше десяти лет назад. Какое раньше Эко? Да если и было, то не в России. Раньше этот диагноз был окончательным.
- Ну а потом? Ты разве не хотела детей?
- Хотела.
- И что помешало?
- Много чего.
Миша заерзал, поглядел мельком на часы, висящие на противоположной стене, и спиной прислонился к стене.
- Например?
Она уже давно перестала от него что-то скрывать, правда, о прошлой жизни оба старались не разговаривать. Нет, не специально избегали разговоров на эту тему, просто так получалось. Их настоящее было настолько полным и ярким, что места для прошлого не оставалось.
- Это дорого, - загибая пальцы, начала перечислять Катя. - Я одна бы не потянула. Это требует времени и сил, которых у меня тоже не было. И как ты себе все представляешь? Я много работала, у меня на руках был маленький Кирилл, а в сад мы его не оформили. В один год умерли мама и брат. Да и раньше...
Девушка запнулась на мыслях о Митьке. Мише она никогда не рассказывала о нем, да и зачем? Бывшие на то и бывшие, что остаются в прошлом. Но все-таки ее бывший сыграл в ее жизни не последнюю роль. Благодаря ему Катя стала такой, какой стала. Хорошо это или плохо - другой вопрос, но отрицать сей факт бессмысленно.
- Что раньше? - мужчина, как всегда тонко, чувствовал ее малейшую неуверенность или колебания. Вот и сейчас едва заметную паузу не оставил без внимания. Придвинулся ближе, наклонился вперед и пытливо вгляделся в ее лицо. - Что было раньше?
- Мой бывший не так спокойно относился к моему бесплодию как ты.
Подольский заскрипел зубами.
- Муж?
Катя в ужасе округлила глаза.
- Ты что?! Нет, слава богу. Хватило ума вовремя уйти. Но мы прожили вместе много лет в гражданском браке, и свадьба была лишь вопросом времени. Митя и его семья были...консервативными людьми, скажем так. И его маму расстраивал тот факт, что я не смогу подарить ее сыну детей, а ей - внуков.
Правильно говорят - что ни делается, все к лучшему. Сейчас она со страхом думала о том, что когда-то всерьез планировала связать свою жизнь с Митей. Он со своей многочисленной, перешептывающейся за ее спиной семьей просто-напросто сжег бы ее дотла, превратив в бесчувственный манекен.
- Он тебя бросил из-за того что ты не могла забеременеть?
- Нет, Митька об этом давно узнал. Я почти сразу рассказала. Он, конечно, заверил меня, что все нормально, люди и так живут, но чуть что - попрекал сразу. Мне после универа предлагали в аспирантуру пойти. Ты представляешь, да? - она горько рассмеялась, вспомнив их тогдашний разговор. - Я и аспирантура. Была бы сейчас преподавателем. В общем...Митька сам не поступил в аспирантуру, хотя собирался, а тут я. Он тогда первый раз мне в вину поставил, что ради меня жертвует многим. Так и сказал. В итоге я даже документы подавать не стала. Потом в мелочах каких-то задевал, да еще мама его...
- Ты сама ушла?
Если можно так сказать...
- Нет. Но на улице оказалась сама. Когда брат умер, Кирилл стал со мной жить. А Митьке чужой ребенок, мешающийся под ногами и требующий внимания, на фиг не нужен был. Там все так закрутилось, что в итоге я сама ушла.
Подольский, слава богу, требовать подробностей не стал, да и Катя не горела желанием вспоминать свое собственное поведение. И унижение, если на то пошло. Правда, мама тогда еще была жива. Было куда пойти. Помнится, та даже спрашивать ни о чем не стала, увидев ее в мятой, порванной одежде с всхлипывающим ребенком в одной руке и сумкой в другой. Молча посторонилась и пропустила в дом. Митькино имя в их доме никогда больше не произносилось.
- И какое мне Эко, Миш, тогда? Я о нем и не думала толком, пока ты не предложил.
К ним подошел врач, приветственно кивнув, и начал их инструктировать. Стало не до ностальгии и воспоминаний. Правда, дома Мишка весь вечер ходил странно задумчивый и молчаливый. Отстраненный даже, и все его действия производились на автомате. Девушка не стала его трогать, обходила десятой дорогой и давала время подумать.
Мысленно зареклась о Мите больше не вспоминать и не говорить. Он прошлое, а Мишка - настоящее, родное и любимое.
Через несколько дней Подольский предложил расписаться. Совсем неромантично, без цветов и вставания на колени. Подошел и проникновенно так заявил:
- Через три дня поедем в ЗАГС.
Стоит сказать, что через четыре - наступал день-Х, решающий день в ее жизни.
- Миша, ты такой романтичный, - сдерживая рвущийся наружу смех, Катя картинно прижала руки к груди и закатила глаза. - Столько нежности, романтики, такта, в конце концов!
Он угрюмо насупился и навис над ней темной скалой.
- Издеваешься?
- Что ты, дорогой! Это так мило.
- Ну извини! - широко развел руками Подольский. - Как-то опыта не было. Но если ты хочешь, я могу пойти потренироваться. Лет через пять, натренировавшись, вернусь. И уж тогда...
Катя сразу улыбаться перестала, посерьезнела и за рукав мужчину поближе к себе дернула.
- Петросян Задорнович Жванецкий! Не смешно, между прочим!
А у самой внутри все дрожало от радости, неожиданности и возбуждения. Не каждый день тебя замуж зовут, пусть так коряво, криво, но главное, от чистого сердца и с любовью. А ее истеричный смех - следствие испуга и стресса. Ведь предложение - это стресс, а Катя на стресс всегда неадекватно реагирует.
- Ты сама не ерничай! - он попытался поставить ее на место. - Я, между прочим, тоже волнуюсь. Это ответственный шаг.
- Иди сюда, ответственный мой шаг, - Катя пальцами зарылась в темные волосы и потянулась к резко очерченным губам. - Ты хорошо подумал?
Мишка со смешком выдохнул ей в губы.
- Вообще-то по всем законам жанра должна думать ты.
- Да?
- Это ответ? - вопросом на вопрос ответил мужчина и дразняще изогнул бровь.
- Я думаю, - весомо заметила Катя. - Это ответственный шаг.
Он не дал ей продолжить мысль. Скользнул по пересохшим губам, очерчивая их языком, и проник в рот, обжигая собственной решимостью и присущим только ему огнем.
Через минуту она отстранилась, тяжело дыша.
- Убедил.
По его лицу ясно читалось, что в своей "победе" он ни секунды не сомневался. Впрочем, как и Катя.
Опять же, никого приглашать не стали, если честно, вообще обошлись без празднества и гостей. У Кати из родственников никого не было, друзей как таковых тоже. Она, конечно, поинтересовалась у Мишки о его родителях и друзьях, на что получила лаконичный ответ:
- Никого не будет.
- Почему?
Конечно, ее не могло это не удивить. У Мишки было много друзей, она точно знала. Некоторые по работе, некоторые просто знакомые, с которыми он сохранил хорошие, доверительные отношения. Только насчет его семьи она ничего не знала. В доме никаких фотографий и фоторамок, когда Катя въехала, не было. Сейчас появились, конечно, но на них они с Кириллом, а не Мишкины родители. Напрямую ей как-то неудобно было спрашивать. Захочет - сам расскажет. Но сейчас это было очень важно и актуально.
- Потому что, - так же кратко.
- Друзья?
- Если хочешь, можем потом устроить отдельный банкет.
- Хорошо. А родители?
Подольский странно замялся и отвел глаза, словно чего-то стесняясь. Она почти ощутила, как он закрывается и отдаляется от нее. Но Катя не собиралась ему позволять себя отталкивать. В конце концов, она ему все рассказывала.
- Миш, - скользящей походкой подошла к его столу. На столешницу оперлась, отодвинув бумаги, и придвинулась ближе. Мужчина неохотно поднял на нее глаза. - Я просто спросила. Что такого страшного?
- Ничего. Их нет.
- Совсем? Ой, прости. Я имела в виду...
- Я понял, - он досадливо нахмурился и щелчком ногтя оттолкнул ручку. - Их совсем нет. Я в детдоме рос, так что...
Невооруженным глазом видно, что говорить о своем детстве ему было неудобно и даже стыдно. Особенно стыдно, хотя здесь всего лишь одна она, и Мишке нечего стыдиться. Разве он виноват в чем-то? Но насиловать и мучить Катя его не стала. На коленях у него устроилась, и подбородок на плечо положила, мазнув по щетинистой щеке отросшими прядями.
- Ну и ладно. У тебя мы есть. Я, Кирилл. Скоро еще кто-нибудь появится, - неудача в их доме не обсуждалась. И возможности такой не допускалось. - Это много.
Он ей в волосы выдохнул.
- Много.
- А я о чем?
Хоть Миша их и впустил в свою жизнь, сам раскрывался крайне неохотно, как будто через силу, себя превозмогая. Катерина особо на него не давила. У него все так быстро поменялось, такая карусель, не хуже, чем у нее. Но главное, Мишка ей верил и понемногу, медленно, но подпускал к себе, давая понять и мотивы, и поступки.
В четверг они без шума расписались и довольные вернулись домой. Относительно довольные.
Катя на документы смотрела, на свою новую фамилию, и внутри себя выискивала хоть что-то....что изменилось. Все так носятся с этой свадьбой. И она когда-то носилась. Загадывала и белое платье, и трехъярусный торт, и то, как букет кидать будет. От одних разговоров об "этом дне" внутренне загоралась и испытывала эмоциональный подъем.
Перевела взгляд на правую руку, на которой поблескивало колечко. Разницы только - кольцо да фамилия.
- Миш?
- У? - подал он голос, не поворачивая голову.
- Ты что-нибудь чувствуешь?
- Что ты имеешь в виду?
- Не знаю. Например, что в твоей жизни начался новый важный этап, - пафосно и торжественно произнесла Катя, но почти сразу сбилась на обычный тон. - Ну что, чувствуешь?
Мишка к себе старательно прислушивался.
- Чувствую, - наконец, кивнул он. - Есть охота. Мы с утра так и не поели.
Самое интересное - ей тоже хотелось есть. А "новый важный этап жизни" так и не появлялся.
Кате аж взгрустнулось.
- Кать, расслабься ты, - посоветовал Миша, выруливая к дому. - Что может измениться из-за жалкого штампа? Я тебя как любил, так и люблю. Штамп на это не влияет.
- Да? - на всякий случай недоверчиво склонила голову набок.
- Да, - он утвердительно кивнул. - Не забивай себе голову всякой ерундой.
Как ни странно, такие нехитрые слова ее успокоили. Вернули душевное равновесие, которое после свадьбы никак не хотело возвращаться назад. И наверное, не сами слова ее успокоили, а то ощущение понимания и единства, которое возникало после разговора с Мишкой. Он ее понимал и чувствовал, как никто. Все ее страхи и сомнения. Поэтому всегда точно знал, что и как сказать, чтобы ее успокоить.
На следующий день должна была состояться...всё. Брачную ночь пришлось отложить. Да и не до нее было как-то. Все хорошо вроде и замечательно, но от волнения и назойливого страха Катя никак не могла отвертеться и убежать. Даже вот тарелку разбила.
- К счастью, - прокомментировал Миша и отодвинул ее в сторону, осторожно убирая мелкие осколки.
- Вторую тогда разбить, что ли? - чуть нервно предложила девушка.
- Это уже умышленно получится. Поэтому не считается.
- Я не могу, Миш, - призналась, наконец, Катя, не в силах держать все в себе. Ноги стали ватными, да еще и затошнило от волнения, неприятно скручивая живот в узел. Она поспешила на стул опуститься. - Я боюсь. А вдруг не выйдет ничего? Что тогда будет? Я не знаю.
Он тяжело вздохнул, рядом присел и ее маленькие горячие ладони сжал своими.
- Прекрати так думать. Слышала, что мысли материальны?
- Слова, - поправила она его.
- Нет. Мысли. Ты не думай о плохом, о том, что не получится. Не накручивай себя еще сильнее. Если будешь так волноваться, то только хуже станет. Так?
Она пожала плечами.
- Я не могу не бояться, - Катя понизила голос, словно боялась, что ее слова кто-то подслушает. - Я не вынесу, если ничего не выйдет. Миш, я не выдержу снова все терять. Еще одна неоправданная надежда меня просто убьет. Я не хочу.
У нее была надежда когда-то. В первые годы после того как объявили о ее бесплодии. Врачи ошибаются, природа ошибается. Есть же чудеса. И та женщина, о которой рассказывала ей гинеколог. Та, которая сама смогла забеременеть с таким диагнозом. И пусть это было неприкрытое вранье, оно возродило в ней надежду, которую приходилось вырывать с болью и кровью из сердца, чтобы жить дальше.
Сейчас у Кати снова появилась надежда - из-за одного неосторожного слова. Вопроса, к которому она оказалась неготовой, и не стала бы готовой никогда. И если завтра в ней снова убьют въедавшуюся, проникающую внутрь как опасный яд надежду, то она умрет.
Не физически. Нет. Сколько по улицам ходит тел - живых снаружи и мертвых, сгнивших внутри? Вот и Катя станет такой же. Гнилой, мертвой, пахнущей трупом. Телом.
Тогда, несколько лет назад, ее спас Кирилл. Действительно спас, перетянув на себя всю ее нерастраченную любовь и нежность, которые рвались из нее, хотели быть растраченными. Она затопила маленького ребенка своей любовью, и пусть, возможно, это было неправильно и неверно, Кате нужно было любить. Физически необходимо.
А сейчас у нее был ребенок. Жил в ее сердце, в голове, занимая все мысли. Пусть пока он не родился, его пока еще нет внутри нее, но он был. А если завтра ничего не получится, ее ребенок умрет. Тихо, спокойно и ни для кого не заметно. Никому, кроме нее. Ее ребенок умрет. Сколько матерей может вынести смерть своего малыша?
Подольский резко дернул ее, заставив повернуться и посмотреть ему в глаза. От него волнами исходило напряжение, которое кололо кожу, но сейчас было не до этого.
- Ты мне веришь? - серьезно поинтересовался Миша.
- Да.
- У тебя все получится. Все будет хорошо.
- Ты не бог, чтобы точно знать.
- Ты мне веришь? - еще раз повторил он с нажимом.
- Миш, причем тут...
Руки мертвой хваткой сжались на ее плечах.
- Ты. Мне. Веришь?
Она сдалась. Внутренне сдулась, оставив все на волю случая. Почти перегорела. Такое бывает, когда эмоций становится слишком много. И если так происходит, организм отключается, чтобы выполнить перезагрузку. Система не выдерживает. Ее система тоже не выдержала.
- Верю.
- Значит завтра все получится. По-другому и быть не может. Ясно?
- Ясно, - вздохнула Катя и позволила себе прижаться к Мишке.
Он ни разу ее не осудил за слабость или за то, что его изводит. А ведь изводила, наверное. Да и как иначе? Но Мишка терпеливо сносил ее поведение. Возможно, понимал, что ее мучает и не дает покоя.
- А теперь спать. Перед завтрашним днем надо выспаться, - приказал Миша тоном, не терпящим возражений. Поднял ее со стула и подтолкнул в сторону спальни, идя следом. - Тяжелый день, как-никак.
Да, тяжелый. Но сейчас Катя ничего не чувствовала. Может быть, только усталость. Совсем чуть-чуть. Но стоило тяжелой голове коснуться мягкой подушки, и девушка в секунду уснула тяжелым и беспокойным сном.
***
Как ни странно, она еле проснулась. Чуть не проспала, хотя искренне предполагала, что перед таким ответственным шагом уснуть не получится. Ан нет. Мишке пришлось ее с боем поднимать.
Весь путь до репродуктивного центра прошел как в тумане. Она молчала, не говорила почти, Миша ее не трогал, только косился подозрительно. Это уже, когда приехали туда и зашли в кабинет гинеколога, Катю страшно затрясло, и она со всей силы вцепилась в локоть мужа, не в состоянии разжать пальцы.
- Все нормально, Катюш, - шептал Мишка в ее волосы и гладил по голове. - Я здесь. Все будет хорошо.
Наверное то, что Мишка был рядом, ее в какой-то степени сдерживало. Ведь если ничего не получится, то Катя не останется одна, ее муж вот он, сидит в несколько сантиметрах от нее. И в конце концов, он Подольский. А значит, у него все под контролем. Он вон какой спокойный. Он всегда все знает. Если что-то не так пойдет, Подольский что-нибудь придумает. А как же. Это же Подольский.
- Ну что, мамочка, вставайте, - пышная ухоженная женщина потрепала ее по плечу и ободряюще улыбнулась. - Все.
- Все? - недоверчиво переспросила Катя и вопросительно поглядела на Мишку.
Тот кивнул, сам как-то неверяще, неуверенно улыбался, но был доволен. Девушка разжала онемевшие пальцы, мельком окинула оставленный на руке мужа след от ее хватки и неуверенно встала.
- С первого раза все получилось? Да?
- Да, девушка, все с первого раза удалось. Поздравляю.
Катя старательно к себе прислушивалась и не могла поверить. Она мама. Внутри нее растет - или будет расти - маленький ребенок. Их с Мишей. Она положила обе руки на плоский живот и слегка растопырила пальцы. Конечно, сейчас ничего такого не будет, но в ней...маленькая жизнь.
Она медленно подняла глаза на мужа и подарила ему дрожащую улыбку. Еле сдерживаясь, чтобы позорно не разреветься прямо здесь.
Михаил попрощался за них двоих с врачом, вывел Катю в коридор и почти сразу же полетел к машине. Катя за ним шла как на буксире, иногда приходилось даже переходить на бег.
Домой тоже ехали быстро и молча. Она не знала, о чем думал Подольский, сама же Катя развела полы легкого тонкого кардигана и положила руки на живот.
Это не сказка. И не выдумка. Это чудо.
Уже у дома, припарковав машину, они повернулись друг к другу, и Катя с коротким смешком сказала:
- А ты скоро станешь папой, Миш.
- Да ты что?
- Да. А я мамой.
- Ты уже мама.
Она изумленно распахнула глаза на такое заявление, но спросить ничего не успела - муж вышел из машины, обошел ее и открыл дверь.