Энди сидела в уютном ресторанчике напротив Гейла и не могла отвести глаз от причудливого деревца, состоящего из одних огоньков, которое было подвешено над барной стойкой. Кроме них в ресторане была еще компания из шести человек и одна пожилая пара. На миниатюрной сцене играл одинокий саксофонист, его чарующая музыка успокаивала Энди: вечер подходил к концу, и она одновременно боялась и ждала того момента, когда они вернуться в отель. Больше, конечно, боялась.
С того момента, как профессор покинул номер, Энди, прежде чем отправиться в Центральный парк, справилась у менеджера Альберта, где она поблизости может найти дешевый книжный магазин, и отправилась туда за Сэлинджером.
Она видела Нью-Йорк при посадке и Центральный парк выделялся на нём огромным зеленым пятном. Туда она и решила отправиться в первую очередь и каким приятным совпадением оказался тот факт, что их гостиница оказалась поблизости.
Андреа всегда любила природу и живые растения: до того как она переехала в Бостон у неё не было возможности наслаждаться чем-то подобным. Всю юность она провела в мастерской опекуна и видела лишь одни железяки, а потом она вдоволь насмотрелась на пустыню в Неваде. Казалось, она могла часами гулять по всяким паркам и аллеям и вдыхать свежий воздух.
Пока она бродила по парку, она думала о профессоре Фрилинге. Он не переставал её удивлять и чем больше она с ним виделась, тем загадочнее тот становился.
Надо было быть идиоткой, чтобы не понять, что Гейл был при деньгах и сегодня она убедилась, что при больших. Но откуда они у него были? Да, конечно, профессора в университетах зарабатывали неплохо, учитывая, что он был еще независимым консультантом по профессиональной этике и мог получать хорошие деньги от фирм. Но что-то подсказывало ей, что он был из богатой семьи, плюс он упоминал сегодня в самолете что-то о семейном деле.
Но если у его семьи есть какой-то бизнес, то зачем он пошел в преподаватели?
Мужчина удовлетворил её любопытство за ужином:
— Моей семье принадлежит инвестиционная фирма, которую основал мой дедушка. Я являюсь одним из контролирующих акционеров, а моя мать заседает во главе совета директоров. Сегодня было как раз одно из таких заседаний, но моя мать не смогла приехать. Она знала, что я буду в Нью-Йорке, тут у нас один из главных офисов, и попросила меня прийти вместо неё, хотя все это время была с нами на связи по телефону. — Последнюю фразу мужчина проговорил с усмешкой.
— Но если она была на связи, зачем тогда ты? — Удивленно спросила Андреа.
— Потому что она всё надеется, что я оставлю преподавательское поприще и сяду в её кресло. — Весело проговорил мужчина, ему видимо доставлял удовольствие тот факт, что он делал все по своему.
— Я могу у тебя кое-что спросить? — Робко начала Энди и, получив утвердительный кивок, продолжила, — Почему ты просто не продолжил семейное дело, а стал преподавателем?
Гейл помолчал некоторое время, взвешивая свой ответ: он не хотел раскрывать ей всю правду о себе. Сам тот факт, что он рассказал о существовании компании уже беспокоил его: ему не хотелось, чтобы Энди оценивала его как денежный мешок. Он планировал рассказать ей об этом позже, но из-за прихоти матери пришлось объясняться с ней сейчас. Хорошо, что не пришлось рассказывать, что его мать еще и сенатор и по этой причине жаждет, чтобы её сын занял место главы совета директоров вместо неё, а она могла бы и дальше писать свои законы. Она любила политику больше всего на свете, но и не хотела отдавать семейное дело в руки кому попало.
Он решил быть честным со своей девушкой и наконец ответил:
— Хотелось добиться всего самому. Чтобы люди ценили меня за мои поступки, а не за мое происхождение. Я ведь не выбирал в какой семье родиться, как и никто, в принципе. Я с детства был очень любознательным, любил читать. Книги побуждали меня задумываться, для чего мы живем. Мой дядя, когда навещал нас, постоянно рассказывал мне факты из истории. Он казался мне таким умным и всезнающим, я хотел быть как он. — Последнюю фразу он произнёс с горечью.
— Как же ты попал в хоккей? — изумлённо спросила Энди. В то как мужчина описывал своё детство не вписывается история с хоккеем.
— Отец отвел, когда мне было четыре года, — спокойно произнес он, — хотел, чтобы я преуспел в спорте. Хоккей очень помог мне в свое время в борьбе с гневом. — Мужчина запнулся, но он уже не мог остановить свой поток слов, — Когда родители разошлись я был очень зол. И вымещал злость на льду. — Заключил он.
Андреа видела, что ему было неприятно говорить об этом и не стала больше спрашивать о его семье. К ней вновь вернулись беспокойные мысли о предстоящей ночи и она перевела взгляд на причудливое деревце.
— Потанцуй со мной, — предложил Гейл, неожиданно вырывая ее из раздумий.
— Потанцевать? — Энди моргнула.
— Да, — мужчина уже поднялся с места, протягивая ей руку. Ей ничего не оставалось как принять ее.
Они подошли к миниатюрной паркетной сцене и профессор встал перед ней, беря ее за талию.
— Но я не умею танцевать, — испуганно прошептала девушка.
— Я тоже, — с улыбкой ответил он, — просто двигайся. Я буду вести.
Саксофонист чуть отступил, давая им больше пространства, и Гейл начал движение. Он двигался грациозно, в его движениях не было скованности, в отличие от нее: она вся напряглась. Мужчина смотрел на неё сверху и из-за освещения казалось, что его глаза искрят.
— Ты прекрасна в этом платье, — тихо сказал он, отчего её щеки порозовели. Она надела новое шифоновое платье песочного цвета с юбкой колокольчиком.
Энди прижалась к нему, сливаясь с его телом и двигалась с ним в такт. Пожилая пара тоже присоединилась к ним на сцене. Старичок смотрел на свою жену с таким обожанием, отчего Энди улыбнулась, думая: «Вот это и есть любовь». Они подмигнули молодежи и отстранились на почтительное расстояние от них, продолжая танцевать.
Вдруг, Энди почувствовала бедром восставшую плоть Фрилинга. Она подняла голову и встретилась с ним взглядом, в котором читалось желание, нервно закусив нижнюю губу.
— Может, вернемся в гостиницу? — голос Гейла стал низким.
Она лишь слабо кивнула ему в ответ. Фрилинг сделал жест официанту, чтобы тот принёс счет.
Мужчина быстро расплатился и они вышли на улицу. Энди вдруг почувствовала, что по ее телу побежали мурашки, но далеко не от холода. Гейл увидел, что она продрогла и набросил на неё свой пиджак. Он заметил такси и свистнул водителю так, что у неё зазвенело в ушах. В машине они ехали молча, Энди мяла края своего платья: ее одолевал страх. Заметив, что она нервничает, мужчина положил свою огромную ладонь на ее голое колено, посылая теплые электрические импульсы через своё прикосновение и предавая свое возбуждение ей.
Энди была уверена, что, если бы не лифтер в гостиничном лифте, то мужчина набросился бы на неё там. Пока они поднимались на свой этаж, Гейл поглаживал её бедро, слегка задрав юбку, так, чтобы лифтер не видел, заставляя её сгорать от желания. Когда дверь их номера наконец-то закрылась за ними, они кинулись в объятия друг друга, лихорадочно целуя куда попало.
Она пыталась освободить мужчину от его рубашки, но от сильного волнения она не могла справиться с пуговицами. Не в силах больше терпеть, Фрилинг одним движением разорвал дорогую рубашку, отчего пуговицы рассыпались по полу. Энди впала в ступор от его действия, но он не дал ей опомниться и подхватил ее на руки, покрывая лицо поцелуями. Девушка сбросила с себя туфли вслед за его рубашкой и сцепила ноги вокруг мужской талии.
Мужчина медленно двинулся с ней в сторону спальни, по дороге сбрасывая обувь.