Найти в себе силы

Массажный салон

Как и следовало ожидать, у салона неклассического массажа не было даже вывески. Заведение представляло собой большую квартиру с множеством комнат. Обстановка в каждой была стандартная: двуспальная кровать, торшер, журнальный столик. Сами девушки с ярким макияжем, в вечерних платьях толпились на просторной кухне.

Лялю встретила хозяйка: весьма привлекательная женщина лет сорока. Маленькие глазки сутенерши с густо накрашенными ресницами блестели так, как не блестят у девчонок в шестнадцать. Только морщины на полноватом лице выдавали возраст. Волосы чуть прикрывали уши и весело вились, спадая прядями вокруг лба. Черный жакет с юбкой скрадывали легкую полноту хозяйки заведения. На лацкане жакета поблескивала брошь в виде цветка. Дама определенно не соответствовала Лялиным представлениям о содержательницах такого рода «салонов». Обворожительно улыбнувшись — сказалась многолетняя тренировка, — она с ходу приступила к делу:

— Вы, я так поняла, Людмила? — Хозяйка оглядела Лялю с головы до ног.

— Да, а Тома здесь? — насторожилась девушка, решив, что в квартире, кроме них, никого нет.

— Да, она тут, — успокоила ее хозяйка. — У нас девочки на кухне сидят, пока клиентов нет. Проходите, поговорим.

Ляля прошла по длинному коридору, миновав несколько дверей. В обезличенной комнате стояла мягкая мебель, диван и журнальный столик. На тумбочке в углу почти беззвучно работал телевизор. Стандартно. Хозяйка вежливо предложила присесть. Начался профессиональный разговор:

— Так вот, Люда. Кстати, меня зовут Татьяной. Здесь солидное заведение, нас посещают только весьма обеспеченные люди. Поэтому и девочки должны соответствовать.

Она вновь окинула Лялю оценивающим взглядом. Та невольно вжалась в спинку дивана: казалось, по ее фигуре прошлись грязной кистью. Но Татьяну реакция девушки волновала мало.

— Вы очень худенькая, честно говоря. Но и на таких спрос есть.

Ляля постаралась отодвинуться еще дальше. Даже не успев раздеться, она уже превратилась в товар. «Что я здесь делаю?! Бежать, бежать и не оглядываться!» Но куда бежать, если ларчик с чудодейственным порошком пуст? Стоило осознать собственное жалкое положение, и все немедленно встало на свои места. Да, она пришла сюда продавать себя. Так тому и быть!

Татьяна внимательно посмотрела на Лялю и неожиданно спросила:

— Людочка, вы когда-нибудь работали в этой сфере?

Сутенерша задала вопрос так, словно проводила собеседование с будущей секретаршей или продавщицей. Лялю чуть не перекосило от отвращения.

— Нет, — выдавила она из себя.

— Как же вы тогда будете работать? — изумилась Татьяна.

— Я… Я не уверена, что вообще стану этим заниматься. Пришла сюда просто посмотреть, — попыталась откреститься Ляля. — Да и потом, я же не девственница, — привела она единственный имевшийся у нее аргумент.

— Хорошо, оставайтесь, — иронично улыбнулась хозяйка. — Присматривайтесь, определяйтесь. Только, прошу вас, не тяните с решением, на ваше место есть и другие кандидатуры…

Татьяна проводила Лялю на кухню, где ее поприветствовала Тома, накрашенная втрое сильнее обычного. Ляля отметила, что ни разу не видела на подруге этого шикарного темного платья с блестками. А может, Томе было стыдно выходить в люди в рабочей «униформе»? Кроме нее, за столом и на табуретках, расставленных хаотично по просторной кухне, расположилось еще человек десять. Накурено было страшно… С непривычки и пяти минут не продержишься. Тома познакомила Лялю с приятельницами, и она на весь день застряла в салоне, наблюдая, как работают девушки, и слушая в перерывах разные байки о заведении и его содержательнице.

Едва клиент входил, как Татьяна тут же радушно встречала его, усаживала в большой комнате, и перед ним выстраивалась вереница девочек. Их оценивали, словно лошадей на рынке, разве что только в зубы не заглядывали. Кто-то молча тыкал в понравившуюся пальцем, кто-то громко и пространно распространялся о достоинствах и недостатках. При этом девушки старались выделиться, насколько позволяла им фантазия. Одна, заводная, большегрудая, сидела на кухне в халатике. Услышав команду Татьяны, она сбрасывала и эту одежку, после чего дефилировала мимо очередного желающего в одном нижнем белье, стараясь бедрами выписывать восьмерку. Другая, внешне немного холодноватая брюнетка, появившись в зале, прямо-таки расцветала. Она улыбалась так, что ослепленный ее улыбкой гость больше ничего не видел. Еще несколько девчонок-хохотушек использовали самый надежный и проверенный метод: заводили коротенький разговор с клиентом, стараясь его рассмешить.

К счастью, унизительная процедура заканчивалась довольно быстро. Клиент указывал на одну из многих, а остальные, раздосадованные своей неудачей, возвращались на кухню и в один голос спрашивали друг друга: «Что только он в ней нашел?» Но уже после скорого звонка в дверь вновь раздавалась команда Татьяны: «Девочки, в гостиную!» — и все начиналось сначала.

В день, когда пришла Ляля, особенно везло смуглой, вертлявой девчонке, которая, заразительно смеясь, неподражаемо стреляла глазками в очередного клиента. Звали ее Лолой. Тома в тот день спросом не пользовалась, а потому, в третий раз вернувшись за стол несолоно хлебавши, зло бросила одной из подруг:

— Сонь, который раз подряд Лолку взяли?

— Третий. Или четвертый.

— Ну все, с нее хватит. Пусть пару часиков здесь посидит.

Остальные девушки согласно закивали и заулыбались. Когда Лола вернулась, косые взгляды коллег объяснили ей все лучше любых слов. Усмехнувшись, она пожала плечами:

— Чего как на врага народа уставились? Ну, день сегодня удачный, подумаешь! — Она демонстративно принялась листать журнал и на следующую «линейку» не вышла.

Как в любом женском коллективе, новенькую поначалу встретили в штыки. Салон все-таки не резиновый. Но, рассмотрев Лялю получше, даже не самые популярные девушки успокоились — не факт, что из нее получится серьезная конкурентка. И после нескольких кружек чая «новобранец» был принят в их компанию. К тому же Ляля была подружкой Томы, которая здесь пользовалась уважением. За вечер она услышала огромное количество историй — веселых и грустных. Однако темы не отличались разнообразием: как правило, девушки рассказывали о постоянных клиентах-толстосумах. Обычно одна из них не могла понять, о ком идет речь. И все остальные тут же начинали описывать самые интимные подробности своей работы. На какой-нибудь пикантной детали забывчивая вспоминала и презрительно протягивала: «A-а, это что был тот…» Второй по популярности была тема чаевых: девушки обсуждали, какими способами легче выколотить из клиентов побольше денег. Каждая старалась придумать историю пожалостливее: на случай, если какой-нибудь чересчур совестливый посетитель салона поинтересуется, как она дошла до жизни такой. Пока девушки наперебой делились секретами «мастерства», Ляля украдкой следила за тем, как распределяются гонорары.

Ей и самой было непонятно, почему она постеснялась спросить Татьяну об оплате. Быть может, стыдно было так откровенно навешивать на себя ценник. Но пришла она сюда за деньгами, а потому пришлось пустить в ход всю свою наблюдательность. Ляля быстро поняла: из суммы, которая взимается с клиента, каждая девушка получает только половину. Остальное идет Татьяне. Причем хозяйка салона плату с гостей берет сама. При желании она могла попросту не выдать гонорар или же уменьшить его, хотя провинности, за которые взимались штрафы, были довольно неопределенными. С Татьяной не спорили, иначе денег не видать как своих ушей. Владелицы заведения девушки немного побаивались: она умела, когда нужно, надавить на чересчур «расшалившуюся» девочку. Могла и без объяснения причин указать на дверь. Обаятельная улыбка заботливой мамочки, намертво приклеенная на лицо Татьяны, сначала ввела Лялю в заблуждение, но Тома быстро открыла ей глаза:

— Видишь вон там, у окна, беленькую девочку?

— Ну? — Ляля обратила внимание на пышечку с круглым личиком, которая выдавливала из маленького аптечного пакетика себе в рот желеобразную жидкость.

— Это дочка Татьяны. Родная.

Ляля от удивления раскрыла рот. Приглядевшись, поняла, что Тома не шутит: разрез глаз, курносый нос, мягкие черты лица девушки неуловимо напоминали хозяйку заведения.

— Хочешь сказать, у нее родная дочь здесь работает?

— Ага. Как все. Под пятьдесят процентов, — порадовалась Тома.

Курносая запила лекарство глотком воды и прижала ладонь к подреберью. Если бы Ляля заметила ее только сейчас, то решила бы, что та проглотила что-то, что сейчас усиленно пытается выбраться наружу. Пухленькой девочке явно было не по себе.

— Сейчас ей мать всю выручку отдает, — продолжила Тома. — В смысле все, что девчонка сама заработает. У девки с желудком какие-то проблемы, операция нужна, а это денег стоит. Вот мамочка и смилостивилась.

Тома закурила тоненькую сигарку, чей аромат напомнил Ляле о запахе спелых вишен.

— Хотя охотников на нее немного. Такими темпами ее в морге оперировать будут.

После этого разговора Ляля старалась общаться с «мамочкой» как можно меньше. Фальшивая любезность Татьяны поначалу могла ввести в заблуждение кого угодно, но сутенерша есть сутенерша — девушки для нее рабочие лошади, а их проблемы ее не волнуют. Дочка тоже, между прочим, койко-место занимает…

Этой ночью Ляля не спала. Ворочаясь в постели, пыталась осмыслить увиденное и решить, как ей жить дальше. Подумать только! Всего полгода назад она о таких вещах знала исключительно по фильмам и книжкам. И никогда бы не поверила, что подобное может случиться и с ней. Изнасилование, наркотики, их с Сергеем семья, состряпанная на скорую руку, вечер в компании проституток… Какой еще сюрприз преподнесет жизнь? Думать об этом не хотелось. Оставалось сделать выбор, а для Ляли он был очевиден: на героин нужны деньги — быстро и много, и иного способа заработать их нет.

Бережно занюхав с утра жалкие остатки порошка, девушка, как обычно, поехала в училище. Родителей она предупредила, что вернется поздно. После занятий воспоминания о перенесенных ломках заставили Лялю снова прийти в квартиру, где вчера она провела почти весь день. Как и следовало ожидать, Татьяна расценила ее возвращение в качестве согласия пополнить стройные ряды работниц салона. Вскоре в квартиру явился очередной гость, и она широким жестом пригласила Лялю встать в позорную шеренгу. В строгом костюме, в котором она всегда ездила на учебу, Ляля выглядела немного странно на фоне разодетых девиц. На макияж времени тоже не осталось. Но она об этом совершенно не жалела. Наоборот, ей мучительно хотелось сжаться, спрятаться, скрыться от ищущего мужского взгляда. Улыбаться не получалось совершенно, Ляля опускала глаза, и ей казалось, что от страха сердце вот-вот выскочит из груди. Девушка тихонько умоляла: «Только не меня! Пожалуйста, только не меня!» Мольбы ее были услышаны: бритый детина, пару раз прошедшийся вдоль шеренги, выбрал хорошенькую Тому. Лялиной радости не было предела. Зайдя на кухню, она облегченно выдохнула:

— Слава Богу, пронесло!

Остальные девушки посмотрели на нее как на ненормальную. Лялина реакция показалась им настолько несуразной, что одна из них даже переспросила:

— Ты чему радуешься?

— От меня отказались!

Девушка подняла брови, пожала плечами и отвернулась. И тут Ляля вдруг поняла: радоваться в общем-то нечего. Силой ее тут никто не держит. Она пришла по собственной воле. Передумать никогда не поздно. Но… Не будет клиента, не будет и денег — то есть героина.

Суровая реальность заставила Лялю изменить свое отношение к «смотринам». В следующий раз она постаралась ослепительно улыбнуться гостю: покрытому испариной, лысеющему очкарику. Вероятно, эта улыбка его и привлекла, а Лялин подчеркнуто строгий костюм среди царивших кругом бархатных платьев подействовал возбуждающе. Как бы там ни было, клиент указал именно на новенькую. Установленная такса была ему известна. Татьяна проводила их в одну из спален. Входя в комнату, Ляля лихорадочно нащупывала в кармане презервативы, выданные заботливой Томой, параллельно припоминая советы подруги: «— Это только в первый раз противно. А вообще ничего — главное, притворись, что ты от него без ума. Он, мол, такой весь из себя супермужчина, каких мало. Дурочка, постарайся, — добавила она, видя недовольное выражение на лице Ляли. — Ведь чаевые будут, а от них Татьяна ничего отщипнуть не сможет».

Все произошло как в замедленном кино. В распоряжении Ляли был час, одну четвертую которого заняло неловкое молчание. Он что-то спросил, она что-то ответила… Закончив изучать обои на противоположной стене, Ляля сделала комплимент погоде, клиент с ней согласился. В остальное время (кроме десяти минут, украденных сексом) в ход пошли анекдоты, случаи из жизни и даже глубокомысленные рассуждения о литературе («колобок» оказался университетским преподавателем). Услышав стандартный вопрос: «Девочка, как же ты здесь оказалась?» — Ляля не меньше получаса распространялась о своих реальных и вымышленных неприятностях, стремясь выжать из клиента слезу. Он внимательно слушал, кивал, сочувствовал, и в какой-то момент Ляле даже показалось, что он искренне интересуется ее проблемами. Однако этот благородный порыв не помешал профессору сделать то, за чем он пришел в заведение. На Лялино счастье, очкарик сам захотел ее раздеть и даже попросил поменьше шевелиться. По всему было видно, что живется ему на свете нелегко: дома пилит жена, на родной кафедре не понимают, дети от рук отбились. Бедняга пыхтел и пускал слюну в подушку, стремясь доказать, что в постели он лев. Лялино молчание было воспринято им как знак покорности и, вероятно, доставило немало удовольствия.

После того как клиент повернулся на бок, Ляля с легкой брезгливостью накинула на плечи пиджачок. Честно говоря, ей казалось, что все будет куда тяжелее. Как выяснилось, это не сложнее, чем с Сергеем, только вот приятные ощущения отсутствуют напрочь. Скучно и противно, но совсем не страшно. Уставившись в затылок собиравшемуся уходить гостю, Ляля вздохнула про себя: «Ах ты, жук! Ты ж у меня первый не по любви. Хоть чуть-чуть чаевых-то отстегни!» Вдруг, к ее изумлению, очкарик полез в карман и протянул довольно крупную купюру. Потом похлопал себя по всем карманам и с чемоданчиком наперевес покинул комнату. Когда он закрыл за собой дверь, Ляля вышла в гостиную. Там ее ждала Татьяна, привычным жестом отсчитавшая положенную зарплату. Ляля посмотрела на купюры, зажатые в руке. Ее терзали угрызения совести, но вид денег успокаивал. На них можно купить кайф. Много кайфа. Остатки терзаний растворились в темноте улицы вместе с клиентом, блеснувшим на прощание лысиной.

Вечером Ляля купила заветный грамм. Все страхи и тревоги последних дней испарились, от переживаний не осталось и следа. Жизнь вновь была прекрасна, но недолго: грамма Ляле теперь хватало только на три дня. Хотя девушка и отказывалась замечать это, все ее существование с некоторых пор зависело от очень простой вещи: есть в доме героин или нет. Зависимость руководила всеми ее действиями, властно указывая, что делать и куда идти. Совершая один безрассудный поступок за другим, она добровольно ступила в заколдованный круг, разорвать который сил не хватало. И это кольцо постепенно сжималось…

Наступил декабрь, приближался Новый год. В салоне Татьяны Ляля стала частым гостем. Отец с матерью не могли понять, что происходит с их замечательной дочерью. В училище Ляля пока была на хорошем счету, но на деле училась все хуже, а дома за инструмент не садилась вообще. Мама укоризненно указывала на покрытое пылью пианино, а отец умолял ее не давить на дочку. Появилась и более серьезная проблема: Алла Николаевна не понимала, где и почему Ляля пропадает до полуночи чуть не каждый день. Сама Ляля всерьез боялась, что рано или поздно родители узнают, чем она занимается.

С помощью Томы Ляля сумела снять квартирку на окраине Москвы — ничего дороже она себе позволить не могла, так как героин съедал почти все заработанное в салоне. Теперь по утрам ей приходилось вставать часа на два раньше, зато про родительский надзор можно было забыть. Папе с мамой она прочитала длинную лекцию о своей самостоятельности, заодно сочинив историю о том, что по вечерам она преподает музыку. Алла Николаевна и Евгений Львович по-прежнему полностью доверяли дочери и, попереживав, поздравили ее с решением начать самостоятельную жизнь. Просили только почаще наведываться домой.

На этот раз Ляля твердо знала, что приложит все усилия, дабы выдержать паузу в общении с родителями, не будет с ними видеться хотя бы недели две. Каждодневное вранье было бы невыносимо, если б не героиновый оптимизм. Лгать любимым родителям тяжело, но правда их убьет, а потому Ляля избрала самый легкий путь — сбежать от проблемы, уйдя из-под родительской опеки.

Зимним вечером она с недовольным лицом сидела на осточертевшей кухне. Посетителям увеселительного заведения больше нравились девушки с пышными формами, и Лялина худоба не пользовалась особым спросом. Время от времени в работе возникал досадный застой, грозивший материальными проблемами. Вчера на нее вообще никто не обратил внимания, сегодня она упустила уже четвертого клиента. Кошелек был пуст, запасы героина таяли, а хозяева квартиры тактично намекали, что ей следует платить хотя бы раз в два месяца. Очередного заказа она ждала с нетерпением, даже собиралась сегодня в салон тщательнее обычного. Секретам «правильной» одежды и макияжа ее научила Тома: конкуренция на работе их дружбу не разрушила.

В коридоре послышалась команда Татьяны, и Ляля привычно осмотрела гостя. У нее уже имелись собственные постоянные клиенты, но этот, увы, к их числу не принадлежал. Пожилой, с бегающим взглядом и противными рыженькими усиками. Зато покрой костюма дорогой — можно рассчитывать на хорошие чаевые…

Ляля пустила в ход самую ослепительную из своих улыбок и… посетитель выбрал именно ее. Татьяна заботливо закрыла за ними скрипучую дверь. Без одежды клиент напомнил Ляле раскормленного хомяка, который к тому же возбужденно пыхтел. Но ее было не до смеха: выполняя привычные обязанности, она мысленно подсчитывала, сколько денег богатый дядя передаст ей из рук в руки. Как хорошо, что хоть эту сумму не придется делить со стервой Татьяной. Отдышавшись, удовлетворенный хомяк стал натягивать брюки и пробурчал: «Спасибо». Ляля мысленно молила: «Побольше, побольше дай! Ну пожалуйста!» Но даже она не ожидала такого щедрого подарка: раскрыв кошелек, клиент обнаружил, что мелочи у него не осталось, и вложил ей в руку тысячную купюру. Счастью Ляли не было предела: вот что значит сильно захотеть! Этот день оказался даже удачнее, чем она думала. Другой парень, одетый в «новорусском» стиле, тоже выбрал ее. Ляля увидела, как надула губки Тома: постоянный клиент уходил на сторону. Поэтому по окончании «сеанса массажа» она извинилась перед подругой и сунула в сумку чаевые. Это не укрылось от вездесущей Томы.

— Он что, тебе еще и на чай дал?!

— Да… А тебе разве не дает?

— Нет! Слушай, пятьдесят «зеленых»! Лол, гляди, Жорик-то спятил!

К ним подошла смуглая Лола:

— Ты не ври! Он ни копейки на чай не оставляет. Любую спроси! Ездит на «мерсе» за сотню тысяч баксов, а сам на спичках экономит. Какие уж чаевые!

Ляля сочла за благо замять тему. Она задумалась. Действительно, клиенты знают, что чаевые они давать не обязаны, но сама она практически ни разу еще из спальни без денег не уходила. Ляля не льстила себе: ей более-менее удавалось имитировать все необходимые звуки и движения, но хорошей проститутки из нее получиться не могло. Быть может, дело в том, что ей всегда мучительно, до боли нужны были деньги?

На следующий день после очередного сеанса Ляля решила провести эксперимент: зажмурилась и мысленно крикнула клиенту: «Дай денег!» На этот раз сумма чаевых выросла раза в три. Результат Лялю испугал, но она тут же принялась себя успокаивать: «Мне же не всегда так платят. На прошлой неделе менеджер Володька ни рубля не дал, хотя обычно щедрый». Прошедшая неделя и впрямь была удачной: наличных хватило даже на покупку дорогого подарка маме, а героином Ляля затарилась аж дней на десять вперед. Сейчас ситуация изменилась. Значит, чтобы получить желаемое, нужны серьезный настрой и мощное стремление к цели.

Лялино умение «выбивать деньгу» постепенно привлекло внимание девушек и даже вошло в легенду. Завистницы качали головой:

— Ну надо же! Опять Людка жадюгу раскрутила!

Более наблюдательные, кто в шутку, а кто всерьез, стремились понять, в чем же, собственно, секрет. И лишь сама Ляля не принимала свои способности всерьез.

Шли дни. Некоторые девушки уходили из салона, не выдержав «расписания» или поругавшись с Татьяной. Найти другую возможность подзаработать в мегаполисе было несложно. Особо глупенькие перебивались уличной проституцией, кто-то парился в банях, ну а сообразительные переходили в разряд индивидуалок. Ляля же потихоньку втянулась в ритм. Пожалуй, она и в самом деле могла бы давать уроки музыки, но зачем? Салон приносил больше, чем могло сулить самое интенсивное репетиторство. Хотя даже самых больших заработков теперь едва хватало на героин.

Места ушедших девочек не пустовали. Приходили новые — как правило, приехавшие из российской глубинки. Одна из провинциалок привлекла Лялино внимание. Высокая, эффектная блондинка лет тридцати… Ее отличали хороший вкус и интеллигентная внешность. В отличие от большинства Лялиных коллег Ксения вовсе не казалась развязной девицей, предпочитала молчать и пустые разговоры, за которыми девчонки коротали время на кухне, игнорировала. Ляля специально старалась почаще беседовать с новенькой и каждый раз поражалась ее эрудиции. Сама-то она давно поняла: все, о чем она говорит, в салоне считают «заумью» — проще говоря, интеллект девушек явно недотягивал до Лялиного. Иное дело Ксения: она легко и остроумно шутила, мудро относилась к жизни и рассказывала интересные вещи. В основном разговоры приходились на перерывы между заказами, и Ляля заметила, что старается как можно быстрее избавиться от очередного клиента, дабы поскорее вернуться к Ксюше и продолжить беседу. Постепенно девушки сдружились, и даже разница в возрасте уже не играла никакой роли. Обе выделялись на фоне хихикающих девиц, за что были сразу объявлены «белыми воронами». Пожалуй, в своей взрослой жизни Ляля впервые обзавелась подругой, с которой было так легко и приятно общаться. Ей даже становилось грустно, если во время очередного «дежурства» в салоне не было Ксении. Интуиция подсказывала Ляле, что Ксюша пришла сюда не по доброй воле. Развитой, красивой, образованной девушке здесь было попросту не место. Однако Ляля не решалась расспрашивать Ксению. В конце концов, у каждого человека могут быть свои тайны.

Историю подруги Ляля узнала чуть позже… однажды она пригласила Ксюшу домой. Посидели, выпили…

— У меня сыну десять лет. Он очень болен — ДЦП.

— ДЦП?

— Детский церебральный паралич. У нас в городишке врачи так себе, вот и переехала в Москву. Понимаешь, одни лекарства стоят столько, сколько мне на честной работе за год не получить. Была секретаршей на фирме, но деньги смешные, и сына оставить не с кем. Такого ни один детсад не возьмет. И врачи говорят: последний шанс — если не лечить, так и останется инвалидом, без всякой надежды. Бедный мой…

— Ой, Ксюха… — Ляля не знала, что сказать. — Ты держись! А отец его как же?

— Отец? — Ксения усмехнулась. — Так я ж замуж совсем девчонкой вышла, не голова — ветер! Думала, жить будем долго и счастливо. Ребенка захотела, а малыш больным родился, ну Игорь и не выдержал. Сначала просто из дома уходил, чтобы кошмара этого не видеть. Потом… Да и что ему было дома делать? Я же только Сашенькой заниматься и могла. Больной или здоровый — но мой сын! В общем, развелись мы. История вышла пренеприятная…

— Ой, Ксюш…

— Да что ты все ойкаешь? — улыбнулась Ксения. — Я и рада, что развелись. Не мужик он оказался, стоило первой трудности появиться… Только за Саню душа болит. Он умненький, хороший мальчик. Слава Богу, не умственно отсталый. Но ходить не может: колясочник… Говорит с трудом. Ложку в руку взять — целая проблема. Но ты бы видела, как он слушает, когда я ему книжки читаю. Все-то ему интересно…

Ксения говорила о сыне с такой болью, что Ляле вдруг стало стыдно за свои «проблемы». Вот уж у кого действительно положение безвыходное, так это у Ксении! В борделе мать жертвует собой ради сына, а зачем продает себя Ляля? Ради очередного грамма героина?

В последнее время в салоне большим спросом пользовались «выездные» услуги. Девочек в таком случае по указанным адресам сопровождала парочка охранников-недоумков. Они доставляли их клиентам и оставались дежурить в машине у подъезда, пока не кончится «сеанс». Поначалу Ляле было страшновато, но, оказывается, ко всему можно привыкнуть. На выезд она частенько отправлялась с Ксюшей, а на обратном пути в машине девчонки увлеченно пересчитывали деньги. У Ляли их всегда почему-то было больше. Ксюша заметила:

— Люд, видно, девочки в салоне правду говорят. У тебя дар, что ли? Ни разу не видела, чтобы тебя без чаевых отпустили.

— Ксюш, какой дар! Везет просто.

— Знаешь, я давно хочу спросить: а чего ты тут сидишь? С такими заработками уже счет в банке можно открывать! Слушай, ты бы не тратила, скопила сколько надо да и бросила салон этот ко всем чертям. Молодая, умная — ну для тебя ли это?

Ляля постаралась уйти от вопроса. Но разговор по душам на Лялиной кухне не заставил себя ждать, и Ксения завела его вновь:

— Люд, что-то я у тебя сейфа с бриллиантами не вижу. Живешь как все, одеваешься скромно. Куда деньги-то деваются?

Ляля молча потупила взгляд. О героине никто в салоне не знал: Тома, к счастью, секрета не выдала, а вскоре и вовсе уехала в другой город.

— Господи, прости меня, я лезу не в свое дело, — опомнившись, прервала неловкое молчание Ксения.

— Ничего страшного, не извиняйся, — успокоила подругу Ляля.

Но ей мучительно хотелось рассказать правду, просто выговориться и, быть может, получить совет. Если не осмелиться и не открыть свою тайну Ксении, то кому она сможет рассказать о наболевшем? Ляля набралась мужества и призналась:

— Понимаешь, Ксюш, дело в том, что я… я… наркоманка. Плотняком сижу на героине.

Ее признание оказалось такой неожиданностью для приятельницы, что та просто опешила. Она долго и внимательно смотрела на Лялю, словно не до конца понимая, о чем идет речь.

— Неужели? — еще раз попыталась уточнить Ксюша.

— Да! Не веришь?

— Я могла бы подумать про кого угодно, но чтобы ты…

— Да, мне и самой порой не верится, — не дала ей закончить Ляля.

— А родители знают? — заглянула Ляле в глаза Ксения.

— Нет, даже ни о чем не догадываются. Они так привыкли мне доверять, что подобное им и в голову не приходит.

— Так они и про панель ничего не знают?

— Боже упаси! — воскликнула Ляля. — Это их убьет.

— С ума сойти! И ты столько времени все скрываешь? А если спросят, откуда деньги на хату?

— Не спросят…

Ляля больше не могла сдерживать себя и, пользуясь удобным случаем, рассказала Ксении все: как начала нюхать героин, как проводила время с Сергеем и как потом пришла в салон. Умолчала лишь про вечер у Сявы — говорить об этом сил не было. Зато рассказала байку, которую сочинила для родных:

— Лапшу навешала про частные уроки музыки. Пусть хоть не переживают, когда меня вечерами дома нет. Только они не совсем дураки, догадываться начали, что на халупу не заработать, даже если весь день за пианино просижу. Теперь говорю им, что бойфренда богатого подцепила, который деньгами помогает и жилье мне оплачивает. Поначалу я с родичами жутко скандалила, а потом успокоились. Жаль папу с мамой. Я у них одна. Живу отдельно, приезжаю раз в год по обещанию. А все проклятый героин.

— Ты не пробовала бросить?

— Пробовала, но каждый раз срываюсь. Знаешь, Ксюш… — Ляля сделала паузу, встала и подошла к окну, чтобы не смотреть подруге в глаза. — Я даже не уверена, что хочу этого.

— Чего?

— Бросить!

Ляля чуть не расплакалась. Ксения подошла к ней и тихонько приобняла ее сзади. Вопросов она больше не задавала. Так девушки и стояли в тишине. Ксюша понимала, что такие признания даются нелегко, а Ляля просто смотрела на медленно падающий снег за окном. Снежинки сливались, их скрывала туманная пелена, но стоило Лялиной слезинке сбежать по щеке, как белые мухи снова начинали кружиться в танце, каждая — сама по себе. За трепещущим белым занавесом Ляля сумела разглядеть озябшую девушку в легком пальтишке, которая спешила куда-то, нарушая тишину вечернего двора снежным хрустом. Неизвестно, почему она так торопилась, к кому семенила тоненькими ножками, но Ляля ей позавидовала.

Когда-то Лялька сама любила сидеть на скамейке во дворе и бездумно смотреть в чужие окна. Где-то там, в случайно выбранном кухонном окошке горит свет, видны веселенькие шторки со сборкой по краю, под потолком — резной абажур. А ты здесь, по другую сторону реальности. И если тебе плохо, то обитателям незнакомой кухни обязательно хорошо. Вдруг в желтом свете появляется силуэт, застывает у окна. Кажется, что тот человек заметил твой взгляд и решил затеять с тобой игру в «гляделки». Но потом становится ясно, что он не может тебя увидеть: ты слишком далеко — за гранью его бытия. Даже непонятно, кто там стоит — мужчина или женщина, но все равно незнакомцу за стеклом лучше и легче, чем тебе. Если бы девчушка, пробежавшая мимо Лялиного дома и растаявшая в белой пелене, обратила внимание на женский силуэт у окна, она вполне могла бы позавидовать той, другой, которая сейчас наслаждается теплом уютного дома и не ведает ни забот, ни проблем. Но увы, Ляля-то знала правду. Ей было до боли обидно за свою идущую под откос жизнь. Жаль папу с мамой. Все случившееся в эти нелепые месяцы вдруг показалось гадким и несправедливым. «Почему именно я? За что?» — мысленно спрашивала себя Ляля.

Неизвестно, сколько бы длилось молчание, если бы его не прервал телефонный звонок. Звонила Алла Николаевна.

— Ляль, может, все-таки заглянешь домой в субботу? Пообедаешь, мы так по тебе соскучились. Я пирожки испеку. Твои любимые, сладкие.

Ляля слушала мамин голос как в первый раз и даже различила в нем тоскливые нотки…

— Конечно, мамочка! Приду, обязательно приду! Мам?

— Да?

— Ты не представляешь, как я соскучилась. Ужас как соскучилась! — На секунду Ляля вновь стала веселой маленькой девочкой, которая, вернувшись домой, первым делом чмокала в щеку маму и папу.

Алла Николаевна обрадовалась, тревога в голосе угасла.

— Вот и отлично! А мы-то как соскучились! Будем ждать!

После разговора на душе стало легче. Мамин голос всегда возвращал Ляле радость. Да и Ксюша, желая развеселить подругу, принялась рассказывать смешные истории. На самом деле не такими уж они были и веселыми, но Ксения обладала редким даром: рассказывать о пережитых неприятностях так, что собеседник буквально умирал со смеху.

— И вот, Людка, пришла я в мастерскую к этому художнику. Натурщицей, значит, работать. Деньги пообещали неплохие, а я, молодая и глупая, тогда была любому заработку рада. Думала, полчаса голышом перед ним постою, от меня не убудет. Захожу — холод зверский, зуб на зуб не попадает. Ничего, думаю, в детстве в проруби купалась, и сейчас, дай Бог, в статую не превращусь. Тут входит этот, понимаешь, недоделанный Леонардо да Винчи. Рожа — в дверной проем не влазит. — Для убедительности Ксюша надула щеки и стала страшно вращать глазами. — Типичный бандит. Да еще и пьяный в стельку. Как он только кисть умудрялся пальцами держать, до сих пор в толк взять не могу. Глазками поросячьими моргает, словно примеривается. Удивлялся, наверное, зачем ему вместо одной двух натурщиц прислали.

Девушки весело захихикали, и Ксюша продолжила:

— Ну, поставил холст и даже минут пять пытался на нем что-то изобразить. Я стою в позе нимфы, ни жива ни мертва. Уговор был такой, чтобы все прелести наружу. Про себя надеюсь, что в приливе вдохновения он на меня особого внимания обращать не станет. Да какой там! Видать, вдохновила я его дальше некуда, вот только не на живопись… Плюнул, кисти в сторону — и ко мне полез. Я на пол спрыгнула, а там стружка, болты какие-то — босыми-то ногами! Но мне не до того: я к двери, только успела на ходу свитер с брюками схватить. А теперь представь себе такую картину: бегу я голышом по этому «храму муз» и ору во все горло, уворачиваясь от поддатого бегемота. Этот гад все ближе, а на помощь никто не торопится. И меня будто ударило что: я к этому придурку повернулась и какую-то бабу гипсовую (в той же мастерской скульпторы работали) с полки ему на ногу толканула. Весила Афродита килограммов десять! Бегемот взвыл, я — пулей на лестницу и вниз. Хорошо, перед выходом затормозила и шмотки на себя натянула, а то бы до самого метро в костюме Евы бежала!

Ляля снова плакала, но уже от смеха.

— Кстати, Людмила, я все время хотела у тебя спросить: как ты это делаешь? — Поняв, что ее вопрос прозвучал не совсем понятно, Ксения его перефразировала: — Помнишь наш разговор на выезде? Так ты и не выяснила, как у тебя получается с мужиков чаевые снимать?

— Ксюш, сама ничего не понимаю.

— Нет, ну должен же быть какой-то секрет? Уж сколько я знаю Жорика, который лыбится вечно, ни разу не видела, чтобы он давал на чай. Колись, у тебя какой-нибудь заговор имеется? — шутливым тоном настаивала Ксения.

— Да какой заговор. Просто… просто мне достаточно очень сильно захотеть.

— И это все?

— И все! Просто говоришь про себя мужику много раз: «Ты должен дать мне чаевые». Только нельзя останавливаться, пока не даст. — И Ляля засмеялась.

— Слушай, — продолжала Ксюша. — Я тут долго над этим думала. А раньше с тобой такого не случалось?

— Нет, никогда, только в салоне началось. Да какой это к черту дар, я тебя умоляю! Вот попробуй, у тебя тоже получится.

Но Ляля говорила не совсем искренне. Чуть позже она припомнила, как легко родители соглашались давать ей деньги, которые потом шли на героин. И «костюмчик», и «курсы» стали серьезным ударом по семейному бюджету. Мама с папой, конечно, ее сильно любят, но уж слишком просто все выходило. А Сергей? Они были едва знакомы, а он тут же согласился ехать с ней за героином, а потом бесплатно делился наркотиком и даже позвал к себе жить… Всякий раз, подстегиваемая воспоминаниями о боли, которую несла ломка, она просила, умоляла людей и обстоятельства работать на нее — и ей действительно везло! Но тут Ляля вспомнила: если она на самом деле способна внушать другим нечто, то почему ей не удалось остановить Сяву? Разве желание не было достаточно сильным? И вообще, убеждать других всегда было нелегко. Ерунда!

Этим вечером девчонки еще долго болтали. Ляля рассказывала про свою семью, про страсть к музыке и о том, как поступала в Гнесинку, мечтая стать пианисткой. Вспомнила и Светку, школу, отличный аттестат. Ксения тоже описала парочку своих «приключений»: на долю этой хрупкой девушки выпало немало испытаний. Но о бесконечной борьбе за здоровье сына, о ссорах с когда-то нежно ее любившим мужем, о бесплодных поисках работы она говорила легко и непринужденно, скорее философски. Ксения не привыкла жалеть себя, и Ляля чувствовала, что ей есть чему поучиться у старшей подруги.

Субботу Ляля провела у родителей. Ей уже давно не было так хорошо, как в этот день с ними. Все трое дружно уминали вкусные пирожки, вспоминали былые радости, рассуждали о Лялином будущем. Ей ужасно захотелось вернуться домой. Ах, если бы можно было все бросить, забыть про вранье, спрятаться под родительское крыло, как когда-то! Но то была лишь минута слабости. Суровая реальность диктовала свои условия: жить вместе с родными было теперь совершенно невозможно. Круг замкнулся, и от ощущения безысходности Ляле захотелось разрыдаться. Кажется, стоит закрыть лицо руками, хорошенько зажмуриться, и все неприятности исчезнут как по мановению волшебной палочки. Но это иллюзия. На самом деле выхода нет…

Приближалась зимняя сессия. Перед Новым годом на информационной доске появился длинный список зачетов и экзаменов, ближайший из которых выпадал уже на первые числа января. За последние месяцы Ляля подходила к инструменту только во время занятий в училище. Клавиши домашнего же фортепиано покрылись толстым слоем пыли. С трудом собрав у подруг конспекты лекций, Ляля охнула. Наверстать пропущенное почти нереально. Она может просто вылететь из Гнесинки… Стоило только Ляле представить, в какой ужас придут родители, как тут же на лбу выступал холодный пот. Начнут докапываться, что произошло. Этого она допустить не могла.

Пополнив запасы очередным граммом, Ляля несколько дней практически не выходила из дома и не появлялась в салоне. Выяснилось: то, что удавалось запомнить под героином, вспоминалось опять-таки только после очередной дозы. Без наркотика память становилась никакой. Значит, перед сессией нужно будет капитально запастись порошком… А пока ей приходилось подолгу сидеть за фортепиано, разучивая пропущенное на уроках. На третий день позвонила Ксения:

— Ты куда пропала, красавица?

— Учусь. Да и деньги пока не очень нужны.

— Слушай, хочешь прикол? Думала при встрече рассказать, но, если не занята, скажу сейчас, прям не терпится!

— А что такое? Рассказывай! — заинтересовалась Ляля.

— Помнишь, ты мне объясняла, как мужиков на бабки раскручиваешь?

— Ну!

— Так вот. Я тогда сидела, на ус мотала. Вчера пришла в салон, ну, меня клиент и выбрал. И я думаю: «Что там Людка говорила? Дай-ка я тоже попробую». Весь заказ, короче, его гипнотизировала, только, видно, жадина редкая попалась, ни фига на него не подействовало. Время уже заканчивается, а он чаевых все не дает. Вот я и подумала: гипнотизеры обычно жертвам в глаза смотрят. И давай ему в глаза пялиться! Он, бедолага, обалдел, назад пятится, понять не может, что это со мной. А я решила давить до последнего. Глаза уже слезятся, а я все колдую. И что ты думаешь? Он мне протягивает кучу денег и говорит, что, мол, сдачи не надо. На всех парах из комнаты вылетел, аж мобильный телефон забыл! Татьяна за ним вдогонку кинулась, чтобы отдать. Вернулась, спрашивает: «Чего это он от тебя как ошпаренный выскочил?» Я, понятное дело, отпираюсь: «Он вообще какой-то странный. Может, с головой непорядок?» А сама думаю: «Это у меня с гипнозом получилось, или он просто испугался?»

От смеха Ляля чуть трубку не уронила…

— Алло, Люда, ты здесь?

— Здесь я, здесь. — Ляля попыталась справиться с собой, но стоило представить глаза перепуганного клиента, как ее начинал душить смех. Отсмеявшись, она все-таки решила ответить на заданный вопрос. — Знаешь, Ксюша, может, у тебя все и получилось. Только ты, пожалуйста, больше не ставь таких экспериментов, а то всю клиентуру разгонишь.

Тут у нее снова началась тихая истерика. Ксения, услышав смех подруги, наверное, увидела ситуацию в новом свете и тоже начала нервно подхихикивать. Потом засмеялась громче, и вскоре девчонки заливались уже в два голоса.

Клизма

Первая в жизни Ляли сессия оказалась не из легких. Даже отличницы-однокурсницы ночами не спали, а уж с Лялиными-то прогулами нужно было сидеть, как говорится, от зари до зари. Нервы сдавали, пальцы срывались с клавиш, и простейшие упражнения не получались. Напряжение нарастало, а непройденных билетов не убывало. Экзамен по нотной грамоте Ляля с трудом вытянула на «удовлетворительно». Помогли письменные работы, сданные несколько месяцев назад, когда она еще и не думала о салоне. Преподаватель горестно поджала губы:

— А так хорошо начинали, Соколова. В следующем семестре советую подтянуться — с такими результатами, боюсь, вы здесь долго не продержитесь.

Взглянув на первую оценку в своей зачетке, Ляля пришла в отчаяние. В школе четверка была для нее трагедией, а пятерки девушка принимала как должное. Теперь ей стало ясно: отличницей в Гнесинке ей не быть. Нотную грамоту она считала легким экзаменом. Что же будет, когда придется сдавать куда более трудные предметы?

Чтобы успокоить расшалившиеся нервы, Ляля стала прибегать к испытанному средству — увеличивать дозы героина и частоту приема. Под кайфом еще можно было заставить себя зубрить билеты, а главное, удавалось уверенно смотреть в глаза экзаменаторам и добиваться нужной троечки.

На истории музыки ей повезло: ночные бдения не пропали даром, так как из трех вопросов Ляля сумела вспомнить ответ на два, а даты жизни композитора удалось украдкой списать из учебника. На теоретических экзаменах было еще легче: Ляля втихаря вытаскивала шпаргалки, надеясь, что преподу лень будет задавать дополнительные вопросы.

Шагая домой, Ляля с наслаждением вдыхала морозный воздух. Не все потеряно! Все-таки удалось ей получить в Гнесинке свое первое «отлично». Дома ее ждал неприятный сюрприз. Ляля залезла в тайник за заветным пакетиком и поняла, что при всем желании порошка хватит максимум на один прием. Деньги еще были — но их можно растянуть дня на три, не больше. Кайф теперь вылетал из головы за несколько часов, а организм требовал все большую дозу. Понятно, что во время экзаменов нечего и думать о вечерней «подработке». Не в перерывах же на кухне за нотами сидеть?

Ляля пришла к выводу: брать надо не количеством, а качеством. Запаслась в ближайшей аптеке шприцами и дома аккуратно развела немного порошка в воде. Она не раз видела, как это делал покойный Сергей, приговаривая, что «так кайфовей». Да и «лекарства» у него таким образом уходило меньше.

Оставалось только перетянуть дрожащую руку ремнем и ввести иглу в вену. Ляля с детства уколы терпеть не могла, да и колоть себя оказалось не так-то просто. Разумеется, с первого раза вену найти не удалось. Закусив губу, Ляля постаралась не обращать внимания на боль и пробовала снова и снова. Сдалась она только тогда, когда вся рука была в крови, а перетянутый локоть ныл, словно у нее уже началась ломка. Однако через час последовала еще одна попытка — на этот раз куда более удачная. Только тут Ляля поняла, что имел в виду Сережа: все тело охватила давно забытая теплота, вернулось то самое острое наслаждение, с которого некогда началось ее пристрастие к героину. Нюхая порошок, она уже давно ничего особенного не ощущала, Просто чувствовала: нужна добавка, а то через пару часов станет очень плохо. Про приятные ощущения давно пришлось забыть. Но тут… Это стоило израненной руки, ради такого можно было тыкать в себя иглой хоть целый день.

После еще двух-трех инъекций Ляля научилась находить вены мастерски. Сессия закончилась, появились деньги, но от шприца она отказываться и не думала. Девушка перешла на последнюю ступень зависимости, откуда героиновая «лестница» прямиком ведет на тот свет.

В конце февраля отмечали Лялин день рождения. Совершеннолетие — это не шутка. Мысли о том, что она может запросто завалить сессию, праздник не испортили. Главное, удалось остаться в институте, а до следующих экзаменов еще полгода. Отмечали на полную катушку: сначала дома, с папой и мамой, потом в баре — с подругами. Ляля пригласила самых близких: пару школьных приятельниц, трех девчонок из Гнесинки и, разумеется, Свету с Ксюшей. Им она продемонстрировала родительский подарок: изящный золотой браслет, звеньями которого служили крошечные сердечки. Расходились под утро: пьяные, довольные встречей и влюбленные друг в друга.

На следующий день праздник продолжился на кухне массажного салона, Ляля угощала девочек. Ксюша не пришла: видно, отходила дома после вчерашнего. Ляля обратила внимание на очередную партию новеньких «массажисток». Взгляд привлекла смешливая девушка чуть старше Ляли с иссиня-черными вьющимися волосами. Немосковский выговор и простоватое платьице выдавали провинциалку. Как потом выяснилось, приехала она в Москву с Украины в поисках лучшей жизни. Москвички тихонько посмеивались над ней, однако было в этой девочке что-то непередаваемо естественное, ненаигранное. Лялю покорили простота ее поведения без тени жеманства, открытость, дружелюбие, и она подошла познакомиться с новенькой:

— Привет, я Людмила! А тебя как?

— Даша… — Новая девочка протянула ей руку. Рукопожатия у женщин как-то не приняты, поэтому Ляля на мгновение растерялась, но в конце концов сообразила, что от нее требуется, и крепко пожала руку девушки. — У вас сегодня день рождения? Поздравляю!

— Вообще-то он вчера был, сегодня просто догуливаем, — уточнила Ляля.

— М-гм, будем водку пить и безобразие нарушать. — И Даша неожиданно захохотала, так громко и заразительно, что Ляля присоединилась к ней.

Именно Дашино умение все обращать в шутку быстро сделало ее душой компании. Обычно симпатичных конкуренток здесь не жаловали, но для Даши сделали исключение. Девушки говорили, что Дарье надо было в театральный поступать. Мол, даже если из нее спортивного комментатора сделают, зрители от смеха животы надорвут. А уж если идти на эстраду, то комиком… Даша и правда знала сотни анекдотов и не просто рассказывала, а показывала их в лицах.

В ту ночь Ляля осталась в салоне. Проснулась раньше всех и наблюдала не самую интересную картину: девчонки с жуткого похмелья выползали из спален и трясущимися руками нащупывали пакеты сока — по закону подлости в них не осталось ни капли жидкости. Потом, как на водопой, тащились в ванную, вслух жалуясь на свою несчастную судьбу. Кто-то даже проклинал день, когда появился на свет. Подобные сцены давно стали привычной частью всех больших и малых праздников: большинство девушек лихо закладывало за воротник. Главное — с утра до прихода хозяйки привести себя и салон в порядок. Но быть к десяти утра как огурчик, при том что лечь посчастливилось лишь в пятом часу, удавалось только особо одаренным. Тех, кого Татьяна заставала в «разобранном» виде, она обещала выгнать ко всем чертям.

Одной из последних появилась Даша. Проходя мимо зеркала, она посмотрела на себя и произнесла сакраментальную фразу, надолго вошедшую в историю салона:

— Б… рожа як у клизмы!

С этого момента к ней надолго прилипла кличка Клизма. Саму Дарью такое прозвище, естественно, не вдохновляло. Но сколько она ни просила девушек его не употреблять, словечко нет-нет да и проскакивало в разговорах. Уж очень хорошо оно соответствовало насмешливой Дашке.

Воскресный день в салоне выдался на удивление тихим. Хорошо хоть, что с появлением Дарьи ожидание не было таким скучным и монотонным. За все утро зашла еще пара клиентов, а выездов и вовсе не намечалось. Девчонки занимались кто чем. Темненькая Лола сосредоточенно делала себе какой-то необыкновенный маникюр. Две девчонки-белоруски ходили из спальни в спальню просто от нечего делать. Остальные сидели на кухне, курили и сетовали на отсутствие денег. Татьяна нервно вышагивала по комнате. Разумеется, она прекрасно знала, что и в ее деле, как в любом бизнесе, бывают спады и подъемы, но даже небольшой застой ее раздражал. Девочки хихикали на безопасном расстоянии:

— Посмотрите на нашу жадину! Подсчитывает, сколько копеечек потеряет… за каждую секунду.

Ляля вышла в коридор, откуда с неприязнью наблюдала за сутенершей. Тут на кухне раздался взрыв смеха — это Дарья начала травить анекдоты:

— Приходит парень в аптеку и сдает презервативы, которые там же и купил. «Они у вас рвутся!» — говорит он продавщице. И тут же старичок из очереди, возмущенно: «Да, да, напишите им жалобу! И отметьте — они не только рвутся, но и гнутся!»

Отсмеявшись, девушки стали требовать еще. Даша продолжила:

— Один старый еврей очень любил смотреть порнофильмы от конца к началу. Как-то его спросили, что в этом хорошего. Он ответил: «Приятно, когда после всего произошедшего женщина еще сама и деньги отдает».

Ляля присоединилась к веселой компании. Чуть погодя, когда Дарья уже устала от всеобщего внимания, они с Лялей уединились в дальней комнате и принялись болтать обо всем подряд.

— Даш, ты, наверное, в Москве недавно? — поинтересовалась Ляля.

— Что, так заметно? Никак не привыкну, а ведь скоро год будет. Как институт у себя на Украине окончила, так и махнула сюда с подружкой. Думала, уж Москве без моих знаний ну никак не обойтись. Стала на работу устраиваться. Оказалось, мое высшее только барыгам на вещевом рынке нужно. И все равно деньги там мизерные…

— Домой не хочешь вернуться?

— He-а. Что ж я, как балда последняя приеду, мол, никому не нужна оказалась? Да и вообще, после Москвы, хоть и трудно тут, на Украину не больно тянет.

— А подружка твоя тоже здесь?

— Галка-то? Она баба не промах! Подцепила себе богатого кавказца, запутала так, что через пару месяцев поженились. Теперь живет в его доме, за городом. Сама понимаешь, не бедствуют. Хотя она о салонах таких не понаслышке знает, вместе когда-то начинали. Он ее прям из такого местечка и вынул. Правда, старше ее в два раза, но ничего, уж полгода живут, она не жалуется. Кстати, сегодня меня в гости звала. Поехали? Все равно глушняк!

Ляля кивнула. Вот уж точно: в салоне сегодня тихо, как в березовой роще, а за городом она не была целую вечность. Не долго думая девушки добрались до ближайшего вокзала и на электричке отправились в Подмосковье. Там их уже ждали накрытый стол и бурный прием. Даша с Галей не виделись целую вечность и теперь с визгом кинулись обниматься и целоваться. Ляля скромно пристроилась в уголке, не желая смущать подруг. Только когда они наговорились вдоволь, за столом потекла более-менее спокойная беседа.

— Ну как жизнь? — в двадцатый раз спросила Галина у подруги.

— Как в сказке — чем дальше, тем страшнее! — шутя отмахнулась Даша. — Кстати, я забыла вас познакомить — это Людмила. — И она указала на Лялю. — А это Галина и Серго.

Серго был невысоким пожилым кавказцем, выглядевшим аккурат на свой честно прожитый полтинник. Обходительный, внимательный к гостям, он то и дело вскакивал из-за стола, вспоминая, что забыл достать из холодильника какое-то яство. В течение вечера Серго суетился больше жены. Казалось, это к нему, а не к Галине приехали лучшие друзья. Супруга же постоянно капризничала, громко выражая свое неудовольствие:

— Серго, ну что же ты! Мясо остыло совсем. И где ты такое жуткое вино купил…

— Галочка, сейчас все заменим…

В мгновение ока на столе появлялась новая бутылка вина, на этот раз красного, а к ней — сыр, виноград и многое другое. На язвительные замечания жены Серго реагировал с умилением. Галино волнение и желание продемонстрировать свое образцовое хозяйство даже немного его забавляло. А еще было видно, что этот человек абсолютно счастлив: он смеялся, перебрасывался шуточками с женой и ни минуты не сидел на месте, стараясь ей помочь. Они постоянно подкалывали друг друга, и Галина шутливо верещала: «Я с тобой разведусь!» — но было видно, что в семье царят мир и благодать. Серго любил Галю так, как любят лишь в последний раз. Ляля заметила, что Галина это чувствует и порой играет на слабости мужа. Во время краткого перекура, когда девушки вышли на балкон, Ляля подошла к ней:

— Да вы же счастливая женщина!

— Да, — кивнула Галя. — Все есть: дом, деньги… Даст Бог, дети будут. Я Серго жуть как благодарна. Уж ты-то понимаешь, откуда он меня вытащил.

— А ты… — Ляле неудобно было задавать вопрос, но Галина угадала, о чем она собиралась спросить.

— А я его не очень-то люблю. То есть люблю, конечно. Как друга хорошего скорее. Ну и ладно, главное — он с ума сходит. — Галя довольно улыбнулась.

По телевизору началась детская сказка, а когда Галя с Лялей вернулись, хозяин расставлял на столе чайные чашки. Даша взглянула на экран и закатилась от хохота.

— Что с тобой? — обернулись девчонки.

— Галь, ты помнишь, как у нас на местном телевидении в такой же передаче дед Панас сказки детишкам рассказывал?

— Да, было дело. А что?

— Не знаю, видела ты этот прикол или нет, но как-то раз он бухой был. А ему из каждой сказки, как из басни, нужно было извлечь какую-то мораль. Ну так вот, он свою сказку рассказал, а потом с умным видом и говорит: «Ось така х… малятки, трэба спатки!»

От смеха присутствующих стол заходил ходуном. Ляля утирала слезы, да и Галина с мужем, представив все в красках, никак не могли остановиться. Немного успокоившись, Серго поинтересовался, что было дальше.

— А было то, что больше никто деда Панаса на телевидении не видел, — заключила Даша.

Она любила рассказывать смешные истории из жизни Украины. При этом она обычно переходила на «родную мову», что придавало шуткам особую остроту.

Вино текло рекой, и в конце вечера все уже стали лучшими друзьями. Галя потащила Дашу на второй этаж, чтобы продемонстрировать свою новую мебель, а Ляля осталась с Серго внизу. Чтобы поддержать беседу, Серго принялся расспрашивать Лялю про ее жизнь.

— А вы давно с Дарьей знакомы?

— Нет, недавно познакомились в са… — И Ляля уж было открыла рот, чтобы пояснить, где состоялось знакомство, но осеклась. Она смутилась и покраснела, внезапно сообразив, что едва не проболталась.

— Ничего страшного, не смущайся. Я все прекрасно понимаю.

— Что именно? — Ляля делала вид, будто не знает, о чем речь.

— Людочка, в жизни случается всякое, как хорошее, так и плохое.

Ляля поняла, что дальше отпираться смысла нет.

— И что, вас это не… вы к этому так спокойно относитесь?

— А как иначе относиться? Москва — город дорогой. И роскошный. Каждую минуту соблазняет молодых девчонок красивой жизнью. В столице выжить не просто, каждый крутится как может.

— Знаете, Серго, — удивилась Ляля, — я еще не встречала мужчин, которые думают так, как вы.

— Вас только те могут осуждать, кто жизни не видел. Скажу больше. — Серго наклонился к Ляле, будто собираясь сказать ей что-то на ушко. — Из вас получаются самые верные жены.

— Вы правда так думаете?

— Абсолютно. Люди, побывавшие в Ленинградской блокаде, до конца своей жизни знают цену хлеба.

Наверху послышались веселые голоса, Галя с Дашей, хохоча, спустились по лестнице.

— Чего приуныли? Дашка, а на гитаре нам не сыграешь?

Пока Серго ходил за гитарой, Ляля вновь и вновь прокручивала в голове короткий разговор. Потом она часто вспоминала ту недолгую беседу. После слов Серго девушке стало легче, они были словно глоток свежего воздуха. Не все так плохо, как кажется, и, быть может, надежда еще есть. Ляля вдруг с радостью подумала: ставить на себе крест пока рано. Слушая голос Дарьи, которая напевала протяжный, трогательный романс, девушка приняла решение: «Хватит себя изводить. Надо принимать жизнь такой, какая она есть. Другой у меня все равно не будет».

Серго с Галей зааплодировали, Ляля присоединилась. Они пели до полуночи: печальные песни сменялись веселыми, и на душе становилось тепло. Впервые за долгое время Ляля почувствовала, как хорошо быть с друзьями, людьми, способными тебя понять.

На следующий день после училища девушка заехала в салон в надежде застать там Ксению. К счастью, подруга оказалась на месте.

— Где ты вчера пропадала? Я уже волноваться начала.

— Работала. Приятельница иностранца подогнала. Так этот швейцарец поначалу на час хотел, а потом на всю ночь развелся. Чаевых немерено оставил, телефончик записал.

— Без гипноза? — пошутила Ляля.

— Не, — усмехнулась Ксения. — Гипноз твой — слишком мощное оружие. Я уж как-нибудь своими силами. А ты, говорят, куда-то с новенькой уезжала? — В Ксюшином голосе промелькнула ревность.

— Там не работа была, просто отдыхали.

Наступила весна. Лялина жизнь шла по накатанной колее: укол — училище — салон — укол. Как выяснилось, худо-бедно, но учиться на героине можно, даже зачеты сдавать и к летней сессии готовиться. В выходные Ляля выбиралась к родителям, правда, не так часто, как те хотели. Каждая встреча с ними рождала новую ложь, поэтому Ляля нашла простой выход: реже встречи — реже врешь. Чаще свободное время она проводила в компании Даши или Ксюши, хотя с последней ей удавалось видеться все меньше и меньше. Как-то Ляля спросила подругу:

— И куда ты пропадаешь? Тебя и в салоне-то не видно.

— Ну, на этих выходных с Марком за город поедем. Не знаю… может быть, я ошибаюсь, но, кажется, он в меня втюрился. Прикинь, бывает, за весь день заплатит, а мы с ним только целуемся. Или просто болтаем. Вот чудак!

Ксения стала регулярно менять наряды. Девочки в салоне дивились, когда видели на обычно скромно одетой Ксюше дорогие украшения. Ляле Ксения призналась по секрету:

— А я ведь очень наряжаться люблю. Но раньше все на сына уходило. А теперь Марк то духи подарит, то сумочку, то в магазин какой-нибудь на Охотном заведет: мол, выбирай, что по душе… Странный он.

Где-то через месяц Ксения объявила Татьяне, что на время салон покидает. Та только плечами пожала:

— Все так говорите, а потом назад приходите. Только имей в виду, красотка, мест свободных тут немного.

Ляля порадовалась за подругу, хоть и завидовала в душе. Ксюша сказала, что Марк пообещал оплачивать все ее расходы, только бы она больше сюда не приходила.

— Он ведь мне о любви говорит. Серьезный такой. По-моему, руку и сердце хочет предложить.

— А ты — не хочешь?

— Не то чтобы не хочу… нет… он мне очень нравится. Но я столько в жизни этих признаний слышала. Боюсь, наиграется и уедет в свою Швейцарию. Потому и попросила Татьяну место за мной оставить.

— Знаешь, Ксю, мне твоя апатия непонятна. Такие мужики, как Маркуша, на дороге не валяются. Давно бы уже захомутала, — негодовала Ляля. — Неужели тебе обратно в салон хочется?

— Люда, милая, пойми: как только он узнает о болезни моего сына, его как ветром сдует.

— А когда ты думаешь ему все рассказать?

— Каждый день собираюсь. Но вот он войдет с цветами, счастливый такой… Просто сил нет сказать правду. И я все откладываю да откладываю. — Тут Ксюша взглянула на часы и вскочила. — Ой, опаздываю уже! Мы с ним поужинать в ресторане собирались.

— Вот сегодня и расскажи. Нечего больше тянуть, — предложила Ляля.

— Что, прямо в ресторане? — растерялась Ксюша.

— Не важно где. Главное — хватит скрывать! Ведь рано или поздно придется это сделать.

— Да… ты права, — нерешительно согласилась Ксения.

Пару дней Ляля Ксюшу не видела. И вдруг та позвонила Ляле домой и радостным голосом сообщила, что приедет. Уже через час раздался звонок в дверь. На пороге стояла счастливая Ксения. Она просто светилась! С порога кинулась обнимать Ляльку, на ходу доставая из пакета торт. И хотя подруга ничего не говорила, уже по одному ее смеющемуся и немного загадочному взгляду Ляля поняла, что сказочная мечта осуществилась.

Пока Ляля готовила чай, Ксюша по-прежнему молчала: в такие моменты трудно бывает подобрать слова. Она тянула паузу, словно фокусник перед тем, как достать кролика из цилиндра.

— Господи, Людка, как же я тебя люблю! — проговорила она наконец.

— Слава Богу! — облегченно выдохнула Ляля. — А то я уж подумала, что ты по дороге онемела. Давай сядем, и все расскажешь.

— Ты садись, а я не могу, такое надо стоя говорить. — Ксения сосредоточилась. — Я выхожу замуж!

Ляля, разумеется, нисколько не удивилась.

— Ты что, разве не в шоке? — возмутилась Ксюша, видя такую реакцию.

— Да ты только взгляни на себя в зеркало, у тебя все на лице написано, — улыбнулась Ляля.

Пока девчонки пили чай, Ксения во всех подробностях рассказала подруге о вечере, в корне изменившем ее жизнь.

Марк ждал ее за столиком в уютном ресторанчике, где подавали изумительное фондю. Он заранее позаботился о том, чтобы на столе горели свечи. Когда Ксения присоединилась к нему, начал болтать без умолку. Рассказал о прошедшем рабочем дне, о хамстве на московских дорогах (хоть сам обычно и ездит с водителем) и о том, что звонил младший брат, которому, как выяснилось, он, пятнадцатилетний озорник, сделал когда-то татуировку на чердаке родного дома. Неслыханное дело для благополучной швейцарской семьи! Однако Ксюша по-прежнему была печальна: знала, что объяснение необходимо, но не представляла, с чего начать. Марк, заметив, что она не в настроении, тоже замолчал. А потом стал расспрашивать, что стряслось и почему это его любимая сегодня так грустна. Ксюша отнекивалась, но потом все-таки призналась, что ей нужно ему сообщить нечто важное. А он просто взял ее руки в свои и, глядя милой в глаза, произнес: «Что бы это ни было, помни, что мои к тебе чувства не изменятся и измениться не могут. Никогда». Это откровение придало Ксении немного смелости. Не в силах отвести глаза от дрожащего пламени свечи, она принялась рассказывать свою историю: про первый брак и про больного сына. Рассказала и про то, как и зачем пришла в салон. Она говорила, говорила и боялась поднять глаза. Но наконец решилась. Марк смотрел на нее — и в его взгляде читались понимание, сочувствие и любовь, которая с каждым ее словом, казалось, только росла.

— Как же так? — удивился он. — У тебя есть сын, а я ничего не знаю? Ты обязательно должна нас познакомить!

Такого поворота Ксюша не ожидала. И знакомство состоялось уже на следующий день. Марк принес мальчику стопку книжек и даже сам стал читать ему вслух. Было видно, что и сын Ксении к нему потянулся. Марк же потом долго ходил по Ксюшиной кухне, возмущенно жестикулируя:

— Как же так? Умненький, развитой мальчик! Я видел детей с ДЦП, действительно безнадежных, они вообще не понимали, что вокруг происходит. А тут! Куда русские медики смотрят! И еще хвастаются, что ваша медицина — одна из лучших в мире! Значит, так. Завтра идем в посольство оформлять документы, и ты с сыном едешь со мной в Швейцарию… — Тут он осекся и умоляюще посмотрел на Ксюшу. — Если хочешь, конечно. Знаешь, полностью его не вылечить, но ему станет куда лучше. Мы обратимся к самым лучшим врачам.

Ксения не могла вымолвить ни слова. Только кивала, а по ее щекам текли слезы. Марк подошел и нежно ее обнял. Все оказалось так просто и так ясно…

Выслушав рассказ подруги, Ляля вновь начала верить в чудеса. Да, все это больше походило на красивую историю из книги сказок. С одной только разницей: роман Марка и Ксюши разворачивался у нее на глазах. И Ляля знала: подруга непременно будет счастлива в далекой Швейцарии. Вот он — живой пример того, что на земле всегда есть место волшебству.

— И когда вы уезжаете? — спросила она Ксению.

— Ну, в посольстве мы уже были. Пока Марк занимается всеми этими бумагами. Как только паспорта будут готовы, сразу дернем.

От этих слов Лялю охватила щемящая тоска. О, она безумно радовалась счастью Ксении. Но как же тяжело будет расставаться с любимой подругой… Девчонки были знакомы всего несколько месяцев, но собственные непростые судьбы сблизили их, будто они стали сестрами. Ляля знала, что дней, проведенных с Ксенией, не забудет никогда.

— Ты-то Марка любишь? — с какой-то обреченностью в голосе спросила Ляля.

— Главное, что он меня любит, — ушла от прямого ответа Ксения. — Людочка, милая, пойми, мне очень тяжело расставаться с Москвой, с родителями, с друзьями, но второго такого шанса не будет. Сколько лет можно провести на панели? Я устала. И что я видела в жизни? Одни больницы и глаза сына, спрашивающие меня, почему он не такой, как все. Кстати… Я рассказывала тебе, почему он заболел?

— Нет, никогда, — ответила Ляля. — Я думала, это что-нибудь наследственное. Или родовая травма.

— Тот-то и оно, что травма, только не родовая. В долбаном роддоме, где я рожала, медперсонал отмечал Восьмое марта, а акушерка пьяной оказалась. Уронила малыша на кафельный пол… Думаешь, ее под суд отдали? Ничего подобного, уволили и все. А я осталась с больным ребенком на руках и постоянно чувствую себя перед ним виноватой.

— Ты же ничего не могла сделать! — удивленно воскликнула Ляля. — При чем тут ты?

— Да, тогда не могла. Зато теперь могу, — произнесла Ксения и замолчала.

Ляля первой нарушила молчание:

— Прости, что задаю такие глупые вопросы, просто я не представляю, как буду дальше одна.

— Не глупи, ты не одна. У тебя есть любящие родители, занятия музыкой и твой гипнотический дар. Кстати, последнее стоило бы принимать всерьез.

— Нет у меня никакого дара, не выдумывай. Так может каждый.

— Интересно, у меня вот почему-то не получилось. Главное — возьми себя в руки и завязывай с наркотой. Люд, ну я же вижу, как ты маешься! Ты в тысячу раз лучше всех этих девиц тупоголовых. И из-за этого порошка все свои таланты губишь! Да что там таланты — жизнь!

— Ксю, давай об этом не будем. Я пыталась слезть, ничего не вышло. И не выйдет. Жить надо как живется…

— Людочка. — Ксюша наклонилась к Ляле поближе и заговорила доверительным тоном: — Я не знаю, почему ты на героин подсела. Может, были тому серьезные причины. Но только не дай им себя сломать. Ты — человек сильный. Стоит захотеть по-настоящему, и у тебя все получится. Не мне тебя учить, твои же слова повторяю. Перечеркни старые обиды и начни жить сначала.

На получение необходимых виз и разрешений ушли почти два месяца. Ксения ужасно переживала, волновалась и ругалась на русских и швейцарских бюрократов. Когда Марк был на работе, она нередко приезжала к Ляле поделиться последними новостями и рассказать о приготовлениях к отъезду. Ляля понимала нетерпение подруги, но втайне надеялась, что волокита с документами будет длиться бесконечно. Мало того, она подозревала, что и Ксюша на самом деле переживает из-за предстоящего прощания с Москвой. В редкие моменты, когда не надо было паковать чемоданы, заниматься с сыном или ехать с Марком на очередное собеседование, она старалась встречаться со старыми друзьями, а иногда уезжала побродить по центру Москвы — по милым сердцу улочкам. Она ведь так любит родной город, его музеи, и парки, и скверы. Вот уедет и… прости-прощай!

Чтобы Ксении проще было въехать в Швейцарию, свадьбу сыграли в России. Все прошло очень скромно: маленький кортеж, обмен кольцами в загсе, посиделки в ресторане. Именно Лялю Ксения попросила быть своей свидетельницей. Идея сделать торжество негромким принадлежала Марку: решили, что на широкую ногу гульнут в его родной Лозанне. Небольшое свадебное застолье как-то незаметно превратилось в проводы: все знали, что Ксения уедет уже через месяц и в следующий раз на родине окажется только через год-два. Радость смешивалась с грустью, и Ляля вместе со всеми кричала «Горько!», посматривая в сторону подруги с печальной улыбкой.

В Шереметьеве, как обычно, было многолюдно. Марк расплатился с носильщиком, который должен был дотащить чемоданы до таможенного контроля. Ксения просила подруг ее не провожать, но Ляля не выдержала и примчалась в аэропорт. Ксюшиной радости не было предела, когда она увидела знакомое лицо в просторном холле. Самолет вылетал через час, пришло время прощаться.

— Вот, Ксю, ты и нашла сказочного принца. Улетаешь в тридесятое царство. И Сашку там наверняка вылечат, я больше чем уверена. Не вешай нос!

— Да и ты не грусти. — Ксения и впрямь украдкой вытирала потекшую тушь. — Будем каждую неделю созваниваться. Приглашение пришлю, в гости приедешь. Людка, я в тебя верю!

Марк деликатно указал на часы. Уже подавая билет улыбчивой таможеннице, Ксения снова обернулась и помахала рукой. И Ляля долго еще стояла и махала ей вслед. Все-таки здорово, когда у тебя на глазах сказка становится явью.

Ксения действительно часто звонила. И первые недели взахлеб рассказывала о швейцарских чудесах. Конечно, чуть позже все перестало казаться таким замечательным. Ксюша не знала французского — а в кантоне Марка именно французский был основным языком. Кроме языка, ей вплотную пришлось заняться и обустройством быта. И разумеется, в первые же дни Марк повез Сашу на консультацию в одну из лучших швейцарских клиник. Врачи сразу сказали, что полностью вылечить Ксюшиного сына не смогут. Однако появилась надежда на частичное выздоровление: мальчик сможет нормально говорить, сможет ходить — пусть и с палочкой, научится держать в руках карандаш. Всего этого оказалось достаточно, чтобы сделать Ксюшу совершенно счастливой.

Но несмотря на массу положительных эмоций, она продолжала безумно тосковать по России и названивать Ляле.

— Люд, мне тут даже поговорить не с кем! Марк работает постоянно — тут ведь тоже крутиться надо. Правда, обещал меня в горы отвезти, медовый месяц устроить. Но пока у него сделки всякие, контракты. А я дома сижу с Сашей целыми днями, фамилии соседей заучиваю. Если бы я с ними хоть поговорить могла. Ну ничего, я еще язык подучу и…

— А зачем ты их фамилии учишь? — удивленно перебила Ляля.

— Что ты, здесь ко всем по именам надо обращаться. Это тебе не Москва, где не знаешь, как соседку по лестничной площадке зовут. Мой недавно полчаса у дверей мялся, не мог выйти. Я подумала, что с замком что-то случилось, а как оказалось, он просто имя дворника забыл, которого черт дернул в эту минуту именно у нашей калитки подметать.

Представив себе эту ситуацию, совершенно в России нереальную, Лялька разразилась диким хохотом. Ксюша охотно поддержала.

— Ладно, а то мы с тобой сейчас на сто баксов насмеемся! — попыталась остановиться Ляля. — Ты слушай сюда: все у тебя будет хо-ро-шо. И у Сашки тоже. Главное — себя не изводи.

Ксения старалась. Но адаптироваться к новой обстановке было не просто. Иногда она все-таки срывалась. А как-то устроила Марку истерику. Хорошо, что он с сочувствием отнесся к жене. Все-таки женщина… И потом, столько событий сразу…

Ксения улыбалась, рассказывая Ляльке по телефону, как Марк вежлив и терпелив.

— Знаешь, Люд, кажется, я его все-таки люблю. Тогда, в Москве, я и не представляла, что он с таким пониманием себя вести будет. Не верила, что Сашку полюбит. А он ему ближе отца родного оказался. Ой, а на следующей неделе мы в Альпы едем отдыхать. Марк говорит, мне надо расслабиться немножко. Думаю, все-таки приживусь я тут…

Повесив трубку, Ляля задумалась. Даже с больным ребенком на руках у ее подруги получилось вырваться из, казалось бы, замкнутого круга. Быть может, и ей пришла пора попробовать хоть что-то изменить в своей жизни? Но Ляля все медлила и медлила…

Первое сентября

С летней сессией удалось справиться удачнее, чем с зимней. И настрой был другой, и мастерством списывания Ляля уже владела в полной мере. Так что в июле можно было забыть про зачетку, в которой в основном стояли тройки, и с чистой совестью начать еще более регулярные посещения Татьяниного салона. Благодаря Ксюшиным увещеваниям у Ляли теперь появилась цель: откладывать хоть немного денег на лечение в наркологической клинике. Всерьез с собой бороться пока не получалось, но немного погодя можно будет попробовать. Правда, Ляля и себе-то признаться боялась: если дела пойдут плохо, она опять все спустит на порошок. Пока же были силы, несмотря на неуклонно растущую дозу. Папа с мамой уехали на дачу, поправлять здоровье и отдохнуть от душной Москвы. Ляля любила приезжать в маленький домик с участком в шесть соток. Ну и что, что двери скрипят, чердак завален досками, а на кухне расходятся половицы? Здесь прошло все детство, с этими местами связано столько воспоминаний… Как было бы хорошо навсегда позабыть про свою работу, приехать сюда и просто валяться на солнышке и читать книжку! Не прятать от родителей шприцы, не разводить наркоту украдкой в чашке и не носить в жаркую погоду платья с длинными рукавами, чтобы никто не увидел исколотые вены.

Без Ксюши было грустно, и, стремясь заполнить образовавшуюся пустоту, Ляля сблизилась с Дарьей. На работе они почти не пересекались, зато частенько ходили друг к другу в гости — Даша сняла квартиру в том же районе. Однажды теплым летним вечером подруги отправились погулять в центр города. Когда совсем стемнело, зашли в уютный бар выпить пива. Местечко ничем не напоминало привычные московские забегаловки. Народу мало, музыка спокойная, по стенам развешаны охотничьи трофеи — головы оленей, кабанов, волков. Сама атмосфера в прохладном кабачке располагала к отдыху. Даша частенько проводила тут время. По ее словам, пиво здесь варили отменное. И действительно, холодный пенный напиток после жаркого летнего дня показался Ляле удивительно вкусным. Девушки заказали к пиву креветок и окончательно впали в экстаз. Скоро пивко дало о себе знать. Расслабившись, Ляля с Дарьей принялись разговаривать за жизнь, наслаждаясь полумраком и покоем.

— Люд, тебе не кажется, что мы как-то быстро захмелели? — мягким протяжным голосом спросила Даша.

— Летом всегда быстрее пьянеешь. — И Ляля обратилась к проходящему официанту с просьбой принести им еще по бокальчику. На языке вертелся вопрос, который раньше как-то не получалось задать подруге. — Даш, я давно хотела у тебя узнать одну вещь: ты ведь не просто так в Москву приехала?

— Конечно. Знаешь, городок у нас небольшой. Но классные, дорогие места и там есть. Так вот, у меня еще в институте мечта была: барчик открыть в хорошем районе вроде этого. Только где такие деньги взять? Зато тут я уже кучу бабок заработала. Целый год пашу как лошадь. Ну ничего, еще пару месяцев помучаюсь и с кругленькой суммой домой поеду. Честное слово, в моем заведении все как у людей будет. Разбогатею…

— Дашка, ты молодец! — воскликнула Ляля. — А уверена, что денег хватит? По-моему, на свой ресторан надо лет десять зарабатывать, а не год…

— Ну, милочка, у нас же там не Москва. Все расходы аккурат в десять раз и будут меньше. Правда, и доходы не те. Но мне много не надо. Там все дешево, на «красиво пожить» хватит.

— А в Москве остаться не хочешь?

— Хотела сначала, теперь не хочу. Сама видишь, хохлушек тут не любят. Менты, суки, уже просто достали. Только на прописку в паспорте глянут, так улыбка сразу в харю не вмещается. У них от мысли, что щас денег наварят, аж в штанах встает.

Официант принес свежее пиво, и Даша подняла бокал, чтобы сказать тост:

— Ну, будьмо!

Ляля кивнула и звякнула своим бокалом о бокал подруги. На этот раз пиво показалось еще вкуснее, и половины бокала не стало сразу.

— Даш, ты извини за любопытство. А у тебя родители живы?

— Живы, что с ними будет? — Было заметно, что Дарью эта тема не слишком вдохновляет. — С матерью у меня вообще отношения никакие. Пока деньги домой отсылала, все нормально было. А сейчас копить начала, так она на меня волком смотрит.

— Так они у тебя нуждающиеся? — посочувствовала Ляля.

— Зажравшиеся они у меня, а не нуждающиеся. Отец — подкаблучник, вот и помалкивает. А мать хозяйство большое ведет, ей постоянно бабки нужны: то на удобрения, то на трактор. Я затрахалась уже ее фермерство спонсировать. Если бы хоть какой результат был! А то все деньги — как в прорву. Сколько не даешь, все мало. Кожу с себя сниму и продам — и то ей не хватит!

Тут Ляле пришел в голову самый простой и естественный вопрос:

— Она думает, ты работу хорошую нашла? Или мужика богатого?

— Да нет, она в курсе, что в Москве не встречают с табличкой «Одинокий миллионер предлагает руку и сердце».

— Так как же ты объясняешь, откуда у тебя деньги?

— А чего объяснять? — Даша посмотрела в глаза Ляле. — Она и так все знает.

Ляля свое удивление скрыть не смогла:

— Знает? Как же так?

— Да, знает. — Даша одним махом допила оставшееся пиво и заказала еще.

Ляля смутилась:

— Клизма… ой, то есть Даша, ты извини, что я об этом заговорила. Если хочешь, сменим тему.

— Да ничего страшного. Понимаю, тебе такое и представить сложно. Хочешь, расскажу, как дело было? Надо же кому-нибудь хоть раз в жизни душу излить…

Благодаря пиву язык у Даши развязался. И вскоре она поведала Ляле о том, как оказалась в Москве. Пока у себя на Украине Дарья оканчивала университет, семья не вылезала из долгов. Даша надеялась, что, получив диплом, легко найдет работу. И станет помогать семье. Действительно, молодую специалистку тут же пригласили на киевскую ткацкую фабрику. Зарплата там была смешная: в Москве месячный проездной стоит дороже. В Киеве жизнь дешевле ненамного. В итоге, чтобы хоть как-то перебиваться в украинской столице, Даше пришлось просить денег у матери с отцом. Те отказали: мол, ты у нас взрослая, самостоятельная, хватит на шее сидеть. Какие уж тут научные изыскания, когда кусок хлеба купить не на что? Пришлось Даше на фабрику плюнуть и с позором вернуться домой. Мать ее встретила неласково, в глаза и за глаза называла обузой. Отец время от времени ездил в Москву на заработки, жил на квартире у дальних родственников. Как-то привез домой столичные газеты: купил, чтобы в поезде не скучать. Дарьина мамаша с интересом их прочитала, пометив карандашиком места на странице объявлений. В графе «Досуг».

— А потом, значит, маманя мне эту страничку подсунула. Я, дура, и не сообразила сразу, что к чему, — горько усмехнулась Дарья. — А вечерком папка спать ушел, она и давай мне на мозги капать аккуратненько: мол, дочка, тут работу не найти, так попробуй в столице счастья попытать. Я ей объясняю: «Мам, что, в Москве заводов текстильных много? И вообще, кому там хохлушки нужны?» А она мне пальчиком в газетку тычет и тихонечко на ушко шепчет: «Как хохлушки, может, и не нужны, а как женщины — везде сгодимся…»

Ляля слушала Дашу очень внимательно. Ей ли не знать, как важно хоть кому-то рассказать о том, что так мучает. Но самой почему-то делиться наболевшим не хотелось. От исповеди Даши ее трясло: это ж в кошмарном сне не привидится, чтобы мать родную дочь на панель выставила.

Тем временем Даша продолжила свой рассказ:

— Я походила, подумала и решила поехать в Москву. Надеялась с хорошими людьми познакомиться, устроиться куда-нибудь. Да какой! — махнула рукой Ляля. — Помню, стою на вокзале, осень, ветер продувной. Денег при московских ценах хватит максимум на неделю, а идти-то некуда… Взяла газету, которую мамочка в сумку положить не забыла, начала обзванивать подряд все конторы. В одной сказали подъезжать. Там и стала работать, потом приглядела места послаще. Хотя поначалу где только не работала, вспомнить страшно… К каким-то сантехникам в подвалы лазила, а однажды, смех и грех, в морг, к работникам тамошним нас возили.

— Так ты на рынке не торговала? — робко спросила Ляля.

— He-а. Это я всем так начесываю, потому что правду скажешь — никто не поверит. Да и кому она нужна, правда хренова? Моя дежурная версия: история большинства девчонок с Украины, приехавших Москву покорять.

Пока они болтали, официант вновь принес пиво, но Даша заметила бокалы только сейчас.

— Люд, давай-ка лучше выпьем, а то я тебя совсем загрузила. — Дарья взглянула на приунывшую Лялю и улыбнулась. — Ты, главное, не загоняйся, и не такое бывает.

— Верно, Даш… Только… Как же так, ведь мать родная? — Слова невольно сорвались у Ляли с языка, и она тут же о них пожалела — ей ли судить других. — Извини, извини…

— Ну, — рассудительно заметила Даша, — не такая уж у меня маманя сволочь. Уж сколько я баб с изломанными судьбами знаю! Такие матери бывают, что и матерями-то язык назвать не повернется. Была у нас в городе одна история, не поверишь ни за что. Только лучше я в другой раз расскажу, а то совсем вечер испорчу.

Чтобы поднять сникнувшей Ляле настроение, Даша, как обычно, принялась в лицах рассказывать свеженькие анекдоты. Не захочешь — расхохочешься! Потихоньку мрачные мысли отступили, и вечер завершился так же весело, как и начался.

Ляля немного отошла от шокирующего рассказа подруги, но ее признание забыть не могла. Лежа в постели, она никак не могла уснуть и в итоге пришла к выводу, что ей, как никому, повезло с родителями. Она корила себя за то, что не ценила их доброе к себе отношение, принимая все как должное. Увы, она прекрасно понимала, что недодает им любви, что мама с папой заслуживают большего. Но… продолжала им лгать.

У Ляли вдруг возникло непреодолимое желание позвонить домой, сказать папе с мамой, что дороже них у нее нет никого на свете. Хотелось кричать о своей любви и просить прощения за всю причиненную им боль. Смогли бы они когда-нибудь поверить, что вырастили такую непутевую дочь? Мамина забота, папина любовь ограждали ее когда-то от всех превратностей судьбы, но стоило ей остаться с жизнью один на один — все пошло наперекосяк. В конце концов Ляля не выдержала и, несмотря на поздний час, набрала домашний номер. Секунд десять она грустно прислушивалась к длинным гудкам в трубке: видимо, родители еще были на даче. Но небольшая добавка героина, как всегда, помогла справиться с тоской.

Раньше Ляля любила лето. Лето означало каникулы, дачу, поездки, новые знакомства, новые книги, новые приключения. Но все это осталось позади, в беззаботном детстве. Теперь лето — это изматывающая жара, пыль, висящая в воздухе, и тягучие дни. Время тянулось долго и монотонно: июль был похож на июнь, а август на июль. Ляля поймала себя на том, что считает дни до начала нового учебного года. Гнесинка вносила хоть какое-то разнообразие в бесконечные рабочие будни в салоне. Трудясь у Татьяны по вечерам, утро Ляля обычно проводила за пианино: пока было время, стоило хотя бы попытаться нагнать институтскую программу. Раз в неделю следовала неизменная встреча с Катей или другим знакомым дилером — всякий раз на новом месте, чтобы менты не засекли. Сумма, предназначенная на лечение, потихоньку увеличивалась, однако такими темпами, что на скорый отказ от наркозависимости Ляле рассчитывать не приходилось.

От скуки Ляля пару раз звонила Светке, и они вместе, как в старые добрые времена, ходили на какие-то концерты.

Но с бывшей лучшей подругой теперь было практически не о чем говорить. У Светланы была своя жизнь: мальчики с курса, дискотеки, попытки написать курсовую или найти на лето работу. О своей тайне Ляля не могла ей поведать ничего. Да Светка и не стремилась узнать. Она вдруг стала какой-то чужой и непонятной. Хотя нет, скорее просто изменился Лялин взгляд на жизнь. Если раньше Ляля считала Свету девушкой зрелой и опытной, то теперь она сама успела повидать то, чего подруге и в страшном сне бы не приснилось. Светкины интересы казались Ляле смешными, детскими, и дружба потихоньку увядала. Правда, девчонки виделись. Все же, как ни крути, подруга была единственной ниточкой, связывавшей ее с беззаботным и радостным детством. О том, что именно Света привела ее к Сяве, Ляля предпочитала не вспоминать.

Да и с кем ей было видеться? Согруппницы по училищу разъехались кто куда. С Дашей после того памятного вечера они больше не виделись, лишь изредка разговаривали по телефону. Дарья теперь была «массажисткой» в другом салоне. Заработки возросли, и она даже взяла себе билет на поезд на середину сентября. Памятуя о том, что подруга скоро собирается уезжать, Ляля буквально за пару дней до начала учебного года забежала к ней в гости.

— Привет! Как у тебя дела? — крикнула она с порога, обрадовавшись, что застала Дарью дома.

— По уши в маргарине, — мрачно ответила Даша.

— А что случилось? Если кого ждешь, сейчас уйду.

— Да нет, что ты! Просто клиенты такие пошли, хоть вешайся. Один сегодня полчаса требовал, чтобы я ему петлю на шею накинула и затянула. Другой чуть ли не на гвоздях любовью захотел заниматься. Я ж не йог ему! Ой, да ты не стой, проходи.

Гостиная у Даши была очень симпатичная. Даже на съемной квартире девушка сумела создать уют: приятные занавески, картинки в рамочках, ваза с цветами. Стояла тут и Дашина гордость: декоративный фонтанчик, в котором вода текла среди разноцветных камешков по множеству желобков. Смотришь и поневоле успокаиваешься.

Даша зажгла торшер и жестом пригласила Лялю сесть в кресло. На колени девушке тут же прыгнула Марфа — пушистая и ленивая персидская кошка, белая с темными пятнами. Точно ее породу установить было проблематично ввиду отсутствия родословной. Будучи еще хилым и ободранным котенком, Марфа сама неведомым путем попала на Дашин балкон (четвертый этаж как-никак!). Настоящие хозяева квартиры сказали, что кошек в жизни не держали, и Даша решила Марфу «удочерить». С тех пор кошка получала лучшие куски с Дашиного стола, пользовалась полной свободой передвижения и делала в квартире что хотела. Вот и сейчас, чувствуя себя законной хозяйкой жилплощади, кошка с довольным урчанием свернулась у Ляли на руках. Даша тем временем продолжала:

— И вообще страшно! Приходил ко мне недавно постоянник один. Я ему рассказала, что скоро домой уезжаю. Он меня просто так спросил: «Учиться будешь?» — а я возьми да ляпни, что бизнесом еду заниматься. Ты же знаешь, какая я балаболка! Он же не идиот, смекнет, что с пустыми руками дела не делают. Теперь вот от собственной тени шарахаюсь. И кто меня за язык тянул?

— Не переживай так, деньги-то в банке хранишь.

— Ага, в банке. Под кроватью, — усмехнулась Дарья.

— Ты что, это же рискованно! — удивилась Ляля беспечности подруги.

— Ну не страшнее, чем на счет положить! Тут сама знаешь, если не дефолт, так революция. Тем более мне неделя всего осталась. Доработаю, со всеми делами разберусь и свалю.

— Даш, ты перед отъездом звякни!

— Базаришь, подружка! Мы с тобой такой пир закатим, что Москва дрогнет. Ну, Марфуша, мы сейчас чай пить пойдем, слезай, а то Людку раздавишь. — И Даша взяла кошку с Лялиных колен. — Она нежно пощекотала Марфу за ухом. — Ведь все понимает, хитрюга! Знаешь, Люд, иногда тут одной так одиноко, все далеко: семья, подруги. И никому я не нужна… А вот ей нужна! Она мне и впрямь как дочка стала. Смешная, верно? Пойдем на кухню, уже чайник закипел.

Наконец-то наступило первое сентября. Еще никогда Ляля так не радовалась началу учебы. Одногруппницы, встретившись на первой лекции, наперебой рассказывали друг другу, кто, где и как провел лето, вертели в руках альбомы с фотографиями. После занятий все дружно решили, что начало учебного года стоит отметить, и отправились в ближайшее кафе. Ляля с удовольствием присоединилась к веселой компании, а потом заехала к родителям на праздничный ужин. Светка тоже забежала, и они, смеясь, поздравили друг друга с «началом ежегодной каторги». Ляля решила провести эту ночь дома, в своей комнате.

Утром ее разбудил мамин голос:

— Доченька, вставай!

— Мам, я еще немножко. — Ляле ужасно хотелось понежиться в постели.

— Я тебя и так долго не будила. Вставай, а то проспишь учебу, — ласково предупредила Алла Николаевна.

Ляля встала с постели и пошла умываться. Квартиру наполнял свежий аромат кофе, на кухне жарилась яичница. На секунду Ляле показалось, что она перенеслась на год-два назад. Она снова превратилась в веселую, немного ленивую школьницу, которую мама всегда с трудом поднимала по утрам. Поцеловав, как бывало, папу, она села за стол и принялась уплетать за обе щеки. Здесь царили благополучие, спокойствие, умиротворенность. Родители, улыбаясь, смотрели на Лялю. Вот бы вернуться сюда вечером и никуда не уходить… Но тут Ляля вспомнила, что ей еще придется заехать на свою квартиру и сделать ежеутренний укол. Хорошо, что папа с мамой не задавали вопросов, им было достаточно ее присутствия.

Учебный день пролетел незаметно, и, вернувшись домой, Ляля позвонила Даше. Трубку никто не поднимал. Она звонила подруге до часу ночи, но на том конце линии раздавались лишь длинные гудки. «Неужели уехала и даже на попрощалась? — расстроилась Ляля. — Ну вот, и она меня бросила…» Она старалась гнать мрачные мысли и рано утром, услышав звонок, радостно подскочила к телефону. Наверняка звонит Дарья, кто ж еще?

В трубке раздался мужской голос.

— Простите, я могу поговорить с Людмилой? — учтиво спросил незнакомец.

— Да, я вас слушаю.

— Вас беспокоят из районного отделения милиции. Вы не могли бы подъехать? Нам нужно задать вам пару вопросов.

— А что случилось? — К горлу у Ляли подступил ком, сердце бешено колотилось. Она лихорадочно вспоминала, где и при каких обстоятельствах покупала наркотик в последний раз. Не может быть, чтобы ее поймали! Она всегда была так осторожна.

— Первого сентября на квартире в нашем районе была убита девушка. — Мужчина замялся и в трубке послышался шелест бумаг. — Простите, я уточню фамилию…

«Боже! Нет, только не это!» Неясное предчувствие заставило Лялю похолодеть. Она тряслась как в лихорадке. Неужели?! Ляля молила Бога, чтобы не услышать знакомое имя.

— Ткаченко Дарья Константиновна. Ваш телефон мы нашли в ее записной книжке и надеемся с вашей помощью прояснить кое-какие детали.

Голос мужчины долетал до Ляли словно через толстый слой ваты. Невозможно было поверить, что Дашки больше нет…

Не поехать в отделение она не могла. Может, им удастся найти этого негодяя? Через тридцать минут Ляля уже сидела в кабинете районного следователя. Тот порылся в кипе бумаг, перебирая листы, и наконец взглянул на нее.

— Здравствуйте, я Соколова Людмила, по поводу убийства Даши.

— Да-да, — не отрываясь от документов, произнес следователь. — Подождите минутку, я тут кое-что закончу. Столько дел, просто зашиваюсь.

Голос звучал так просто, по-будничному… Ляле ничего не оставалось, как сидеть на стуле и рассматривать кабинет. Все здесь было очень просто: кактус на подоконнике; шкафы с полками, на которых помещались десятки папок; с левой стороны от следователя, ближе к окну, небольшой сейф с приоткрытой дверцей. На полу — металлический электрочайник, по всей видимости, купленный еще первым хозяином кабинета и трепетно передаваемый из поколения в поколение. Стена за спиной нынешнего владельца помещения представляла собой целую выставку профессиональных регалий и наград: красные вымпелы, похвальные грамоты и прочая дребедень. Компанию портрету Дзержинского составлял плакат с изображением знойной красотки в бикини.

Ляля нервничала. Ей не хватало воздуха — волнение давало о себе знать, да еще и в комнате стояла невыносимая духота. Время шло, и минутка постепенно превращалась в полчаса. Дел же у следователя, по-видимому, не убавлялось. К тому же время от времени раздавались телефонные звонки, на которые молодой человек отвечал коротко и резко.

— Извините, а у вас форточка открывается? — не выдержала Ляля.

— Да, конечно. — Следователь отложил в сторону бумаги и встал, чтобы приоткрыть раму. — Что, жарко?

— Воздух у вас какой-то спертый, дышать нечем, — пожаловалась Ляля.

— Никогда не замечал. Ладно, вижу, и так вас задержал, давайте приступим к делу. — Следователь взял с подоконника папку раза в четыре меньше остальных. — Можно узнать ваше полное имя, адрес, род занятий?

Этого-то Ляля и боялась. Однако, вспомнив о подруге, она устыдилась собственной трусости. В конце концов, на все вопросы у нее имелись вполне правдоподобные ответы. О ее секретах родная мама не догадывается, откуда же узнает милиция?

Следователя и впрямь сама Ляля интересовала мало. Закончив с формальностями, он перешел к сути дела:

— Вы давно познакомились с Дарьей Константиновной?

— Всего несколько месяцев назад. Встретились в… то есть на дискотеке, недалеко отсюда. Телефончиками обменялись, только и всего.

— Так вы не подруги?

— Нет, просто знакомые, я ее плохо знала, — соврала Ляля. Она понимала, что помочь расследованию ничем не сможет. А самой светиться нельзя ни в коем случае. Наверняка следствие уже разобралось, каким способом Даша зарабатывала на жизнь. — А если можно… что… как именно это случилось?

— Мертвую девушку обнаружили соседи, дверь была приоткрыта. Они же у подъезда столкнулись с незнакомым мужчиной, который так спешил, что чуть не сбил их с ног. Мы полагаем, что именно он и является убийцей, есть даже примерный портрет. Думаю, у него серьезные проблемы с психикой. Не стоит вдаваться в детали, скажу только, что здоровый человек не выбрал бы такой способ убийства. Тем более что мотив неясен. В квартире мы нашли крупную сумму денег, и спрятаны они были не слишком хорошо. Но убийца к ним даже не прикоснулся. Кстати, вы не знаете, чем Дарья Константиновна занималась?

— Нет, — помотала головой ошарашенная Ляля.

— Следствие пришло к выводу, что ваша подруга была проституткой или во всяком случае, имела к этому бизнесу непосредственное отношение. Об этом вам тоже ничего не известно? — Молодой человек посмотрел на Лялю неприятным, пронизывающим взглядом. Ей стало не по себе. В один момент симпатичный следователь превратился в малоприятного работника милиции. Ляля тут же постаралась взять себя в руки.

— Мы практически не общались, — стояла она на своем. — Наверное, она бы не стала ничего такого мне рассказывать. А я ничего не замечала. Извините, толку от меня чуть. — Ляля изобразила смущенную улыбку. Как оказалось, врать милиции не так сложно, как она думала.

— Хорошо, хорошо. У меня к вам последний вопрос. У Дарьи Константиновны были домашние животные?

— Нет… То есть да, конечно. Марфа была, ее кошка. Даша ее любила очень. Ой! — Ляля только сейчас сообразила, что, кроме, пожалуй, Галины, близких друзей в Москве у Даши нет. — Кто же все это время кормил Марфу? И где она?

— Кошка? Боюсь, кошку уже кормить не надо… А я вижу, что вам не так уж мало известно. Давайте все обсудим чуть-чуть поподробнее. — В голосе следователя послышался живой интерес.

Ляля не могла понять, зачем ему потребовалось спрашивать про Марфу. Такой поворот дела ее совсем не радовал, но страх в душе боролся с болезненным любопытством: она просто не могла уйти отсюда, не узнав, как погибла подруга. Вопросы и пояснения следователя помогли ей нарисовать для себя вероятную картину произошедшего. По-видимому, Даша сама пустила убийцу в квартиру. Скорее всего то был очередной клиент. Обычно девочки старались не работать в одиночку с незнакомцами — «домашняя работа» приберегалась для «постоянников». Но Даша торопилась набрать нужную сумму к отъезду, и постоянно ездить в салон у нее времени не было — иначе как такой риск объяснишь?

После положенного часа клиент не пожелал уходить. Девушка могла ему пригрозить или по-другому попытаться выставить за дверь. Тогда он бросился на Дашу, оглушил ее и связал, но убивать пока не стал. Быть может, он заметил нежное отношение Дарьи к Марфе или кошка сама вцепилась ему в руку, защищая хозяйку. Как бы то ни было, когда девушка пришла в себя, маньяк достал нож и на ее глазах буквально распотрошил животное. Даже шкуру снял — такого, по словам следователя, эксперты давно не видели.

Потом убийца вошел во вкус. Как ни кричала, ни плакала, ни умоляла его Даша, он воткнул ей нож прямо в сердце, после чего страшно надругался над телом.

— Не стану вас больше задерживать. Если вам вдруг что-нибудь будет известно, позвоните по этому телефону. — Завершая разговор, следователь протянул девушке визитную карточку.

— Обязательно позвоню. — Ошарашенная Ляля взяла визитку и направилась к выходу. У дверей она вдруг вспомнила, что не спросила о самом главном. — Извините, а когда состоятся похороны?

— Сегодня утром тело забрали родители Дарьи Константиновны. Думаю, уже увезли его на кремацию. Похоронят ее дома, на Украине.

Ляля вышла на улицу и вдохнула полной грудью. После полутемного и душного кабинета осенний воздух показался как никогда свежим и прохладным. В голове и душе царила пустота. Куда теперь идти, что делать? Ляля так до конца и не могла поверить в то, что произошло. Она медленно побрела по улице, не обращая внимания на окружающих. В памяти всплыл образ хохочущей Дашки: черные кудри, улыбка до ушей, хитринка в глазах. Ляля зажмурилась и прошептала:

— Боже, как глупо… Как бессмысленно…

Какой-то маньяк, сумасшедший, которого, даже если и поймают, вряд ли станут судить по всей строгости закона. Нелепое стечение обстоятельств — он же мог прийти к любой девушке по вызову. А попал именно к Дарье. И какая же страшная смерть… Если убивать, то зачем так жестоко? Плакать Ляля не могла, не получалось. Захлестывали горечь, злость и обида на несправедливость судьбы. Она шла и не узнавала знакомых улиц. Пару раз зачем-то садилась на автобусы, которые везли ее туда, не знаю куда.

Она сама не заметила, как спустилась в метро. Серые стены с ржавыми подтеками, заляпанный пол, обезличенные пассажиры. Наступал послеобеденный час пик. Ляля с трудом протиснулась в стеклянные двери и, выпустив из виду кассу, прямиком направилась к турникетам. Недовольный автомат сомкнул перед ее ногами свои железные щупальца. Из стеклянной кабинки тут же раздался визгливый голос: «Ишь какая шустрая! Забыла, что ли, правила пользования метрополитеном?!» В ответ Лялины руки пошарили в кармане плаща и выудили оттуда просроченный проездной. Им Ляля утолила интерес хранительницы порядка. Тщедушная контролерша с крысиной мордочкой цапнула маленькими глазками слово «август» и повела острым носом в глубь метро. Лялю окружил холодный мрамор «Таганки», уши заложило от гула сразу двух поездов, подъезжавших к платформе. Остекленелым взглядом она окинула обе электрички, потом сделала шаг в сторону, села в левую. Там людей было поменьше, и ей удалось ухватиться за скользкий металлический поручень, закрыть глаза, чтобы ни о чем не думать. «Осторожно, двери закрываются, следующая станция "Павелецкая"… Следующая станция "Добрынинская"… Следующая станция "Октябрьская"»… В черной пустоте за окном бежали серые тени пыльных труб и проводов. На каждой станции чрево состава разверзалось, чтобы выпустить на свет Божий счастливчиков, добравшихся до места назначения, и поглотить очередную партию пленников подземелья. На «Киевской» толпа сама толкнула Лялю на освободившееся прямо перед ней место. Мрачные пассажиры постоянно вступали друг с другом в перебранки то из-за отдавленной ноги, то из-за неподеленного места. А потом еще долго огрызались. Но Ляля оставалась безразличной к их ругани: ее уши на время перестали слышать опостылевшие никчемные разговоры, шуршание пакетов, нескончаемый гул электропоезда. В вагон часто заходили девушки — блондинки, шатенки, брюнетки, одетые модно и не очень. Но у каждой из них было лицо Даши, такое, каким Ляля его видела в последний раз. Поезд кружил по кольцу, менялись остановки, снова и снова повторялись знакомые названия. А может быть, на самом деле состав все время стоял на месте? И сменявшиеся платформы были лишь иллюзией, театральными декорациями? Время тоже остановилось и, казалось, не собирается вновь продолжать свой бег.

В Лялины коленки кто-то уперся плотно набитой сумкой. Ляля приоткрыла глаза и увидела перед собой старушку с авоськой — хороший повод покинуть нагретое место и в конце концов выйти из вагона. На автомате были сделаны все необходимые пересадки и, пройдя сквозь длинный ряд застекленных лотков, Ляля поднялась наверх. Солнце плотно укуталось серым пледом из облаков. Накрапывал мелкий дождик.

Неожиданно Ляля оказалась возле своего дома. Взглянула на часы — оказывается, она каталась на метро чуть не полдня. Девушка поднялась в квартиру и, не снимая обуви, уселась на табуретку в кухне. Вспомнилось, как они коротали здесь немало скучных вечеров. Потупив взгляд, Ляля тихонько покачивалась, пытаясь понять, как же ей теперь жить дальше. Из шока ее могло вывести лишь одно, проверенное средство. Лялька сняла телефонную трубку, не спеша набрала знакомый номер и стала ждать ответа. Услышав женский голос, облегченно вздохнула:

— Кать, привет, это Людмила. У тебя есть что продать?

— Да, есть, очень хороший. Тебе сколько?

— Два. Встретимся в метро?

— Нет, не могу сейчас выходить. Давай приезжай ко мне.

Ляля записала адрес. Мир как-то сразу стал проще и яснее. Она достала заначку, пересчитала купюры и заперла за собой дверь квартиры. Через час она разыскала Катин дом, нащупала кнопку звонка. Дверь открыла Катя и поднесла палец к губам, дав понять, чтобы гостья говорила тише. Потом сделала Ляле знак, чтобы та подождала в прихожей. С момента их первой встречи чуть меньше года назад Катя похудела ровно в два раза, хотя и без того никогда особой полнотой не отличалась. Бледное лицо, синяки под глазами, протяжная речь…

— Ты не одна? — шепотом спросила Ляля.

— Я с сестрой, и у нас приход. Извини, не могу больше в метро спускаться. Сил нет совсем. Мне от кровати к двери пройти тяжко, не то что на улицу выйти. Подожди, я сейчас товар принесу. — И Катя медленно направилась в комнату.

Ляля беглым взглядом окинула коридор. Похоже, девчонки куда-то переезжают: повсюду громоздятся тюки, сумки, коробки. Ляля поежилась: как ни занята она была мыслью о Даше, про героин помнила постоянно. Если Катя куда-нибудь уедет, доставать порошок будет значительно сложнее. В этот момент в комнате послышались женские голоса, раздалось шуршание пакетов. Вскоре появилась Катя с двумя крошечными целлофановыми сверточками в руках, на ее лице проступила испарина.

— А вы съезжаете? — поинтересовалась Ляля.

— Нет, с чего ты взяла?

— Просто у тебя тут столько всего наставлено.

— А-а, — медленно махнула рукой Катя. — В коробках техника в основном. Ее в залог приносят. А сумки мои уже сто лет стоят, все никак разобрать не могу. Ладно, держи, герыч — чище не бывает, аж сама удивилась. А теперь пойду полежу, а то что-то я совсем притомилась.

Ляля отдала деньги и аккуратно убрала в сумку остро необходимые граммы. Непонятный страх не давал ей вернуться домой. В конце концов она решила заехать в салон, который уже очень давно не навещала. Там всегда полно народу, среди людей неясная тревога отступит. По дороге Ляля, разумеется, не забыла заскочить в аптечный киоск.

Наступил вечер, но в салоне было немноголюдно: не больше трех-четырех девушек, да и те бегали по комнатам, лихорадочно приводя себя в порядок. Татьяна обрадовалась:

— Самое время! Вот-вот клиент подъедет, а у нас тут тихо, как на кладбище!

Ляля прошла на кухню и, не снимая плаща, уселась на диван. Малейшая мысль о «работе» отзывалась вполне реальной тошнотой. Необходимо было где-нибудь уединиться, скрыться от посторонних глаз, чтобы сделать инъекцию. Вот только сейчас одной остаться ей не дадут. Пока Ляля искала выход из положения, в дверь позвонили. Как обычно, девчонки всей гурьбой влетели на кухню и закрылись там. Судя по голосам, доносившимся из коридора, в салон заехала компания из нескольких мужиков. Татьяна, воркуя, отворила кухонную дверь. Традиционную команду «на выход» она сопроводила взмахом руки: быстрее, мол, гости ждут. Девушки вереницей направились в гостиную. Ляля знаками показала, что она еще не готова отрабатывать заказ. Но Татьяна, озабоченная тем, какой небогатый выбор был нынче в ее салоне, злобно сверкнула на нее глазами:

— И слушать ничего не хочу! Вас тут и так мало. А ну, быстренько собралась!

Ляле ничего не оставалось, как послушно присоединиться к подругам. Клиентов было столько же, сколько и «массажисток», — ровно пять. Пересчитав мужчин, Ляля была вынуждена расстаться с последней надеждой: работы хватит на всех. Девчонки расселись кто куда, и завязалась непринужденная беседа. Ляля нехотя разглядывала пришедших. Они шумели, гоготали и живо обсуждали достоинства девушек. Как выяснилось, среди гостей был именинник и сегодня предстояла бурная гулянка. Поздравления принимал здоровый детина лет тридцати с короткой светлой стрижкой, явно пользовавшийся в компании авторитетом. Над туповатыми шутками товарищей он не смеялся, а девчонкам иронически подмигивал, предлагая присоединиться к общему веселью. Улыбнулся он и Ляле, но та его ответной любезностью не пожаловала. Она уже давно привыкла не видеть в клиентах людей. Ее куда больше волновали покрой их пиджаков, дороговизна галстуков и модели сотовых телефонов: по всем этим признакам легко было угадать размер будущих чаевых.

Но сейчас ее даже деньги особо не волновали. Пока довольная Татьяна накрывала на стол, девочки заигрывали с гостями. Одна обменивалась остротами с молодым парнем, другая пристроилась к его пожилому соседу, поглаживая по щеке. Те, что были поопытнее и посмелее, расположились у своих «объектов» на коленях, а Ляля не знала, куда приткнуться: все мысли занимал спрятанный в кармане брюк пакетик с порошком. Будь народу побольше, она бы давно улизнула в ванную, чтобы там быстренько снять напряжение. Конечно, если никто ею не заинтересуется, Татьяна возражать не посмеет. Ляля намеренно стерла с лица улыбку, стараясь выглядеть как можно более угрюмой и неприступной. Глаза она опустила в пол, руки сложила на груди, крест-накрест. Опыт подсказывал, что к ней так никто не приблизится. Но не тут-то было. Ляля заставила себя оглядеться по сторонам и увидела, что на нее внимательно смотрит один из гостей.

— Падай рядом, красавица. — Он похлопал ладонью по кожаному дивану.

Ляле ничего не оставалось, как подсесть к гостю. Это был тот самый высокий, полноватый мужчина лет тридцати с бандитской внешностью. Именинник обнял Лялю за плечи:

— Ты что такая напряженная?

— Нормальная, — пробурчала Ляля.

— Сколько в час берешь? — спокойно продолжил «бандит».

— Сколько все. — Ляля немного смутилась. О цене она говорить не привыкла, этим обычно занималась Татьяна. К тому же хозяйке такие разговорчики явно по вкусу не придутся. Финансы для нее — святое.

— Ну ты четко говори, сколько, а то я не знаю. Тут такое дело: у меня день рождения сегодня. И ребята решили сделать мне подарок.

Ляля и так давно разобралась, в чем дело. Она лениво поздравила клиента с праздником и объявила цену.

— Да-а, на грамм ты зарабатываешь!

— Что-что?! — Ляля решила, что ей послышалось.

— Ничего, проехали. — Мужчина отпустил Лялю и обратился к присутствующим: — Так, народ, мы пить сюда пришли или трахаться?! Хорош терки тереть, разливать пора.

Рюмки наполнились французским коньяком, фужеры для девушек — шампанским, и пошли тосты в честь именинника. Ляля пригубила, извинилась и вышла якобы в туалет. Она захватила с собой сумочку и бокал, делая вид, что пьет. Оставаться в зале было невмоготу: вмазаться хотелось мучительно. Да и клиент с медвежьей внешностью не слишком-то радовал: с такими в постели проблем больше всего.

Наконец Ляля закрыла дверь на щеколду. В ванной она быстро произвела все необходимые приготовления: вылила шампанское, налила в бокал воду, затем всыпала туда половину содержимого целлофанового пакетика, что вдвое превышало ее суточную дозу. «В самый раз, чтобы унять расшалившиеся нервы! После сегодняшнего стресса добавка не повредит», — оправдывалась Ляля перед своим отражением в зеркале. Катя не обманула: розоватый цвет порошка и впрямь обещал неземное наслаждение. Перемешав раствор указательным пальцем, Ляля достала из сумочки шприц и втянула в него жидкость. Она боялась, что в дверь вот-вот постучат, сердце бешено колотилось, рука дрожала. Из комнаты донеслось некое подобие пения, и ей показалось, что голоса слышны все ближе. Надо поторопиться. Ляля расстегнула пояс на брюках и попыталась им перевязать руку, но пальцы соскальзывали. Получалось плохо, да и вены попрятались. После нескольких неудачных попыток Ляля с раздражением развязала поясок и перевела дыхание. Как же быть? Может, уколоться в вену на ноге? Правда, такого ей еще делать не приходилось. А, будь что будет! Спасибо брючкам: достаточно снять носки, поставить ногу на край ванны, и можно легко отыскать синюю жилку. Дело и впрямь пошло куда быстрее. Обе руки были свободны, и уже с первого раза Ляля уверенно нашла вену, спустила поршень шприца и… почувствовала сильнейший «приход». Она села на пол и закрыла глаза: кайф нарастал с каждой секундой. Неожиданный взрыв удовольствия Ляля приписала увеличенной дозе. Все тело пронизали радость, тепло, восторг. Вначале она с наслаждением отдалась новым ощущениям, на время позабыв обо всем. Внутренний голос шептал, что надо бы подняться и выйти к гостям, иначе Татьяна устроит скандал. Но тело обмякло, руки и ноги перестали слушаться. В тягучем, как карамель, сознании появились скорбные лица папы и мамы. Ляле захотелось протянуть к ним руку, обнять, сказать, что с ней все в порядке, но почему-то сделать это никак не получалось. Чуть погодя вдалеке послышался заразительный смех Даши. Лялька обрадовалась: подруга-то, оказывается, жива! Наверное, следователь ошибся, а может, все произошедшее было дурным сном. Сейчас она проснется и увидит Дашку, а потом они вместе посмеются над нелепым происшествием. Ляля попыталась открыть глаза, но веки налились свинцом, и поднять их не было сил. Она увидела перед собой Ксюшу и ужасно удивилась: почему она тут? Не поссорилась ли с Марком? Ксюша что-то говорила… Внезапно Ляля вспомнила те давние слова подруги: «Люд, ты сильный человек и сможешь со всем справиться». В ответ Ляля лишь тихонечко, еле шевеля губами, прошептала:

— Ксюшенька, ты даже не представляешь, какая я слабая.

Где-то далеко-далеко раздался стук в дверь. С каждым ударом он становился все сильнее и сильнее. Слышались голоса людей, они звали Людмилу, но все это уже не имело никакого значения: она все глубже проваливалась в темную, туманную бездну, зная, что возврата оттуда нет…