Не буди лихо (Слепой Циклоп) (СИ)

Глава 15

— Сашенька! Девочка моя! — Чемесов шикнул на старую няньку и, пинком отворив дверь спальни Александры, вошел внутрь.

Графиня, которую Иван спеленал как ребенка в большое стеганое одеяло мадам Латур, чтобы не простудить еще больше, пока они доберутся до особняка, заснула у него на руках, почувствовав себя наконец-то в тепле, уюте и полной безопасности.

— Пошлите за Родионовым, — приказал Чемесов, и старушка, крестясь, выскочила в коридор.

Иван, выпутав графиню из одеяла и отшвырнув его прочь, бережно уложил ее в постель, укрыл, стараясь не разбудить, а потом неловко замер рядом. Прошел почти час, когда он услышал снизу голоса, а потом в дверь постучали. Однако это был не Родионов. Вошедший поздоровался и, видя немалое удивление Ивана, объяснился.

— Меня зовут Федорук Геннадий Иванович. Я врач. Юрий Николаевич попросил меня приехать, потому что сам очень занят.

— Занят? — Чемесов даже развел руками, задохнувшись от негодования. — Да я с него шкуру спущу!

— Его жена рожает! — возмущенный до глубины души доктор вскинул брови.

— Вот черт! — Иван потер затылок, вспоминая свой недавний разговор с Юрой, когда тот просил поторопиться с поисками Александры, потому что его супруга объявила забастовку и отказывается рожать, пока графиня не будет найдена.

— Да, представьте себе, бывает и такое! А я ничуть не хуже смогу позаботиться о здоровье вашей жены! Если вы мне не доверяете…

— Нет-нет! Что вы! Я совсем не то имел в виду…

Все еще негодующий врач достал из саквояжа трубочку, откинул одеяло и принялся внимательно выслушивать молодую женщину. Иван смущенно отвернулся, но жадный взгляд успел убедиться — правая грудь Александры Павловны действительно была украшена крошечной мушкой родинки. Это видение так захватило его, что он не сразу услышал обращенный к нему вопрос.

— Что?

— Я спросил, где госпожа графиня так застудилась?

— Она потеряла сознание на улице и довольно долго пролежала на земле, пока ее нашли.

— Скверно. Просто чудо, что нет воспаления. А отчего случился обморок? Она беременна?

— Н-нет. Насколько я знаю, нет… Это долгая история. Э… Доктор, а можно установить… Правда, уже прошло почти три дня… Можно установить, было ли над ней совершено насилие?

— Насилие?

— Дело в том, что я судебный следователь…

— Тогда прошу немедленно покинуть эту комнату! А говорить я с вами буду позже! И не здесь! Возмутительно, что себе позволяют некоторые…

Иван безропотно подчинился, но даже в коридоре еще слышал гневные тирады доктора. Прошло еще полчаса, в течение которых Иван в нетерпении мерил шагами гостиную. Наконец доктор спустился.

— Сильнейшая простуда, но при надлежащем уходе ее удастся вылечить достаточно быстро. Что касается вашего последнего вопроса… Я, конечно, не судмедэксперт, но ничто не указывает на то, что она подверглась насилию. Нет ни синяков, ни… гм… повреждений иного рода.

— Спасибо.

— Не за что. С кем я могу говорить об уходе за больной?

— С кем? Ну… Со мной. Да, наверно, со мной.

Врач смерил странного следователя вопросительным взглядом, но потом пожал плечами и, присев к столу, стал быстро писать записку для аптекаря, попутно объясняя, что следовало предпринять.

Особняк Орловых Иван покинул только на следующий день. Прошлым вечером, целый день перед этим протолкавшись около Александры, он отключился прямо в кресле рядом с ее кроватью. Разбудила его нянька.

— Просыпайся. Слышь? Просыпайся!

Иван вскочил на ноги, ничего не понимая и всполошено озираясь по сторонам.

— Что?

— Иди. Я тебе в гостевой комнате кровать постелила. Поздно уж… Чего таскаться-то туда сюда?

Чемесов не стал спорить. Тем более что после того как напряжение, которое держало его на ногах все эти дни, ушло, сменившись сначала радостным возбуждением, а потом бесконечной усталостью, ему становилось все труднее держаться на ногах. Иван разделся и с наслаждением забрался в пышную постель, застеленную белым хрустким бельем. Боже, какое наслаждение! Ночь показалась ему одним коротким мигом — только закрыл глаза, и его уже вновь трясут за плечо. Это была опять-таки старая нянька Александры.

— Ну и здоров ты спать! Первый час! Я уж подумала, не помер ли ты случаем.

Чемесов с трудом разлепил свой единственный глаз и сел, свесив босые ноги с высокой постели и сумрачно взирая на белый свет. Потом застонал и снова рухнул в подушки, не чувствуя при этом ни малейших угрызений совести.

— Мало того, что пьяница, так еще и соня! — ворчала старушка, мышкой шныряя по комнате.

— Ох, Анисья Родионовна, так ведь почитай первый раз, с тех пор как Александра Павловна пропала, поспать-то толком удалось, — Иван приподнялся на локте. — Как она себя чувствует?

— Проснулась, покушала.

— Мне поговорить с ней надо.

— Ну, так одевайся, Емеля!

Чемесов посмеиваясь вновь сел в постели.

— Так ты бы вышла, что ли?

Ворчащая старушка удалилась, и Иван принялся быстро одеваться. Завязывая галстук, он неодобрительно осмотрел в зеркале над умывальником свою небритую заспанную физиономию.

— М-да…

— На! — откуда-то из-под локтя выскользнула Анисья Родионова и подала ему бритвенный прибор.

Иван принял его настороженно.

— Это чей? Орловский?

— Брезгуешь?

— Да.

Старушка ухмыльнулась.

— Это еще батюшки Александры Павловны и Мишеньки. Сохранила. Видишь, и сгодился.

Саша, облаченная в просторное домашнее платье, ждала его, полусидя в постели.

— Вы выглядите намного лучше, — Иван поцеловал протянутую ему руку.

— Спасибо. Вы тоже…

— Отоспался, дай Бог здоровья Анисье Родионовне. Вы чувствуете себя достаточно хорошо, чтобы ответить на мои вопросы?

— Да. Пожалуйста, спрашивайте.

— Что хотел от вас Игорь Викентьевич?

— О! — Александра потупилась. — У него были далеко идущие планы. Он хотел жениться на мне, а потом…

— Деньги?

— Да. Он сказал, что Николай Станиславович завещал все свое состояние мне… Это правда?

Иван кивнул, настороженно обдумывая то, что рассказывала молодая женщина.

— Значит, он знал…

— Да. И еще о том, что Миша… В общем, он угрожал, что если я откажусь выходить за него, он донесет полиции на брата, и я согласилась…

— Александра!

— Но потом он захотел… скрепить соглашение. Так он выразился…

Чемесов стиснул зубы так, что в челюсти хрустнуло.

— Он?..

Александра подняла на него теплые серые глаза и, чуть смущенно улыбнувшись, качнула головой.

— Нет.

— Слава Богу, — Иван встал и отошел к окну, не желая показать ей степень своего волнения. — Как вам удалось убежать?

— Сама не знаю. Только когда он прикоснулся ко мне, я поняла, что не смогу вынести этого. Даже ради Миши. Он убийца, Иван Димитриевич! Я видела его ладони, линии и знаки на них. Это сама смерть! И я… Я испугалась и захотела, чтобы он заснул. Вот и все. Не помню как выскочила из того дома, куда шла… Очнулась только у мадам Латур. Это она сказала вам обо мне?

— Да. Правда поставила при этом массу условий, — Чемесов усмехнулся, оборачиваясь к молодой графине.

— Она хорошая.

Иван пожал плечами.

— По крайней мере, для своих девочек Эмма как мать родная. Стоит за них горой. И платит честно. Простите. Наверно это не самая подходящая тема для беседы с дамой…

— У вас разбита губа.

— Я подрался, — Иван вдруг рассмеялся. — Теперь с меня за это наверняка стружку снимут. Ну и бог с ним! Зато душу отвел.

— Это с ним?..

— Да. У господина Орлова теперь тоже разбит нос и имеется впечатляющий фингал под глазом. Могло быть и хуже. Нас разняли.

«Мальчишка!» — подумала Александра и нахмурилась — она вспомнила о Мише.

— Скоро будет суд? Я имею в виду брата…

— Полагаю, что да. В этом деле все ясно, поэтому тянуть нет смысла. Это будет серьезное испытание и для вас, Александра Павловна.

— Я справлюсь. Главное, чтобы Мишу удалось хоть как-то оправдать в глазах судей.

— Зельдин знаменит количеством оправдательных приговоров в своей практике.

— Но мне нечем ему заплатить! Такой известный адвокат наверняка потребует огромный гонорар.

— Пусть это не беспокоит вас.

— Я не смогу принять…

— Это от вас уже не зависит, Александра Павловна. И вообще… Вы еще не знаете, что у Агаты Генриховны вчера начались роды. Результат мне еще не известен, но я с удовольствием сообщу его вам сегодня вечером… Вы ведь позволите мне навестить вас еще раз?

— Я буду ждать вас с нетерпением.

Чемесов простился и, насвистывая, покинул особняк. На сегодня была назначена процедура опознания, а потом Иван рассчитывал сообщить Игорю Викентьевичу «пренеприятнейшее известие» — графиня Александра Орлова нашлась.

Опознание проводилось по давно устоявшейся методе. У дальней стены просторной комнаты в ряд выстраивали несколько человек, среди которых находился и тот, кого, собственно, и следовало опознать. Свидетелей по одному вводили в комнату, и они под охраной дюжего полицейского имели возможность внимательно рассмотреть всех людей и выбрать среди них того, кто казался им знакомым.

— Так что, мадемуазель, ничего не бойтесь. Вас в случае чего защитят, а потом для этого господина небо еще долго будет в клеточку.

— Как это? — Анна Сафронова не поняла тюремный юмор и наморщила носик.

Надзиратель, объяснявший ей и другим свидетелям — Андрею Игнатову — тому самому пациенту, которого Орлов обманом заставил вынести Александру Павловну из больницы (его не составило труда найти, потому что в назначенное время, ничего не подозревая о совершенном с его помощью преступлении, он преспокойно явился на прием к окулисту), а также двоим извозчикам и трем приказчикам из Пассажа, которых нашел Олег Иевлев, когда расследовал дело об избиении Миши Румянцева, как себя следует вести во время опознания, сконфузился.

— Простите, мадемуазель. Я имел в виду, что через зарешеченное окно камеры небо и, правда, словно клетчатое.

Чемесов, стоявший чуть в сторонке, поморщился. Очень хотелось все поскорее закончить и самому взяться за молодчика. Первым пошел один из извозчиков — без результата, потом второй — так же. Приказчик из обувного отдела тоже не узнал своего давнишнего покупателя. Зато тот, который служил в шляпном отделе, и тот, что продал ему пальто, а потом выбегал на улицу, чтобы вернуть «забытый» полушубок, сразу признали в Орлове человека, о котором их и расспрашивала полиция.

— У меня вообще хорошая память на людей, — пояснил потом «шляпник», — а с моей работой просто неизбежно будешь смотреть именно на лицо — идет выбранная клиентом модель или нет. Несомненно, это тот самый господин. «Пирожок» очень подходит к его типу лица.

Чемесов был более чем доволен. Анна тоже не задумываясь опознала в Орлове человека, который участвовал в похищении графини. То же подтвердил и Игнатов…

— Ну что же, Игорь Викентьевич! Все не так хорошо, как вы надеялись!

Орлов лишь ухмыльнулся.

— Но и не так хорошо, как хотелось бы вам. Так, мелочевка. И потом, поскольку ваша зазноба в нетях, так с доказательством похищения возникнут бо-ольшие проблемы.

Чемесов не мог сдержаться — улыбка сама собой растягивала его губы, сверкала во взгляде. Орлов недоверчиво всматривался в его счастливое лицо, а потом резко выдохнул.

— Так она нашлась… Я мог бы догадаться! Только напрасно вы сияете, как начищенный чайник! Да, увез я ее без согласия, но это собственно и все. За предложение руки и сердца еще никто в тюрьму не садился!

— Весьма своеобразный способ сватовства вы выбрали, голубчик. Сразу тянет на три статьи — похищение, шантаж и попытка изнасилования, которое не удалось лишь по счастливой случайности. А что касается остального… Зачем вам понадобилось убивать Наташу Петренко? Девчонка все для вас узнала, а вы…

— Фу, как топорно! Я никогда и в глаза не видел никакой Наташи!

— Тогда откуда вам стало известно о содержании завещания Николая Станиславовича?

— Не помню. Кажется, этот щенок, братец госпожи графини, говорил что-то такое…

— Глупо попадаться на такой смешной лжи. Ни Александра, ни Михаил ничего не знали о сути этого завещания.

— Врут. Под дверью мог подслушать кто угодно!

— Это-то конечно! Вот только вопрос — откуда вы знаете, что подслушивали именно под дверью? Разговор ведь мог идти и в саду. Да и вообще, почему вы уверены, что об этом говорилось вслух?

— Я отказываюсь вступать с вами в подобные словесные игры!

— Действительно, господин Орлов, поиграли и будет! Уведите его, на сегодня довольно.

Впервые за долгое время Иван уходил со службы столь рано. По дороге к дому Юрия Родионова он еще зашел в цветочный магазин и взял огромный букет цветов для роженицы. Потом подумал и купил еще один, составленный из великолепных темно-красных роз, а потом, оплатив его доставку, быстро набросал несколько слов на своей карточке и велел отослать все это некоей мадам Эмме Латур. Ему хотелось подарить цветы и Александре, но ничто в огромном цветочном магазине, похожем на сад Эдема, не казалось Чемесову достойным ее — лилии были слишком холодными, розы излишне помпезными, а царственные орхидеи вычурными.

Так ни на что и не решившись, Иван забрал букет, предназначенный Агате Генриховне, и вышел. Родионов встретил его с распростертыми объятиями.

— Ванюша! У меня дочь! Ты представляешь?!

— Поздравляю, дружище. Как себя чувствуют твои дамы?

— Спят. Но скоро проснутся и запросят есть.

— Ты что — на хозяйстве?

— Нет, что ты! Ни один мужчина не справится с этим возом. Марьяша только что ушла. Как там Александра Павловна? Прости, что не смог прийти, но сам понимаешь…

— Все в порядке. Сильная простуда, но, к счастью, похоже, без осложнений.

— Остальное… тоже в порядке? Этот негодяй не обидел ее?

— Нет, не успел.

Родионов прочувствованно похлопал Ивана по плечу и повел в гостиную.

— Я, собственно, ненадолго. Обещал Александре Павловне узнать, как у вас дела, и сегодня же вечером рассказать. А перед этим еще домой забежать надо.

— Постой, постой! Так я тебя и отпустил!

Только после того как Иван полюбовался крохотной новорожденной дочуркой Юрия и Агаты Родионовых и выразил в полной мере свои восторги, ему было позволено покинуть их. Он схватил первого же извозчика, торопил его всю дорогу до своего дома, потом попросил подождать, для чего пришлось пообещать малому хорошие чаевые, торопливо поднявшись к себе, сменил рубашку и побрился. Предвкушая чудесный вечер в обществе Александры, уже через полчаса он звонил у дверей особняка Орловых. Однако встретили его более чем холодно. Перемену он почувствовал, едва вошел в комнату Александры. Объяснение не заставило себя ждать.

— Сегодня у меня был господин Зельдин. Он хотел обсудить со мной некоторые вопросы и поистине шокировал меня, — графиня холодно взглянула на Ивана. — Господин Чемесов, я хотела бы знать, как вы посмели отдать дневник моей матери в чужие руки? И кто позволил вам самому взять его, не спросив на то моего разрешения? Вы… Вы прочитали его?

— Да. Но Александра Павловна…

— Как вам не стыдно! Я не позволю ни вам, ни кому-либо другому копаться в делах моей семьи, тем более что они никак не касаются вашего расследования. Господин Зельдин не согласился отдать дневник мне. Значит, вам самому придется исправлять сделанное. Сегодня к вечеру мамина тетрадь должна быть возвращена.

— Информация, содержащаяся в нем, может помочь Борису Антоновичу добиться…

— Я больше не задерживаю вас, господин Чемесов.

— Да поймите же…

Взгляд, брошенный на него был столь высокомерно холоден, что Иван смешался и отступил, совершенно выбитый из колеи этим неожиданным нападением.

— Ну что ж… Как вам будет угодно, Александра Павловна. Только в любом случае то, что вы просите, сделать уже невозможно. Дневник приобщен к делу как косвенная улика.

— На каком основании?

— На том, что тайна, заключенная в нем, та самая, что вы все еще пытаетесь сохранить, чтобы уберечь честь семьи, даже если это будет в ущерб ее членам, и является причиной произошедшего убийства. Ваша няня засвидетельствовала, что вы, Александра Павловна, нашли эту тетрадь, которую Анисья Родионовна на беду сохранила, именно в ту ночь и, скорее всего, измученная жестоким обращением мужа, бросили ему в лицо обвинение! И все это услышал Миша…

Он говорил и видел, как рыдания начали сотрясать плечи молодой графини.

— Не надо, прошу вас. Моя вина и так слишком велика…

— Сашенька, ваша вина лишь в том, что вы терпели слишком долго.

Иван присел на край кровати и робко прикоснулся к светловолосой голове Александры, а потом придвинулся еще ближе к ней и обнял, привлекая к себе на грудь.

— Поплачьте. Такие слезы умывают душу.

— Иван Димитриевич, пожалуйста, заберите дневник. Никто не должен узнать обо всем этом.

— Не могу.

— Тогда уходите! Оставьте меня, слышите?! — Александра вырвалась из его объятий и изо всех сил толкнула его в грудь. — Я не хочу видеть вас! О господи, за что мне все это?

Она упала ничком на кровать, зарываясь лицом в подушку. Мучительные, надсадные рыдания терзали Иваново сердце. Он протянул руку, чтобы вновь коснуться ее, успокоить, оберечь, но она лишь с бешенством дернула плечом.

— Вор! Вы просто вор! Уходите! Уходите же!!

Чемесов поднялся, постоял еще немного, а потом медленно вышел. Сначала из комнаты, потом из дома… И, по всей видимости, из ее жизни.

Едва мрачный, как туча, Иван появился на службе, к нему подскочил клерк.

— Иван Димитриевич! Как хорошо, что вы пришли! Никого нет, а тут какой-то лягушатник, что ли, явился. Трещит что-то на своем языке, бумажки в нос сует, а я ну ничегошеньки не понимаю!

Чемесов вздохнул и пошел следом за парнем.

— Парле ву франсе? — тут же с надеждой кинулся к нему невысокий бойкий человечек.

— Да, — Иван поздоровался, а потом представился нетерпеливо притопывавшему французу.

— Наконец-то! Меня зовут Шарль Тревю. Я ваш коллега из Сюртэ — криминальной полиции Франции. Мне просто жизненно необходимо встретиться с мсье… — француз заглянул в свои записи. — Петр Доркашов?

— Петя? — Иван удивленно вскинул свою мефистофельскую бровь. — Я его шеф. Что за дело привело вас к нам?

— Мсье Доркашов присылал запрос касательно… э… Игорь Орлов? Да?

— Да, — выговорил Иван губами, которые вдруг перестали слушаться его.

— Дело в том, что когда пришла первая бумага, меня не было в столице, и я ничего не знал о ней. Увидел лишь повторное письмо. Вы даже не представляете себе, что со мной было! Я гоняюсь за этим человеком уже несколько лет!

— За господином Орловым?

— Нет! В том-то и дело! Он такой же Орлов, как я… Наполеон Бонапарт!

— Н-не понимаю… Постойте, постойте! Вы хотите сказать, что он — самозванец?

Француз энергично закивал головой.

— Иисусе! Так вот оно объяснение! Прошу вас, пройдемте в мой кабинет.

— Настоящее имя этого голубчика Григорий Лафар. Отец его — француз, а мать родом из Москвы — отсюда его безупречный русский. Я пытаюсь засадить его за решетку уже давно, но ни разу не смог собрать достаточное количество улик, ему всякий раз удавалось вывернуться. И что самое ужасное — всякий раз в этом помогали ему его же жертвы!

— Чем он промышлял?

— Мсье Лафар — самый удачливый брачный аферист нашего времени. Хотя так его называть смешно. Что такое мошенничество по сравнению с убийством? А он, судя по всему, не гнушается никакими средствами для достижения своих целей. Сценарий всегда приблизительно один и тот же — выверенный и отшлифованный до блеска. Он находит богатую вдову или даже замужнюю даму, которая не вполне довольна своим браком, или на худой конец наследницу, которой при обычном стечении обстоятельств ждать этого самого наследства еще долгие годы, обольщает ее — и дело в шляпе! Дальше истории разнообразятся лишь слегка. В одном случае жена сама убивает своего мужа. И, заметьте, совсем не с целью наживы, а чтобы соединиться с любимым! Обвинить ее в этом преступлении не удается. И после того, как полиция умывает руки, наш голубчик женится на ней, а неделю спустя исчезает, прихватив с собой все ее деньжата. И что вы думаете? Она молчит! И понятно почему! Если возьмут его, погорит и она, ведь он не задумываясь выложит все подробности их совместного преступления!

Француз взмахнул рукой. Чемесов смотрел на него во все глаза.

— Другой раз наследодатель умирает сам и вроде бы вполне естественной смертью, но так внезапно и в такое подходящее для нашего молодца время… Но и на этот раз оставшаяся ни с чем женщина все равно не произносит ни слова, которое бы указало на истинного виновника ее бед. И всегда так — ни одна ограбленная и брошенная жертва не пожелала свидетельствовать против него. Видимо у него в запасе всегда есть нечто, чем он держит их. И это помимо его собственного рокового обаяния.

Конечно, каждый раз он появляется с новым именем и в новом амплуа, но почерк! Только один раз — последний, он попал в поле зрения полиции, и то ему смогли инкриминировать лишь мошенничество. Он отсидел совсем недолго, а когда вышел — исчез из страны, — маленький француз экспрессивно воздел руки к потолку. — И вдруг приходит запрос из России на человека по фамилии Орлов! О! Я смотрю на фотографию и узнаю — мсье Лафар собственной персоной! Но и это еще не все! Что-то подсказывает мне — необходимо все-таки проверить, кто же такой Игорь Орлов. Есть ли такой человек на самом деле? Я иду в архив. Есть! Начинаю читать его досье, и что я вижу?! Орлов был человеком крайне неуравновешенным, в последние годы много пил, а когда напивался, становился буен… Однажды в пьяной драке он сильно избил человека, за что естественно попал за решетку. Ему оставалась отсидеть всего лишь пару месяцев, когда смерть настигла и его. Он умер в тюремной больнице от скоротечной чахотки. Буквально сгорел, но перед этим завещал все свои вещи, письма, все-все своему соседу по камере. Я смотрю на имя этого «счастливчика», и волосы на моей голове встают дыбом! — Шарль Тревю ухватил себя за волосы и задрал их вверх, словно хотел продемонстрировать Ивану, как они стояли. — Соседа Игоря Орлова звали Григорий Лафар! Теперь он здесь и наверняка снова плетет свои зловещие замыслы. Нужно торопиться, и, быть может, на этот раз нам удастся схватить негодяя!

— Мсье Тревю, вы уже ужинали сегодня? Здесь неподалеку есть прекрасный ресторан. Я приглашаю вас. Похоже, сегодня мне просто необходимо выпить…

— Вы не понимаете, вполне возможно, что счет идет на часы! На минуты! Мы должна поймать его! А вы наверняка и представления не имеете, где он сейчас!

— Имею. Очень даже хорошо имею, потому что мне, черт побери, стоило слишком много крови, чтобы господин Лафар оказался именно там, где он есть!

Утро наступало трудно. Иван заворочался и попытался открыть глаз. Уже со второй попытки это получилось. В такие минуты он бывал даже рад, что око у него теперь только одно — проблем ровно в два раза меньше. Тем не менее, бледный свет пасмурного дня, приглушенный к тому же плотными шторами, показался ему таким мучительно ярким, что он застонал и зажмурился. Как же плохо!

— Я не покажусь слишком язвительной, если пожелаю вам доброго утра, господин Чемесов?

Иван рывком сел на постели. Это огромное идеально круглое ложе стояло посреди круглой же комнаты, стены которой были затянуты бледно-розовым шелком. У окна перед зеркалом за столиком, украшенным резьбой с золочением, сидела мадам Латур. С улыбкой глядя на совершенно растерянного Чемесова, она продолжила расчесывать свои густые темные волосы.

— О господи! — выдохнул Иван и снова рухнул на подушки, вперив взгляд в потолок.

Но от этого стало еще хуже, потому что прямо над ним в потолке было закреплено огромное зеркало, в котором постель была видна целиком — спутанные простыни, скомканное одеяло, и он сам посреди этого безобразия не менее помятый и растрепанный, с жуткой головной болью и вторым в жизни полным провалом в памяти… Впрочем, вскоре память хотя бы частично вернулась, острой вспышкой впившись в сердце и мозг — маленький француз со своим немыслимым сообщением и Александра…

«Которая назвала меня вором и прогнала только потому, что я хотел… Впрочем, какая теперь разница, чего я хотел?»

Чемесов встал, испытывая острую неловкость от своей наготы. Но одежда была далеко — аккуратно развешена на стуле у стены. Он торопливо натянул ее, а потом, помявшись, вытащил из внутреннего кармана бумажник. Эмма, наблюдавшая за ним все с той же чуть печальной улыбкой, покачала головой.

— Я уже много лет не продаю свое тело, Иван Димитриевич. Считайте это просто некоей благотворительностью… Тем более, что за всю ночь вы ни разу не назвали меня моим собственным именем.

— Простите, Эмма. Мне стыдно, но наверно я просто немного перебрал…

Маленькая француженка расхохоталась.

— Девочки вчера нарочно собирали пустые бутылки, которые оставались после вас. Хотите взглянуть на эту батарею?

— Нет, — Иван нервно хмыкнул и передернулся. — Лучше я пойду.

— Только заберите с собой вашего спутника.

— Спутника?

— Иначе мсье Тревю рискует никогда не выбраться от моих девиц.

— О Господи! Я и его сюда затащил?!

— Не думаю, чтобы он сильно сопротивлялся. Более того, мне показалось, что именно он был инициатором вашего появления здесь. Впрочем, вы оба уже были изрядно пьяны… О! Не мучайтесь так! На вас просто больно смотреть. Иногда мужчине нужно расслабиться по-настоящему.

Мадам Латур легко поднялась и, подойдя к Чемесову, ловко поправила узел его галстука.

— А нам, женщинам, подчас совершенно необходимо вспылить, сорвать на ком-нибудь зло, поплакать вволю. И обычно мы выбираем для этого именно тех, кто близок и дорог нам. Не стоит принимать это так близко к сердцу, право.

Затравленно глянув на мадам Латур, Иван выскочил вон. Эмма же вздохнула и вернулась к столику у окна, где в большой вазе стоял роскошный букет темно-красных роз. Она поправила цветы и с улыбкой произнесла:

— Ох уж эти мужчины!