Не жди моих слез

Пустили по кругу какую-то сигарету. Конечно, я с ходу просекла, что это такое. Вспомнила, как мне было хорошо в гареме у Али, где мне во все подмешивали какую-то наркоту. Обозвала себя мысленно дурой, что не сообразила раздобыть травки раньше — скольких она спасла от петли и прочих опрометчивых поступков.

Я ничего не ощутила с первой затяжки, а потому затянулась еще раз.

— Рухнешь, подруга, — сказал парень справа. — Крутая травка.

— И не такую курила.

Мои ноги вдруг налились свинцовой тяжестью, по затылку словно чем-то тяжелым ахнули. Похоже, эти далеко не приятные ощущения отразились на моей физиономии — тот же парень взял меня за запястье и изрек, скорчив ехидную гримасу:

— Это тебе не Лондон, метла. От нашего угощения можно словить кайф в морге. А там холодно и неприбрано. Но самое страшное, что эти хамлюги кладут на один стол людей разного пола. Чего-чего, а я бы не хотел очутиться на одной горизонтальной плоскости с существом женского пола.

У меня поплыло перед глазами. Хлынули слезы. Изнутри поднималась волна мути.

Я очухалась на мостовой. Я сидела, прислонившись к стене. Моя куртка была вся в блевотине. От нее воняло, как от забитого мусоропровода, и у меня начались характерные позывы. Потом я отрубилась. Намертво.

…Кто-то бил меня по щекам. Моя голова болталась из стороны в сторону, и это причиняло зверскую боль. Думаю, эта боль и привела меня в чувство.

Я открыла глаза.

— …чай… ца. — Мои губы были словно из камня. Я хотела сказать: «Кончай драться».

— Все. Теперь давай снимем эту гадость. От тебя воняет помойкой. — Парень ловко стащил с меня куртку и зашвырнул ее подальше. — А где твои дружки?

— У меня их нет.

Губы уже почти слушались меня.

— Ты что, сама накачалась этой дрянью?

— Какое тебе дело? — Я попыталась поднять воротник-хомут моего свитера — мне было зябко.

— Ладно, после поговорим. Ты где живешь?

— Какое тебе дело?

Эту фразу я повторила только потому, что мои губы ее хорошо отрепетировали.

— Собираешься заночевать на улице? — не унимался парень.

— Какое тебе… — Я расхохоталась. У меня началась настоящая истерика. Потом меня снова вывернуло. И стало необыкновенно легко.

— Идем ко мне, — сказала я парню. — Есть шампанское и закусь. Трахаться не будем — не бойся.

Я поднялась и сделала полшага вперед. Ноги подогнулись. Парень подхватил меня возле самого тротуара.

— У меня нет денег на такси, — сказал он. — Ты далеко живешь?

— Хочешь донести на руках?

— Придется. Не бросать же тебя на улице.

— Какой ты правильный. — Я снова рассмеялась. Это был уже нормальный и даже веселый смех. После стольких адских мук травка наконец сделала свое дело.

Парень улыбнулся мне. Совсем молодой. Цыпленок.

— И куда прикажете?

Я назвала адрес и добавила:

— У меня полно бабок. В заднем кармане джинсов.

— Не привык, чтоб за меня платили женщины.

У него было очень серьезное, чуть ли не трагическое выражение лица.

— Какой ты правильный.

Я все время повторялась, и это был дурной знак. Что-то случилось с моими мозгами. Еще не хватало превратиться в дебилку.

— Это совсем близко. Ты что, на самом деле не можешь ходить?

— Еще не научилась. Может, научишь?

Он аккуратно, даже бережно, поставил мои ноги на асфальт. Я тут же опустилась на землю. Не знаю, возможно, к тому времени мои ноги уже окрепли, но мне почему-то не хотелось пользоваться ими в качестве средства передвижения.

Парень поднял меня на руки. И даже слегка к себе прижал. И пошел в сторону моего дома. На нас глазели. Для Москвы это была слишком экстравагантная сцена, хоть наша столица и лезла из кожи, только бы до цивилизации дотянуться.

— Впервые несу на руках женщину.

Парень смотрел не на меня, а по сторонам. Мне показалось, у него был гордый вид.

— Нравится?

— Не понял еще. — Он вдруг встряхнул меня. Наклонился и коснулся губами моего лба. — Очень нравится.

Мы добрались вполне благополучно.

— Если хочешь, скажи, как тебя зовут, — изрекла я, когда он положил меня на тахту в гостиной. — Хотя это совсем не обязательно.

— Женя. — Он смотрел на меня с любопытством. — Тебе здорово сейчас, да?

— Ты что, никогда не пробовал?

— Нет. И не собираюсь.

— Ты случаем не в милиции работаешь?

— Угадала.

Я рассмеялась, схватила Женю за руку и усадила рядом с собой. Он не сопротивлялся. Но был абсолютно индифферентен с точки зрения секса.

— Выпить хочешь?

Он пожал плечами.

— Бар напротив.

— Мне бы лучше поесть.

— Тогда топай на кухню. Кажется, в холодильнике не совсем пусто. Я немного вздремну.

У меня, как говорится, глаза переворачивались.

— Советую тебе для начала искупаться. Извини, но от тебя разит помойкой. Отнести в ванную?

— Еще чего. Сама дочикиляю.

Я встала, правда, не без труда. Я видела, что Женя приготовился меня подстраховать. Но я хотела доказать, самой себе прежде всего, что уже в состоянии обойтись без его помощи. Ненавижу от кого-нибудь зависеть. От мужчины тем более.

Я сбросила одежду на пол и плюхнулась в горячую воду. И в тот же момент поняла, что забыла закрыть дверь ванной комнаты. Этот Женя еще решит, будто я собралась его соблазнить. А, черт с ним, лень вставать.

Я закрыла глаза и куда-то провалилась. Я спала и чувствовала одновременно, как он вытаскивает меня — очень бережно — из воды, заворачивает в полотенце, несет в спальню. Я открыла глаза уже оказавшись под одеялом.

— Притвора. — Женя мне подмигнул. — Тебе нравится, когда с тобой нянчатся?

— Не знаю.

Я вдруг вспомнила Леню и поморщилась.

— В чем дело?

— Не люблю, когда делают больно.

— Я сделал тебе больно?

Женя был искренне удивлен.

— Нет пока. Потом обязательно сделаешь.

Он вздохнул. Как будто все понял.

— Ладно, пойду поужинаю. Тебе принести что-нибудь?

Мне вдруг дико захотелось есть.

Он притащил на подносе бутерброды с ветчиной и сыром.

— У тебя так уютно. Одна живешь?

— Меньше, чем одна. От меня половинка осталась.

— Мне бы такую квартиру…

Он вздохнул, но вовсе не завистливо.

— Думаешь, если бы у тебя была такая квартира, отпали бы все проблемы?

— Их стало бы гораздо меньше. Когда живешь вчетвером в одной комнате, проблем больше, чем можно вынести.

— Ты что, женат?

— Второй раз.

— Ни фига себе, — вырвалось у меня. — Я думала, ты…

— Так все думают.

Похоже, Женя обиделся.

— Прости.

— Чего тут прощать? У меня на самом деле глупый цыплячий вид.

— У меня тоже, — изрекла я и подавилась хлебом. Я кашляла до слез, а Женя больно колотил меня кулаком по голой спине. Говорят, это дурацкий способ и можно вполне сыграть в ящик. Но мне почему-то помогло.

Потом мы пили чай — Женя принес мне чашку в постель. Потом я предложила открыть бутылку шампанского.

— Тебе не стоит пить.

— Ха. Забудь хотя бы ненадолго про свою уж слишком правильную профессию.

Он послушно принес шампанское и бокалы. У меня вдруг испортилось настроение. Я вспомнила, сколько романов и интрижек начиналось именно с шампанского в постели. Скукотища.

— Пошли на кухню, — предложил Женя. — У тебя там так уютно.

Черт, если этот парень телепат, мне с ним будет непросто, подумала я. Будет?.. С этим цыпленком вряд ли у меня что-то будет.

Мы пили шампанское и ели чернослив. Этот мальчик не делал ни малейшей попытки ко мне приставать. Странный тип.

Я вдруг вспомнила, как состоялось наше знакомство. Небось он черт знает что обо мне думает. А, плевать я хотела.

— Я не наркоманка, — неожиданно заявила я. — Я пробовала эту гадость в Алжире. Но там она совсем другая.

— Думаю, тебя угостили коноплей. Подонки. — Женя сказал это со спокойным презрением. — Ты их, разумеется, не заложишь.

— А я и не помню, где была. Мы шли от Пушки в сторону Петровки. Я видела их в первый раз.

— Больше не надо этого делать.

Он прикоснулся к моей руке, даже слегка пожал ее и тут же отдернул свою.

— Сколько тебе лет? — полюбопытствовала я.

— Двадцать восемь.

— Не заливай.

— Могу показать паспорт.

Он уже полез в карман своей джинсовой куртки.

— Ладно уж, верю. Я думала, ты моложе меня.

— Был бы очень рад. — Он посмотрел мне в глаза. — Очень хочу, чтобы меня полюбила женщина, которая годится мне в матери.

— Глупый. И что ты собираешься с ней делать?

— Она будет меня жалеть. Молодые женщины жестокие и властные.

— А я ненавижу старых мужчин. Особенно в постели.

— Зачем тогда ты с ними спала?

— Прикидываешься, да?

— Нет.

— Понятно. Просто ты очень правильный молодой человек. Ты, я думаю, и сексом очень правильным занимаешься. Делаешь все как положено.

— Вовсе нет. — Женя ничуть не смутился. — Секс раскрепощает. У меня масса комплексов. Выходит, ты спала со стариками ради квартиры и денег.

В его голосе не было ни капли осуждения.

— Не я первая, не я последняя.

— Это верно. — Он вздохнул и поднял свой бокал.

Мы молча выпили. До дна. Не знаю, за что.

Вдруг Женя посмотрел на свои часы.

— Спешишь?

— Уже некуда. Последняя электричка уйдет через семь минут.

— Ты не москвич?

— Я живу в Клину. Навещал маму.

Он стал подниматься из-за стола.

— Куда?

— Прогуляюсь по улицам. Еще тепло. Люблю ночную Москву.

— Она вряд ли тебя полюбит. У тебя есть оружие?

— Нет, конечно. Я же не на дежурстве.

— Останешься у меня. В гостиной, как ты заметил, есть диван.

— Да.

Он произнес это покорно и, как мне показалось, обреченно.

— Боишься, я буду к тебе приставать?

— Нет, конечно. Просто дома мне не поверят.

— Ты что, ни разу не изменял жене?

— Зачем?

Он глядел на меня с удивлением.

— Ты считаешь, что…

Я вдруг потеряла нить своей мысли. Плевать я хотела, что считает этот Женя вообще и в частности.

— Будем спать, — сказал он. — Мне завтра рано на работу. Я уйду тихо.

Он сам постелил себе постель. Я снова ощутила позывы к рвоте и закрылась в ванной. Почему-то я вдруг стала стыдиться Жени. Потом вымыла голову и завалилась спать.

Я не слыхала, как он ушел.

Проснулась я около двенадцати. Длинный пустой день впереди. Может, лучше не вылезать из постели?..

Я спала и видела сон, когда позвонил отец. Это был очень сладкий сон — я не видела таких снов со времен детства. У отца был возбужденный голос.

— Доченька, хочешь поговорить с Леней?

Я не успела ничего ему ответить. У Лени был прежний голос. Он сказал всего одно слово:

— Инфанта.

— И что дальше?

— Прости меня.

— Прощаю. — Я сладко зевнула. — И что потом?

Я говорила то, что думала. Мне только что снился чудесный сон. Лени в нем не было. Телефон не позволил досмотреть мне этот сон до конца.

— Приезжай. Мы так скучаем по тебе. — Я почувствовала, как Леня сник.

Трубку снова взял отец.

— Доченька, мы будем тебе очень рады. Ленька-младший по тебе тоскует. В этом году много арбузов и яблок. И вода в озере еще очень теплая. Мы встретим тебя…

— Папа, я не приеду.

— У тебя дела?

— Нет. Просто мне хочется побыть одной.

— Ты так долго была одна…

— Мало! — выкрикнула я в трубку. — И я не хочу в прошлое, понимаешь?

— Дочка, но, может, через неделю или две ты все-таки соберешься? Леня поживет у нас…

— Вот и хорошо. Значит, вам с мамой не будет скучно. Меня оставьте в покое.

— Дочка, но ведь Леня…

Я повесила трубку и накрылась с головой одеялом. Поймать бы снова тот сон.

Я не хотела отвечать на звонок, но это был не межгород.

— Ты слышишь меня? Это…

Я сразу его узнала. И вспомнила мгновенно, что это он был героем моего прерванного сна.

— Ты где?

— Рядом с твоим домом. Думаю, ты сможешь увидеть меня в окно.

Я встала, отдернула штору. Было хмуро, стекло плакало дождем. Женя стоял в телефонной будке возле булочной и смотрел прямо на меня.

— Ты…

— Можно к тебе зайти?

— Я в таком жутком виде…

— Видел тебя и похуже. Я замерз и хочу есть.

— Заходи.

— Спасибо, котенок.

Меня называла так в детстве бабушка. Только она и никто больше. Но сейчас это не имело никакого значения. По крайней мере, я так подумала и даже сказала вслух.

Я успела почистить зубы и провести несколько раз щеткой по волосам. Уже по дороге к двери натянула рваные домашние джинсы и майку.

Он наклонился и прямо на пороге поцеловал меня в губы. В этом поцелуе не было ни капли секса. Мне понравился этот поцелуй. Мне хотелось, чтоб Женя поцеловал меня еще, но я почему-то робела попросить его об этом.

Мы пили чай с конфетами и остатками ветчины и сыра. Потом Женя достал из сумки шампанское.

— Мне понравилось, как было вчера, — сказал он.

— Мне тоже. Но в этом мире ничего не повторяется.

— Это здорово.

— Быть может. Тебе влетело дома?

— Еще как.

— Бедняжка.

Я искренне посочувствовала Жене — больше всего на свете ненавижу семейные сцены.

— Ты правда меня жалеешь?

— Немножко.

— Пожалуйста, пожалей еще. Не бойся меня пожалеть, ладно?

Он встал. Я тоже. Не знаю, кто из нас кого жалел — мы обнимали и гладили друг друга, я даже пустила слезу у него на груди.

— Меня никто никогда не любил. Никогда в жизни. Даже мама.

— Но ведь у тебя есть жена. Наверное, она тебя когда-то любила. Может, до сих пор любит.

— От меня все чего-то хотят. И все учат, как надо жить.

— Ты их слушаешь?

— Да. Потому что я не знаю, как надо жить.

— Этому не научишь.

Я усмехнулась, вспомнив мудрые житейские советы мамы. Возможно, если бы я следовала им, работала бы сейчас в какой-нибудь конторе либо кропала диссертацию. Наверняка чувствовала бы себя счастливей. Но это… это какое-то тупое счастье.

— О чем ты думаешь? — Женя смотрел на мои губы.

Я привстала на цыпочки и подставила их ему.

— Поцелуй как тогда, — попросила я.

Он исполнил мою просьбу. Мне стало легко, как от хорошей травки. Моя плоть почему-то никак себя не проявляла, хотя я поняла вдруг, что Женя мне нравится. Как мужчина тоже.

Я сказала ему об этом.

Он смешно наморщил нос и высунул язык. Я сделала то же самое. Это оказалось еще слаще того поцелуя, хотя мы всего лишь соприкасались кончиками языков.

У меня поплыла голова.

— Чего тебе нужно от меня? — спросила я, в бессилии опускаясь на стул. — Я не собираюсь в тебя влюбляться.

— Я и не прошу. Ничего не нужно. Пускай тебе будет хорошо.

Я шарахнула шампанского, чтоб прояснить мозги.

— Тебе опять влетит дома, — сказала я первую пришедшую на ум глупость.

— Какая разница?

— Но… мне жаль тебя.

Он опустился на корточки возле моего стула и положил голову мне на колени. У него были мягкие, как шелк, темно-русые волосы. От них пахло детской…

Я не знала, как мне вести себя с этим Женей. Если я и испытывала желание, его подавляло какое-то другое, более сильное ощущение, название которому я не находила. Да и зачем? Скучно всему давать названия.

Он поднял голову и посмотрел мне в глаза.

— Ты меня хочешь?

— Не знаю. Это… это, наверное, что-то другое. А ты?

— Тоже не знаю. Только не прогоняй меня, ладно? Я так боюсь, что ты выгонишь меня.

Я рассмеялась. Но мне было совсем не смешно. Что-то больно кольнуло внутри.

— Послушай, я… Мне как-то неловко с тобой. Обычно я знаю, чего хотят от меня мужчины.

— Я тоже очень этого хочу.

Он прижал голову к моей груди. Но он не делал ничего такого, что делает мужчина, домогаясь женщины. Так или почти так прижимался ко мне мой сын.

Я резко встала. Он глянул на меня испуганно.

— Ты совсем меня не знаешь. Я прошла через такое…

Все мы, русские, все-таки малость чокнутые — скажите на милость, зачем выворачивать наизнанку душу перед первым встречным?

— Знаю. Если хочешь — расскажи.

— Ты меня возненавидишь.

Он взял мою руку и поднес к губам.

— Не хочу ничего рассказывать, слышишь? — довольно резко заявила я. — Хочу все забыть. Всю-всю грязь. Это так противно, мерзко. Зачем я валялась в этой грязи?

— Чтоб очиститься.

— Но я родилась чистой, понимаешь? Мне бы так хотелось быть сейчас такой, какой я родилась.

— Ты стала еще чище…

Я уложила Женю на диване в гостиной. Да, я хотела его, очень хотела, но он вдруг словно ушел в себя и даже старался не прикасаться ко мне. Не в моих правилах навязывать себя.

Я сразу заснула, хотя последнее время маялась бессонницей и даже глотала всякую дрянь. Мне снилось, что я вот-вот увижу тот сон, который не досмотрела днем. Даже успела увидеть издали машину, в которой, я знала, ехали мы с Женей…

Я проснулась и сразу поняла, что не одна в комнате. Пощупала рядом с собой. Пусто. Глаза постепенно привыкли к темноте. Я увидела Женю. Он лежал у меня в ногах, по-детски свернувшись калачиком.

Я села и протянула к нему обе руки. Он поднял голову еще до того, как я успела к нему прикоснуться.

— Не спится? — шепотом спросила я.

— Там не спалось. Здесь я так сладко заснул.

— Тебе неудобно. Иди сюда.

— Боюсь помешать тебе…

Он был в трусах и майке. Я обычно сплю голая. Я не могла пустить его к себе под одеяло.

— Справа на стуле плед.

Женя послушно протянул руку и долго барахтался, пытаясь накрыться пледом.

— Он такой колючий…

Мне захотелось укрыть его своим одеялом. Но я почему-то робела. Никогда со мной не было ничего подобного.

Наконец он затих. Я закрыла глаза и попыталась вспомнить свой сон, вернее, пофантазировать на тему этого сна. Машина приближалась на бешеной скорости. И вдруг резко остановилась. Женя обнял меня, и мы слились в поцелуе. Это было лучше, чем наяву. Я вслух застонала.

— В чем дело?

— Иди сюда.

Он мгновенно очутился рядом. У него были очень холодные пятки. Он прижался ко мне. Просто влип в меня. Я стала гладить его по спине…

Мы долго занимались любовью — это произошло само собой. Он делал все возможное, чтобы я испытала оргазм. Мне было очень хорошо, но… Либо со мной что-то случилось, либо оргазм не есть высшая стадия любовных ласк.

— Я плохой любовник.

Он очень расстроился.

— Это я виновата. Но мне так хорошо!..

— Правда?

Он стал ласкать меня еще нежней. Его поцелуи не возбуждали, а умиротворяли. Похоже, в тот период мне не хватало именно умиротворения.

Я сказала ему об этом. Еще рассказала про Леню. Кратко, но ничего не утаив.

— Ты к нему вернешься. Ты его любишь.

— Он предал меня. Я не смогу это простить.

— Так и будешь всю жизнь одна?

— Может быть. Мне стали противны мужчины.

— Я тоже?

Он приподнялся на локтях и заглянул мне в лицо.

— Ты не… — Я вовремя осеклась. Разумеется, Женя был мужчиной, замечательным мужчиной, но не в том смысле, который привыкли вкладывать в это слово мы, женщины. — В тебе есть что-то девическое. И это мне нравится.

— Я презираю себя за это.

— Дурачок. Маленький дурачок.

— Помнишь, ты назвала меня цыпленком?

— Да? Может быть. Разве это обидно?

— Тогда я обиделся.

— А сейчас?

— Не знаю. — Он приподнял обеими руками мою голову и стал ласкать кончиком языка мои губы. — Я хочу быть твоим цыпленком, — сказал он и положил голову мне на грудь.

Он заснул, повернувшись ко мне спиной. Повертевшись минут пять, я тоже провалилась в сон. Не знаю, как долго я спала. Снов перевидала целую кучу. Ни в одном из них не было Жени. В моих снах был Леня, который бесстыдно ласкал мое тело. Я несколько раз испытала во сне оргазм.

Постель рядом была пуста. Женя исчез. Я одиноко пила на кухне кофе под музыку нашего кино середины шестидесятых. Я не жила в середине шестидесятых, но почему-то испытывала по этому времени ностальгию. Мне хотелось плакать.

Позвонил отец. Говорил все то же самое. Лишь в конце нашей с ним беседы я услышала кое-что новенькое.

— Леня собирается к тебе.

— Я не хочу его видеть.

— Он уже на вокзале.

Я выругалась матом и швырнула трубку.

Леня приволок несколько сумок всякой жратвы. Он не лез ко мне с поцелуями и так далее — он просто смотрел на меня по-прежнему заинтригованно. И то только тогда, когда думал, что я этого не замечаю. Леня два дня убирал мою запущенную, загаженную квартиру, мыл окна, стирал белье, варил обед. Я слонялась из угла в угол, обмениваясь с ним короткими, на тему быта, фразами. Спала, пялилась в телевизор. И никуда не выходила. Я боялась прозевать звонок от Жени, хотя не признавалась себе в этом.

Он не звонил.

Три дня такой жизни доконали нас обоих.

Мы молча обедали на кухне. Я уплетала за обе Щеки — давненько не ела домашней еды. Леня открыл бутылку красного вина, потом еще одну. У меня закружилась голова, по всему телу разлился жар. Черт, я почувствовала, что хочу Леню. Он тоже это почувствовал.

— Инфанта, мы свободные люди.

— Ты прав. Но я свободна и от тебя тоже.

— Тебе это только кажется.

— Какая разница? Все равно не буду с тобой спать.

— Из принципа?

— Ты потерял меня навсегда. Шут гороховый.

— Я снова добьюсь твоего расположения. Вот увидишь.

Он сказал это серьезным тоном, но его глаза смеялись.

— Черта с два.

Раздался телефонный звонок, и я сорвалась с места, точно мне в задницу шилом ширнули. Оказалось, какому-то чуваку была позарез нужна какая-то Ляля или Валя.

Я возвращалась к своему стулу как к Голгофе.

— Хочешь мне что-то рассказать? — как ни в чем не бывало спросил Леня.

— Нет. Те времена кончились.

Я хватила бокал до дна и зажгла сигарету.

— Правильно.

— Заткнись. Неужели тебе не надоело жить прошлым?

— Нет, инфанта. Для меня прошлое и будущее — одна беспрерывная линия.

— Словоблудие. Ты обыкновенный самец.

— А я и не выпендривался перед тобой. Никогда. Остерегайся тех, кто пускает в глаза…

— Спасибо за бесполезный совет.

Я снова дернула вина. На черта мне сдался этот цыпленок? Ведь я даже оргазма с ним не испытала. С Леней наверняка испытаю. Леня знает, как довести меня до исступления.

Он стал собирать грязную посуду. Я включила приемник. Хэви-металл, как обычно. Взялась за ручку настройки шкалы. Женский голос выпалил веселой скороговоркой:

— Для своей любимой девушки Ани Женя просит передать песню «I can’t stop loving you», Аня, ты нас слышишь? Женя не может не любить тебя. Об этом же поет Элвис Пресли.

Я медленно села на пол и прижала к ушам ладони. Я обожаю эту песню. Мне и в голову не могло прийти, что Женя тоже ее любит. Может, он на самом деле телепат?..

Он так и не позвонил мне в тот вечер, и мы с Леней напились до чертиков. Помню, я лежала на голом полу в коридоре и болтала ногами в воздухе, а Леня строил мне глупые рожи. Больше ничего не помню.

Проснулась в своей кровати в джинсах и рубашке. На улице было светло.

— Ну и крепко ты спишь. — Леня стоял в дверях. — Тебя к телефону. — Он тащил за собой аппарат. Он отдал его мне в руки вместе с трубкой и выскочил из комнаты точно ошпаренный.

— У тебя… кто-то есть? — услышала я слабый голос Жени.

— Это… Леня.

— A-а. Я хотел сказать… Теперь это, наверное, не имеет значения.

— Что ты хотел сказать?

— Мы не сможем увидеться в ближайшее время. У меня дела.

— Жаль. Позвонишь?

— Ты хочешь сказать… Я позвоню тебе. Наверное.

— Послушай, ты думаешь, что я…

— Нет. Кажется, я так не думаю. Это было бы слишком…

Связь прервалась, и я так и не узнала, какое наречие следовало за этим «слишком». Я поставила аппарат на пол и медленно положила трубку. У меня не было ни адреса, ни телефона Жени. Даже если б они у меня были…

Мне хотелось выть и кататься по полу. Наверное, я не осуществила этого своего желания только потому, что в комнату вошел Леня с двумя бокалами вина.

— Выпей, инфанта. Мы вчера слегка перебрали. Бедные мы с тобой.

Он присел на край кровати и протянул мне бокал.

— Пошел бы ты…

Я схватила бокал и, морщась от отвращения, выпила до дна. Мерзкая кислятина. Как и на душе.

— Выгони меня в три шеи, инфанта. Вытолкай за дверь. Я виноват перед тобой. Сам я не смогу уйти.

— Какая теперь разница?

— Думаешь, он решил…

— Заткнись. И дай еще выпить.

— Инфанта, с утра вредно много…

— Дурак.

— Знаю.

Он вернулся через минуту с двумя полными бокалами.

Мы пили молча и основательно. Потом я лежала и глядела в потолок, который вращался со скоростью старой граммофонной пластинки. Он вращался беззвучно. Или я оглохла, или…

Потом я услышала Лёнины шаги, плеск воды в ванной. Загудел пылесос. Мне казалось, он высасывает вместе с пылью всю мою начинку. Я зажала уши ладонями.

«I can’t stop loving you», — звучало в мозгу в какой-то искаженной до неузнаваемости аранжировке. Узнаваемы были только слова. Я почувствовала, что могу рехнуться.

Я вскочила, подбежала к Лене, крепко прижалась к нему всем телом.

Он застыл и весь словно окостенел.

— Заткни его!

Он медленно нагнулся, выключил пылесос и так же медленно выпрямился.

Стало отвратительно тихо.

— Инфанта, все будет хорошо, хорошо, — говорил Леня, не поворачиваясь ко мне.

— Прижми меня к себе. Крепче. Еще. Вот так. Знал бы ты…

Я сама ничего не знала. Я сидела у Лени на коленях и смотрела на телефон. Я просидела так целую вечность.

— Схожу в магазин. У нас нет хлеба.

— Не уходи.

— Не уйду.

— Сделай что-нибудь.

— Все что угодно, инфанта. Только скажи.

— Я не знаю.

— Давай сходим в цирк или в ресторан. Можно туда и туда.

— Ладно.

— Тебе стоит переодеться.

Я давно не надевала приличного платья. Черное с блестками, которое купил когда-то Чезаре, болталось на мне, как на вешалке. Леня расчесал мои волосы.

— Идиотка, — сказала я своему отражению в зеркале. — Он совсем тебе не нужен. И ты ему не нужна. У него есть жена… Он такой глупый и робкий. Он боится меня, а я боюсь его.

— Инфанта, мы опоздаем на представление. — Леня уже подавал песцовый жакет. — Надень сапоги — на улице сыро.

Я все время держала Леню за руку и даже, кажется, клала ему на плечо голову. Со стороны мы наверняка выглядели идеальной влюбленной парочкой. Почему, спрашивается, со стороны всегда бывает не так, как изнутри?..

Мы танцевали в каком-то дорогом кабаке, куда Леня привез меня на такси. Я закрывала глаза, и тогда мне казалось, будто это не Леня, а Джордан. Мне вдруг взгрустнулось по моей заграничной жизни. «Что я здесь делаю?.. Куда качусь?.. А, пропади все пропадом… Нет, он больше не позвонит… А в Ницце сейчас бархатный сезон… С Али было так хорошо в постели…»

— Я испорченная, — произнесла я вслух. — Почему мужчины любят портить женщин?

— Не огорчайся. Он позвонит завтра. Поставь телефон возле кровати. Я не буду брать трубку.

— Не строй из себя святого. Хотя ты на самом деле чокнутый.

— Да, инфанта. С тех пор как встретил тебя.

— Нам надо было пожениться пять лет назад.

— Возможно. Но ты не предложила этот вариант.

Я рассмеялась. Как будто чуть-чуть полегчало. Я вдруг взглянула на Леню прежними глазами. Почти.

— Ты красивый.

— Да, инфанта.

— Но я не собираюсь спать с тобой.

— Как скажешь, инфанта.

— Скучно жить прошлым.

— Будем жить настоящим.

Мы спали в одной постели. Я так захотела. Я бы удавилась либо нажралась таблеток, если бы не Леня. Я просыпалась несколько раз среди ночи и уже начинала тянуться к Лене руками, но в последний момент что-то меня удерживало, хотя я знала почти на сто процентов, что цыпленок спит в одной постели со своей женой и занимается с ней любовью.

Почти…

Я не отпускала от себя Леню и на следующий день тоже. Ходила за ним как тень. Еще со времен Баруздина в баре стояла бутылка спирта. Леня соорудил на его основе какие-то экзотические коктейли.

Я сидела в кресле со стаканом в руке и думала о том, что, если Женя не позвонит, мы с Леней проведем чудесную ночь. Как раньше. Я уже почти не хотела, чтоб Женя позвонил. Но я почему-то вздрагивала, когда в стакане звякал лед или Леня ставил на блюдце чашку с кофе.

Я стояла под душем. Я уже минут десять стояла под душем, впитывая влажное тепло. У меня было сухо во рту и внутри. Точно там посыпали песком. Мое лицо облепили волосы, и я не увидела, как вошел Леня. Зато услышала, как звонит телефон.

Леня протягивал мне аппарат. Я схватила трубку и чуть не уронила ее на пол.

— Ты одна? Я поднимусь, ладно?

Он тут же повесил трубку. Я знала, он звонил из автомата возле булочной. Самое большее три минуты ходу.

Я завернулась в махровый халат и выскочила в коридор. Леня надевал в прихожей плащ.

— Вы столкнетесь у лифта. Он вычислит тебя.

— Я спущусь пешком.

— Это гадко, понимаешь? Это… как в дешевом кино.

— Да, инфанта.

У Лени был ужасно растерянный вид. Я еще никогда не видела его таким.

— Я рассказала ему про тебя. Сказала, что больше тебя не люблю.

— Да, инфанта. Но все-таки мне лучше уйти.

— Нет! — Я с силой вцепилась в его руки. — Ты останешься, слышишь?

В этот момент позвонили в дверь. Леня стал поспешно снимать плащ.

— Я представлял тебя другим, — сказал Женя. Похоже, он ничуть не смутился, увидев у меня Леню. По крайней мере он все время старался смотреть ему в глаза.

— Я все-таки схожу в магазин — холодильник совсем пустой. — Леня схватил с вешалки плащ. — Я скоро приду.

— Ты красивая. Сегодня ты очень красивая…

Женя сказал это как только за Леней захлопнулась дверь. Я была вся расхристанная и красная от жара и возбуждения. Но Женя, думаю, не врал.

— Я не спала с ним, клянусь тебе. Правда, мы… спали в одной постели, но только потому, что я… что мне было ужасно плохо.

— Знаю. Ты в меня влюбилась.

Я рассмеялась, чтоб скрыть смущение.

— Ты такой самоуверенный.

— Наоборот. Мне очень не хватает самоуверенности.

— Он сейчас притащит всякой еды и приготовит ужин.

— Я ненадолго.

— Влетит дома?

— Я… живу у друга. Я, наверное, много про тебя нафантазировал. С детства люблю фантазировать.

— Мы поужинаем, и ты поедешь, — предложила я.

— Почему ты не хочешь оставить меня на ночь?

— Ты же сказал, что ненадолго. Не хочу заставлять тебя делать что-то насильно.

— Да? Очень интересно. Но ты хочешь, чтоб я остался? Скажи об этом вслух.

— Я хочу, чтоб ты остался, — проговорила я, глядя не на Женю, а куда-то в сторону. Он вдруг подхватил меня на руки и усадил на диван.

Мы болтали, сидя рядышком. Я не помню, о чем. Мне было как-то легко. Женя держал меня за руки и иногда передразнивал, смешно морща нос. Мы не слыхали, как пришел Леня.

— Инфанта, пожалуйста, к столу. Я, правда, всего лишь шут, но выпивал когда-то с королевским шеф-поваром, и он выболтал мне несколько секретов.

— Он тебя ужасно любит, — сказал Женя, когда Леня отлучился из кухни. — Какие же вы, женщины, жестокие.

— Пожалей его.

— Мне на самом деле его жаль.

— А меня?

— Тебя тоже. Но…

— Что «но»? Меня тебе жаль меньше?

— Наверное. Ты выносливей его.

— Глупости.

— Ты его уже простила.

— Наверное. Но я никогда не забуду, что он меня предал.

— Забудешь. Вот увидишь. Знаешь, мне так не хочется отдавать тебя ему.

— Я не вещь.

Я очень обиделась. Если честно, я с трудом сдержала слезы.

— Не отдам. Пока сама к нему не уйдешь.

— Что ты плетешь? И вообще я плевать хотела на то, что будет потом. Слышишь?

— А я всегда думаю о том, что будет потом. Меня так с детства приучили. Когда думаешь о будущем, не совершаешь дурных поступков в настоящем.

Спрашивается, зачем я потащилась в тот день на Пушку? Накурилась той дряни? Раньше все было так просто…

Я вздохнула.

— Я настоящий зануда. Ненавижу себя за это.

Он наклонил голову, и я поцеловала его в макушку. В это время в дверях появился Леня.

Все произошло в одно мгновение. Я увидела в его руке длинный кухонный нож. Сперва я подумала, что Леня собирается нарезать колбасы или сыра. Но я вовремя разгадала его намерения. Я и представить себе не могла, что у меня такая стремительная реакция.

Я лежала на полу и корчилась от смеха. Они оба стояли надо мной, бледные, с испуганными лицами. Мне было почти не больно — у Лени тоже оказалась отличная реакция, и он успел опустить острие ножа. Я была вся в крови. В собственной крови, разумеется. Нож рассек мякоть моего левого бедра.

Они вдвоем отнесли меня на диван. Леня обрабатывал мою ногу, Женя держал мои руки в своих и то и дело целовал в ладони.

— Какие мы глупые. Просто идиоты, — твердил он. — Это я во всем виноват. От меня одни несчастья.

— Инфанта, тебе нужно сделать прививку, — сказал Леня, не переставая меня бинтовать. — Я позвоню ноль три.

— Нет, — решительно заявил Женя. — Они сообщат в милицию. Они всегда делают это в подобных случаях.

— Но у нее может начаться заражение крови — это марля черт знает сколько провалялась в шкафу.

— Ты намочил ее в спирте. Все будет в порядке.

Женя наклонился и стал водить кончиком языка по моему лицу. Я подумала о том, что Леня вполне мог зарезать его и я бы сейчас не испытывала этого ни с чем не сравнимого блаженства.

— Нравится? — Он наморщил свой слишком уж детский нос. — Тебе не очень больно?

— Мне хорошо. Мне так хорошо.

Он прошептал:

— Спасибо. — И, лизнув меня в ухо, добавил: — Ты… ты настоящая женщина. Я мечтал о тебе с детства.

Ночью у меня поднялась температура. Мне кажется, это случилось на нервной почве, но Женя с Леней засуетились. Женя позвонил другу, и тот привез шприцы и какое-то лекарство. От температуры мое тело сделалось невесомым. Мне захотелось заниматься любовью с Женей. Так, как мы занимались в ту ночь. Мысленно я называла это «цыплячьей любовью». Мне, оказывается, очень понравилось заниматься цыплячьей любовью.

Когда мы наконец остались вдвоем, он сказал:

— Я увезу тебя отсюда.

— Он совсем не опасен. Просто на него что-то нашло.

— И может снова найти. Я его понимаю. Я отвезу тебя к моей бабушке. Она будет за тобой ухаживать.

— Поеду с тобой хоть на край света.

— Шутишь?

— Нет.

— Меня не за что любить.

— Я буду тебя ненавидеть.

— Я договорился с Арменом. Он подъедет в восемь и отвезет нас. Я соберу твои вещи.

— Иди сюда.

— Тебе нельзя…

— Можно. Вдруг я завтра умру?

— Дурочка.

— Вовсе нет. Просто рядом с тобой хочется думать о будущем…

Леня либо притворился, либо на самом деле проспал наш отъезд. Я лежала на заднем сиденье. У меня очень болела нога, но эта боль совсем не мешала мне радоваться жизни. Я давно так не радовалась жизни. Последний раз это было…

К черту прошлое. Я бы с удовольствием заколотила наглухо двери и окна моей квартиры, в которой был Леня и призраки моего прошлого. Баруздин, Никита, Чезаре, Кудимов…

С террасы нашего уютного дома видна ярко-бирюзовая гладь залива, на которой лениво покачиваются похожие на детские игрушки лодки, яхты, катера. Таранто, конечно же, не Ницца, и публика здесь не такая шикарная. И тем не менее…

Я обрадовалась, когда позвонил Патрик и пригласил меня провести две недели где-нибудь на юге. Мы встретились в Риме, и он предложил Таранто, где у него живет друг.

Вода в заливе еще очень теплая — ведь Таранто расположен возле подошвы Пиренейского «сапога». Я быстро научилась выделывать настоящие пируэты на водных лыжах и обросла толпой поклонников. Патрик не возражал. Патрику, думаю, даже льстило, что его жена пользуется таким бешеным успехом у мужчин. Ведь Патрик, как-никак, европеец, к тому же не страдает дурным вкусом, а потому не станет кидаться на поклонников своей законной супруги с кухонным ножом.

Я не спеша потягиваю сладкое густо-малиновое «капри» и любуюсь своим обнаженным телом. Оно приобрело благородный бронзовый цвет, кожа стала упругой и бархатистой. Шрам почти незаметен — узкая белая полоска, ровная, как туго натянутая леска. Леня настоящий профессионал, а Женя молодец, что целых три дня не разрешал мне вставать с кровати.

— Дорогая, я сегодня задержусь. У меня деловая встреча в городе.

Я лениво поворачиваю голову и улыбаюсь Патрику одними губами. Он изменился в лучшую сторону с тех пор, как определился в плане секса. Я знаю, у Патрика есть любовник, который прилетел из Глазго на следующий день после нас. Патрик знает, что я об этом знаю, и это нас обоих вполне устраивает. Думаю, в ближайшее время Патрик не захочет разводиться со мной — Великобритания еще довольно консервативна в своих взглядах на секс, к тому же среди поклонниц его писательского таланта преобладают традиционные шотландские домохозяйки.

Я тоже не намерена скучать сегодня вечером. Кто-нибудь из моих новых знакомых пригласит меня на веселенькую попойку с танцульками в ресторан, на морскую прогулку. Здесь все знают, что я свободная девушка, а потому вечер в моей компании не грозит завершиться мордобоем и прочими неприятностями. И в этом, разумеется, есть своя прелесть.

Мне надоели страсти. Хочу пожить спокойно. Не хочу думать ни о прошлом, ни о будущем. Здесь так легко дышится, здесь не любят усложнять жизнь, здесь…

Нам, русским, здешняя жизнь может показаться какой-то детской игрой. Нас почему-то приучили воспринимать ее чуть ли не как трагедию.

Мне жаль Женю — я искренне к нему привязалась за те шесть дней, что мы провели в деревне у его бабушки. Мы много занимались любовью, целуясь и сюсюкаясь, как маленькие дети. В этом была своя прелесть. Женя пытался читать мне вслух Достоевского. Похоже, с него и началось мое освобождение. Русским, мне кажется, Достоевский противопоказан — пускай его читают итальянцы, которые все равно никогда не поверят в то, что жизнь не игра.

Потом Женя раскопал где-то «Ночь нежна» Фитцджеральда, и я поняла, что мои дни в угрюмой осенней России сочтены. И никто и ничто меня в ней не удержит…

Я встала и принесла из своей спальни фотографию Леньки. Патрик поговаривает о том, чтоб усыновить его. Что ж, я вовсе не против. Так или иначе, я заберу его к себе через год, самое большее два. Русская провинция и мои слишком уж нравственные предки научат мальчишку тому, что будет мешать ему всю последующую жизнь.

Я невольно вздохнула, вспомнив шалаш у озера и медовый запах цветущих трав. Здесь повсюду цветут розы, но они благоухают дорогой парфюмерией. Я обожаю дорогую парфюмерию. Больше всего на свете я обожаю дорогую парфюмерию.

Женя плакал в Шереметьеве. Хотя он первый сказал, что устал, что ему хочется покоя. Он здорово похудел за ту неделю, что мы прожили у его бабушки. Как-то он даже назвал меня вампиром. Догадываюсь, он имел в виду не секс, а нечто другое.

Леня прислал мне письмо. Я вынула его из своего почтового ящика, уже когда спустилась с дорожной сумкой вниз, чтоб ехать в Шереметьево. Я прочитала его в самолете, когда мы подлетали к Риму.

«Дорогая инфанта, — писал Леня. — Жизнь продолжается, верно? И это здорово.

Твой провинившийся шут».

Я сохранила это письмо.