С ней всегда топлю на максималках.
Закуриваю, стоя на светофоре. Слева, поравнявшись со мной, рычит какая-то спортивная тонированная тачка. С этого ракурса не выходит определить модель.
Красный начинает моргать, и тачила разрывает на холостых, явно нарываясь. В гелике лошадей хоть и дохера, но дури для гонок не хватает. Утырок за тонировкой опять газует и срывается с места, как только загорается зелёный.
— Сам нарвался, уёбок! — рычу, выжимая газ, и лечу следом, свистя покрышками.
Ровняемся почти у заезда в академию, и тут Панамера на скорости влетает в ворота и паркуется с лёгким заносом на почти пустой парковке.
Оказывается, никто не спешит на учёбу.
Не тормозя, прижимаю мерс слева и выпрыгиваю из салона.
Настойчивая мысль удушить водителя поршака долбит в мозг. Мне даже не надо видеть, чтобы знать, кто за рулём. Как только заметил, куда сворачивает, сразу допёрло. Рывком распахиваю водительскую дверь, и по нервным окончаниям мгновенно прорезает высоковольтным разрядом
Это уже даже не двести двадцать. Мощнее. Гораздо мощнее.
— Привет, Тёма. — растягивается в улыбке Миронова, а я с трудом сдерживаю порыв вытащить её из машины и вцепиться в глотку за такие выкрутасы.
Мотор до сих пор до треска хуярит по рёбрам, как подумаю, что с ней могло случиться на такой скорости.
— Какого хрена летаешь, как припизднутая? — рычу на повышенных.
— А ты чего плетёшься, как черепаха? — дует губы эта зеленоглазая ведьма.
Быстро оглядываюсь по сторонам в поисках возможных свидетелей. Никого не обнаруживаю и, обойдя тачку, запрыгиваю на пассажирское.
Едва закрыв дверь, набрасываюсь на Настин рот. Озверело проталкиваю внутрь язык, яростно сплетая с её. Пожираю, будто голодная псина.
После того, как она танцевала на камеру в этом своём подобие ночнушки, которая едва задницу прикрывает, нихуя не отпускает. Таскает по-чёрному. Член колом стоит в штанах.
Блядь, до сих пор не доходит, с хера ли взялся дрочить перед телефоном. Она же целка, а не искушённая шлюха.
Как только звонок сбросила, задолбался себя проклинать. То что борщнул и так ясно. Как долбанная маньячина начал наяривать, глядя на её охуенное тело, сексуальные движения, разлетающиеся по спине волосы. А потом как припадочный трясся от мысли, что напугал её до усрачки. Что весь день от меня как от прокажённого шарахаться будет. Затрахался гадать, как это дерьмо расхлёбывать.
Она запускает пальцы мне в волосы, превращая и без того постоянный беспорядок в полный хаос. Все страхи начинают сваливать в закат, когда моя девочка тихо стонет мне в рот и ёрзает на сидении.
Отрываюсь от её губ и утыкаюсь в лоб, заглядывая в потемневшие затуманенные глаза.
Оба дышим так, словно на всей скорости стометровку пробежали. Усиленно вентилируем воздух.
— Всё хорошо? — хриплю срывающимся голосом.
— Да, Артём, всё хорошо. — отвечает шёпотом, хватая кислород через приоткрытые и опухшие от моего голодного поцелуя губы.
— Сильно переборщил? — спрашиваю не о сейчас, но уточнять стрёмно.
— Когда? — выбивает девушка сиплыми интонациями.
Блядь, она что, мысли мои читает? Видимо, к моим одичалым ласкам она уже привыкла, раз первая мысль не о них.
— Утром… По связи… — долблю сбивчиво.
Щёки Мироновой окрашиваются в розовый, а потом краска заливает всё её лицо. Она опускает голову и прячется за волосами. И да, сегодня она их не завязала.
— Настя, маленькая моя. — зову, когда слишком долго молчит. — Совсем пизданулся от желания. Напугал? Не должен… — фразу закончить не успеваю, потому что девушка, тряхнув волосами, поднимает голову и робко улыбается.
— Тебе же это надо было. Спермотоксикоз не шутки, сам сказал.
Начинаю ржать. Громко и несдержанно. Кайф топит изнутри, разгоняя по венам огонь.
Вот такая она, моя девочка. Ночью даже "презервативы" выговорить не могла, а утром наблюдала, как я дрочу и даже про сперму заговорила.
— Ты чего ржёшь? — стучит кулаком по плечу.
Перехватываю запястье и притягиваю к себе по максимуму. Грёбаный спорткар не позволяет перетащить на колени, поэтому просто прижимаюсь торсом. Заглядываю в растерянные глаза, переставая хохотать.
— Я тебя, малыш. Сильно. Ты лучшее, что случалось в моей жизни. Со всей этой своей откровенностью и стыдливостью. Всегда такая разная, но понимающая. Обожаю, когда ты злишься. Когда смеёшься. Тащусь от ямочек на щеках. От твоего дурманящего запаха. Охуеваю от твоей сексуальности. — без матов не выходит, хоть и старался. — Кайфую от твоей скромности. По уши, Насть…
— И я тебя тоже, Тёма. Не просто по уши… С головой! — обжигает словами мои губы.
Блядь, и от этого тоже тащусь.
— Точно, всё норм? — не ясно, на черта уточняю.
— Да, Северов. Я и сама не лучше. Зачем-то танцевать начала. Я… — опять краснеет. — Мне понравилось наблюдать за твоим лицом, когда ты… Боже! Я точно какая-то больная извращенка! Мало того, что оторваться не могла, пока ты… Ещё и говорю об этом зачем-то. Я ужасная! Испорченная! Я просто…
Перекрываю монолог, приложив ладонь к её губам.
Выдавить из себя ни хрена не удаётся. В башке такая каша, что нихуя сформулировать не выходит.
Ей понравилось наблюдать? Охереть. Ну пиздец просто полнейший.
Кислород перестаёт поступать и дыхалка работает вхолостую. Проталкиваю внутрь воздух, но он со свистом вырывается обратно.
Какое-то время трачу на то, чтобы собрать мозги в кучу и выдать что-то более-менее адекватное. Миронова убирает мою ладонь ото рта и прячет лицо между плечом и шеей. Кайфую, когда она так делает. От её жаркого дыхания ползут мурахи.
Два дня назад меня это повергало в шок и даже панику, что ли, а сейчас… Ловлю чистейший кайф.
Легко обнимаю, водя ладонями по напряжённой спине. В курсе, что утешение так себе, но понятия, блядь, не имею, как иначе.
Что сказать? Что маниакально прусь от её слов? Хочу пойти дальше? Вживую? Чтобы она обхватила своими пальчиками мой член? Что хочу залить их спермой?
Этого она точно не оценит. Скорее всего, сбежит с визгами.
— Блядь, маленькая, никакая ты не извращенка. Это нормально. Ничего страшного ты не сделала. — отрываю от себя и обхватываю ладонями щёки, вынуждая смотреть в глаза. — Всё хорошо, малыш. Я, сука, тащусь от твоей прямоты. И большего хочу.
— Артём! — сипит, стараясь отвернуться.
Не отпускаю.
— Никакого секса, пока сама не захочешь, я помню. Но я хочу доставить тебе удовольствие. Хочу видеть твоё лицо, когда кончаешь. Так же, как ты видела моё.
— Тёёём, хватит! — задыхается, вырывая лицо из захвата, но я только крепче фиксирую.
Закрывает глаза и шумно дышит.
— В этом нет ничего противоестественного. Это правильно. Так и должно быть, когда душа одна на двоих. — бомблю хрипло. — Только не закрывайся от меня, ладно?
Она кивает, не поднимая век. Лицо всё ещё напоминает помидор.
Тяну лыбу, пока она не видит. Накрываю её губы, выпивая слабое дыхание. Проходит немало времени, прежде чем Насте удаётся полностью расслабиться и отдаться поцелую.
— Тём, — бубнит хрипло, касаясь покрасневшими губами моих, — ты проиграл.
Отстраняюсь, охреневая от такого заявления.
— Когда это я, блядь, проиграл?
— Я приехала первая!
— Кстати, на счёт этого… — понижаю голос до угрожающего шёпота. — Если будешь так гонять, я твою тачку разнесу к хуям.
— Я хорошо вожу! — защищается, мило дуя губёхи.
Мило, бля. Дожился.
— Водить и гонять ни черта не одно и то же.
— Ну, ты же меня научишь? — улыбается как-то чересчур загадочно.
Поведёнными мозгами понимаю, что должен отказать, но сука… Смотрю в огромные зелёные глаза и сдаюсь.
— Сегодня?
— После занятий у меня работа, но потом можем пару часиков покатать. Дома скажу, что занимаюсь в библиотеке. Только к десяти надо будет вернуться.
— Издеваешься? — рычу, как взбесивший зверь, сжимая ладони в кулаки.
— Извини, но я не могу каждую ночь пропадать. Что говорить родителям? Тёма, только не злись, пожалуйста. — на последнем слове тянется к губам, и я, сука, таю.
Чердаком же понимаю, что не могу просто утащить её и запереть в своей квартире. Придётся смириться. Время ещё есть. Всё равно меня выберет.
— Так что я тебе там должен за проигрыш? — рычу с плохо скрываемым раздражением.
— Свидание! — смеётся Миронова.
***
На занятия мы, естественно, опаздываем. Сидели в машине, пока губы в кровь не стёрли. Оторваться друг от друга не могли. Забив на Настины возражения, провожаю до аудитории и быстро целую.
Она скрывается за дверью, а я бреду обратно на улицу, по пути вытаскивая табачку. Рядом с ней даже курить не тянет, но стоит ей уйти, начинается ломка.
Вот только пока и сам, сука, не разобрался: никотиновая или по ней.
В кармане жужжит мобила. Вытаскиваю и на автомате открываю сообщение, не глядя на имя отправителя.
Настя Миронова: Я тебя! Смайл с сердечком вместо рта.
Улыбаюсь как долбаёб, отправляя ответ.
Артём Северов: И я тебя по уши. Красное сердце.
И нахрена я это сделал?
Собираюсь удалить, но SMS уже прочитано. Ладно, похую. И так слишком многое сказано, а наружу вытащено ещё больше.
Забиваю лёгкие никотином и выпускаю в небо струю горького дыма. Но даже он не перебивает сладкий запах моей идеальной девочки. Я им пропитался до самых внутренностей. А вот пряный аромат её желания бомбит похлеще разрывных.
Сука, долго я так не протяну. Хочу касаться её без ограничений. Попробовать на вкус.
Выкуриваю вторую сигарету, но на пару не иду. Один хрен опоздал.
Перед звонком торчу возле Настиной аудитории. Едва золотистая макушка появляется в дверях, как тут же ловлю её пальцы. Она оборачивается и выдёргивает руку.
Понял. Борщу. Не утерпел.
Каждая минута без неё пытка.
Улыбаюсь и, наклоняясь, говорю так, чтобы только она слышала:
— В двести седьмом.
Выпрямляюсь и ухожу не оборачиваясь. Войдя в пустой кабинет, начинаю мерить его шагами.
А вдруг не придёт?
Дверь открывается, впуская тонкую полоску света, но я не успеваю разглядеть, кто пришёл. Замираю и жду, что будет дальше. Если препод, то включит лампы. Если какая-то парочка… Додумать не успеваю, потому что меня окутывает облако ванили и кокоса, а мягкие губы припечатывают поцелуем. Обхватываю в ответ свою девочку.
Целуемся всю перемену.
Блядь, я точно маньяк. Оторваться удаётся только со звонком, оповещающим, что время вышло.
Весь день так и таскаемся на перерывах по пустым кабинетам. Правда, Миронову после второго не караулю. Пишу сообщения. Эта ведьма зеленоглазая мне целую лекцию прочитала о личном пространстве и косых взглядах.
— Да похую мне на них! — рублю, срываясь.
— А мне нет! Хочешь, чтобы мои родители о нас узнали и заперли меня дома до самой свадьбы?!
— Блядь! Не говори мне об этом! И так таскает, сука! Не будет никакой свадьбы! Не отпущу! Не отдам!
Набрасываюсь, прижимая к стене. Луплю кулаком в бетон рядом с её головой. Раз. Второй. Третий.
Настя вздрагивает на каждом ударе, но молчит. На четвёртом кулак прилетает в её раскрытую ладонь, которую он подставила между мной и стеной.
Миронова коротко вскрикивает, но руку не убирает. Перевожу взгляд то на наши руки, то на её сосредоточенное лицо. По её запястью скатывается алая капля, и я тут же прижимаю её разбитые костяшки ко рту, слизывая кровь.
— Прости. Прости! Прости меня! Прости, маленькая! — повторяю как заведённый, проходясь языком между пальцев.
— Успокоился? — спрашивает настолько тихо, что я едва различаю вопрос.
— Прости, малыш. — тяжело выпускаю воздух.
Что я за тварина такая, если любимой девушке делаю больно?
— Я просила не давить, Артём.
— Прости. Буду сдержаннее. Но всё равно, сука, не отпущу.
— Не отпускай. Ты обещал.
Честно стараюсь высиживать на парах, но последнюю всё же игнорю. За всеми этими мини-свиданками даже покурить некогда.
Падаю задницей на скамейку и тяну никотин. С Настей расстались всего минут десять назад, а меня уже колбасит. Каждую минуту рядом быть хочу. Да какую там минуту? Ежесекундно касаться, целовать, дышать. Долбанный нарик, который крепко подсел с первой же дозы.
Однажды это меня убьёт, но мне похеру. Буду ловить кайф до ровной линии пульса.
— Хватай! — тычет мне в руку стакан с кофе непойми откуда явившийся Тоха.
— Тенкс. — с благодарностью делаю глоток американо.
Я не то что кофе выпить утром не успел, забыл, что вообще надо хоть иногда жрать. Блядь, моя идеальная девочка ведь тоже не обедала. Ну что я за мудачина? После занятий обязательно это исправлю.
— Ты где все перемены таскаешься? Хуй тебя поймаешь. — выбивает приятель.
— Где-то здесь. — тяну загадочно, а сам давлю лыбу, вспоминая, где и с кем. — А нахуя меня ловить? Соскучился, что ли? Эти пидарские темы не по мне, так что прости, братан.
— Пошёл ты, Север!
— Так чего хотел-то?
— Любопытство распирает, что у тебя там с нашей идеалочкой. — лыбится друг.
— Не НАШЕЙ, а МОЕЙ! Запомни, блядь! — психую на его фразу.
Раньше не задевало. Вся академка её так звала, а теперь я каждого урыть готов.
— Ух, ты ж, нихуя себе! А Должанский?
— Ты чего доебался, а? Сказал же, что моя, значит, так и есть. Скоро она этого урода пошлёт, и всё у нас будет заебись.
— Мне бы твою уверенность.
— Сука, не потроши меня, Арипов! — хватаю его за грудки.
— Тормози, Тёмыч! — рубит, отрывая от себя мои лапы. — Понял я, блядь! Твоя она. Твоя! Только не боишься, что потом опять на куски растаскает?
— Харе, Тоха. Это всё в прошлом. А ещё раз напомнишь об этом, живьём закопаю.
— Один раз из дерьма я тебя уже вытаскивал. Не думаю, что вывезу второй.
— Издеваешься, блядь? Сказал же: забудь. Шесть лет прошло. Я разорвал все связи с прошлым. Оставил там, где ему и место. И ты не тронь, вонять не будет.
Ещё какое-то время страдаем хернёй, перекрыв все неприятные темы. Обычно всё в себе таскаю, но сегодня многое рассказываю.
Ещё утром, когда Настю домой вёз, решили, что стоит Арипова и Заболоцкую посвятить. Если что, помогут и прикроют.
Понимаю, что пары закончились, когда на улицу начинает высыпать толпа студентов. Выискиваю глазами свою девочку. Только появляется на горизонте, цепляю взглядом. Она идёт с подругой и смеётся, явно кого-то выглядывая. Надеюсь, не женишка.
Зверь завывает за грудиной, требуя умыться его кровью. Перед глазами появляется красная пелена. Окружающий гул перекрывает шум крови, бешено разгоняющейся по венам и долбящей в мозг.
— Северов! — наконец пробивается в замутнённое сознание родной до одури голос. — Приём, приём. Вызывает земля! Ты где витаешь, Артём?
Её лицо медленно проявляется перед залитыми ревностью глазами. На нём читается явное беспокойство. Разжимаю кулаки, которые неосознанно стискивал последнюю минуту.
— Здесь, малыш.
Забываюсь, называя её так. Быстро сканирую пространство вокруг на предмет случайных свидетелей. Выдыхаю, когда понимаю, что рядом только друзья и Миронова.
— Всё нормально, Тём? — спрашивает тихо.
— Да, маленькая, всё хорошо. — тянусь к ней, но в ту же секунду сую руки в карманы джинсов.
Меня топит эйфория, когда понимаю, что моя идеальная девочка рядом. Сама подошла, наплевав на всех.
Желание прижать к себе и украсть поцелуй становится почти невыносимым. Разрывает нахрен от невозможности это сделать.
— Мы с Викой перекусить собираемся. Вы с нами? — переводит взгляд с меня на Тоху и обратно.
Не успеваю ответить, как вписывается приятель.
— Отличная идея! Жрать хочу, не могу! Куда едем?
— Мы хотели в "Суши-панду" заехать. — отзывается Заболоцкая.
— Вот за что бабы так эти ролы любят? — бурчит Арипов.
— За выражениями следи! — гаркаю на него.
— А что я сказал? — тянет с искусственной обидой, в этом весь Антон.
— Не бабы, а девушки!
— Ну, девушки, девушки… Я так и сказал: за что девушки любят ролы. — кривляется, от чего мы все начинаем смеяться.
Миронова хохочет тише всех, глядя мне в глаза. Да, уже не двести двадцать. Тысячевольтный заряд.
— Встретимся там? — спрашивает одними губами.
— Через десять минут? — хриплю, пока наши друзья о чём-то пререкаются.
— Через девять! — смеётся моя девочка и, хватая подругу, бежит к машине. — Если снова проиграешь… — доносится до меня её голос.
Не в этот раз! Дёргаю Арипова и мчусь к Гелику.