У нас есть только сегодня. Плевать на завтра! Сегодня будем МЫ!
Уверенной походкой спускаюсь по лестнице, глазами выискивая беловолосую макушку. Труда это не составляет, потому что Северов как минимум на пол головы возвышается над остальными, не говоря уже о цвете.
Такое чувство, что за несчастные полчаса, что мы с Заболоцкой провели в закрытой комнате, в которую, кстати, минимум раз пять ломились парочки, градус веселья накалился до предела. Полуголые студенты трутся на танцполе, пьют до потери сознания и зажимаются по всем возможным углам, из которых раздаются недвусмысленные звуки.
Раньше я бы от такого грохнулась в обморок, как-никак воспитание у меня приличное, но сегодня всё иначе. Я другая.
Наконец цепляюсь взглядом за свою цель и тут же замираю на полушаге. Из лёгких с хрипом вылетает весь воздух, когда я вижу, как МОЙ Артём зажимает на диване Волчинскую.
Свою фамилию эта тварь оправдывает на сто процентов. Каждый день прям волчица на охоте, и сегодня она поймала самую желанную для всех дичь. МОЮ дичь.
Да, МОЙ! И плевать, что это не так.
Соляная кислота начинает выжигать веки, и я крепко зажмуриваюсь, чтобы не испортить макияж, над которым Вика так трудилась. И не только из-за этого. Больше я не заплачу. Никаких эмоций на публику.
"Летящей" походкой спускаюсь вниз и, проталкиваясь между потными телами, врываюсь в самое сердце тусы. Плавно раскачиваю бёдрами из стороны в сторону. Выгибаю спину. Поднимаю руки вверх, а потом медленно скольжу по телу вниз.
Как там мама говорила? Только шеста не хватает? А ведь реально не хватает. Сейчас я готова на всё.
Я точно сошла с ума…
Бросаю короткий взгляд на диван: Карина сидит сверху на Северове и плавно покачивает бёдрами. Трётся своим "четвёртым" о его грудную клетку. Нагибается ниже и что-то шепчет. Отлепляю глаза и направляюсь в сторону бара.
— Что выпьешь, красотка? — улыбается нанятый на вечеринку бармен. Понимаю, что это его работа, но не могу не ответить улыбкой на комплимент.
— Что-нибудь покрепче, но чтобы глаза на лоб не лезли. — выдаю со смешком, стараясь заглушить внутреннего монстра, которому внезапно захотелось крови Волчинской.
— Водку с соком? Или послабее что? Может маргариту или пина-коладу? Мохито?
Бросаю взгляд на то, как шлюха-Карина проходится языком по шее Артёма. Именно в том месте, где я его поцеловала. И пусть громко сказано, скорее губами скользнула, но для меня это важно.
— Водку, — буркаю угрюмо, — без сока.
— Ну, тогда точно глаза на лоб. — смеётся парень за стойкой.
— Похеру! — гаркаю яростно.
Видимо, мой тон действует на парня, как удар хлыста, потому что улыбка слетает с его лица, и он молча ставит передо мной стопку и стакан с соком.
— Пить-то умеешь? — спрашивает, когда я уже подношу тару к губам, готовясь отхлебнуть. Думаю, на моём лице всё написано, потому что он начинает объяснять. — Залпом опрокидываешь прямо в горло. Не держи на языке.
Кстати, о языках…
Глаза сами ползут через толпу и зависают на движениях Волчинской, медленно дёргающей задницей вверх-вниз.
"Некоторые сексом прямо на людях занимаются…" — врываются в сознание слова, сказанные Викой днём.
Неужели они… Они… Нет! Не может быть! Только не после того, что между нами было. Он не может так… так… со мной…
Спотыкаюсь о собственные мысли и рывком опрокидываю содержимое стопки внутрь. Алкоголь жидким огнём протекает по горлу и согревает заледеневшее нутро. И я тут же начинаю кашлять. Недолго.
— Повтори, — сиплю, потому что першение в горле не проходит.
— Хоть запей. Хуже потом будет. — рассоветовался парень. Но я его почти не слышу. Все радары настроены на происходящее на кожаной обивке дивана. — Он того не стоит. Никто не стоит. — прослеживает за моими глазами.
— Повтори! — перехожу на крик.
Лучше злиться, чем плакать.
В этот момент музыка замолкает, и мой голос эхом разлетается по залу, приковывая всё внимание к моей персоне.
Похер.
Хватаю рюмку и заливаю внутрь.
Помогает? Если бы.
Залпом осушаю стакан сока и встречаюсь затуманенным взглядом с Северовым. Вот теперь меня прошибает.
Пусть трахает эту Карину! Или ту рыжую, которая жалась к нему, когда мы пришли. Или… Или…
— Меня? — участливо подсказывают захмелевшие тараканы в моём мозгу.
Да кого угодно! — обрубаю мысленно.
Комнату снова заполняет музыка, а басы разрывают мой череп.
Похрену.
Заплетающимися ногами продвигаюсь на танцпол, двигая телом в такт музыке.
"И даже танцы тебя хотят. Танцы тебя хотят…" — льётся из колонок.
Танцы, может, и хотят, — думаю, скользя руками по коротким шортам и ягодицам, — но вот он не хочет.
"Эти красивые глаза говорят: да. От алкоголя в голове у тебя бардак…"
Бардак? Да там такой хаос, что мама не горюй.
Чьи-то руки ложатся сверху на мои и ползут по моему телу.
Плевать.
Даже не оборачиваюсь и продолжаю двигать под биты. Чьё-то тело прижимается сзади. Чужие ладони шарят от талии вверх-вниз. Облапывают бёдра, ягодицы. Опять вверх, сжимают грудь.
— Уйдём отсюда? — дышит алкоголем мне в ухо незнакомый голос.
Уйдём? Да, уйдём. Мне срочно надо на воздух, потому что все люди вместе с комнатой вдруг начинают вращаться, и я кладу пальцы в ладонь, позволяя увести меня, сама я, кажется, и шага сделать не смогу.
Смотрю на лестницу, по которой мне предстоит подняться, и только сейчас понимаю, что что-то не так. Мы не на улицу идём. А мне так туда надо.
— Мне на воздух н-надо. — лепечу заплетающимся языком. — П-пож-жалуйста, отведи м-меня на улицу.
— Сейчас я отведу тебя куда надо. — рычит парень и, притискивая меня к перилам, прижимается ртом к моим губам.
Меня начинает тошнить. Земля уходит из-под ног, когда он просовывает свой слюнявый язык мне в рот. Чувствую, как сознание начинает уплывать. Рот наполняется желчью. Давление на тело становится запредельным. И вдруг всё заканчивается. Тяжесть исчезает вместе языком и тошнотворным дыханием. Едва удаётся сделать вдох, как кто-то резко хватает меня руку и рывком отрывает от перил, к которым я, казалось, приросла. Поднимаю глаза вверх до тех пор, пока не сталкиваюсь с взбешёнными глазами Артёма.
— Ну и какого хуя ты, блядь, творишь?! — его голос вибрациями проходит по моему размякшему телу.
— Я… я… — не могу выдавить ни слова.
— Головка от хуя, Настя! — рычит на весь зал.
— Я д-думала он отведёт меня подышать. — с трудом выталкиваю оправдание.
— Как можно быть такой конченной дурой? — его слова больно бьют по нервам, заставляя сердце болезненно сжиматься. — Тебе, блядь, лет сколько? Пять? Или между ног так свербит, что похую кто чесать будет? Не женишок, так он? Или я? Передо мной тоже ноги раздвинула бы? Прямо возле бассейна?
Не знаю, как это работает, но его слова разом вспарывают мне внутренности. Опьянение вдруг улетучивается, и в игру вступает ярость. Дикая, неконтролируемая, красной пеленой заволакивающая взгляд.
Мой монстр вышел поиграть.
Первое желание в протрезвевшем мозгу — ударить. Второе — добить. Считает меня шалавой? Отлично! Будет ему шалава.
Выдираю руку из его захвата и тут же обхватываю за шею. Прижимаюсь всем телом. По моему бежит дрожь. Ртом почти касаюсь его губ.
— А ты хотел бы этого? — шепчу, переползая к шее. — И прямо сейчас хочешь? — толкаюсь животом ему в пах и получаю ответ вместе с тихим рычанием.
— Не играй со мной, Настя. Пока я тебя не трахнул, — хрипит в ответ, но я лишь сильнее вбиваюсь в его тело. — или не убил.
— Знаю, что хочешь. Всегда хотел, Северов. С первого дня. — не знаю откуда во мне это знание берётся.
— Да, сука, блядь, хотел. — выдыхает так, словно слова даются ему с трудом.
Руки опускаются мне на талию, соскальзывают ниже. Стискивают ягодицы.
— Хочешь? — ещё толчок.
Снова сливаемся дыханием.
— Хватит, блядь!
— Ну так запомни, Северов, — шёпотом ласкаю его губы, — ТЫ этого, — качаю бёдрами, — никогда не получишь!
И кусаю его за губу. До крови.
Вылетаю на улицу с такой скоростью, которую только гоночные болиды разогнать способны.
Что я творю? Мать вашу. Вашу мать! Вашу, сука, мать. Блин! Блин! Блин! Блин! Что на меня нашло?
Бегу, не разбирая дороги. Голова снова начинает кружиться. Перед глазами маячат ворота, за которыми дежурят такси. На таких вечеринках часто подстраховываются. И тут моя спина впечатывается в стену.
Мне не надо оборачиваться, чтобы знать, насколько он в бешенстве. Руки с силой давят мне на живот, вжимая в твёрдый, как камень, пресс. Сердце Северова больно колошматит по рёбрам со спины, в то время как моё отчаянно старается свалить с другой стороны. Его дыхание рывками пробивает мне затылок, превращая и без того кашеобразный мозг в серый кисель.
— Хочешь поиграть? Ну так давай поиграем, идеальная девочка. — резким движением поворачивает меня лицом к себе и с гортанным рычанием впивается мне в рот.
Дыхание тут же улетучивается из лёгких, когда он начинает мять мои губы. От него пахнет алкоголем. А ещё кофе, табаком и корицей. Вдыхаю этот запах, и он оседает на лёгких обжигающим пеплом. Его язык скользит по губам, проталкиваясь внутрь, и натыкается на плотно сжатые зубы. Тогда Артём снова проходит языком, прикусывает нижнюю губу, тут же зализывает и, втягивая в рот, начинает эротично посасывать. Сердце делает ещё несколько ударов и замирает, когда он проделывает то же самое с верхней.
Никогда ещё мне не было так хорошо от поцелуя. В мои вены будто запустили лаву, которая яростным потоком распаляет огонь по всему телу. Внизу живота стягивается уже знакомый узел. Между бёдрами становится горячо и влажно, когда его пальцы лёгкими движениями начинают гладить спину, слегка касаясь. Одна рука проходится по шее, разгоняя электрические разряды по всем нервным окончаниям, и ложится на затылок. Он снова пробегает языком по стиснутым зубам.
— Впусти меня, — выдыхает мне в рот, — маленькая. Моя маленькая девочка…
И я впускаю. Со стоном разжимаю зубы, впуская его язык. Он не спешит. Исследует. Проходится по дёснам, нёбу, царапается об острые зубы. Наши дыхания смешиваются, становясь одним целым. Колени подгибаются, когда он, наконец, касается моего языка. Я бы наверняка упала, если бы Север не прижимал меня так крепко. Я забываю всё что раньше знала о поцелуях.
Мы сплетаемся, танцуем, гладим, изучаем. То слегка соприкасаясь, то взрываясь в яростном сражении. Ладонь сильнее давит на шею, вынуждая выше поднять голову и принять его глубже. Вторая рука сползает по спине, сжимает ягодицы, прожигая кожу и возвращается обратно. Прикасается к обнажённым лопаткам, по которым тут же расползаются мурашки.
— Моя девочка… Моя… Моя… — то ли рычит, то ли шепчет Северов, двигаясь губами по моей шее.
Клеймя. Оставляя ожоги. Слегка прикусывает горло и тут же проходится влажным языком. Его лёгкие работают на износ: так тяжело он дышит. Мои вообще забыли о своём назначении, качая только его запах.
— Артём! — вкладываю в его имя все свои чувства, эмоции и желания.
— Какая же ты сладкая. Хочу тебя. Блядь. Всю хочу. Прямо сейчас. Пиздец как хочу. — хрипит, снова забирая в плен мои губы.
Сжимает в руках шнуровку корсета, сильнее стягивая и без того стиснутые рёбра, лишая слабого дыхания. Перед глазами расползается темнота. Окутывает сознание.
— Пожалуйста, Артём… — отпускаю с этими словами последний выдох и проваливаюсь во тьму.