(Не)идеальная девочка

Глава 23

Сдохну, если не окажусь в ней

Как дышать? Как, сука, дышать? Как, блядь?!

Даже элементарные функции организма не удаётся выполнять, когда мои пальцы во влагалище у моей идеальной девочки.

Она вгрызается мне в плечо. Чувствую, как трещит кожа под её зубами, но мне сейчас настолько похую, что даже боли не ощущаю.

С трудом вентилирую кислород, гоняя его по скукожившимся до размера чернослива лёгким. Трясёт как припадочного.

Блядь, видеть её лицо, когда кончает — это, сука, целый экшен. И хуй с ним, что едва черты в этой темени различаю, стоны и крики тоже до черта о многом говорят. Но мало мне этого.

Собираю мозги в кучу и складываю слова в предложение. Выходит хреново, но пока иначе никак:

— Всё хорошо, родная?

Сиплю, давясь слюнями, но всё же вывожу эти три слова.

— Как никогда, Тёма. — раздаётся тонкий шёпот где-то в районе шеи, и я готов всё на своём пути сносить, как грёбанный смерч, чтобы слышать это снова и снова.

Дышать, — напоминаю себе, — надо, блядь, дышать.

На эмоциях даже в мыслях с матами борщу. Похер. Врубаю все реактивы и лечу вверх. Через какие-то неимоверные усилия себя протаскиваю, чтобы вытащить руку из трусов Мироновой.

Сука, больше хочу, намного больше, и похеру, что и этого уже немало. Помню, что держаться обещал, но как, блядь, если она меня через все круги Ада прогоняет?

"Можешь и ты снять?"

Пиздец, сидели в машине по пояс голые, а я даже руку ей в трусы не засунул. С каких пор во мне эта закалка появилась? С другими-то насрать было. Одна не даст, другая раздвинет. Где надо будет, надавлю, пробью броню. А сейчас, сука, святой. Только нимб на металл сдал, когда с баблом паршиво было.

"Коснись меня там…"

Коснулся. Мало. Слишком мало. Не хватает. Хочу на вкус её попробовать. Вылизать. Выпить. До дна, сука. Хочу не только пальцы в неё загонять. Вставить по самые яйца. Но вот здесь-то и начинается полный пиздец.

Она слишком узкая и тугая. С трудом второй палец протолкнул. Если раньше и были сомнения в том, что она целка, то больше нет. Понятия не имею, как член засовывать буду. Сука, время надо. И судя по всему, до черта.

Похеру. Выдержу. Скрипя зубами, пробурюсь через всё. Ради неё. Ради нас. Чтоб были эти "мы". Справлюсь, не слабак.

— Я тебя, маленькая, сильно-сильно. — опять хриплю. Прочищаю горло. Сглатываю. — Очень, Насть. — добавляю, когда отрывает от плеча голову, опять ведь после поцелуя прячется и смотрит в глаза. Тысяча вольт и разрыв.

— И я тебя, Тёмочка. — пищит, но громче грома внутри отдаётся это её обращение.

Почти двадцать лет прошло, а, сука, цепляет.

— Не называй так. — выдавливаю, опуская ладонь ей на щёку. Большим пальцем поглаживаю скулу. Точь-в-точь, как маньячина, глотаю переработанный ей кислород, прижимаясь к губам, но не целую. Только касаюсь. Хоть и с трудом, но дышу. — Поехали отсюда? — быстро сменяю тему, пока не размозжило.

Настя кивает головой и следом заливается краской.

— Не могу. Я… Там… — опускает глаза вниз. — Куда в таком виде?

— Ко мне поедем. — рублю уверенно. Представляю, какие мысли лезут ей в голову. До конца идти не собираюсь, но и на тормоза жать поздно. И так в кювете. — Боишься?

— Не боюсь. — уверенно кивает и топит лёгкую улыбку с мозговъебательными ямочками.

Блядь, они меня точно доконают.

— Тогда едем?

— Едем.

— Уверена?

— Сколько можно об этом спрашивать? — возмущается, дуя распухшие от диких поцелуев губы. — Уверена, Артём. После всего, что было… К тому же ты обещал. — прячет красную мордаху за волосами, а я впервые с того момента, как вышел с её работы, улыбаюсь. Вот такая она, моя идеальная девочка.

— Обещал — значит, сдержу. Веришь?

Хватаю ладонями её лицо и тяну вверх, пока не сцепляемся взглядами.

— Верю, Тём. Но мне надо будет вернуться домой до рассвета.

— С предками проблемы?

— Не спрашивай. — отворачивается.

Опять беру в плен.

— Что случилось, малыш? — молчит упорно и долго. — Поделись со мной, прошу.

— Не хочу говорить об этом. Тебе не нравится, когда я тебя о прошлом спрашиваю. Вот и я не хочу говорить о родителях. Давай закроем, ок?

— Окей. — бурчу в ответ.

На самом деле ни хрена я на это не согласен, но сейчас терплю. Рано или поздно всё равно вытащу. Всё о ней знать хочу. Каждую, сука, мелочь. Не знаю, что у неё там со стариками, но если надо будет, заберу. И насрать, что давно привык один жить. Со мной будет.

— Поехали? — отбиваю вполне ровно, хотя за грудиной всё ещё колошматит.

— Да, но мне обуться надо. — трещит, глядя на свои ноги, всё ещё стоящие на моих.

Блядь, совсем забыл, что она босая и даже без носков.

— Не надо! — рычу и, подхватив Настю на руки, несу в тачку.

***

— Ты чего там зависла? — оборачиваюсь на Миронову и вижу, что она мнётся у порога.

Так и стоит на том месте, куда я её опустил, едва в квартиру занёс. Да, как тот самый питекантроп притащил на руках в свою пещеру.

— Ничего, просто… — вздыхает. — Воспоминания. Такое чувство, что целая жизнь прошла с того момента, как была здесь в прошлый раз. Столько всего произошло. Изменилось…

Подхожу и обнимаю. Ничего не говорю, просто прижимаюсь губами к волосам.

Моя жизнь тоже на "до" и "после".

Пока ехали, удалось хоть немного в себя прийти, но сейчас опять растаскивать начинает.

Всё ещё не верю, что моя девочка снова у меня дома. Когда в прошлый раз уходила, уверен был, что больше никогда порога не переступит, а сейчас…

Блядь, как пережить эту ночь, до сих пор не знаю. Уже третьи сутки без сна. Да и Настя тоже. Надо в руках себя держать, но как после всего случившегося?

Ни одной грёбанной идеи на этот счёт.

— Хочешь ванну принять?

Отхожу на пол шага, чтобы иметь возможность видеть её лицо.

Она заливается краской и прячет взгляд. Да и самого ещё нехило так колбасит после пережитого. Никогда бы, блядь, не подумал, что можно получить такой кайф, доставляя удовольствие любимой девушке.

— А ты дашь мне что-нибудь переодеться? — пищит, поднимая глаза.

Вижу, как тяжело ей этот контакт даётся. Всё ещё стесняется. Пока ехали, все рисунки на ковриках изучила, так ничего и не сказав. Но пальцами всё равно весь путь сплетались.

Похер, прорвёмся.

— Ещё одну футболку утащишь? — смеюсь, разглядывая её шмотки.

А самого топит от того, что она её таскает. Мной, блядь, пахнет.

— Ты мне корсет испортил. Вещь за вещь! — ехидно улыбается и складывает руки под грудью.

Ой, зря она так делает. Полушария поднимаются выше, а острые вершинки сосков отчётливо выделяются под натянутой тканью. Привычное давление в паху. Выдыхаю.

— Я отдам тебе все свои футболки, если это заставит тебя улыбаться.

И она улыбается.

— Все-все?

— Все-все. — смеюсь вместе с ней. — И штаны тоже.

— А сам в чём ходить будешь?

— Ммм, голый? — тяну вверх бровь, и Настя опять покрывается румянцем.

— Совсем голый?

— Абсолютно. — рублю сипло.

— Ммм. — тянет, закрывая глаза.

Блядь, надеюсь, она сейчас представляет ту же картину, что и я. Мы и полное отсутствие шмоток. Охуеть, как вставляет.

— Ванная справа по коридору. Чистые полотенца там же, в шкафу. Я сейчас вернусь. — бросаю, открывая входную дверь, пока херни не натворил.

— Ты куда? — вцепляется пальцами в запястье, и в глазах какой-то страх непонятный появляется.

Блядь, ну не думает же она, что я её сюда притащил, чтобы одну оставить?

— В машину надо. Забрать кое-что.

— Что?

— Малыш, ну ты чего? — сиплю, притягивая ближе. — Я на пару минут всего. Скоро приду. Ну ты чего дрожишь, девочка моя? Что случилось?

Физически ощущаю, как её коноёбит. Опять заглядываю в лицо в попытке считать её мысли, но ничего не выходит. С чего вдруг трястись начала? Заебись же всё было.

— Ничего не случилось, но… просто…не знаю, как сказать…

— Скажи, как есть, маленькая. — подбадриваю, когда её голос обрывается.

— Ты уходишь из-за того, что возле моего дома случилось, да?

Глаза в глаза. Контакт.

— Что за глупости, Насть? Сказал же, что приду сейчас. И что, по-твоему, блядь, должно было такого ужасного случиться, чтобы я ушёл после этого? — бомблю, устало потирая переносицу.

Иногда реально не понимаю, что в её голове блондинистой творится. Чего уже надумать успела?

— То, что ты делал… Мне было хорошо. Очень… Но ты ведь… — замолкает и опускает голову, как всегда скрываясь за водопадом волос. — Тебе же тоже надо… Ну… Не знаю, как сказать. Разрядка? — тараторит и смотрит в упор.

По мышцам побегает ток, когда до меня доходит.

Моя ж ты девочка…

Обхватываю её лицо ладонями, не давая отвести взгляд. За грудиной разгорается пожар и врубается костедробилка. Значит, обо мне думала. Пиздец просто.

— Малыш, я тебя очень-очень. — сказать дохрена чего хочется, а сделать ещё больше, но сейчас не выходит.

Шумно глотаю воздух, ныряя в её глаза.

— Я тебя тоже очень-очень, Тём. Но я не об этом. Ты уходишь, потому что я ничего не сделала, чтобы тебе стало…легче?

— Блядь, перестань эту хренотень нести, Насть. Я, сука, в трусы спустил, едва увидел, как ты кончаешь. Услышал, как стонешь. Почувствовал, как пульсируешь вокруг моих пальцев. Как сопляк малолетний, блядь. Или ты думаешь, что я три дня от спермотоксикоза загибаюсь, а сейчас ебать другую побегу? У меня, сука, стояк теперь на тебя только.

Выдёргивает лицо.

Не отпускаю. Фиксирую крепче.

Закрывает глаза. Дышит через раз. Трясётся сильнее прежнего.

Замечаю влагу на ресницах, ослабляю захват и прижимаю к груди. Глажу по спине со всей, сука, доступной мне нежностью.

Я люблю тебя, девочка моя. Люблю, маленькая. Люблю тебя! — транслирую слова в её макушку. Передаю через прикосновения. Заряжаю со своими рваными выдохами. Но вслух так и не произношу. Какого хуя это так сложно?

— Правда? — сипит в шею.

— Конечно, блядь, правда. Нет других! Только ты! Что тебе здесь не понятно?! Только ты и никого больше! Смирись уже с этим, глупая! — режу на повышенных возникшую между нами паузу.

— Артём! — обхватывает руками за плечи и обжигает сорвавшимся дыханием подбородок. — Я дура, да? Не отвечай! Знаю, что дура. Просто я так боюсь, что всё это окажется не по-настоящему.

— Всё, блядь, по-настоящему. Привыкай уже, Настя!

Едва оказавшись на улице, подставляю разгорячённую рожу прохладному ветру. Походу на дождь нагоняет.

Достаю из пачки сигарету и закуриваю. Тяну кислород вместе с никотином. До сих пор нехило так колошматит после ведьминых слов. Сам бы не услышал — никому не поверил. Как ей вообще в голову прийти могло, что я после всего, что у нас с ней было, могу притащить её к себе и пойти трахать других?! Точно ненормальная! Но моя же.

Выдёргиваю с задней сидушки телефон для Мироновой. Совсем о нём забыл со всеми этими движухами. Возвращаться не спешу.

Как представлю, что моя девочка абсолютно голая в моей ванной, так с трудом сдерживаюсь, чтобы не забуриться к ней. Прикрываю веки, делая очередную затяжку, и вижу, как капли воды стекают по её телу, скользят по груди, сползают между ног.

Член принимает боевую стойку.

Да заебал уже!

Ещё какое-то время торчу под подъездом, таская тягу за тягой. Жду, пока моя девочка выйдет из душа. Если вернусь раньше, за себя не ручаюсь. Ещё вся ночь впереди.

Даю себе слово, что не прикоснусь к малышке, чтобы хоть немного отдохнула. Даю, и сам не верю. Охереть! И как я пытаюсь убедить её доверять мне, если у самого не выходит?

В квартиру вхожу бесшумно, прислушиваясь к звукам внутри. Тишина. Подхожу к ванной, но шума воды не слышно. Выдыхаю и иду дальше. Заглядываю в спальню. Насти нигде нет. Сразу какая-то паника накатывает. Неужели ушла? Я же под падиком тёрся, точно бы заметил.

— Насть! — зову, залетая на кухню, и стопорюсь, как в стену въехал.

— Ты чего кричишь, Артём? — отбивает, закрывая холодильник.

Кроме той самой футболки, что я на неё после вечеринки натянул, на моей девушке больше ничего нет. Нет, может трусы она и напялила, но учитывая то, что футболка прикрывает её до середины бедра, оставляет пространство для моей воспалённой фантазии. Ни черта не ответив, в два шага преодолеваю разделяющие нас метры и прижимаю к себе до хруста в костях. Возможно, и синяки оставляю, но моя малышка не сопротивляется.

Блядь, как представлю, что она свалить могла, мотор на разрыв и в минус.

— Думал, ушла. — хриплю ей в ухо, задевая губами.

Миронова вздрагивает от этого прикосновения, а потом крепче жмётся ко мне, обнимая за шею.

— Ну как я могла уйти, Тём? Ещё и глупой меня называешь. А сам-то?

— Дебил. Знаю. Прости. — высекаю хрипло.

Обвожу языком ушную раковину и тут же отступаю. Надо держаться. Нельзя сейчас. Нам обоим нужен нормальный отдых. Особенно моей девочке. Я-то привык по несколько суток без сна обходиться, но вот она вряд ли.

— Ничего, что я здесь хозяйничаю? Хотела чего-то холодного попить. — шелестит, всматриваясь в моё лицо, будто боится, что я психану от того, что она в холодильник залезла.

— Ничего, малыш. Там в дверце есть кола и пиво. Что будешь?

— Колу!

Я и не сомневался. Идеальная же. До сих пор не верится, что прошлой ночью со мной пиво пила.

Переплетаю наши пальцы и подтягиваю к себе. Блядь, не могу перестать касаться. Без её тепла, как нарик без дозы. Ломает конкретно.

— Есть хочешь?

— У тебя же в холодильнике мышь повесилась! — смеётся, прижимаясь губами к щеке.

— Сейчас что-нибудь приготовлю. — бурчу и иду к месту самоубийства вышеупомянутой мыши.

— Ты умеешь готовить? — в голосе сквозит явное удивление.

— А чего в этом такого? Я один живу. На пицце и бургерах особо не протянешь. — отбиваю, вытаскивая с полок скудный набор продуктов и прикидывая, что из этого можно забабахать.

— А меня на скорой после этого не увезут? — смеётся зеленоглазая, выглядывая мне через плечо. — Этому сыру лет-то сколько? Он сразу с плесенью был или в холодильнике подорожал?

— Я же как-то выживаю. — рычу и, отвернувшись от гарнитура, наступаю на девушку, пока не прижимаю к барному столу. — Не веришь?

Время для ответа не оставляю. Набрасываюсь на губы. Руками опираюсь на столешницу, боясь дать себе волю и проверить теорию по поводу её белья. Отрываюсь от неё. Только на силе воли, блядь, выезжаю. Едва держусь, чтобы не подхватить её под ягодицы и усадить на себя, вынуждая обнять ногами торс. А потом и вовсе в спальню утащить. С трудом сглатываю вязкую слюну и тащусь к продуктам, чтобы что-то из них сообразить. Выходит хреново. Мозги в отключке. Вся кровь к члену перекочевала.

— Может лучше закажем? — трещит из-за спины.

— А может сама приготовишь?

— Я не умею готовить. — утыкается глазами в пол и сцепляет руки.

В прочем, ничего удивительного. Редкий случай, когда богатеи сами себе жрать готовят.

— Научить? — хриплю, давя в себе желание снова касаться.

— А ты научишь?

— А ты точно не умеешь, или как с дрифтингом? — шиплю, сжимая зубы от этого воспоминания.

Я чуть не сдох, когда она в заносы пошла, а ведьма хохотала. Больше я на эту хрень не поведусь.

— Правда, Тём. Стыдно признаваться, но кроме яичницы и ещё нескольких мелочей я ничего не умею.

Пробирается руками мне под футболку и тянется к губам.

Пиздец… Я даже боксеры не переодел после того, как в них спустил.

— Не сейчас, малыш. Мне в душ надо, а потом что-нибудь по еде соображу.

— У тебя макароны есть?

— Кажись, были. — отбиваю и заглядываю в шкаф. — Имеются. — улыбаясь, выуживаю оттуда пачку.

— Тогда иди в душ, а я пока приготовлю макароны с сыром. — косится мне за спину и морщит нос. — Или без сыра.

— А ты справишься? — смеюсь в ответ.

— Боишься?

— Меня потом на скорой не увезут? — хохочу, когда Настя начинает лупить кулаками по груди и рёбрам в притворном гневе.

Кайфую. Тащусь. Прусь и наслаждаюсь. А потом хватаю за запястья и, дёргая на себя, впиваюсь в сладкий рот моей идеальной девочки.