Варя
— Варь, единственное о чём я жалею, это о нас с тобой. О своей глупости. О том, что позволил себе, потерять тебя. — выговаривает чётко и не торопясь. При этом неотрывно глядя в глаза.
— Это не глупость, это предательство. — произнесла онемевшими губами. Не нужно было. Не нужно было начинать всё ворошить. Дура. Какая же я дура.
— Да, это предательство. И было бы лицемерно с моей стороны сейчас это отрицать. И мне плевать, что все они будут гнить за решёткой. А они будут, поверь. Но мне не плевать на тебя. И никогда не было плевать. Я прекрасно понимаю, что всё произошедшее, исключительно моя вина. И всё, что случилось, это последствия моих былых поступков.
— Я рада, что ты это понимаешь. — ощетинилась, как ёж. На меня не нападают, а мне уже хочется дать сдачи. Странное и с трудом сдерживаемое желание.
— Варь, я понимаю тебя. Сейчас, наверное, как никогда, отчётливо. Наказываю себя изо дня в день, ощущая твои эмоции. Я не могу без тебя. — отчеканил, разведя руками в стороны. А потом снова обхватил ими меня. Только уже не за плечи, а взяв в плен ладоней, моё лицо. — Каждый грёбаный день без тебя, как самая изощрённая пытка. Засыпать и просыпаться без тебя в постели, моё долбаное проклятие. Я никогда не думал, что настолько зависим от тебя. Ты была рядом. Всегда рядом. Это воспринималось, как данность. Как что-то неизменное. Блядь, как же я ошибался. Как, сука, я ошибался.
— Никит… — попыталась остановить.
— Нет, Варь. Я не хотел сегодня всё это ворошить. Но, видимо, не судьба. Видимо, этот разговор необходим, раз он постоянно дышит в спину, идя за нами по пятам. Сначала я думал, что тебе нужно время, чтоб суметь как-то реабилитироваться в твоих глазах. Но чем больше времени проходило, тем дальше ты от меня ускользала. Я не хочу тебя терять, хотя уже потерял. — на секунды прикрыл глаза, крепко зажмурившись. А потом впился в меня каким-то диким взглядом с целой гаммой различных эмоций. Этот взгляд прошибал насквозь.
— Я поступил с тобой, как последняя тварь. Я не могу заставить тебя простить, потому что сам не могу простить себя. Но я, блядь, мечтаю о твоём прощении. Ни дня не проходит, чтоб не жалел и ни кусал локти. Изо дня в день меня ломает, когда я прихожу домой, но тебя там нет. И осознание этого травит всё сильнее и сильнее. Мне опостылели стены квартиры, потому что там нет тебя. Мне нахрен не всралась работа, потому что всё бессмысленно без тебя. Возвращаюсь домой, как в конуру. Как побитая своим же поступками псина. Сейчас, как никогда, отчётливо понимаю, что дом — это не место, а люди, которые находятся рядом. Мой дом, это ты. Ты и Кариша.
— Ты убил во мне восприятие дома рядом с собой. — прошелестела еле слышно.
— Знаю, Варь. Я прекрасно это понимаю. От этого ещё гаже. Потому что я вообще всё убил. Убил твои улыбки для меня. Убил твой горящий взгляд. Убил прикосновения. Клянусь, я бы жизнь отдал, если бы хоть на день смог попасть в прошлое. Где ты рядом. Где мы вместе. Где ты целуешь, прижимаешься, обнимаешь, смеёшься для меня. Где нет всего того дерьма, в которое я нас окунул. Где вместо презрения, в твоём взгляде тепло и нежность. Если бы ты только знала, насколько сильно я мечтаю о нас прошлых.
— Зачем, Никит? Видишь же, что у нас уже не получилось. Зачем возвращаться в развалины? — господи, дрожь в голосе не поддаётся контролю. Смотрит на меня так, что всё нутро наружу. Щёки горят под его ладонями. Кожу тысячами игл покалывает.
Я прекрасно понимаю, о чём он говорит. Потому что сама испытываю то же самое. Запихиваю всё это, как можно дальше, а оно всё равно лезет наружу. Это стало ежедневной борьбой с самой собой. И когда кажется, что вот-вот научился с этим жить, происходит что-то, отчего откидывает назад.
Но какой в этом смысл? Каждый раз, когда я позволяла себе думать о нас, как едином целом, мне казалось, что я придаю свои установки. Те, в которых настроила себя на отсутствие НАС. Такое болезненное, пустое, тянущее. Но, реальное.
— Дай мне шанс, хотя бы попытаться всё вернуть. В этот раз получится. Да и тогда всё у нас получилось. Просто я мудак. Заигрался, тешился, считал, что я не такой и никогда не предам. — так искренне он это всё говорил, что хотелось отвернуться и заткнуть уши. Потому что пробирает.
— И что поменялось? Ты перестал им быть? — всё же продолжала колоть в ответ. Пусть и нет сильно.
— Многое поменялось. Мудаком я остался, но не по отношению к тебе. Я тогда накосячил. Долго задавался вопросом, почему всё так сложилось. Почему практически переспал с другой. — и дальше несло Никиту, невзирая на мою сухость и немногословность в общении. Он словно поймал шанс высказаться и не хотел его упустить.
— Никит, может, не будем? Знаешь ли, это не самая приятная тема для разговора. — снова пропустила через себя все те эмоции, которые испытала несколько месяцев назад. И они отравляли.
— Я понимаю. Но всё же, думаю, что озвучить это должен, чтоб между нами не оставалось недосказанности. Поверь, я многое усвоил и сделал выводы. И повторения подобного не допущу. Я же сам виноват, что допустил всё это. Тешил эго. Вроде как приглянулся кому-то помимо жены и не заметил, как превратился в тупого осла. Стёр все грани допустимого. Заигрался. Но я не на секунду не переставал тебя любить. Просто привык к нашей спокойной семейной жизни. К тому, что ты рядом как что-то неизменное, само собой разумеющееся. Важное, нужное, как кислород. Но не оценил так, как должен был. А ведь я и правда без тебя дышать не могу.
— И где гарантии, что опять не повторится? Потом, спустя время. Когда тебе снова наскучит тихая и спокойная семейная жизнь. — больно, как же больно. Пока я упивалась нашим семейным уютом, Никита захотел острых ощущений. Ему стало мало того, что есть.
— Мы же оба понимаем, что все гарантии — это лишь мои слова. Я могу обещать и клясться как угодно, но ты всё равно будешь сомневаться. И это, должно быть, нормально, ожидаемо. Понимаю, что стопроцентного доверия от тебя уже не получу. Но также знаю, что перспектива окончательно потерять тебя, для меня страшнее всего. Слишком высокую цену я заплатил за то, что предал. Быть без тебя мне непосильно.
Его трясло. Било мелкой дрожью. Пальцы, обхватывающие мои щёки, подрагивали. Смотрел на меня блестящими и покрасневшими глазами. Никогда не видела его таким. Чувство было, что ещё немного и по заросшим короткой щетиной щекам, скатятся слёзы.
Один-единственный раз видела его, пусть и сдержанные, но слёзы. Тогда, когда родилась Кариша. Тогда я поняла, что такое безусловная отцовская любовь. Увидела это в нём. Крепкая, необъятных объёмов, любовь отца к своей крошке дочери.
Сейчас же этот взгляд был направлен на меня. И я не знала, как реагировать. Неужели его до сих пор ломает так же сильно как и меня? И разница в том, что он даёт этому выход, говорит. А я трусливо отмалчиваюсь. И не по тому, что научилась с этим жить, а потому что страшно. Страшно дать ему надежду на что-то. Страшно подпустить. Страшно разбиться вдребезги. Страшно не устоять.
— Тебе мало меня. Я всегда считала, что у нас всё хорошо, что я для тебя, если не центр вселенной, но точно что-то значимое настолько, чтоб не предать. Уверена в тебе была. Мысли не допускала о ком-то третьем в наших отношениях. А теперь, я не знаю, что должно произойти, чтоб я смогла вернуться к этому убеждению. — как же сложно говорить. В горле першит, глаза щиплет, язык деревенеет.
— Мне никогда не было тебя мало. Зато чертовски сильно не хватает сейчас. Если бы был какой-то универсальный рецепт, и можно было вернуть тебя, клянусь, я бы душу дьяволу продал, землю зубами грыз, но использовал его. А сейчас я могу только просить, умолять, дать мне шанс. Шанс доказывать тебе изо дня в день, что никто, кроме тебя на хрен не всрался. Только ты. Ты одна. Я оступился, я знаю. Предал, растоптал, разрушил. Но едва попав в эту грязь, чудом не захлебнулся. Но теперь и дальше захлёбываюсь ежеминутно, думая о том, что всё «наше» расхерачил. Своими, блядь, руками.
Я, уже не сдерживаясь, всхлипывала и негромко шмыгала носом.
— Зачем, Никит? Зачем ты мучаешь? — только сейчас поняла, что большими пальцами, он стирает дорожки слёз с моих щёк.
— Потому что люблю. Я чёртов грёбанный эгоист. Но не получается у меня без тебя. И не получится. Варя, прости меня. Прости за всё дерьмо, что вывалил на тебя. — дёрнув меня к себе, крепко прижал к груди. — Как же я тебя люблю. Пиздец, как же сильно люблю.
Я стояла прижавшись к нему и изо всех сил сдерживала рыдания. Так и не осмелившись обнять в ответ. Руки свисали вдоль тела. Никита продолжал говорить, пару раз, негромко шмыгнув носом. Согревал макушку своим дыханием. Гулкие удары его сердца врезались в меня. А мне хотелось зажмуриться и провалиться сквозь землю. Из-за того, что позволяю обнимать себя и из-за того, что не могу оттолкнуть. Хотя мозгом понимаю, что нужно. Но пытаюсь вдоволь насытиться безобидным контактом, за всё то время вдали. Какая же я глупая дура.
Люблю. И ненавижу за то, что он сделал с нами и за то, что выворачивает душу наизнанку сейчас.
Набравшись сил и собрав всю волю в кулак, всё же выбралась из крепкого кольца его рук.
— Мне пора, Никит. — проговорила, не глядя ему в лицо. Не могла набраться смелость и поднять взгляд. Стояла, опустив голову, и рассматривала мысы его начищенных чёрных туфель.
— Я провожу тебя. — не глядя, чувствовала, что он, согласно кивает.
После сотни сказанных слов, мы погрузились в молчание. Даже не знаю, что тяготило больше. Гнетущая тишина или же воспоминания о том, что было сказано минутами ранее.
Внутри такой раздрай, будто меня рвало надвое. Одна часть, это чувства, другая — здравый смысл. И чего конкретно сейчас было больше, понять просто нереально.
— Спасибо, что проводил. — произнесла на выдохе, когда мы подошли к моему номеру.
Впервые за всё это время, осмелилась посмотреть ему в глаза. И клянусь, лучше бы я этого не делала. Он одним взглядом вспарывал и обнажал душу. А она и без того кровоточила.
— Варь, я понимаю, что просить какого-либо ответа от тебя, сейчас не стоит. Но просто подумай. Взвесь ещё раз. Но помни, что я буду тебя ждать. — он попытался улыбнуться. Но улыбка была на столько вымученной, что и не улыбка вовсе.
— Ждать? Сколько, Никит? День? Неделю? Год? Для чего? — задала вопрос и, отведя взгляд в сторону, уставилась на дверь соседнего номера.
— Столь, сколько нужно тебе. Для чего? Для нас. МЫ по-прежнему есть, просто существуем сейчас в разных плоскостях.
— Я ничего не буду отвечать. Пока, Никит. — отступив на шаг назад, достала и сумочки ключ-карту и открыла номер.
Больше не проронив ни слова, вошла вовнутрь и заперла дверь. Кажется, только сейчас смогла сделать полноценный вдох.
Как же хреново было на душе. Как погано на сердце.
Я всё помню, но отчаянно пытаюсь забыть. Всё чувствую, хоть и желаю не чувствовать. Странный день, странный вечер, странный разговор. Непонятные эмоции и чувства.
Какой бы сильной ни была обида на Никиту, руку могла дать на отсечение, что он говорил правду. Ту правду, которую чувствовал. Ту, в которую верил.
А во что верила я? В безоблачное будущее с ним? Нет, я не настолько наивна, чтоб полагать, что у нас может быть гладко и как раньше. Как раньше уже не будет никогда. Но также меня не покидало чувство, что без него мне хуже, чем с ним. Но, должно быть, больно будет так или иначе.
Наверное, я просто устала от всех эмоций, которые уже несколько месяцев хлещут через край. Не могу сказать, что я слабая, но, видимо, и недостаточно сильная, раз сейчас мне захотелось Никиту вернуть. Не целиком в жизнь, а хотя бы на один вечер, чтоб окунуться в прошлое. В ту его часть, где было хорошо, уютно и тепло. Просто согреть себя этими воспоминаниями, хотя бы кратковременно.
Понятия не имею, сколько времени провела за этими размышлениями. Минуту? Десять? Слёзы уже высохли, но сердце по-прежнему отбивало рваный ритм. Сделав несколько шагов назад, обхватила ручку двери, потянула её на себя. Зачем? Куда собралась? Чего хочу добиться? А чёрт его знает.
Но все эти вопросы мигом растворились, стоило открыть дверь. Успела только пару раз выразительно моргнуть, осознавая увиденное, как меня, будто ураганом, снесло с ног и затащило в номер.
Захлопнув дверь, неизвестно откуда взявшийся Никита, прижал меня к стене. Навалился всем телом, заключив в ловушку из своих рук, упирающихся в стену на уровне моей головы.
— Не могу уйти. Просто не могу. Лучше убей сразу, но не могу. — выговаривал слова, севшим голосом и пугая безумным, диким взглядом.
— Я… — запнувшись на полуслове, несмело положила ладони на его высоко вздымающуюся грудь.
Что сказать? Чтоб не уходил? Нет, это слишком, для того чтоб я могла произнести это вслух. Но я желала и противилась этому одновременно. Равноценно сильно и катастрофически отчаянно. Глупо, иррационально, нелогично. В мыслях каша, в сердце неразбериха.
Но, видимо, он чувствовал моё смятение и внутреннюю борьбу, и принял решение за нас двоих.
Миг, и его горячее дыхание касается моих губ. А после он касается своими губами моих. Несмело, еле ощутимо. Но даже от такого незначительного контакта по телу прошёлся разряд тока. Прострелило импульсами от макушки до кончиков пальцев.
Никита не давил, не напирал. Словно опасался, что оттолкну, как когда-то. Будто ждал моей реакции. А я… я просто сдалась. Устала травить себя воспоминаниями. Устала душу рвать на куски. В конце концов, сегодня мой день рождения, неужели я хотя бы в этот день, в этот миг, не могу позволить себе забыться? Могу. И, как оказалось, хочу. Отчаянно желаю.
Сама потянулась к нему навстречу и разомкнув губы, пробела языком по его нижней губе. Никита издал то ли рык, то ли хрип и вгрызся в меня жалящим поцелуем. Не целовал, а пожирал. Мы бились зубами, кусались, сплетались языками. Всё походило на безумие. Такое опаляющее и заставляющее плавиться.
Руки хаотично блуждали. И его, и мои. Цеплялись друг за друга, как за спасительную соломинку. Сжимали друг друга с какой-то жадностью, ни на секунду не разрывая контакта.
Ведомая моментом, начала стаскивать с его плеч пиджак. Рваными и хаотичными движениями срывала с него плотную чёрную ткань. Продолжая целовать, Никита сам помог мне справиться со своей одеждой, скинул его с себя и после сорвал мой. Сжимал мою талию, вёл руками вверх, к груди, не снижая напора рук. Стискивал до лёгкой боли, собирая ткань блузки гармошкой.
Дыхание рваное, у нас двоих. Оно вообще будто одно напополам. Господи, как же мне этого не хватало всё это время. Я ведь была уверена в своём убеждении, что больше никогда не испытаю чего-то подобного с ним. Пыталась забыть, пыталась выкинуть эти воспоминания. А сейчас, как оголённый провод, от каждого его прикосновения. Плавлюсь, искрю, вспыхиваю, горю.
— Хочу тебя. Варя, не отталкивай. — сбивчиво проговорил, не до конца разрывая поцелуй.
Не отталкивай? Сейчас я явно не настроена на это. Сейчас дикая потребность оказаться ещё ближе, крушит былые установки. Вдребезги разрывает запреты на него.
Поэтому не найдя нужных слов, просто потянулась к ремню на его брюках. Пальцы дрожали, не слушались. Что я делаю? Боже, что? Убрав мои руки, Никита ещё раз крепко поцеловал и начал стаскивать одежду с меня. Опустившись на корточки, стянул с бёдер брюки вместе с бельём. Уверенно, бескомпромиссно. Мне оставалось только переступить через них, и откинуть ногой в сторону.
Прижавшись к животу, несильно прикусил кожу. Откинув голову назад, упёрлась затылком о стену и не сдержала негромкого стона. По коже пронёсся табун мурашек. Низ живота прострелило нестерпимым желанием, что захотелось с силой свести бёдра.
Выпрямившись во весь рост, Никита расстегнул ремень и после, ширинку. Все его движения сопровождались прицельным взглядом на меня. Подойдя вплотную, стал покрывать скулы, шею, ключицы хаотичными поцелуями. Одновременно с этим возился с одеждой. Приспустил брюки вместе с боксерами, освобождая твёрдый эрегированный член. Почувствовала его, когда он упёрся вниз моего живота. Горячий, налитый кровью.
Обхватила Никиту за плечи, когда он закинул одну мою ногу себе на бедро. Прижалась ближе. Чувствовать, мне необходимо его чувствовать.
— Не уверен, что меня хватит надолго. — проговорил, опаляя горячим дыханием кожу.
— Надолго и не обязательно. Хочу тебя. — ответила, вильнув бёдрами.
Прижавшись своим лбом к моему, свободной рукой обхватил член у основания и направил в меня. А я, кажется, в этот миг дышать перестала, ожидая вторжения. И когда он толкнулся бёдрами в меня, зажмурила глаза и наполнила комнату протяжным стоном, который слился с Никитиным.
— Не закрывай глаза, маленькая моя. — прохрипел, плавно выходя из меня и после подаваясь навстречу.
Распахнула веки, пытаясь сфокусировать взгляд. Никита продолжал двигаться, крепко сжав моё бедро, другой рукой стискивая талию. Смотрел на меня полыхающим взглядом. Тугая наполненность сводила с ума. Скользил во мне, заставляя жадно хватать воздух.
Таранил глубокими, резкими и в то же время не быстрыми толчками, неотрывно глядя в глаза.
Мне хватило нескольких его движений, чтоб тело обдало волной жара. Вцепилась в его плечи железной хваткой. Впилась ногтями, комкая ткань рубашки. Господи, мы даже толком не разделись. Стоны вырывались из груди. Внизу живота, словно стянутая пружина выстрелила. Сжала его внутри себя, отдаваясь наслаждению.
Почувствовав мой оргазм, Никита ускорил движения. Продлевая моё удовольствие и приближая своё. Помимо нашего громкого дыхания и стонов, комната наполнилась влажными шлепками.
Никита тоже былина грани. Чувствовала, как он близок к тому, чтобы кончить. Стал ещё твёрже, больше. Пульсировал во мне. Череда коротких и быстрых движений и вышел из меня, упираясь влажным членом в живот. Чуть подался вперёд, скользя по моей коже, оголённой задранной тканью блузки, и кончил с протяжным стоном. Как никогда громко.
Мы продолжали стоять. Дышали гулко, рвано. Кажется, и в его, и в моём взгляде читалось неверие. Не могли до конца осознать, что действительно только что были близки. Что дорвались друг до друга. Я не думала ни о чём больше. Не сейчас. Просто смаковала отголоски оргазма.
Не знаю, сколько бы длилась эта немая сцена, если бы не зазвонивший телефон.
— Твой? — хрипло проговорил Никита, чуть отстраняясь.
— Кажется. — ответила неуверенно, хоть и поняла, что мой. Была ещё в какой-то прострации.
Но даже пошевелиться не успела. Никита опередил меня. Поправив одежду, потянулся к источнику мелодии, валявшемуся на полу. И прежде чем подать телефон мне, изменился в лице. И я поняла почему. Звонил Миша. Предыдущую расслабленность как рукой сняло.
— Ответишь? — спросил, пока я продолжала смотреть на экран.
— Нет. — точно не сейчас.
— А может, всё же? Скажешь ему, что не свободна? Или это лучше сделать мне? — атмосфера в номере резко изменилась. Потяжелела. Слала словно осязаемая.
— Никит, не лезь. Тут я разберусь без тебя и твоей помощи. Это тебя не касается. — ответила Никите, сбросив вызов.
— Не касается? Уверена? Только что у нас был секс. Ты текла для меня и кончала. И хочешь сказать это не моё дело, что тебе на ночь глядя звонит этот ушлёпок? — он начал нервничать и психовать. Это. Настрой передался и мне.
— Да, Никит. Не твоё дело. Не слишком ли ты быстро стал рулить? — тоже ощетинилась. Непроизвольно, само собой вышло.
— Ты шутишь? — пока Никита заводился, я судорожно натягивала трусики. — Ты только что подпустила меня к себе. Только что отдавалась мне вся. Стонала. И теперь не хочешь отбрить его? Или твой мальчик тебя не трахает, и ты решила пока разогнаться со мной? — проговорил с каким-то надрывом. А меня, как перемкнуло.
— Почему же не трахает? Трахает. — ударила в ответ словами. Больно, наотмашь. Знаю это. Выплюнула, как порцию яда.
Наверное, это действительно походило на удар, потому что Никита резко отшатнулся назад. Взметнул вверх руку с напряжёнными пальцами и после сжал их в кулак. Вид у него был такой, что он или меня проклянёт, или просто прибьёт кого-то. После своих слов кожей ощутила, как меняется атмосфера в номере.
Стояла, смотрела на него и рассыпалась. Потому что мы, видимо, никогда не перестанем делать друг другу больно. Так и будем срываться от малейшего триггера.
Никита больше не произнёс ни слова. Просто молча вылетел из номера, хлопнув дверью. Так сильно, что она даже не сцепилась замком и отскочила обратно, оставляя зазор. Но у меня не осталось сил даже на то, чтоб прикрыть. Полное моральное опустошение и физическая слабость.
Просто сползла по стене. Плюхнулась на пол и, прижав колени к груди, разрыдалась. Ну почему всё так? Так сложно и так нестерпимо больно.