Не обещай (СИ)

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ Макьято вручную

В субботу меня будит какой-то резкий запах, но, когда просыпаюсь, соображаю, что это не запах, а звук. Звон. Трезвон. Звонят в дверь.

— Привет. А мы знакомы! — свежим, бодрым и звонким голосом объявляет мне с порога молодая девушка.

Каштановый «хвостик», супер-аккуратный, но совсем не скучный, а ухоженный, блестящий и беличий, всегда такими восхищалась и никогда не умела делать, лосины-бриджи в мелкую клеточку, белая футболка «лодочкой», поверх нее — бежевый жилетик. Золотые кроссики. Очень милая девушка, красивая и бойкая. Прям тебе я, только моложе, курносее, стройнее и лучше. И, откровенно говоря, не я совсем. Я такой никогда не была. И самое главное, она права: мы действительно знакомы.

У меня спросонья ломит голову, перед глазами какой-то туман. Но даже не это терзает меня по-страшному, а досада от того, что я не могу ее вспомнить… ну откуда… А-а-а, блин… и чуть не спрашиваю вслух:

«А где твои лыжи?…»

Это ж Нина. Их пиар менеджер. Работает в пиар агенстве, иногда привлекаемом Франком. Мы встречались, последний раз совсем недавно, на Ваннзе. Я ушла — она пришла.

— Проходи. Ты к Рику? — спрашиваю ее тоже резво и с улыбкой. — Его дома нет.

Она заливается подкупающим смехом:

— Ну, он в своем амплуа!

Не предупредил, мол.

А колокольчики динь-дилинькают о том, что, раз пришла, теперь она уже так просто отсюда не уйдет. Да и я испытываю почти зверскую потребность в том, чтобы угостить ее кофе.

— Буду! — соглашается она. — Макьято?..

— Эм-м-м… да я взбиватель для пенки никак не починю.

Это я самым наглейшим образом вру, хоть вообще-то никогда не вру. Просто взбивателя у меня нет от слова «вообще». Ненавижу кофе, «подбеленный» хоть чем. Но в случае Нины что-то подсказывает мне, что если она узнает, что я пью какой-либо другой, а не макьято, то меня, конечно, не дизлайкнут, но из некоего «списка» все же вычеркнут. А я хочу остаться в этом списке, до поры-до времени хочу. Не могу сказать, зачем мне это нужно — просто хочется.

— Тогда уж лучше сразу новый купить, — сочувственно советует она.

— Этот любимый был. Лимитированный.

— Ну да, ну да. Просто с молоком тогда. Спасибо! Ты — черный?! А-а, безлактозный детокс… С овсяным молоком не пробовала?.. Что, и безглютеновый?.. Я-асненько.

Я не усаживаю ее на кухне, а захожу с ней в гостиную и жестом приглашаю в кресло, сама сажусь напротив. Как удачно освещает ее естественный свет с улицы. То, что надо.

— А я боялась, что разбужу тебя. А ты, я вижу, тоже ранняя пташка, — щебечет Нина.

Соображаю, что у меня на журнальном столике все еще стоит корзинка со вчерашними булочками.

— Белковые, — киваю ей на них, не находя ничего зазорного в патологической лживости. — Будешь?..

— Умничка. Спасибо, нет, я уже позавтракала. У тебя тут та-ак миленько. Не дорого?..

— Нормально, если вскладчину. Покомнатно.

— Ну да, ну да, — она так и думала. — Сто лет мечтала поселиться в Панко.

— А ты где живешь?

— В Веддинге, — вздыхает Нина. — Нет, там тоже неплохие места есть, но в целом…

— Зато до работы, наверно, недалеко, — отхлебываю я из своей чашки.

— Было. Мы переезжаем.

— Да ты что! Поздравляю, — а сама силюсь догнать, кого она подразумевает под «нами».

— Спасибо! И все так совпало. Франк меня давно к ним звал и вот уговорил.

Она про фирму. И про ее новую должность.

— Сейчас так сложно подыскать что-то адекватное. А тут представляешь, на выходных у них… у нас все спонтанно решилось. Франк даже еще не всем сообщил.

— Да, я помню, он рассказывал, что вы разрослись, не вмещаетесь. Поздравляю с новым местом! Хорошо вам переехать! — и стукаюсь чашкой с ее стаканом. Сама не знаю, почему тостую, зачем тостую и с кем это я тут тостую. Но что тостую как раз вовремя, понимаю, когда под нежно-тоненькое стуканье моего кофейного фарфора о ее стекло в прихожей показывается Рик:

— Вы че тут отмечаете?

— Переезд, — отвечаю я за Нину, и мы с ней дружно смеемся, синхронно отхлебываем каждая — из своего, предварительно подняв навстречу друг другу «воздушный».

— Мы ж стол твой хотели завезти на фирму. Ты ж хотел сообщить, если сегодня не успеешь. Ты ж не забы-ы-ыл?.. — «наезжает» на него Нина с ласково-мягкой укоризной в глазках и на губках, пухленьких, нижняя — очаровательно пухлее и круглее верхней. Видно, что все не подкачанное, а молодое и натуральное.

— М-мгм-м, — многозначительно-заговорщически включаюсь я в ее наезд. — Или просто забыл поставить в известность?.. — и мы с ней, переглянувшись, посмеиваемся.

— Не-е. Задержался.

— По твоим делам? — благоговейно шелестит Нина.

— Мгм.

И переводит взгляд с нее на меня.

Как раз в этот момент я делаю чрезмерно большой глоток кофе и вместе с ним проглатываю так и рвущуюся из меня наружу неадекватную реакцию.

Рик обнаруживает, что проглоченная мной реакция не укрылась от него, лишь едва заметно сузив глаза, затем начинает барабанить пальцами левой о свою ногу.

Это он от нетерпения, что ли?.. Или может, осеняет меня, я им мешаю?

Смотрю на его барабанящие пальцы и думаю, что лучше сдохну, чем дам сейчас ему или ей что-либо пояснить мне, сказать что-либо, определяющее некую программу на этот день, озвучивающее некий план действий, в том числе, моих. Предписывающее мне, что я должна или не должна буду сделать.

Эта клуша, мысленно обзываю ее, она же думает, что у нас ним что-то типа вэ-гэ. Считает, что у меня тут мини-общага, а он — мой общажник-квартирант. И пусть считает.

Еще она, кажется, не подозревает, что мы с ним до недавнего времени жили вместе. Спали. Последний раз — когда? Позапозавчера, кажется. Вот хоть убейте меня — не знаю, как можно об этом не подозревать, но почему-то в ее случае я в этом уверена. Может, сама только что постаралась — вон, как трещала с ней. Ведь не трещат так бывшие с новенькими. Ведь не плетут про «покомнатно». И про «вскладчину».

Не знаю, что что у них там сейчас, трахнул он ее уже или только собирается. Или трахает регулярно. Отчего-то мне кажется, что они уже успели. Может, тогда, после их корпоратива. А может, у себя на днюхе, в качестве подарка. Может, параллельно к его последним заскакиваниям ко мне.

Припоминаю, как победоносно она зыркнула на него в тот раз, на лыжах, но как — небо и земля — жалобно-нежненько предъявляла ему только что претензии, и решаю, что — да. Распечатал, как пить дать. Конечно, не в плане дефлорации, наверно, но… открыл, короче. Приступил к формированию. Ей в этом деле мужской гайданс нужен, это ж видно. И видно также, что его гайданс на этом ее этапе пришелся как нельзя более кстати. Что для нее все это так интересно, будоражаще и ново.

К тому же она… да, кажется, того. Втрескалась в него, что ли. Ослеплена до состояния наивности, поэтому не только в упор не замечает, кем мы с ним друг другу были, но еще и, похоже, не понимает, какой он. Что ж, поймет.

Теперь она пригрелась и ей явно хочется посидеть втроем в моей уютной хате — да, бес бы ее, бес бы их обоих побрал, это МОЯ хата. И мне решать, что тут, кто тут, когда и как.

Кстати, объявляю о своих решениях тоже я.

— Так, ребят, я не буду вас больше задерживать, — срываясь с места, залпом опорожняю свою чашку. — Мне надо кое-куда успеть до десяти. Вернусь после обеда.

И чтоб духу вашего тогда здесь не было, «зыркаю» ему, моему «квартиранту» — он же понял?..

Нина, естественно, не догоняет. Лицо ее принимает выражение почти расстроенного разочарования, совершенно искреннего, я в этом уверена.

Она ведь не рассчитывала, что я им помогать начну? Или — о, хохмы — может, Рик рассчитывал? Наверно, нет, но — о, двойные хохмы — он явно недоволен.

Доверительно положив руку ей на руку, я «обещаю», как «старшая»:

— Мы обязательно разовьем тему. Как-нибудь.

Нина резво кивает, задорно метет-пружинит шелковый «хвостик», и на ухоженных каштановых волосах ее с привычной готовностью играет солнце.

— А ты не ходишь на йогу? — спрашивает она.

— Когда успеваю, — киваю, будто ждала этого вопроса. — Хотелось бы почаще.

***

На самом деле мне некуда идти. Меня никто не ждет, даже мама. Она каким-то образом выбила разрешение у директора и уехала на пару дней с выпускным классом, вернется только завтра. Во время таких поездок ей даже писать ничего нельзя, чтобы не отвлекать от учеников, а то «забалуются».

Девочки-мальчики, мне получше. Возвращаюсь в жизнь, — постит Рози вполне посвежевшее фото на инстаграме. — Скоро-скоро.

Невольно улыбаюсь, лайкаю пост и отправляю «сахарку» ободрительный коммент. Но когда коммент отправлен, улыбка мгновенно сходит с моего лица.

Маячить в парке или, не дай Боже, у Викиты, я не собираюсь и иду по направлению к машине. По случаю субботнего утра тут почти пусто. Мои волосы насмешливо-сердобольно ерошит ветер, а меня саму лишь самую малость согревает почти сожалеющий взгляд, которым в дверях провожал меня Рик. Надеюсь, у них хватит соображения в мое отсутствие не вытворять Бог знает что у меня в квартире.

Не доходя до гаража, соображаю, что им, хоть Рик и не предупреждал меня, скорее всего, понадобится «мини», и, если я на нем уеду, он может счесть это за подставу. Подумает, что я сержусь, мщу и страдаю.

Решаю, что лучше — смерть. Сердито остановившись, круто разворачиваюсь на месте и иду на метро.

Итак, соображаю, мне нет хода в собственную хату почти до вечера, в свою машину я тоже не имею права сесть и уехать, куда мне заблагорассудится. От этого, да блин, от того, что сегодня такая теплая, солнечная августовская суббота, а я одна-совсем одна с ней, дурой, наедине, мне становится так паршиво, что я готова в ярости пинать низенькие столбики на краю тротуара.

Без какой-либо особой цели сажусь на пятерку, которая идет и к маме — зачем? — и на «главный» — зачем?.. Еду и гневно рассматриваю сиденье напротив, пустое, как большинство мест вокруг меня. Вспоминаю, как почти год тому назад на таком сиденье ехал Рик и зыркал на меня, переутомившуюся и обессилевшую. И это тогда-то мне казалось, что я «в полном дерьме»…

Как, твою же ж мать, меня так угораздило?.. — чуть ли не рычу самой себе сейчас. Что это за хрень?.. Кто эту хрень на меня накаркал? Это он, этот взъерошенный говнюк-волчара со своими сраными бизнесами, своими предъявами, что не хочу создать ему семью, своими девками-пиарщицами и своей… долбанутой йогой, которой не всегда с ним успевала заниматься?.. Или это я сама себя во все это втащила, чего-то где-то не доделала, а где-то, наоборот, перестаралась?..

Назад дороги нет, это понятно. Непонятно только, как я сюда попала. И мне никто не скажет, потому что, думаю без горечи, но с раздражением, им всем на меня наплевать. Ей — ясно, я ей никто, но и ему тоже. Ему я тоже никто и ему наплевать. Наверно, всегда было. Пока я его в чем-то устраивала, он не столь явно это показывал, просто пользовался. Наверно, и я им — тоже, но сейчас не о нем речь.

В районе Восточного вокзала и в самый разгар страстей, от которых мне уже хочется возопить кому-то в голос, чтоб, мол, «отстал», хоть ко мне никто и не думает приставать, мне звонит мама. Справившись, где я, мама говорит, чтоб ехала дальше и забрала ее с «главного». Я, мол, перепутала и она, мол, возвращается сегодня, а не завтра, и я же обещала ее встретить, разве ж я забыла.

Не знаю, каким образом, но мамин голос действует на меня успокаивающе — все моментально преображается, и я, едва не рыдая от благодарности, сообщаю, что, мол, мам Лиль, конечно, не забыла. Конечно, заберу.

***

— Как я устала… — постанывает мама и отпивает красного: — М-м-м… то, что надо. Вот ты у меня, дочь, молодец.

Сразу с такси я «уложила» маму с ногами на диван, организовала расслабон в жидком виде, а сама варю неправильный плов.

Как и у меня, у мамы не модерновая планировка, поэтому мне то и дело приходится бегать на кухню. Я налила нам с ней по бокальчику какого-то «молдавского», приторно-сладкого, как любит мама и как я не переношу, и принесла оба бокала — чокнуться.

— Что, вместо тебя никто помоложе не мог поехать? — проглатываю этот малиновый, пряно-жидкий сахар. — Этот, твой… протеже…

Специально зову так этого самого протеже, опекаемого мамой.

— Штефану подруга сына родила. Ох-х-х… теперь только об этом и разговоров в школе. С молоденькой сошелся. Студентка. Души в нем не чает. Ребенка завели. До этого мыкался все, мыкался.

— Ну на-адо же, вот горемыка… — говорю нараспев и возвращаюсь на кухню.

А там думаю про свое уже:

«С молоденькой… хорошенькой… ребенка чтоб рожала…» — и тут же сама себя одергиваю — мне-то что?

Нормальная девочка. Симпатичная, молодая. Не такая испорченная, как ты — битая-перебитая, тронутая и извращенная…

Да ну — естественно, я так не думаю.

«И что?» — подначиваю саму себя. «Мешать будешь?.. Чинить препятствия?..» «Не буду я ничего чинить. Они все сделают сами. И сами все починят».

Это говорит во мне спокойно, но отчетливо какой-то пророческий голос — и откуда ему знать?..

Чувствую, как от этого маминого молдавского просачивается в меня теплая, сладкая тягучесть. Тягучесть пока не дотягивает до умиротворенности. Просто кажется, я тоже устала и кажется, с этого надо было сейчас начать и — правильно мама говорит — для начала это то, что надо.

Я провожу у мамы субботу — не уезжаю даже, когда она засыпает после обеда. Вожусь с делами на ноутбуке, без которого редко выхожу из дома.

Когда в сумерках звонит Рик, и я слышу его осторожное:

— А… ты где? — то вместо ответа искренне удивляюсь:

— А что?..

Мол, разве я еще для чего-то ему… им была нужна?

Кажется, он пытается предложить забрать меня, но мне в голову уже пришла новая мысль:

— Я у мамы ночевать останусь. Ей помочь надо было… с кафелем, там… — (у мамы нет кафеля, поэтому вру смело, не боясь накаркать). — Да, завтра доберусь сама. Пока.

Подходит отдохнувшая мама, включает свет:

— А ты чего в потемках, Катюш?

Мама проспала до самых сумерек и теперь, наверно, пол ночи будет смотреть телевизор.

Соображаю, что я здесь не останусь.

— Мне пора, мам Лиль.

— Он тебя заберет?

— Да, — против своего обыкновения вру я маме.

***

Глоссарик

вэ-гэ — WG, сообщество квартирных жильцов, арендующее квартиру вскладчину

гайданс — руководство, ведение, управление