Не отпущу!..

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Она не успела до конца додумать эту мысль. Послышался поворот ключа, и через мгновенье дверь распахнулась. Куинн вошел и поставил рядом с банкеткой небольшую дорожную сумку. Аккуратно прикрыв за собой дверь, он с укоризной покачал головой.

— Вы не слишком добры. Хорошо, что ключ лежал у меня в кармане.

— Вы всегда так предусмотрительны?

— Я стараюсь поменьше зависеть от случайностей…

Значит, когда он в первый раз открыл дверь, ключ остался у него. А ей даже в голову не пришло поинтересоваться, где у нее лежит ключ…

Куинн сделал медленный шаг к ней.

— Вам не кажется, что надо бы извиниться передо мной?

— Нет, не кажется, — взвилась она. — Я вообще вас не приглашала и хочу, чтоб вы ушли.

— Боюсь, что главное — это чего хочу я. — Он говорил тихо, еле сдерживая ярость. Потом сделал еще шаг и оказался совсем рядом.

Она словно под увеличительным стеклом видела росинки на темных волосах, длинные загнутые ресницы, золотистые искорки в глубине зеленых глаз.

Элизабет, замерев, уставилась в это жесткое, энергичное лицо. Неожиданно он обхватил ладонями ее голову.

Элизабет остолбенела, боясь, что он поцелует ее. Желая этого поцелуя.

Даже сейчас, через столько лет, она все еще хотела его, испытывая глубокое, первобытное желание.

Одна его рука обхватила ее затылок, другая скользнула по щеке, по краю изящного уха. Он пригнулся еще ближе.

Элизабет приоткрыла губы и ждала.

Но он вдруг дернул ее за мочку, потом за вторую и что-то быстро сунул в карман. Только через пару секунд она поняла, что он ловко снял с нее серьги.

— Что вы делаете?.. — бессмысленно пробормотала она, и тут же судорога прошла по телу: он прижался губами к ее уху и, словно изучая, провел языком по каждому завитку. Элизабет била дрожь.

Жесткие, жадные губы скользнули по подбородку и остановились в теплой ямке под другим ухом. Элизабет боялась дышать, а он игриво куснул мочку и коснулся ртом ее губ.

Наконец-то. Она закрыла глаза.

Его губы прошлись до уголка ее рта и на мгновение застыли. Элизабет ждала, изнывая от мучительного нетерпения. Неожиданно он поднял голову и отодвинулся.

Он ее бросил.

Она распахнула глаза.

Куинн смотрел на нее с легкой, насмешливой улыбкой.

— Учитывая мое решение не вставать сегодня с дивана, пожалуй, нам лучше остановиться, пока обстановка не слишком накалилась.

— Зачем вы это сделали? — Голос у нее прерывался.

— А разве неясно?

— Это месть?

Он приподнял черную бровь.

— Ну, скажем, эксперимент.

— Эксперимент?

— Я хотел узнать, действительно ли вы привязаны к Бомонту так, как говорите…

Элизабет прикусила губу, и он тихо добавил:

— Похоже, не так…

— Откуда такая уверенность?

Куинн улыбнулся.

— Раз уж вам удается забыть о нем и так реагировать на меня…

— А вам не приходило в голову, что я так отреагировала на вас именно потому, что думала о нем? — Она с удовлетворением отмстила, что насмешливая улыбка исчезла и он поджал губы. — В любом случае мои чувства к Ричарду вас не касаются.

— Ну, поскольку я отдаю вам «Ван Хэмел», — проговорил он, снова снимая пиджак, — у меня возникает нечто вроде вторичного интереса.

Все прежние сомнения вскипели в ней разом.

— Вы действительно готовы уступить бриллиант Ричарду? Или это очередная игра?

— Я действительно готов уступить ему, — ровно произнес Куинн.

— Но почему? Ведь вы так бились за него. Это бессмысленно.

— Бриллиант не имеет значения, он лишь средство для достижения цели.

— Тогда что имеет значение? И в чем, собственно, цель?

— Ты до сих пор не догадалась, Джо?

Кровь бросилась ей в голову, в ушах загудело, голова закружилась. Ей показалось, что она сейчас упадет в обморок.

— Тебе надо сесть, — резко проговорил он и потащил ее к ближайшему креслу. Сам сел напротив, чтоб видеть ее лицо. — Ты в самом деле вообразила, что я тебя забуду?

Нет, пожалуй, этого она никогда не воображала. Просто несколько расслабилась, показалось, что Куинн не узнал ее. Она цеплялась за хлипкую надежду, поддерживала игру, потому что было слишком страшно взглянуть в глаза действительности.

Она умудрилась овладеть собой.

— Все было так давно, а мы совсем недолго были вместе.

— Но ты же не забыла меня.

Она очень старалась, но ничего не вышло. Пока она жива, он останется частью ее существа.

Элизабет как загипнотизированная смотрела на Куинна. Годы не изменили его, только прибавили зрелости, сделали еще более обворожительным и импозантным. Он и в восемьдесят лет останется обаятельным красавцем.

— Ну как, изменился? — с усмешкой спросил он.

Она покачала головой.

— Нисколько. В отличие от меня.

— У тебя даже имя другое, — произнес он с расстановкой. — Ты была хороша как картинка, теперь твоя красота стала… острее, что ли… Но я ни минуты не сомневался, что ты — та самая женщина.

— Если ты сразу узнал меня, почему молчал?

— Хотел сам все увидеть. Как я понял, ты ничего не рассказала обо мне Бомонту.

— А зачем?

— Ну, не знаю. Думаю, стоило бы рассказать. Ты же вроде замуж за него собралась?

— Ты был прав, когда подумал, что мы недавно помолвлены. Ричард сделал мне предложение по дороге в Белхам-хаус, и у меня не было времени решить, что ему рассказывать, а что нет.

— Но когда появился я и Бомонт представил нас друг другу, почему ты не призналась, что мы знакомы?

Элизабет опустила взгляд на стиснутые руки.

— Ты вел себя так, будто мы незнакомы, и я надеялась… надеялась, что не придется…

— Ясно. — Куинн резко откинулся в кресле. — Он с самого начала знал тебя под именем Элизабет Кавендиш?

— Да.

— Почему Кавендиш?

Она подняла голову.

— Так звали мою школьную подругу.

— Когда ты изменила имя?

— Когда твой детектив нашел меня.

— Ты говоришь так, будто я тебя оскорбил.

— А разве нет?

— Это как посмотреть. Зачем ты сбежала от меня, Джо?

— Не зови меня Джо.

— Почему?

— Я все объяснила в записке.

— Объясни еще раз.

— Потому что поняла, что совершила чудовищную ошибку.

— Не может быть, чтоб все дело было только в этом, — возразил он. — Ты могла бы дождаться меня, поговорить; а ты удрала, как вспугнутый заяц, едва я отвернулся… — Он вновь наклонился к ней. — Ты в самом деле думала, что я легко отпущу тебя?

— А что? Ты ведь своего добился.

Он сощурил глаза.

— Да? Это чего же?

Элизабет вздернула подбородок.

— Я с некоторым опозданием поняла, что ты женился на мне только ради того, чтоб вырвать из моих когтей своего отца.

— И дать тебе одного богатого мужчину взамен другого? Что, вернее, кто вбил тебе это в голову?

Элизабет прикусила язык — правды она ему не скажет. По крайней мере сейчас.

— А ты будешь отрицать это? — кинулась она в атаку.

— Что толку, ты все равно не поверишь. — Он взглянул ей прямо в глаза. — А ты будешь отрицать, что охотилась за богатым мужем?

— А что толку, ты ведь не поверишь, — огрызнулась она.

Он изобразил слабую улыбку.

— Так почему ты не осталась со мной? Зачем пыталась аннулировать брак, не успев воспользоваться выгодой?

Элизабет ответила не сразу:

— Я решила, что оставаться рядом с гобой — слишком высокая цена за это. — Пусть ему будет так же больно, как ей.

— А может, ты просто испугалась? Поняла, что я догадался о твоих планах, и побоялась остаться.

— Если под планами ты подразумеваешь козни против Генри, то ты ошибся.

— Вряд ли. С виду ты была, конечно, сама невинность. Но к отцу присосалась, как клещ, и, если б я не принял меры, ты бы у него высосала все до последней капли.

Элизабет передернуло.

— Не только ради отца, но и ради Пери я должен был что-то предпринять.

— Но если ты такой умный и обо всем догадался, почему просто не сказал мне? — Это она еще стерпела бы. — Зачем было утруждать себя женитьбой? — Вот это было невыносимо.

— Я не был уверен, что ты уйдешь. — Он смотрел на нее холодно и жестко. — Отец был влюблен в тебя, так что ты держалась крепко. Только в женитьбе, даже если бы мы и расстались, я видел окончательное решение проблемы. Но мне непонятно одно: почему ты не потребовала денежной компенсации, когда решила бросить меня?

— Мне не нужны были твои деньги, только свобода.

— Об этом тоже можно было договориться.

— Я не хотела тебя видеть.

Ей было слишком стыдно. Она знала, почему он женился на ней, и не могла даже думать о встрече.

— Я надеялась, что ты никогда больше мне на глаза не попадешься.

— А я все эти годы надеялся на совершенно противоположное.

— Но почему? Объясни почему.

— Наверно, потому, что между нами не был решен ни один вопрос, а я не люблю нерешенных вопросов. — Он говорил резко, требовательно. — Неужели ты думала, что достаточно изменить имя — и все само собой изменится? Я все равно нашел бы тебя, сколько бы времени ни понадобилось.

— Ты тратил деньги на детективов? — Она насмешливо улыбнулась. — А мы встретились случайно.

— Ну, не так уж случайно, — мягко произнес он.

Смысл этих слов не сразу дошел до Элизабет. У нее расширились глаза.

— Ты знал, что я буду на аукционе?

— Я надеялся, что будешь. Я видел список почетных приглашенных, и в нем числился Бомонт.

— Но как ты…

— Вот это действительно случайность. — В его улыбке сквозила горечь. — Пери заметил тебя…

Пери. Младший единокровный брат Куинна, которого она считала другом…

— Он был на одном благотворительном мероприятии леди Бомонт и случайно заметил тебя в обществе Ричарда… А потом ваша фотография появилась в светской хронике. Он ее вырвал и переслал мне. Я тут же все бросил и приехал на этот аукцион.

В камине пылал огонь, но Элизабет вдруг стало холодно.

— А если бы меня там не оказалось?

Куинн пожал плечами.

— Пришлось бы еще что-нибудь придумать. Когда стало ясно, что тебя можно разыскать через Бомонта, это было уже несложно. Хотя, должен признать, я обрадовался, когда увидел тебя рядом с ним. Это значительно упрощало дело: надо было только узнать, на что он ставит…

— …и позаботиться о том, чтоб это досталось тебе, — с обидой закончила она.

— Именно. Мне нужна была зацепка, предлог для разговора. — Он улыбнулся. — И вообще, все вышло даже лучше, чем я надеялся. Если бы ты сказала правду Бомонту, он наверняка повел бы себя куда осторожнее.

Теперь было поздно о чем-либо жалеть, но, если бы она вовремя все рассказала Ричарду, сейчас не пришлось бы терпеть в собственном доме такого нежелательного и опасного гостя, как Куинн…

Ходики на камине отбили половину первого.

Куинн встал и потянулся гибким, как у кота, телом. Протянув руку, он погасил все лампы, оставив только торшер и пляшущее пламя камина.

— Уже поздно. Я ответил на твои вопросы, так что, если не возражаешь…

— Ничего ты не ответил, — с яростью перебила она. — Ты так и не сказал, зачем ты здесь. И что за незавершенные дела…

Он повернул к ней голову. Лицо оставалось в тени, но в глазах мерцали огоньки.

— Джо, милая, неужели не знаешь?

— Я уже просила не называть меня так, — пробормотала она. — Нет, не знаю.

Он наигранно вздохнул.

— А ведь ты никогда не была недогадливой, чаще всего понимала меня…

— Значит, это уже не так. Не понимаю, на что ты надеешься… — Она беспомощно развела руками. — Ты женат, скоро и я выйду замуж, и…

— И твой жених будет не рад, если я проведу ночь с тобой.

Она пропустила мимо ушей вызывающий тон.

— Я тебе уже говорила, что будет не рад. А твоя жена?

Он снова сел и улыбнулся.

— Похоже, и она не будет рада.

Прошло не меньше минуты, прежде чем она поняла, что он имел в виду.

— Ты… — она судорожно сглотнула, — ты хочешь сказать, что я…

— Все еще моя жена? Именно это я и хотел сказать.

— Нет, не может быть, — в отчаянии вскрикнула она. — Брак должен был быть аннулирован.

— Это ты так думала. Ты не дождалась, чтоб узнать, согласен ли я.

— Но когда я поклялась, что не намерена жить с тобой, семейные адвокаты составили необходимые документы, и я их подписала.

— А я не подписал.

— Но почему?! — Ну не любил же он се, в самом деле! — Твои адвокаты согласились, что так лучше всего!

— Зато я не согласился. — Он нахмурился. — Хотя, пока искал тебя, я боялся, что ты решишь, будто брак аннулирован, и снова выйдешь замуж. — И не без удовлетворения добавил: — Я успел вовремя. Многомужество — тяжкое преступление.

— Но наш брак не был настоящим…

— Ты имеешь в виду, что он не был реализован?

Она залилась краской.

— Этого не было.

— Нет, — светским тоном подтвердил он. — Но боюсь, что при данном стечении обстоятельств юридически это не упраздняет нашего брака.

— Но я обещала выйти замуж за Ричарда, — беспомощно пробормотала она.

— Выходит, ты поторопилась.

— Но ты же ничего не сказал, когда он говорил о кольце в честь помолвки! — все еще не веря, воскликнула она.

— А ты бы предпочла, чтобы я сам ему объяснил, что он напрасно теряет время, поскольку ты еще моя жена? — Куинн ехидно улыбнулся.

Ее передернуло.

— Я так и думал: не предпочла бы. — И он бодро добавил: — Хотя, насколько я помню, ты говорила о свадьбе весной, так что его неведение продлится недолго.

Элизабет рассеянно поднесла руку к голове.

— Но как мне сказать ему? — прошептала она.

— Он знает, что ты была замужем?

— Нет, — еле слышно ответила она.

— Ну, значит, для него это будет ударом. — Это было сказано холодно и насмешливо. Но он тут же прибавил: — Жаль мне этого несчастного.

— Но почему ты не дал аннулировать брак? — Элизабет готова была расплакаться. — Сейчас все было бы кончено, все позади. А теперь это причинит боль Ричарду, и наши жизни будут разбиты.

— Ты все еще хочешь аннулировать его?

— Конечно.

— А если я не хочу?

У нее застыла кровь.

— Но ты должен хотеть этого. Ты связан с женщиной, которую не видел более пяти лет, и, значит, ты тоже не можешь жениться.

— А с чего ты взяла, будто мне это надо?

— Но ты говорил когда-то, что хочешь, чтоб у тебя была семья… Разве это не значит, что тебе надо жениться?..

— А что, если, однажды обменявшись брачными обетами, я до сих пор блюду их святость?

— Только не говори, что ты искренне произносил эти обеты! — с пафосом воскликнула Элизабет. — Это было просто… — Она осеклась и прикусила губу. Потом глубоко вздохнула и с холодным упорством докончила: — Если ты не дашь согласия аннулировать брак, я сама приму все меры, чтоб прекратить его.

— Вот как? — Он рассмеялся, и пламя камина отразилось у него на зубах. — Наша мышка грозится покусать кота.

— Я буду не одна. — Она не пыталась скрыть торжество. — Ричард будет рядом.

Когда она произнесла имя Ричарда, лицо Куинна помрачнело.

Ревность? Или ей показалось? Вряд ли. Не мог он ревновать. Чтоб ревновать, надо испытывать хоть какие-то чувства, а она не вызывала в нем ничего, кроме холодного раздражения. Ну и, конечно, чувства собственности.

Она поняла, что права, услышав:

— Как ты, наверно, заметила, мы с Бомонтом не самые большие друзья. Ты можешь всерьез представить, что я отдам ему принадлежащее мне?

— Я не твоя, — отрезала она. — И мне неясно, как ты можешь препятствовать. Если будешь чинить препоны, у Ричарда предостаточно средств и влияния, чтобы с тобой бороться.

— Верно. Могу тебя поздравить: ты опять подцепила богатого мужчину…

У Элизабет перекосилось лицо, как от пощечины, однако улыбка Куинна была невеселой.

— Вот только, когда ты ему расскажешь всю правду, станет ли он употреблять все эти средства и влияние? Захочет ли он вступить в этот брак, узнав, чья ты жена?

— Уверена, что захочет, — запальчиво отозвалась она. Никакая она Куинну не жена. Пройдя через десятиминутную церемонию регистрации и получив брачное свидетельство, она такая же жена, как пять лет разлуки — счастливый брак.

— Ты выглядишь очень уверенной.

— Я действительно уверена.

— А что, если он все-таки передумает? — не унимался Куинн.

— Все равно, хочу как можно скорее оказаться свободной.

— Хорошо. — Голос у него был ровным, лицо — бесстрастным. — Поговорим об этом утром.

Куинн был не из тех, кто выбрасывает полотенце на ринг, и Элизабет вдруг стало не по себе. Эта неожиданная капитуляция тревожила ее чуть ли не больше, чем противостояние. Но нельзя было, чтобы он заметил.

Поднимаясь на ноги, она пробормотала:

— Пойду достану постельные принадлежности.

Вернувшись с парой подушек и небольшой стопкой одеял, она застала его без галстука, в полурасстегнутой рубашке. Пока она пересекала комнату, он вытащил рубашку из брюк и бросил ее на стул.

На его широкой груди и плечах выделялись округлые мускулы. Освещенная пламенем камина оливкового оттенка кожа блестела, как шелк.

У нее пересохло во рту.

Элизабет бросила постельные принадлежности на банкетку и повернулась, чтобы уйти, но уткнулась носом в широкую грудь. Куинн загораживал ей дорогу.

Старательно направляя взгляд мимо него, она выдавила:

— В ванной комнате, в шкафчике, запас полотенец. Если еще что понадобится — скажи.

— Чтоб мне нечаянно не забрести к тебе, хорошо бы узнать, где находится эта ванная комната.

Заставляя себя не обращать внимания на предисловие, она ответила:

— В конце площадки упрешься прямо в дверь. Можешь идти первым.

Все еще не давая ей пройти, он лениво протянул:

— В таком случае доброй ночи.

— Доброй ночи.

Она уже хотела обойти его, но он слегка придержал пальцами ее руку.

— Ты сказала, если еще что понадобится…

Глядя с улыбкой в ее выпученные от испуга глаза, он свободной рукой провел по ее губам, деликатно раздвинув их, и большим пальцем легонько потер жемчужные зубы.

— У тебя найдется в запасе зубная щетка? Я, кажется, потерял свою.

— Найдешь в шкафчике в ванной. — Она вырвалась и поспешила вон.

— Спи хорошо, — насмешливо кинул он ей вслед.

Будь он неладен, злобно подумала Элизабет, поспешно закрывая за собой дверь своей комнаты. Он так ведет себя нарочно, чтобы взбудоражить ее.

За последние пару лет она почти убедила себя, что ее реакция на мужское обаяние Куинна вовсе не была такой бурной, как она воображала, и что стоит им снова встретиться, как все испарится, и она будет свободна.

Однако теперь приходилось признать, что она жестоко заблуждалась. Все было как прежде и засасывало с прежней силой. И хуже всего было то, что он наверняка это заметил…

Элизабет начала раздеваться, и тут до нее донесся скрип прогибающихся под весом Куинна ступенек.

У Элизабет подскочило сердце, она затаилась. Через пару секунд она услышала, как дверь ванной открылась и снова закрылась, включился душ и потекла вода.

С облегчением вздохнув, она окончательно разделась, натянула рубашку и, присев у туалетного столика, стала выдергивать из волос шпильки.

Пять лет назад, попав в капкан его темной сексуальной силы, она решила, что любить Куинна, испытывать к нему желание — самое большое чудо из всех, когда-либо случившихся с ней.

Ее это чуть не уничтожило.

И могло уничтожить сейчас…

Ей стало нехорошо от этой мысли. Было слышно, как Куинн выходит из ванной. Спустя несколько секунд она оцепенела: вместо того чтобы идти дальше к лестнице, он остановился у нее за дверью.

На всех, кроме входной, дверях в доме были старинные деревянные защелки, не было ни замков, ни засовов. Что, если он войдет?

Элизабет затаила дыхание. Раздался легкий стук косточками пальцев по дереву.

— Чего тебе? — Даже ей было слышно, какой у нее слабый, испуганный голос.

— Просто хотел сказать, что ванная свободна.

Элизабет была уверена, что на лестнице прозвучал его легкий смешок.

Когда она набралась храбрости и ступила за порог, все было тихо, в гостиной погас свет.

Несколько успокоившись, Элизабет умыла лицо и руки, почистила зубы и пошла спать.

Она не задергивала штор, и перед с трудом открывшимися глазами Элизабет предстало серое утро в неразвеявшемся тумане.

Еще сонная, она с тревогой подумала, что могло ее так внезапно разбудить, и сразу вспомнила вчерашний вечер. Чувство надвигающейся беды вернулось вновь.

Она еще не успела привести в порядок мысли, когда послышался стук в дверь. Элизабет резко села, и в то же мгновенье дверь открылась. Вошел Куинн с подносом в руках. На подносе были чай и гренки.

На нем были отлично сидевшие спортивные брюки и оливковый свитер. Явно только что из-под душа, хорошо выбрит, темные волосы уложены на косой пробор и убраны со лба, ясные глаза излучают здоровье. Он был ошеломляюще красив и мужествен.

— Доброе утро. — Приветствие прозвучало непринужденно, почти по-дружески.

— Хотелось бы, чтоб ты так запросто не заходил. — Элизабет поджала губы.

— А я постучался, — заметил он. — Дважды. А если учесть, что мы с тобой женаты, это не выходит за рамки приличий. — Она не дала себя спровоцировать, и ему пришлось продолжить: — Надеюсь, ты хорошо выспалась?

На этот раз она поддалась и ответила решительно и неискренне:

— Прекрасно.

Она проворочалась почти до утра и заснула, только когда забрезжил тусклый рассвет и послышались отдаленные звуки пробуждающегося Лондона.

Куинн нагнулся и поставил поднос ей на колени, потом сел на край кровати и потянулся к чайнику.

Только теперь она заметила, что поднос был сервирован на двоих.

— Я предпочла бы, чтобы ты отнес это обратно. Я спущусь.

Он вопросительно вскинул брови.

— Это потому, что я решил позавтракать с тобой?

— Лучше не надо.

Он внимательно осмотрел каскад шелковистых темных волос и целомудренную рубашку.

— А в чем дело? Я же одет, а у тебя совершенно викторианский вид. — Она не ответила, и он с иронией спросил: — Вы с Бомонтом никогда не завтракаете в постели?

— Еда в постели — не в моих правилах, — холодно отрезала она.

— Тогда пусть это будет исключением. — Он потянулся к сухарнице.

Она смотрела, как он намазывает маслом хрустящий, золотистый гренок, и вспомнила, как эти руки касались ее, ласкали и скользили вдоль ее тела, вызывая радостный отклик в каждой точке прикосновения.

— Джем? Мед?

Она вздрогнула, услышав вопрос, и глубоко и судорожно вздохнула, как пловец, слишком долго остававшийся под водой.

— Я не хочу гренков.

— Если ты все еще непременно хочешь прекратить наш брак, — произнес он отчетливо, — нам придется поговорить, а это можно сделать и за завтраком. — И добавил: — Я уже говорил, что не люблю есть в одиночестве… Так что я бы посоветовал тебе сделать выбор между джемом и медом и взяться за чай, пока он не остыл.

Он, как всегда, намеревался добиться своего.

— Джем, — коротко ответила Элизабет и взяла в руку чашку. Чем скорее они поговорят, тем скорее он уйдет.

Как будто она произнесла эти слова вслух.

— Не хочу задерживаться слишком долго, — сказал он. — Я еду в Солтмарш. Ты не забыла Солтмарш?

— Нет, — призналась она сдавленным голосом.

— Вчера вечером можно было подумать, что забыла.

Он ждал ответа, и она с трудом выдавила:

— Я с тех пор там не была.

— Даже когда отец был смертельно болен и просил, чтобы ты приехала повидаться.

— Я… не знала…

— Он, кажется, землю и небо перевернул, чтобы разыскать тебя.

— А теперь он…

— Умер полгода назад.

Элизабет сглотнула.

— Жаль. — И, вздернув подбородок, добавила: — Хоть верь, хоть не верь, а я была к нему искренне привязана.

Не совсем так. За то короткое время, что она была секретарем Генри Дервилла, он почти заменил ей отца.

— Похоже, ваши чувства были взаимны, — сухо заметил Куинн. — Он завещал тебе половину состояния… Его адвокаты пытались разыскать тебя.