Как же преступные приятели оказались до такой степени вовремя в месте, где происходили эти жестокие, (да что там?!) просто ужасающие, события? Забежав в «приемные апартаменты» своих подопечных «девочек», они, не обращая внимания на то немаловажное событие, что Анжелика принимала довольно-таки состоятельного клиента, вызвали ее в коридор и подробнейшим образом расспросили, куда именно направилась ее «сменщица»; затем, едва лишь узнав путь, по которому та, следуя по дороге до дома, предпочитала ходить, оба парня немедленно бросились следом.
Прибыв на тропинку, где происходил зловещий и одновременно предательский захват восхитительной пленницы, Костя, внимательно осмотрев территорию, безошибочно предположил, что ее вначале подвергли жестокому избиению, а потом, доведя до бессознательного состояния, волоком утащили прочь, продвигаясь прямиком через кустистые заросли.
– Живая ли она еще интересно? – промолвил тогда Беркутов, пытаясь определить направление, куда скрылись злодеи. – Любопытно, в какую конкретно «нору» ее понесли?
– Не знаю, – честно признался Михайлов, полностью надеясь в этом вопросе на своего более умного предводителя, – может, убили и бросили где-то в кустах?
– Нет, – возразил Константин, вмиг сообразивший, что, мертвая, такая красавица никому не нужна, – это навряд ли… постой-ка, – он вдруг как будто бы что- то вспомнил, – есть тут неподалеку одна заброшенная стройплощадка, и я даже возьмусь предугадать, что это самое удобное место в округе, – побежали быстро туда.
Только сказав, оба приятеля сразу же бросились в озвученном направлении, и, как уже известно, они прибыли как нельзя более кстати. Расправившись с «отморзками», посмевшими бросить им такой вопиющий в своей наглости вызов, и освободив избитую девушку, они принялись думать во что бы ее одеть, ведь мучители разорвали на ней всю одежду и клочками разбросали по всей близлежащей округе.
– Вволю поглумились прокля́тые «твари», – зло прошептал Константин и тут же принял единственно возможное и, как он считал, наиболее правильное решение: – Слон оставайся с ней и любого, кто сюда только вознамериться к ней приблизиться, сразу убей; а я пока сбегаю к ней домой – благо недалеко – и принесу ей хоть какую-нибудь одежду.
Выслушав заверения преданного товарища, что тот понял его самым что ни есть образом правильно, Костя-киллер, узнав у своей подопечной, находившейся в этот момент словно в какой-то прострации, где она хранит свои дамские вещи, бегом отправился в сторону ее дома; несмотря на образовавшуюся в груди рану (которая, кстати, практически не кровоточила), чувствовал он себя если и не отлично, то вполне приемлемо, поэтому добежал до дома Тагиевой в считанные минуты. Там его встретил полупьяный отец; «подогреваемый» бабкой-соседкой, он вначале ни за что не хотел впускать нежданного гостя, но, после того как тот чрезвычайно доходчиво ему объяснил – кто именно! – посмел его навестить, поспешно пригласил столь опасного человека в квартиру.
– Ты все еще живой, «старый пень»? – заметил неожиданный посетитель, озарившись нагловатой ухмылкой. – Всё, «ушлепок», кончилась твоя пьянка – готовься, «придурок» на кодировку; считаю, хватит уже мучить своим поведением дочку… где она складирует свои «шмотки»?
– Там, в комнате, под замком, – незадачливо промолвил родитель, указывая на самодельную перегородку и на установленную в ней дверцу, не отличавшуюся достаточной прочностью.
Одним резким движением Константин сорвал хлипкую конструкцию с непрочных навесок и зашел в комнатку, где по указаниям избитой красавицы нашел все, что в такой непростой ситуации ей было необходимо. Вернувшись назад, они вместе с товарищем помогли Тагиевой облачиться в принесенные Константином одежды, после чего, уже несколько успокоившись, обратили внимание на лежавших тут же покойников.
– Что с трупами будем делать? – поинтересовался звероподобный детина, когда все было готово и когда можно было уже убираться с этого жуткого места подальше. – Здесь похороним или куда отвезем?
– Извини, но, на «хера», спрашивается, это нужно? – рассудил его более мудрый подельник. – Здесь и без того всё понятно: эти отмороженные в своей «безбашенности» «беспредельщики» перепились крепленным винищем, вдогонку обкурились «конопляною травкой», перессорились, передрались, а затем, не удовлетворенные простым «махачем», поубивали друг друга – чего ж тут неясного? Вот этот, скажем, бил этого, а тот другого, и наоборот, – говорил он, стаскивая тела поближе.
– И одновременно свернули всем головы? – несмотря на сотрясение мозга, вставила Азмира вполне разумное замечание.
– Один – тот, что самый последний – смог убежать, – мгновенно нашелся Беркутов, что следует ответить смышленой красавице, в этот день превращенной в чудовищное страшилище, – а проще сказать, мне лично возиться с этой «падалью» совсем неохота – уж слишком их много; пусть «менты» здесь убираются, тем более что им сделать просто необходимо – почему? – да всё потому, что, судя по тому обстоятельству, как мертвецы, прежде чем стать покойниками, тут обжились, в это местечко давно уже никто не заглядывал.
Закончив эти недолгие размышления, Константин, разумеется не без помощи верного друга, помог измочаленной Тагиевой добраться до дома, где ее бережно уложили в кровать.
– В больницу не обращайся, – дал он ей перед уходом напутствие, – я пришлю к тебе санитарку-сиделку; а то… как бы нас в «мусарню» «не замели».
Беркутов выполнил все свои обещания, касавшиеся в тот день этой простой российской семьи: измочаленной проститутке организовал должную ей медицинскую помощь, а папашу-пропойцу отправил на стационарное излечение в наркологический диспансер; по выходу же оттуда бандит заставил его быть постоянно при нем, приняв на «работу» в качестве своего личного, неотъемлемого, шофера, организовав ему это «завидное трудоустройство», поскольку у того еще с молодости имелись водительские права – а Костя-киллер уже мог позволить себе пусть пока и подержанный, но все же уже иностранный автомобиль.
За две недели Азмира смогла полностью оправиться от жестоких побоев, нанесенных ей безумным Бакланом; лечение, как и было обещано, оказалось профессиональным, причем получала она его прямо на дому от очень квалифицированного медработника, отличавшимся и еще одним уникальным достоинством: за определенную, дополнительную, плату он не имел привычки «распускать» свой язык. На «работу» идти – страсть, как не хотелось! – тем более что ее непутевый папаша больше не пил, а сам состоял на службе у главного сутенера Иваново; но делать было нечего: она считала себя Константину обязанной, да и он по ровному счету думал совершенно аналогично; словом, вопреки огромному нежеланию, пришлось сразу же отправиться отрабатывать свое счастливое избавление.
Пока она «отдыхала», остальные «девочки» несли свою «повинность», разделив ее «смену» между собой, поэтому в первый же день ей досталось самое «горячее», вечернее, время, установленное у них с шести до двенадцати; заблаговременно переодевшись в привлекательное белье, она ждала первого клиента, напросившегося в «приемные апартаменты» на восемнадцать часов. Он задержался на десять минут. В его ожидании, расположившись на двуспальной кровати, красотка оставила дверь в квартиру открытой, а сама предавалась печальным мечтаниям; как и обычно в последнее время, она думала о своем несостоявшемся женихе, с грустью вспоминая те сладостные минуты, что им были предоставлены злодейкой-судьбой, обошедшейся с ними в конце концов невероятно жестоко; она вот-вот уже хотела было пустить слезу от охватившей ее сильнейшей печали, как вдруг в комнату вошел человек, от одного вида которого Тагиева невольно остолбенела и, единственное, на что решилась, так это «выдавила» из себя его имя:
– Вячеслав Александрович?..
– Ошибаетесь, милая девушка, – весело расплываясь в улыбке, промолвил неожиданный посетитель, – я Владислав Александрович – а Вячеслав? – он мой брат-близнец; но можешь не беспокоиться, – сделал мужчина такое предположение, основываясь на одном только испуганном виде представшей перед ним проститутки, в связи с чем поспешил следом добавить: – Если тебя с ним что-то связывает, то ты не волнуйся: мы с ним давно не общались; а самое главное в наших отношениях – у нас с ним ничего не имеется общего.
Этот человек мало чем отличался от ее несостоявшегося сверка-полковника, за исключением разве что одного: он был более покладистым и выделялся добрым и чувственным отношением; однако, несмотря на такие свои качества, не отличавшиеся высокомерием, а тем более тщеславием, мужчина этот смог добиться неплохих результатов в предпринимательской деятельности и заведовал строительным бизнесом, оказавшимся одним из самых прибыльных в Ивановской области, а заодно и ближайших к ней регионах; кроме этого, он имел еще и ряд ресторанов, в том числе и в столице Москве. С близнецом они, действительно, не общались из-за огромных жизненных разногласий: принципиальный офицер-полицейский, оказавшийся старшим (волей-неволей он родился на пару часов раньше брата), небезосновательно считал себя благородным, а следовательно, полагал, что будет ниже его собственного достоинства, если он признает родным человека, по его убеждению построившего свое состояние на коварстве, лжи и обмане.
Постепенно Азмира (как следует понимать, их общение так и продолжилось) сама не заметила, как невольно попала в «сети вероломной любви», невольно расставленные этим обаятельным и, самое примечательное, добродушным к ней человеком; с каждой встречей она становилась с ним все более ближе, а уже через полторы недели, прошедшие после их знакового знакомства, Холод «купил» Тагиеву на целых трое суток и увез красавицу в главный город России, где стал водить ее по различным развлекательным заведениям, показывая совершенно иную жизнь, полностью отличную от той, что знала бедная девушка несколько ранее; в результате прямо в первую же ночь своего пребывания в славной столице она, спрятавшись в ванной «номера для новобрачных», предалась там безудержным, горьким рыданиям, вызванным видом представшего перед нею великолепия. Владик (как к тому времени его уже называла влюбленная девушка) ее долгим отсутствием тогда не на шутку обеспокоился, причем ему даже пришлось вызывать метрдотеля, чтобы тот в срочном порядке организовывал выломку двери; однако поступать так при тех обстоятельствах не потребовалось: Тагиева, чуть успокоившись, сама вышла наружу, представив на обозрение всех присутствующих прекраснейшие глаза, но разве только немного заплаканные и полные грустной печали.
Стало быть, своего бывшего кавалера с течением времени она вспоминала все реже, полностью растворившись в чувстве, возникшем к его ближайшему родственнику; с Владиславом же они встречались все чаще и давно уже не использовали между собой средств предохраняющей контрацепции; в свою очередь (как, впрочем, и следовало ожидать), через какой-то месяц организм молодой особы возвестил о происходящих в нем изменениях: в ней зарождалась новая жизнь – чему сама Азмира была нескончаемо рада! Младенец еще не родился, но она уже боготворила его всем своим сердцем, отчетливо понимая, что он был зачат ею от нескончаемо любимого человека.
Не зная предела свалившемуся на нее счастью и определившись со своим интересным положением, непременным для каждой нормальной девушки, Тагиева ждала теперь только одного: очередного визита возлюбленного, намереваясь поделиться с ним радостной новостью. Но?.. Прошла неделя, другая, а он все не появлялся. Наконец, одним погожим днем, случившимся в самом конце сентября, он появился внезапно, когда молодая путана на его визит никак не рассчитывала… приехал он без предварительного звонка, неожиданно, заявившись поздней ночью, когда в дому сталинской планировки все давно уже спали; постучав в дверь квартиры, где жила красивейшая из девушек, он долго не мог дождаться, когда же ему в конечном итоге откроют; да, вначале ему пришлось выслушивать недовольное ворчание престарелой соседки, доносящееся из самых дальних комнат, расположенных внутри убогого помещения. В тот же самый момент проститутка, уставшая за день в «непосильных трудах», находилась в своем закутке и спала настолько крепко и глубоко́, что не слышала ничего, что происходило в округе. Отец ее, как и всегда в последнее время, находился подле своего нового работодателя, который не отпускал его от себя ни на шаг, поступая так не только по той исключительной причине, чтобы тот невзначай не «набрался», но еще и подразумевая его присутствие на тот случай, ежели вдруг куда придется срочно доехать. Поэтому вся надежда полуночного визитера была только на то, что ему смилостивится и откроет «скрипящая» в недовольстве старуха.
А та, еле-еле перебирая ногами и вспоминая все неприличные слова, какие за ее долгую жизнь ей стали известны, наконец-таки приблизилась к двери, прислонила к ней ухо почти вплотную и своим надсадным голосом проворчала:
– Кого еще «черти на метле» принесли? На часы-то смотрели?
– Извините, бабушка, – отвечал ей бизнесмен предусмотрительно вежливо, – откройте, пожалуйста; мне очень нужно к Вашей соседке – для меня это очень важно.
– Мне что из этого? – возразила престарелая женщина, продолжая прочно «держать оборону». – Нечего шастать здесь по ночам, а приходи утром и спокойно общайся: ей завтра не «на работу» и она будет дома, – после этих слов она со зловредностью захихикала.
– Но завтра может быть уже поздно, – настаивал богатый предприниматель, – я уезжаю, и притом далеко… слышите: давайте я дам Вам немного денег – вы мне только откройте.
– Иди, иди подобру-поздорову, – упрямилась Елизавета Ивановна, ничуть не желая сдаваться, – я сама тебе денег заплачу, сколько захочешь, только оставь нас в покое; а будешь упрямиться – вызову нашу милицию.
Поняв, что старушка ему ни за что не откроет, разочарованный мужчина вышел на улицу и подошел к окошкам квартиры, располагавшейся на первом этаже, где, незатейливо просчитав спальное помещение, в котором должна была спать его любимая девушка, стал энергично «барабанить» по стеклам. Молодая прелестница, охваченная крепкими сновидениями, в конце концов стала слышать эти громкие, настойчивые звуки, мешавшие ей насладиться счастливыми грезами.
А снилось Тагиевой нечто: сорока-шестилетний мужчина, невероятно дорогой ею счастливому сердцу, пригласил ее путешествовать на прогулочной яхте, расписанной в светлых тонах и курсирующей по всему Черному морю, по-видимому, он собирался сделать ей предложение; такое предположение напрашивалось еще и по той незамысловатой причине, что для такой значимой цели Влад украсил все это небольшое суденышко лепестками из роз и многочисленными гирляндами, мерцающими разнообразной иллюминацией; время близилось к вечеру; вокруг, несмотря на небольшие размеры всей палубы, собралось очень много людей, среди которых попадались и лица, совершенно прекрасной девушке незнакомые; кроме них, она отчетливо узнала отца, Костю-киллера и, конечно же, Анжелику; их физиономии сияли благодушной улыбкой, и становилось очевидно – все они нескончаемо рады за эту миловидную девушку, что она наконец-то обрела свое счастье и что все ее тягостные мытарства благополучно закончились; в самом центре этого небольшого кораблика стояли она и любимый; Владислав преклонил перед нею колено (почему-то точно так же как некогда это делал Андрей?) и протягивал ей в точности такую же подарочную коробочку, что когда-то подносил ей его племянник – и вот тут, когда он, обратившись с мольбой стать его дорогой и желанной супругой, открыл красивую крышку, Азмира, вмиг испугавшись и оказавшись во власти какого-то необъяснимого предчувствия, с ужасом увидела, что там находится кольцо с тем же самым бриллиантом, что ей уже дарил курсант-полицейский; ну, а в продолжение этого злосчастного момента небо заволокло темными тучами, наполненными густой чернотой, а следом поднялся ужасающий ветер и разыгрался чудовищный шторм; огромные волны, достигнув маленького суденышка, поднимались высоко кверху, захлестывая через борт и окатывая холодной водой стоявших на палубе гостей, пестро разодетых и все еще сияющих счастьем, – внезапно! – вперед вышел молодой человек, в котором Тагиева тут же узнала Холод Андрея… и он не молчал: «Она не может ни за кого выйти замуж», – сказал он зловещим голосом, – «Но почему?! – прокричала прекраснейшая из всех земных девушек. – Что я тебе сделала нехорошего!? Почему ты не отпускаешь меня?..» В этот момент все гости вокруг превратились в ужасных монстров, которые встали на четвереньки и стали стучать по деревянной палубе когтистыми лапами, повторяя страшное изречение и передавая его гробовой интонацией, слившейся в единое целое: «Потому что это не твой муж!»