Не святой (ЛП)

Глава 35

Амелия

Удовольствие проникает в меня, бедра сжимаются, и я медленно просыпаюсь ото сна. Сонно опустив взгляд, я обнаружила темные волосы Габриэля между моих ног, рубашку, которую я украла у него, чтобы спать в ней, приподнятой, его большие руки держат мои ноги врозь.

— Господи, — простонала я, грубым от сна голосом, желая большего, когда он провел языком по моему клитору и осторожно просунул палец внутрь.

Его смешок вибрирует на моей плоти, прежде чем он продолжает.

— Вот так, — похвалила я. — Вот так.

— Какая же ты жадная, грязная девчонка, — Габриэль поднимает на меня глаза, его рот испачкан моим возбуждением, когда он нависает над моей киской. Его палец все еще зарыт внутри меня, и он держит его неподвижно.

— Скажи, пожалуйста.

Он дует на мой чувствительный клитор.

— Пожалуйста, — удается мне выдохнуть.

— Хорошая девочка, — хвалит он, награждая меня долгим, чувственным движением языка, но затем отстраняется от меня, поднимаясь вверх по моему телу, чтобы поцеловать мой рот. Я чувствую свои соки на его губах — мускусный привкус, который мне совсем не противен. Он трется об меня своим твердым членом, а потом вдруг переворачивает. Мои ноги обхватывают его пресс, и он злобно ухмыляется, дергая меня за бедра, чтобы заставить подняться по его телу.

— Что ты делаешь? — вздохнула я, пытаясь успокоить дыхание и пульсацию между ног, которая никак не проходила.

— Ты сядешь мне на лицо, leonessa, — приказывает он. — И возьмешь то, что хочешь.

Мои глаза расширились.

— Я не могу этого сделать, ты задохнешься!

Он усмехается.

— Мне не нужен воздух, когда у меня во рту твоя восхитительная киска.

Господи, его грязный рот будет моей смертью.

Мои щеки пылают, когда он продолжает двигать меня, его взгляд сосредоточен между моими ногами, пока я не нависаю над его губами.

— Сядь, — требует он. — Я сказал сядь на мое гребаное лицо, а не виси, — его голос становится приглушенным, когда его руки пробираются к моей талии и силой заставляют меня сесть. Его язык вонзается в меня, и я вскрикиваю от этого ощущения, пытаясь ухватиться за изголовье кровати, чтобы не упасть.

Я не могу остановить движение бедер, не могу остановиться, когда он трахает меня своим языком, его пальцы сжимают меня до синяков.

— О Боже!

Он неумолим и не останавливается, доводя меня до оргазма тяжело и быстро. Я вскрикиваю, когда кончаю, бедра вяло подрагивают. Он облизывает меня последний раз, прежде чем мягко оттолкнуть от себя

— Завтрак чемпионов, — ухмыляется он.

Я разражаюсь смехом, не в силах его остановить, и отползаю в сторону, ложась на подушку.

— Мне нужно больше этого, — он пристально смотрит на меня. — Твоего смеха.

Его пальцы убирают мои волосы с моего лица, глаза становятся мягкими, когда он целует меня и поднимается с кровати, поправляя свой все еще твердый член. Я тянусь к нему, но он отстраняется от меня с ухмылкой.

— Одевайся, mondo mia, встретимся за завтраком, — он исчезает в ванной комнате, закрывая ее за собой. Я все еще улыбаюсь, когда через тридцать минут спускаюсь вниз, свежевымытая и одетая. Габриэль сидит за столом, Линкольн устроился у него на коленях.

Прошла неделя с тех пор, как я разрешила Линкольну иметь свою собственную комнату, Камилла помогла обустроить ее и выкрасила в голубой и желтый цвета, с игрушками и книгами, с собственным местом для его свежей одежды. Это была мечта.

Теперь он ни в чем не нуждался, и Габриэль активно пытался заниматься с ним, играть с ним, помогать ему заснуть или успокаивать его, когда он плакал.

Линкольн с удовольствием хрустит тостом.

Я сажусь напротив них, передо мной стоит тарелка с яичницей и беконом на пару, а сбоку — свежезаваренный кофе. Я беру его первым.

— Я хочу, чтобы ты научилась плавать, — говорит он после нескольких минут молчания.

— Что?

— Я хочу научить тебя плавать.

— Габриэль…

— Я не приму “нет” в качестве ответа, Амелия. Тебе нужно научиться плавать, и я научу тебя. Здесь, в моем бассейне, будем только мы.

— Когда?

— Мы начнем сегодня. Моя мама возьмет Линкольна на несколько часов в парк.

Казалось, что инцидент в бассейне произошел не несколько недель назад, а целую вечность назад, но я все еще помнила его, страх, панику, и знала, что Габриэль не скоро это забудет.

Дело было не только в плавании. Мой страх перед водой коренился глубоко в моих воспоминаниях: как я чувствовала себя, когда тонула снова и снова, когда жестокие руки в наказание заставляли меня опускаться под воду. Он держал меня под водой до тех пор, пока не чувствовал, что я начинаю захлебываться, и перед тем, как я теряла сознание, он вытаскивал меня обратно, давал мне отдышаться, а затем заставлял снова погрузиться под воду.

Я боролась с ним. Каждый раз, но он был сильнее, больше…

Его издевательства надо мной не знали границ. Моя мать, хотя и не была лучшей матерью, никогда не обижала меня и не позволила бы ему этого сделать, но после ее смерти суд признал отчима моим законным опекуном, а он был злобным ублюдком. Издевательства начались в тот же день, когда мы положили тело моей матери в землю.

Сначала это было эпизодически. Раз в неделю он бил меня, швырял, но, похоже, он получал от этого удовольствие, и поэтому это стало более регулярным. Однажды я попыталась убежать, но меня нашли, и в конце концов он запер меня в доме, чтобы я была его постоянной грушей для битья. На мне не осталось ни одного сантиметра без синяков, и когда бить стало скучно, он перешел к порезам, нанося удары ножом или ножницами, в основном по рукам, спине. Об меня тушили сигареты, меня стригли и дергали за волосы. Он топил меня. Часто.

Когда мне исполнилось шестнадцать, он решил, что может получать от меня деньги. Продал меня своим друзьям, чтобы они меня использовали. Это продолжалось так долго, что стало нормой. Это было то, к чему я привыкла.

У меня не было друзей, мне не к кому было обратиться. Я уже обращалась в полицию, но они ничего не сделали. Там никого не было. Пока я не забеременела Линкольном и не поняла, что должна спастись сама, чтобы спасти его.

— Амелия? — спрашивает Габриэль. — О чем ты только что думала?

Я сглотнула, пытаясь выбросить из головы воспоминания.

— Ни о чем.

Я скрывала от всех насилие над собой, носила длинные рукава и одежду, скрывающую спину, чтобы спрятать шрамы. Мне было стыдно за свое прошлое. Стыдно за то, что я не сделала ничего, чтобы спасти себя, пока у меня не появился сын.

Стыдно за то, что я позволила кому-то сделать это со мной, и стыдно за то, что я до сих пор позволяю этой травме управлять большей частью моей жизни.

Но теперь я открыла колодец воспоминаний, щелкнула замком на шкатулке и не могла остановить их. Не могла остановить вспышки в моем сознании. Я слышала, как Габриэль зовет меня по имени, но и лица насильников тоже, их маниакальный смех, когда я умоляла их остановиться, как пахло, когда сигарета прожигала дыру в моей коже, как я задыхалась каждый раз, когда он вытаскивал меня из воды за волосы, оттягивая их так сильно, что казалось, будто он вырвет их прямо руками.

— Амелия!

Я вскочила, обнаружив, что мои ногти впиваются в дерево стола, а из одного капает кровь, потому что я так сильно давила. Я даже не почувствовала боли.

Энцо появляется рядом с Габриэлем, смотрит на меня, голова наклонена, брови нахмурены, как будто он может заглянуть прямо в мой мозг и выудить оттуда эти мысли.

— Я в порядке, — я хрипло шепчу, качая головой. — Извини, замечталась.

Челюсть Габриэля крепко сжалась, даже Линкольн на его коленях перестал двигаться, его невинные глаза уставились на меня. В моей груди стало тесно, горло сжалось. Габриэль встает, передает моего сына Энцо, а после обходит стол, подходит ко мне и поднимает руку.

От свежих воспоминаний я вздрагиваю, независимо от того, знаю я или нет, что он никогда бы не причинил мне такой боли.

Он замирает.

— Ты расскажешь мне, — мягко требует он. — Ты расскажешь мне, что с тобой случилось.

Но я не могу дышать. Я открываю рот, чтобы сказать это, зная, что это паническая атака, которой я страдаю уже много лет.

Я бросаюсь к Габриэлю, хватаю его своими окровавленными пальцами, размазывая кровь по рукаву его белой рубашки.

— Н-не могу дышать! — я заикаюсь между сбивчивыми вдохами. — Не могу.

Моя одежда была слишком тесной, рубашка на спине жгла кожу. Мне нужно было ее снять.

— Уведи его! — Габриэль кричит, но я не понимаю о ком он, слишком растерянная, пытаясь встать, и вместо этого опускаюсь на пол, Габриэль падает вместе со мной. — Отнеси его к моей матери, Энцо. Уходи сейчас же!

— Я н-не могу дышать, — задыхаюсь я.

Вода заполняла мои легкие, душила меня. Она была ледяной и грязной, такой мутной, что я ничего не могла разглядеть. От нее щипало глаза. Я боролась.

— Убери это! — слышу я свой крик, но это не так, это в моей голове. — Слезь с меня!

Я втягиваю воздух, но он был слишком тугим. Все было слишком туго.

— Амелия! — Габриэль. Это был Габриэль.

Он топил меня? Нет. Он не причинит мне вреда. Не причинит.

— Сними это! — умоляю я. — Я не могу дышать.

— Что, Амелия? Что снять?

— Мокрую одежду! — я плачу, стряхивая его руки с себя, чтобы вцепиться когтями в собственную рубашку.

— Ты не мокрая, Амелия, — пытается сказать он.

— Я мокрая!

Мне удается снять ее, снять одежду, но этого недостаточно. Я пытаюсь снять еще, но меня внезапно обнимают, толстые руки обхватывают меня, удерживая на месте. Я кричу. Слишком сильно. Это было слишком.

— Амелия, детка, послушай меня, — это был он. — Послушай меня!

Я дергаюсь, сердце так сильно колотится в груди, что кажется, будто оно выпрыгнет прямо из грудной клетки.

— Послушай меня, Амелия, — раздается его голос у моего уха. — Я держу тебя. Я держу тебя.

— Больно, — хнычу я.

— Я знаю, детка, но ничто больше не может причинить тебе боль. Никогда больше. Я держу тебя.

Тяжесть сваливается с моей груди, и я втягиваю воздух, втягивая его в легкие.

— Вот так, дыши за меня. Дыши, я рядом. Ты в безопасности.

— Габриэль, — я прижимаюсь к нему, слезы стекают по моим щекам, пачкая его рубашку. Он держит меня на коленях, прижимая к себе, гладя руками по волосам, по спине.

Я не знаю, сколько времени мы так сидим, сколько он держит меня, пока я тихо всхлипываю ему в грудь, но он не отпускает меня. Он шепчет и успокаивает, гладит меня, пока я успокаиваюсь, и мое дыхание приходит в норму.

— Я в порядке, — шепчу я.

Я отталкиваюсь от него, приходя в себя и пытаясь понять, почему это произошло. Я стараюсь не думать слишком много, поскольку я чувствовала себя хрупкой, как будто любая мелочь может толкнуть меня обратно за край.

Почувствовав за спиной Габриэля, я потянулась к краю стола, чтобы встать. С минуту я стою на месте, приходя в себя и втягивая в легкие чистый воздух.

Я слышу, как Габриэль встает за моей спиной.

Я была благодарна ему, благодарна за то, что он был рядом, но не знала, как это объяснить.

Я не знала.

Каждый волосок поднялся на моем теле, мурашки побежали по коже при звуке его голоса. В его тоне сквозили насилие, ярость, голос был низким и опасным, и все, что он сказал, это: —Кто? — я сглотнула. — Кто сделал это с тобой? — спрашивает он.

Я не двигаюсь с места, а потом понимаю, что теперь он видит шрамы. Следы, покрывающие мою кожу на спине, руках и животе.

— Амелия? — он рычит. — Кто, черт возьми, тебя обидел?

Медленно, как будто он опасный зверь, я поворачиваюсь к нему лицом. Его грозное выражение лица выбивает из моих легких воздух.

— Габриэль…

— Кто!? — требует он.

— Мой отчим.

Его челюсть сжалась.

— Он еще жив?

— Да.

Он поворачивается, чтобы уйти, но я бросаюсь за ним.

— Габриэль, подожди!

— Я собираюсь убить его.

Он говорит это таким спокойным тоном, что невозможно не заметить обещание насилия в его словах. У меня кровь стынет в жилах.

— Не оставляй меня! — он замирает. — Пожалуйста, не надо.

— Ты хочешь защитить его? — спрашивает Габриэль, все еще стоя спиной ко мне.

— Нет, нет, не хочу. Мне все равно, что ты с ним сделаешь, но ты мне нужен сейчас.

Его плечи опускаются, а затем он поворачивается ко мне и хватает меня. Он притягивает меня прямо к своей груди, зарываясь лицом в мои волосы.

— Никто никогда больше не обидит тебя, слышишь? Я никому не позволю обидеть тебя. И сам я никогда не обижу тебя.

— Я знаю.

— Я убью любого, кто посмеет.

— Я знаю, Габриэль.

Он легонько отталкивает меня назад, пристально вглядываясь в мое лицо, а затем в мое тело. Я пытаюсь прикрыться, но он останавливает мои руки.

— Не прячься от меня, leonessa, не прячься.

В его лице не было осуждения, не было ничего, что говорило бы о том, что ему не нравится то, что он видит. Он потянулся к маленькому шраму на моем животе и нежно провел по нему большим пальцем. Я не часто смотрела на себя, мне не нравилось то, что я видела, но Габриэль… он смотрит на меня так, будто готов упасть на колени и поклониться мне прямо здесь.

— Sei Bellissima, — прошептал он. — Ты прекрасна.