Маша
Пару дней спустя…
— Привет, родной, — взяв папу за руку, прислоняюсь к ней щекой. Она тёплая, но безжизненная. А мне так хочется, чтобы пальцы дрогнули. Сжали мою ладонь. Проявили чудо.
— Я так боялась тебе рассказывать о нас с Петром. Берегла твоё сердечко, а оно и без меня сдало позиции. Папочка, я знаю, ты меня слышишь, — говорю совершенно сдавленным голосом. В горле комок разросся до невероятных размеров. Давит так, что трудно глотать.
— Ты только не волнуйся, ладно? И не суди меня, пожалуйста. Я влюбилась в другого человека. Живу у него. С Петей развелась. Он мне изменил с другой женщиной. Наверное, это к лучшему. Кто знает, к чему довела бы меня его мать. Не знаю, есть ли на свете люди, которые способны ненавидеть больше, чем она…
Вспоминаю, через что мне пришлось пройти, и в отчаянии сжимаю папину ладонь. Слёзы невольно застилают мои глаза. Пытаюсь представить, какими были бы мои нерождённые дети, но образы в голове никак не складываются в чёткую картинку. Мне вдруг становится зябко. Проморгавшись, будто прогоняя нехорошее наваждение, я переключаюсь на другие мысли. Более приятные.
Когда-нибудь я обязательно рожу. Не верю, что Руслану не нужны дети. Просто он к ним ещё не готов. А поскольку он не собирается со мной разводиться, то и выбора я ему не оставлю. Я сделаю всё от меня зависящее, чтобы у нас была настоящая полноценная семья. Как у отца с мамой.
Вспоминаю, как папа любил её, и сердце не выдерживает, его будто накачивают кислотой. В груди невыносимо начинает жечь. Опять расклеиваюсь. Начинаю кусать губу и тихо реветь. Хочу, чтобы у нас было также. Сильно и на всю жизнь. Чтобы я стала для него всем. И его персональным миром…
— А знаешь, пап, у меня через три дня свадьба, а ты все спишь и спишь. Тебе пора уже просыпаться, — говорю сквозь вымученную улыбку в надежде, что он всё слышит. Целую папину руку. — Прости, что не можем отложить церемонию на потом. Так нужно, родной. Ты Руслана ещё не знаешь, но когда познакомишься с ним, уверена, он тебе обязательно понравится.
Ума не приложу, зачем я папе это говорю. Я и сама не знаю моего будущего мужа. Но и жизни без него уже не представляю.
За Петей я ни разу не жалела. Они с Русом слишком разные. Как из других планет.
С Авдеевым мы расстались, и я без сожаления отпустила его.
Отдать Исаева другой женщине я вряд ли смогу. Это то же, что вырвать из груди сердце и бросить его в костёр, не умерев. Вмиг остаться бездушной.
Не хочу об этом думать. Мне больно от мысли, что когда-нибудь он может захотеть другую спутницу для жизни. Не хочу думать о том, что наш брак фикция. Рус постоянно это отрицает. А затем любит так, что у меня не остаётся повода думать иначе. Все дурные мысли покидают мою голову рядом с ним.
Он — мой маяк в незнакомых водах.
Я, как мотылёк, лечу к нему на свет…
Знаю, что могу обжечься или даже сгореть, но меня это не останавливает.
Он мой магнит.
— Пап, пожалуйста, приходи в себя. Ладно? — прощаясь с ним, тянусь рукой в карман за ожившим мобильником. — Возвращайся. Ты даже не представляешь, насколько сильно я в тебе нуждаюсь сейчас. Я тебя очень люблю. Завтра снова тебя навещу.
Встаю со стула. На экране мигает незнакомый номер.
— Здравствуйте, Авдеева Мария Викторовна? — раздаётся грубый мужской голос, как только я принимаю звонок.
— Да, это я.
— С вами говорит следователь Борисов. Ваш муж, Авдеев Пётр Романович полчаса назад скончался в ДТП.
Не верю…
Мне кажется, что это не моя жизнь. Какого-то двойника, которого я не помню.
Всё, что происходит, это не со мной.
Это другая реальность. И я случайно в неё попала.
Череда нескончаемых вопросов, подозрений, ужасных мыслей, предположений, подкожный колючий страх… всё это не со мной.
Какие-то недвусмысленные намёки следователя. Да, Боже! Я никогда не желала смерти Петру! Было время, когда я любила его. Мечтала об общем ребёнке. О большой и крепкой семье.
Не срослось. Так что ж мне теперь во всём винить себя?
По предварительным данным, мой бывший муж погиб из-за жуткого стечения обстоятельств. Будучи в нетрезвом состоянии, выехал на встречную полосу и протаранил грузовой автомобиль. Где-то неподалёку от посёлка, в котором недавно купил землю. Я понятия не имею, что он там делал.
Закрываю глаза. Вспоминаю нашу встречу в салоне свадебных платьев. Боже мой, мы же только недавно с ним виделись. Будто вчера! Он был растерян. Напуган. После нашего расставания Петя словно свихнулся. Отчаянно пытался меня вернуть.
«…Машка, родная, я не могу без тебя. Подохну, слышишь? Тот секс… то был не я. Не я! То есть… я не отдавал отчёта. Я не понимаю, как так вышло. Та девица… Она мне что-то подсыпала. Иначе бы я не смог. Не смог, понимаешь? Я только тебя, Машуль! Только тебя! Одну! Люблю! Слышишь? Люблю тебя, детка! Давай сбежим. Ты можешь рожать! Ты здорова! Здорова, слышишь? Это мать поила тебя дрянью, чтобы ребёнка не было. Чтобы выкидыши провоцировать. Она рехнулась. Хотела нашего развода. Мечтала женить меня на другой. Дура, всю жизнь мне испортила. Машенька, Маша… Родная, прости. Прости меня, малышка. Не выходи за него. Давай сбежим. Начнём всё сначала. Ты и я. Только мы вдвоём. Детей нарожаем. Я знаю, как денег заработать. Перепродам землю и займусь риелторством. Со временем открою фирму. Ты не будешь больше работать. Я сам. Сам, Машенька. Всё сам. Буду землей торговать. Будут деньги. Верь мне. Только давай сбежим…»
Куда он собрался бежать? Зачем?
— Маша? — голос Руслана заглушает голос Петра в голове.
Распахиваю веки. Он приподнимает моё лицо за подбородок. Заглядывает в глаза. Образ Руслана плывёт. Я не знаю, что думать. Вчера его заявление по поводу бывшей свекрови ввергло меня в шок: «Эта конченая тварь первым делом лишится своей должности…»
Боже, я не хочу думать, что Рус к этому причастен. Не мог он лишить её сына, только потому, что эта женщина лишала радости материнства. Не только ведь меня. Тот случай, в роддоме. О котором рассказал мне Руслан. Смерть новорождённого ребёнка должна оставаться на её совести. Дети не несут ответственность за грехи родителей. Или же несут? Что должно было стать вторым делом?
— Маша, ты меня слышишь? Всё в порядке? Ответь.
Отрываюсь от тёплой груди Исаева. Меня вырывает прямо на пол в коридоре патологоанатомического корпуса. Желудок выворачивается наизнанку. В глазах темнеет. В голове сплошной гул. Так плохо, что я едва держусь на ногах.
— Не хочу… — лепечу, отрывисто хватая воздух ртом. Затем снова вырываю. Кажется, что лёгкие с желудком вот-вот вылезут через рот…
— Твою ж мать… — негромко цедит Руслан. — Её в больницу надо. Слишком бледная. Не нравится мне всё это, — говорит Дану.
— Не нужно… — вытерев тыльной стороной ладони рот, жмусь к Русу обратно. Он обнимает. Дрожь в теле усиливается. Зарываюсь лицом в тёплое кашемировое пальто.
— Я не хочу опознавать труп, — хриплю я, чувствуя приближение истерики. — Пусть это сделает его мать. Я же сказала полиции всё, что знала. Я хочу уехать отсюда. Пожалуйста… Увези меня. Только не в больницу. Подальше отсюда… Я не выношу это место… Не выношу.
— Маша, пусть тебя врач посмотрит, — настаивает Исаев. Я отрицательно верчу головой. Я устала. Морально истощилась. Хочу залезть под одеяло и тупо уснуть.
— Мне уже лучше. Не стоит. Пожалуйста, поехали. Я замёрзла. Не хочу никого видеть. Тем более медперсонал.
— Дан, уладь всё. Я заберу её домой. На сегодня с неё хватит.
— Лучше бы ты её в неотложку или к Грачёву. Хреново, когда от нервов блюет.
— Если повторится, вызову скорую.
— Давай.
В машине тепло. Даже жарко становится. Расстёгиваю шубку. Руслан, найдя бутылку с водой, требует, чтобы я выпила немного жидкости. Подчиняюсь.
Послушно делаю несколько глотков.
— Как ты?
— Отпустило.
— Ты слишком бледная, Маша. Ничего не болит? Может съела что-то несвежее. Сколько раз просил не питаться по столовкам.
— В больничной столовой бутерброды нормальные. Мне показались свежими. Это от нервов всё. Сначала визит к папе. Потом эта новость. Она меня подкосила. Я же совсем недавно с ним разговаривала. Я всё ещё не верю, что он погиб, — отдаю Руслану воду и перевожу взгляд на лобовое стекло.
Сегодня на улице разыгралась настоящая метель. Мокрый снег, хлесткий дождь и сильный ветер в очередной раз напомнили о зиме, о предшествующим новогодним праздникам.
— Хочешь, поедим где-нибудь в ресторане? Какую кухню ты больше любишь?
Какое-то время я смотрю, как окно в машине покрывается хлопьями мокрого снега и думаю о том, чего мне действительно хочется. А потом вдруг вспоминаю, как я маленькой девочкой с родителями готовилась к Новому году, затем мы отмечали его семьей. Небольшая уютная квартира. Запах ёлки на весь зал. Вкусно приготовленная еда. На экранах телевизоров транслировался мамин любимый фильм «Ирония судьбы, или С легким паром». Это было так давно… Кажется, в прошлой жизни…
— Рус, а давай купим селёдку? — меня вдруг прошибает ностальгией. — Хочу картошку в мундире. И кислых огурчиков. Папа мой очень любит это блюдо. А ещё ему мама селёдку под шубой делала. Вот… чего-то вспомнилось, — перевожу на Руса вопросительный взгляд. Он смотрит на меня с недоумением. В застывшей позе. Даже как-то непривычно видеть его таким напряжённым только по той простой причине, что меня потянуло на кислое.
— Что? — интересуюсь, глядя на то, как он сводит брови к переносице. Боже, неужели в его мозгу мелькнула мысль о беременности?
По выражению лица понимаю, что отнюдь не радужная и у меня от этого все внутренности обрываются.
— Да-да, я хочу селедку под шубой, — пытаюсь держаться бодрячком, хоть внутри штормит так, что в пору закинуться тройной дозой успокоительного. — И не смотри на меня так. Если бы я была беременной, Шах бы тебе об этом сказал. О таблетке экстренной контрацепции, которую ты принудил меня выпить, я вообще не напоминаю…
Уколола-таки. Не хотела. Как-то само вышло.
В принципе, я Руслана понимаю: неожиданная встреча, скоропалительный фиктивный брак. Как тут с чувствами определишься? Мужик ведь. Это мы, женщины, влюбляемся со скоростью света. И хоть учёные твердят обратное, в случае с Русланом их теория не работает. Да и не для любви я была ему нужна. Так что здесь всё логично.
Говорят, мужская привязанность изначально обусловлена меньшим набором требований, потому и любовь к ним приходит проще. У Исаева с этим всё сложно. Его сердце находится в прочном железном саркофаге, и чтобы его вскрыть — потребуется чудо.
— Закажем на дом твою селёдку под шубой или поешь её в ресторане? — спрашивает Руслан, прийдя в себя после кратковременного замешательства. — На закупки у меня нет ни сил, ни желания.
— Я не знаю, — начинаю сомневаться, прислушиваясь к своему организму.
— Как это не знаешь? Ты же только что хотела селёдку?
— Я уже пиццу хочу, — в раздумьях кусаю губу. — Или нет. Луковые чипсы с сыром и шоколадную пасту. Да. Всё равно придётся заехать в супермаркет. Я там долго не задержусь. Обещаю.
— Маш…? — Рус задумчиво ведёт бровью, ещё пристальнее меня рассматривая.
— Да всё нормально со мной, — раздражаюсь, делая быстрый подсчёт.
Незащищённый секс был две недели назад. Приняла контрацептив. После Руслан предохранялся. О какой беременности может идти речь, если даже анализы её не подтвердили? А затем почти неделя разлуки. Не могли же мы зачать ребёнка на ментальном уровне! Боже, бред какой-то. Хоть и симптомы меня саму настораживают.
Отбрасываю эту нелепую мысль. На нервах и не такое бывает.
— Просто привычка, — поясняю. — Когда был наплыв клиентов в кафе, я ела то, что попадалось под руку. Без перебору. Это всё стресс, — выдыхаю, переводя взгляд в окно.
В нескольких метрах от нас, за пеленой летящих хлопьев снега, замечаю знакомую женскую фигуру в длинной норковой шубе. Таких в городе не купишь на каждом углу. Такую носит Нина Станиславовна.
Повиснув на плече мужчины, женщина едва перебирает ногами. Явно убивается горем. Поскальзывается. Едва не падает коленями в грязную жижу. Её подхватывает муж.
— Боже мой, это моя свекровь? — присмотревшись получше, узнаю её лицо. — Дай мне минуту.
Рванувшие в груди эмоции вынуждают меня выскочить из машины и броситься им навстречу. Наверное делаю это на инстинктах. Умом понимаю, что не стоит, что она причинила мне столько боли, но мне отчего-то становится их обоих жаль. Ведь у нас были и хорошие моменты. Не только плохие. А ещё рядом морг. И это срабатывает как триггер.
— Блять, Маша, постой! — в спину доносится недовольное рычание Исаева. Но как бы там ни было, я наверное обязана выразить соболезнования. Не знаю, что мной движет. Скорее всего общее горе.
— Роман Васильевич! — выкрикиваю я, подбегая и подхватывая свекровь под локоть, когда та едва не оседает на землю. — Держитесь, Нина Станиславовна. Господи, мне так жаль. Не знаю, как выразить сострадание…
Голос меня подводит. Становится сдавленным. Возникшее за грудиной напряжение затрудняет проходимость воздуха. Пекут лёгкие и глаза. Я плачу вместе с ними. Мне больно. Мне очень жаль Петра. Никак не могу поверить, что его жизнь так внезапно оборвалась.
— Не нужно, Мария, — бездушие свекра натянутой струной режет нервы. Он и раньше меня не жаловал любезностями, а сейчас и подавно. Окатывает жгучим презрением, будто ледяной водой. — Что тебе до нашего горя? Уходи. Пошла прочь.
— Не говорите так. Петя был моим мужем… — хриплю я дрожащим голосом, отходя от них на шаг.
— Мужем??? — свекровь вгоняет в меня полный ненависти взгляд. Я вздрагиваю, ощущая его убийственную мощь. Если бы она могла им сжигать, то наверное уже это сделала. Впрочем, кожа и без огня невыносимо горит. Так тяжко мне ещё не было. Хочется закричать на весь мир!
Господи, а как же я? Ведь она даже сейчас не чувствует своей вины. Не пытается раскаяться. Могла бы и не делиться со мной ошибками, но было бы достаточно уважительного отношения.
— Маша, в машину! — где-то на задворках сознания звучит приказ Исаева.
Я реву, захлёбываясь слезами, пока эта бессердечная с помутнённым рассудком женщина пытается меня растоптать и облить грязью.
— Дрянь! Да как ты смеешь о нём говорить, шалава деревенская! Ты! Ты…
— Тише, Ниночка, тише, — успокаивает её свёкор в попытке оттащить к машине. — Не стоит она твоих нервов…
— Подстилка олигарховская! — не унимается свекровь в промежутках между рыданиями. — Приживалка! Ты должна быть на его месте! Ты, а не мой сыночка! Говорила ему не связываться. Так нет же. Не послушал. И где он сейчас! Оставь меня, Рома! Дай я её задушу!
Вырвавшись из рук мужа, Авдеева бросается на меня, но не успевает вцепиться в горло. В последний момент Руслан встаёт между нами стеной. Крепкой и неподвижной. Способной выдержать любой напор.
Врезавшись в него грудью, свекровь теряет равновесие и плюхает задницей в грязный снег.
Я прижимаюсь к его спине, вцепляясь заледенелыми пальцами в мягкую ткань пальто. Дрожу, жалея о чертовом сострадании.
Зачем я к ним ринулась?
Нельзя проявлять слабость. Она губительна. Она разрушает человека как личность, превращая в ничтожество. Даже самое незначительное её проявление способно разрушить жизнь.
— Твари… какие же твари… — причитает Авдеева, поднимаясь на ноги с помощью мужа. Тот, угрожая Руслану судом, проклинает нас на чём свет стоит.
— Вы заплатите, оба! И отморозки, которых вы заставили звонить ему и требовать деньги! Все заплатите! Сволочи! Убийцы! Это ваших рук дело! Вы ему угрожали из-за этой дряни! А он бегал за ней собачонкой, словно гордость потерял. Словно обезумел. Мой сын никогда не напивался! Никогда не садился пьяным за руль! Вы его убили! Будьте вы прокляты! Нелюди!
— Бог дал, бог взял, — отсекает Руслан ровным безэмоциональным тоном, прерывая вой Нины Станиславовны. — Плата за грехи, — поясняет. — За нерожденных и убитых вами детей… ваших внуков…