Мисс Хакстебл оказалась, как и предполагал Джаспер, самой наивностью. Причем довольно опасной.
И до умопомрачения очаровательной.
В ней, против ожиданий, было нечто такое, что внушало симпатию. И ее нельзя было назвать пресной, хотя он готовился к обратному.
Однако все это не имело никакого значения.
Ее глаза — бездонные голубые глаза, которые привлекли его, едва он увидел ее, — ее глаза могли неожиданно искриться весельем, и это веселье рождало улыбку, приподнимавшую уголки ее губ, которые так и хотелось поцеловать.
Ее волосы были совсем не золотистыми. Скорее, темно-русыми. Их можно было бы назвать невзрачными и даже бесцветными, если бы не золотые проблески, заставлявшие их сиять и придававшие ей особый шарм.
Она была по-юношески, по-девичьи стройной, но не страдала отсутствием форм. Когда у него был выбор, он всегда предпочитал пышных женщин, но когда выбора не было, стройные и пропорционально сложенные не вызывали у него отторжения.
Она двигалась с естественной грацией.
Ему просто здорово повезло, что Рейчел пригласили на сегодняшнюю вечеринку в Воксхолл и что среди гостей оказалась сама мисс Кэтрин Хакстебл, причем в одиночестве, без своих многочисленных родственников. Он тайно навел справки и выяснил, что все они уехали из города и оставили ее на попечение матери Лингейта. Но сюда его привела не удача и не случайность. Ему стоило целых пятьдесят гиней уговорить Гудинга подвернуть ногу сегодня утром. Конечно, убедить старшую сестру обратиться именно к нему с мольбами сопровождать ее вместо Гудинга и даже заставить ее поверить в то, что идея принадлежала целиком ей, было значительно легче.
«А для чего еще существуют братья, — великодушно заявил он Рейчел в ответ на ее благодарности, — как не для того, чтобы поддерживать своих сестер в минуту разочарования. Кстати, меня заверили, что у Гудинга нет перелома. Осмелюсь предположить, что к следующему большому балу он будет в добром здравии и сможет танцевать с тобой».
Самый щекотливый момент уже миновал. Мисс Хакстебл не стала возражать, когда ее увели прочь от главной аллеи. В образование юных барышень следовало бы включить науку о хитрости, коварстве и порочных намерениях людей.
Лорд Монфор держал Кэтрин за руку, пока они шли по этой дорожке, но когда они свернули на другую, еще более узкую и темную, он вынужден был обнять ее за талию.
Кэтрин не возразила, как следовало бы, будь она благоразумной. Она напряглась на мгновение, но потом расслабилась.
— Ммм… — тихо произнес лорд Монфор. — У вас чудесные духи. Они мне не знакомы.
И это было правдой.
— Это не духи, — сказала Кэтрин. — Я вообще не душусь. Наверное, это мыло, которым я сегодня утром мыла голову.
Лорд Монфор наклонился к ее макушке и, уткнувшись носом в мягкие и шелковистые волосы, глубоко втянул в себя запах.
— Ах! — пробормотал он. — Восхитительно. Кто бы мог подумать, что мыло может пахнуть так… соблазнительно!
Он почувствовал, как она задрожала.
— Я им всегда пользуюсь, — пролепетала Кэтрин.
— Позвольте дать вам совет, — сказал он, поворачивая ее к себе и вынуждая ее положить руку ему на грудь. — Никогда не изменяйте этой привычке. У этого мыла более сильный и приятный запах, чем у любых духов.
— Да? — произнесла Кэтрин. — Вы думаете?
— Именно думаю, мисс Хакстебл, — воодушевленно проговорил лорд Монфор, одной рукой взял ее ладонь и положил себе на плечо, а другой притянул ее к себе. — Хотя иногда предпочел бы не думать. Есть более интересные занятия.
Он коснулся губами ее теплой и нежной шейки, провел языком по крохотному изящному ушку. Она судорожно втянула в себя воздух и, изогнувшись, прижалась к нему. И тогда он поцеловал ее в губы.
Ее губы оставались плотно сжатыми, и он вдруг сообразил, что, вероятно, это первый поцелуй в ее жизни. Она вся дрожала и все сильнее прижималась к нему. Ее руки крепко сжимали его плечи.
Он целовал ее нежно и, дождавшись, когда она немного расслабилась, провел языком по ее губам. Ее губы тут же раскрылись. Она медленно выдохнула, и это непроизвольное действие мгновенно возбудило его. Ее губы отдавали клубникой и вином. Одной рукой он обнял ее за талию, а другой стиснул ее попку.
— Красавица, — шептал он между поцелуями, — красавица, красавица. — Ее глаза были закрыты. Она охотно отвечала на его поцелуи. — Мы поступаем опрометчиво, — тихо проговорил он. — Вам не следует быть здесь со мной. Особенно со мной. Вас же предупредили.
Она открыла глаза, и, хотя вокруг была полнейшая темнота, ему показалось, что он увидел в них доверие и покорность.
— Я сама оцениваю людей и принимаю решение, — сказала она.
Ах, глупышка! Сплошная наивность. В нем вдруг вспыхнула странная нежность.
— Вот как? — прошептал он, легко касаясь ее губ. — Я пристыжен. И посрамлен. Вы очень красивы.
Неожиданно он обхватил ее ладонью за затылок и впился в ее губы страстным поцелуем. Она непроизвольно обняла его за шею.
— О, — простонал он, — вы искушаете меня!
Она ничего не сказала, и он прижал ее спиной к дереву.
Он ласкал и целовал ее медленно, нежно, терпеливо, почти с благоговейным трепетом, все время помня, что она может испугаться и убежать. Он догадывался, что ею владеют противоречивые эмоции, в том числе тревога и угрызения совести. Он догадывался, что она охвачена и любовным пылом, из-за которого все оттягивает то мгновение, когда надо остановить его. Но скоро она поймет, что останавливать его уже поздно, и если все же остановит его, то будет выглядеть полной дурой.
Его задача — дождаться этого самого момента.
И претворить в жизнь ее мечты о запретном наслаждении. Он всегда получал огромное удовольствие, владея женщиной, но для него было делом чести подарить удовольствие и женщине — пусть даже если все это делалось на спор.
Он принялся медленно стягивать платье с ее плеч и обнажил грудь, а затем ласково накрыл ее ладонями, поцеловал и сжал губами сначала один сосок, потом другой. Они были маленькими, твердыми, как камешки, теплыми и шелковистыми.
Учащенно дыша, она перебирала пальцами его волосы.
Нужно, чтобы кто-то обязательно изготовил духи из этого мыла. Этот кто-то сделает на таких духах целое состояние.
Нежно целуя ее лицо и бормоча какие-то ласковые слова, он задрал ей юбку и погладил упругие бедра.
Она застонала, когда он прикоснулся к сокровенному бугорку, и он, замерев на мгновение, впился поцелуем ей в губы.
— Ах, — пробормотал он, — какая прелесть!
Она тоже была прелестной. Стройная, олицетворение чистой красоты. Сама невинность, наделенная шармом истинной женщины. Он рукой дразнил ее. Внутри она была горячей и влажной.
Пылавшей безумным желанием.
Целуя ее, он расстегнул и приспустил свои бриджи. Когда его возбужденная плоть прикоснулась к ее телу, он испытал сладостную боль предвкушения.
Обнаженная плоть к обнаженной плоти. Вот оно. Как только…
А ведь он и в самом деле хочет ее, подумал лорд Монфор. Это не просто соблазнение. И им руководит отнюдь не холодный цинизм.
Кого он пытается одурачить?
Вопрос обрел свою четкость и ясность в тот самый момент, когда он по идее должен был бы находиться в таком же бездумном состоянии, как и она.
Он вдруг представил, как завтра с самодовольным видом завалится в клуб и потребует свой приз. Соблазнение невинной девушки свершилось. Какой же он молодчина! Барону Монфору, известному в кругу друзей под прозвищем Монти, нет равных в дерзости, необузданности и беспутности.
Он всегда был и будет победителем.
Он также представил, как завтра Кэтрин Хакстебл поймет, что ее жизнь разрушена: она стала очередной жертвой безжалостного и бессовестного развратника и превратилась в изгоя. Еще она поймет, что винить во всем надо только себя. Ее предупреждали — даже он.
Хотя на самом деле ее вины во всем этом почти нет. Разве можно было ожидать, что невинная девушка сможет противостоять его безграничному опыту?
В нем неожиданно вспыхнула злость. Он не привык думать в такие моменты — причем о таких вещах. Он бессердечный. И бессовестный. Он беспринципный развратник. И ему нужно выиграть пари.
Он просунул ладонь ей между ног, преграждая своей плоти доступ в столь вожделенное лоно.
— Мисс Хакстебл, — произнес он голосом, который звучал до ужаса спокойно, — вы будете стоить мне примерно семьсот гиней.
А также гордости и репутации. Он превратится в посмешище.
— Что-о-о?!
— Во столько мне обойдется отказ от высочайшего наслаждения повалить вас на землю и с вашей помощью удовлетворить свою похоть, — сказал он, произнося каждое слово предельно отчетливо.
— Что?! — Она все еще ничего не понимала.
— В одном из джентльменских клубов в специальной книге уже четыре дня открыто пари, — бесстрастно принялся объяснять он. — Члены клуба делают ставки против меня, горячо утверждая, что я не смогу соблазнить вас за две недели. Соблазнение подразумевает полноценный половой акт. То есть что я полностью войду в вас. Что, однако, сегодня не случится. Ни сейчас, ни потом. И не потому, что вы, мисс Хакстебл, сказали мне «нет», как должны были бы сделать, следуя строгим моральным принципам, как только я увел вас с главной аллеи и многократно потом, а потому, что я сам говорю «нет».
— Что?! — Видимо, она просто не знала, что еще сказать. Однако на этот раз в ее голосе зазвучала тревога.
Он отступил на шаг, выпустил ее юбку и застегнул бриджи.
— Все это было спланировано, мисс Хакстебл, — с холодной и жестокой искренностью заявил он. — С сегодняшней травмы Гудинга, которая дала мне возможность занять его место. Все прошло бы безупречно, если бы я прямо сейчас не решил, что пари, которое так легко выиграть, не стоит выигрыша. Примите мои комплименты, забирайте с собой свою добродетель и отправляйтесь вместе с нею в кровать. Сейчас мы вернемся в ложу леди Битон, пока вашей репутации еще не нанесен серьезный ущерб. Вам и так не избежать ее хмурых взглядов, в этом я не сомневаюсь.
Он никогда не позволял себе мучиться угрызениями совести по поводу чего-либо. Он гордился тем, что у него нет сердца. И совести. Он долгие годы взращивал и пестовал ту самую репутацию, которой теперь славился.
Сегодня вечером желанная женщина была готова отдаться ему. Так же близко были победа в выгодном пари и восторженное поклонение всех приятелей.
Но он ничего из этого не взял. Впервые в жизни не взял. Потому что сделал такой выбор. Потому что ему стало скучно с ней, скучно с самим собой.
Во всяком случае, он предпочитал так думать.
По правде же он и сам не знал, почему остановился. Это было совершенно внове для него. И вызывало злость и раздражение.
— Я вам не верю.
Она прижала руки к груди, как бы прикрываясь от него. Ее голос дрожал, и было слышно, как при каждом слове у нее стучат зубы.
— Не верите? — сухо осведомился он. — Вы думаете, мисс Хакстебл, я тут с вами веду светскую беседу, болтаю ни о чем? Вас предупреждали, что я худший из развратников. Вам следовало бы внимательнее слушать предостережения. Вам следовало бы понять, что происходит, как только я отвлек ваше внимание еще там, на главной аллее, или даже раньше, когда я наблюдал, как вы едите клубнику. И ведь вы, без сомнения, все поняли — не настолько вы наивны, чтобы не разобраться в моих намерениях. Однако вы считали себя достаточно сильной и знающей, чтобы иметь со мной дело, не так ли? Женщины склонны верить, будто им под силу справиться с самыми злостными развратниками и даже переделать и приручить их своей любовью. Разве не такие планы у вас были в отношении меня на сегодняшний вечер?
Она не ответила. Ее руки вдруг безвольно повисли. Он приготовился к истерике или ручьям слез. Черт побери, придется с этим как-то справляться. И вообще, зачем он был с ней так жесток?
— Нет, ни в малейшей степени, — наконец проговорила она. Ее голос перестал дрожать. — Я хотела получить от вас кое-какое удовольствие, лорд Монфор. Увы, вы разочаровали меня. Я ожидала гораздо большего от столь знаменитого повесы. И с какой стати мне хотеть вас переделывать, когда вы и так сплошное разочарование, и приручать, когда вы и так вполне послушны? Если вам будет от этого легче, имейте в виду: у меня не было подобных планов. Да, давайте вернемся. Оставаясь здесь, мы уже ничего не добьемся, не так ли?
Он был потрясен настолько, что разразился хриплым хохотом.
Ну и ну!
Его мастерски поставили на место, его в жизни так не отчитывали.
Он подавил смех, который так и рвался наружу в столь неподходящий момент.
Каким-то образом ей удалось улучшить его настроение. Она не разразилась рыданиями, оплакивая свою несчастную женскую долю.
«И с какой стати мне хотеть вас переделывать, когда вы и так сплошное разочарование, и приручать, когда вы и так вполне послушны?»
Дьявол! А ведь она ему действительно нравится.
Но он опоздал.
— Я пойду вперед, — сказал он, возвращаясь на тропинку. — Следуйте за мной, не отставайте и держитесь поближе.
— Отстать не отстану, но и держаться вплотную к вам не буду, хотя все равно спасибо, — холодно произнесла она и пошла за ним. — Сомневаюсь, что сегодняшний вечер преподнесет мне новые опасности, в которых мне понадобится ваша защита.
Язва!
Так они и шли гуськом.