Глава 11 Алексей

– Ну… не стоит так расстраиваться, – сказал Алексей и погладил плачущую Оксану по волосам.

– Как можно не расстраиваться, если я не соответствую ее притязаниям… Ей казалось, что я волшебница, которая разведет руками все ее неприятности. А ее как дразнили, так и продолжают дразнить. И эта нянька… тетя Злюся… все так же продолжает ее ненавидеть. Наташенька, наверно, думала, что я превращу эту старую дуру в паука, но… В общем, я не знаю, что делать, Алеша…

– Может, ничего пока не надо делать… Может быть, все еще образуется? Мы всего лишь второй месяц живем вместе…

Оксана всхлипнула и обхватила его шею руками:

– Я не знала, что будет так трудно, Алеша… Я изо всех сил стараюсь, а она…

– А если все дело как раз в этом?

– В чем?

– Ну… в том, что ты слишком стараешься… А надо просто жить… любить… Хотя я знаю, что полюбить ее трудно…

– Мне не трудно… Я люблю вас обоих, но Наташе мало моей любви. Она хочет от меня невозможного.

Алексей крепко прижал Оксану к себе и шепнул в ухо:

– Ну что она может особенного хотеть? Ей всего пять лет. Ребенок совсем.

– Этот ребенок чует, когда ты меня обнимаешь, и… вот увидишь, она наверняка уже вылезла из постели…

Алексей усмехнулся и автоматически посмотрел на дверь кухни. В ее проеме действительно стояла Наташенька, босая, в длинной фланелевой рубашке в красных и желтых цветочках.

– Почему не спишь? – из-за плеча Оксаны спросил дочь Алексей.

– Она ненастоящая мама, – басовито произнесла Наташенька.

Обессиленная Оксана оторвалась от Алексея и рухнула на кухонный диванчик, а он присел возле дочери на корточки и спросил:

– С чего ты взяла?

– Мне Павлик Новиков сказал.

– А Павлик откуда знает?

– Знает. Он сказал, что у таких обезьян, как я, не бывает красивых мам.

– Этот Павлик тебе просто завидует, – попытался улыбнуться Алексей.

Наташенька в ответ не только не улыбнулась, а еще сильнее насупилась.

– У Павликиной мамы такие же коричневые волосы, как у него, а у нее… – Она выбросила в сторону Оксаны тоненькую ручку с указующим, не менее тоненьким перстом, – черные. Где у нее веснушки? Где?

– Ну… не у всех же людей есть веснушки! Вот у Павлика же, например, их нет!

– Павлик чужой, – справедливо заметила Наташенька.

– Знаешь что, давай-ка спать, – предложил ей Алексей. – Ты же из сказок знаешь, что утро вечера мудренее. Может быть, завтра ты и сама посмеешься над тем, что сказал тебе этот глупый Павлик.

– Павлик не из сказки, – опять произнесла вполне дельную вещь Наташенька.

– Тем более! – Алексей взял дочь на руки и понес в постель. Уложив ее и подоткнув со всех сторон одеяло, он сказал: – А завтра мы поедем к бабушке на день рождения.

– С ней? – сурово спросила дочь.

– Нет… – покачал головой Алексей. – Вдвоем.

– А она?!

– А у… мамы свои дела. А вечером она будет ждать нас с ужином…

– Она не мама! – крикнула девочка и горько расплакалась.

– Зачем ты ее обижаешь, Наташа? Ну что она сделала тебе плохого?

– Все плохое! Она даже не купила мне мороженого, когда я просила!

– Вот что, милая моя, эту историю про мороженое я слышал уже сто раз! – рассердился Алексей. – Раз не купила, значит, так было надо! И хватит вспоминать про мороженое, а то вообще никогда в жизни его больше не получишь!

– Ты тоже меня больше не любишь, да, папа… – прошептала Наташенька, и Алексею стало стыдно и за свою излишнюю горячность, и за то, что он никак не мог обеспечить своей дочери счастливое безоблачное детство, которое было у него самого, несмотря на такую же рыжесть и веснушчатость.

Он сел на пол, положил свою голову на подушку Наташеньки и сказал:

– Конечно, люблю. Как же я могу тебя не любить, когда мы такие одинаковые. Ты – это все равно что я.

– А я – как ты, да, папа?

– Да…

Когда девочка все-таки уснула, Алексей вышел на кухню и тяжело опустился на стул у стола. Оксана подошла сзади, обняла его за шею и уткнулась лицом в пушистые рыжие кудри. Он за руку вытащил ее из-за спины и посадил к себе на колени.

– Я люблю тебя, – сказала Оксана и провела пальцами по его щеке.

– Я это чувствую, – отозвался он. – Я долго не мог до конца в это поверить, а теперь…

Оксана опять обняла его за шею, и они долго целовались, временно забыв про свои неприятности. Потом он слегка отстранился от нее и сказал:

– И все же… еще можно повернуть назад, пока мы не расписались…

– В каком смысле? – испугалась Оксана.

– Ну… если ты не сможешь жить рядом с Наташей…

Она вскочила с его колен и сразу осипшим голосом проговорила:

– То есть ты… готов от меня отказаться… из-за… своей дочери?

– Ну… не то ты говоришь, не то… – сморщился Алексей. – Я боюсь сломать тебе жизнь…

– Сломать?!

– Ну… не знаю… Может быть, я опять подобрал неподходящие слова… В общем, я и за себя боюсь тоже… Мне кажется, я не перенесу, когда ты мне вдруг скажешь, что не в силах больше ее терпеть… Может, уж лучше сейчас, сразу…

– Что ты говоришь, Алеша?! – ужаснулась Оксана и закрылась руками.

Он подошел к ней, оторвал ее руки от лица и сказал:

– Ну посмотри на меня еще раз, Оксана! Я боюсь, что, когда горячка пройдет, ты вдруг обнаружишь, что я не тот… что не с тем тебе нужно… И вообще пожалеешь…

– Ну что ты… – опять потянулась она к нему руками и губами. – Я люблю тебя, люблю… И ты не смеешь так говорить…

И он снова сдался, хотя уже почти совсем решился вырвать ее из сердца, раз и у нее ничего не получается с Наташей. Он совершенно не мог ей противиться. Она значила для него не меньше, чем дочь. Он страшно любил ее. Гораздо больше бывшей жены Алины. Гораздо больше всех вместе взятых женщин, которые встречались на его пути. Она была самой главной…

И Алексей прижал ее к себе так, будто кто-то собирался у него ее отнять, будто они обнимаются последний раз перед тем, как расстаться навсегда. Наверно, даже если бы опять проснулась Наташенька, он не смог бы сейчас оторваться от Оксаны. Он весь переливался в нее и растворялся в ней, и ничего в этот момент не надо было другого. Существовали только он и она, их сумасшедшая любовь, а все остальные вполне могли подождать до утра, даже Наташенька…


Утро для дочери Алексея Пылаева мудренее вечера так и не стало. Она капризничала и утверждала, что Оксана нарочно вчера съела все печенье, чтобы сегодня ей не досталось. Оксана говорила, что печенье они все вместе съели за ужином, но девочка все равно твердила одно и то же: «Съела! Съела! Специально!» Алексею очень хотелось отшлепать дочку, но он понимал, что именно этого она и ждет. Она готова пострадать, потому что ее страдания целиком и полностью будут на совести Оксаны. Конечно, в своем пятилетнем возрасте Наташа так думать не могла, но она интуитивно чувствовала, как надо себя вести, чтобы досадить Оксане.

Расстались они тогда, когда Оксана была уже на таком взводе, что у нее кривились губы и дрожали руки.

– Мы вернемся примерно к шести, – сказал на прощанье Алексей. – У Сашки совсем маленький ребенок, поэтому вечер им нужно освободить. А ты… – Он сжал Оксанину руку, – не бери ничего в голову. Будем надеяться, что сегодняшний вечер будет мудренее утра. Наташа любит бывать у бабушки. Всегда возвращается от нее счастливая и умиротворенная.

Он нежно тронул Оксанину щеку губами и захлопнул дверь квартиры. Почему-то ему показалось, будто вовсе и не дверь захлопнулась перед его носом, а опустился тяжелый занавес, отделяющий эту, счастливую часть его жизни от другой, постылой и ненужной. Алексей тряхнул головой, пытаясь избавиться от наваждения, и поспешил взять в свою руку теплую ладошку дочери. Оставшись вдвоем с ним, Наташенька тут же перестала капризничать, а принялась весело щебетать про детсадовские дела: про новенькую девочку с белыми волосами и красными бантами, про новые качели и гадкий суп с крупой, который ей страшно надоел и который она ни за что не станет есть, даже если тетя Злюся выльет ей его за шиворот. Алексей подумал о том, что как-нибудь собственноручно задушит эту тетю Злюсю, если она не прекратит тиранить ребенка, а потом решил для начала поговорить о ней с заведующей детским садом. Он, конечно, знает, что ввиду крошечной зарплаты хороших нянечек сейчас и днем с огнем не сыскать, но его дочь в этом совершенно не виновата и отдать Наташу на растерзание тете Злюсе он никак не может.


В квартире брата Алексея, Сашки, Наташенька чувствовала себя как рыба в воде. Здесь все были не только родными, но и рыжими. Рыжей и веснушчатой была ее любимая бабушка Оля, рыжим и невероятно похожим на ее отца был дядя Саша. Рыжими были два Наташенькиных двоюродных брата, и даже у маленькой Верочки уже золотились на макушке золотистые волосенки. Жена дяди Саши, тетя Люда, была светлой блондинкой и тоже с веснушками, благодаря которым не выпадала из общего стиля.

Разглядывая знакомую и родную компанию собравшихся за праздничным столом, Алексей удивленно усмехнулся, будто видел их впервые. Надо же! Прямо-таки маленькое государство рыжих, страна веснушчатых, княжество кудрявых и светлоглазых. И Наташенька вовсе не казалась здесь некрасивой. Она просто была больше похожа на мальчика, на Сашкиных сыновей. Эх, кабы все люди на свете были рыжими и веснушчатыми, у них с Наташенькой не существовало бы таких проблем!

– Ну и почему ты не привел свою даму сердца? – спросил Алексея Сашка, когда застолье кончилось и они уединились с ним в маленькой комнатушке, где спала крошечная Верочка. – Я так понял: она – что надо. Или опять все-таки что-то не то?

– Наталья кому хочешь даст прикурить! – ответил Алексей. – Беспорочный ангел взбесится!

– То-то я смотрю, глаза у тебя какие-то потухшие. Неужто и у этой ничего с ней не получается?

– Никак…

– Знаешь, что я тебе скажу, Леха, мужику легче принять неродное чадо, потому что сам родить не может. А бабам не нужны чужие дети, поскольку они запросто могут своих завести.

– Оксана – не баба…

– Да это я так… обобщенно и фигурально… Может, ну ее, эту твою Оксану, а, Леха?! Людмилкина сеструха, Ритуля, давно к тебе клинья подбивает. И Наташка к ней хорошо относится! Хочешь, сведем вас? Заживем большой семьей на одном этаже… – Сашка посмотрел на часы. – Кстати… она к пяти обещала зайти, маму поздравить. Сейчас пока на дежурстве… Как ты на это смотришь, а?

– Никак. Я люблю Оксану.

– Ну и что тебе с этой любви, если жить с ней невозможно! Ритка – человек хороший, ты же знаешь. Как там говорится: стерпится – слюбится… А, Леха? Жалко мне тебя!

Алексей потер руками лицо, резко выдохнул и сказал:

– Спасибо тебе, Сашка, за участие, только не смогу я ни с Ритой, ни с кем-то другим. Я уже несколько раз пробовал… ради Наташи…

– А тут будет не столько ради Наташки, потому что для нее Рита – уже давно как своя, а ради себя… Ты сразу-то не отказывайся, тем более что она о нашем разговоре ничего не знает. Через полчаса придет – ты на нее еще раз взгляни с пристрастием. Честное слово – нормальная женщина!

Алексею сразу захотелось уйти, чтобы ни на кого не глядеть ни с пристрастием, ни без него, но сделать этого не удалось. Наташенька заигралась с братьями в настольный хоккей и уходить не желала.

В начале шестого пришла Рита и при виде Алексея, как всегда, густо покраснела, а Наташенька повисла у нее на шее, визжа на всю квартиру:

– Ритуля пришла!!!

И без Сашкиных слов Алексей знал, что нравится сестре его жены. Рита всегда краснела, когда им приходилось встречаться на днях рождения в пылаевской семье, и посылала ему недвусмысленные взгляды, но почему-то никогда не привлекала его. Ее волосы были гораздо темнее, чем у Людмилы, а глаза – карими, и все же чего-то не хватало Рите: то ли живости, то ли игры ума в ярких глазах. Она казалась Алексею скучной и туповатой, хотя на самом деле он ее почти не знал. Многое ли можно понять в человеке, раза три в год встречаясь с ним за праздничным столом?..

Поскольку пришел новый человек, семейству Пылаевых опять пришлось сесть за стол и снова праздновать, и говорить тосты, и улыбаться. Последнее давалось Алексею с трудом. Судя по всему, Сашка уже успел доложить матери о его очередных бедах, потому что она поглядывала на своего старшего сына с тревогой и болью. А потом, когда застолье опять исчерпало себя и Алексей уже совсем собрался уходить, Сашка кликнул его на кухню и велел помочь Рите мыть посуду. Он так плотно прикрыл за собой дверь, что Алексей понял: ни одна муха не помешает ему разглядывать Риту с тем самым пристрастием, которого от него требовал брат. Он взялся за ручку двери, чтобы уйти, но Рита вдруг остановила его.

– Погодите, Леша, – сказала она.

Он обернулся. С Ритиных рук на пол стекала мыльная вода, но она не замечала этого. Теребя краешек цветастого передника, она посмотрела на него так пристально, что Алексею стало неловко. Ей тоже было не по себе, но она с видимым усилием проглотила что-то, мешавшее говорить, и произнесла:

– Мне Саша сказал… что у вас неприятности… что вам нужна помощь…

Алексей хотел остановить ее, но она не дала:

– Пожалуйста, не говорите ничего! Сначала уж я… а вы… потом… В общем, вы мне… очень нравитесь, Леша… давно… Да вы знаете это… И если бы вы… то я…

– Нет, Рита, простите меня, бога ради… Только ничего такого не нужно… – засуетился Алексей. – Саша поторопился. У меня все нормально… Я тронут вашим признанием, но…

Рита, закусив губу, отвернулась, взяла с полки чистую чашку и принялась с ожесточением натирать ей бока. Алексей тяжело вздохнул, в огорчении нелепо махнул рукой и вышел в коридор.

– Ну как? – перед ним мгновенно материализовался брат.

– Дурак ты, Сашка! – возмутился Алексей. – Зачем женщину растревожил, когда я… Словом, я люблю другую, и прекрати устраивать мою жизнь!

– Да пожалуйста! – рассердился Сашка. – Только тогда смени вывеску, чтобы меня не раздражать и мать не травить!


Алексей с Наташенькой уже подходили к дому Оксаны, когда возле ее подъезда остановилась темно-лиловая «Ауди». Из машины вышли Оксана и крупный мужчина в строгом черном костюме. Алексей замер на месте, потому что мужчина был не кем иным, как уже известным ему бизнесменом Иваном Корнеевым. И этот Иван Корнеев с высоты своего огромного роста наклонился к его любимой женщине и поцеловал ее в губы. А она не отстранилась, не влепила ему пощечину, а что-то тихо сказала. Корнеев снова наклонился, может быть, чтобы лучше слышать, и опять поцеловал в губы. Оксана снова что-то сказала. Корнеев явно нехотя сел в машину и уехал. Оксана с совершенно непонятным выражением лица посмотрела вслед отъехавшей «Ауди», а потом встретилась взглядом с Алексеем. Если бы ее лицо так не изменилось, возможно, все дальнейшие события развивались бы по-другому. Но она испугалась. Ох как она испугалась того, что он видел ее поцелуи с Корнеевым.

Алексей с бешено колотящимся сердцем прошел мимо Оксаны к ее подъезду, так сжав при этом ручонку Наташеньки, что она тихонько пискнула, но разреветься в голос не отважилась, поскольку у отца было очень странное выражение лица.

– Алеша… – не своим голосом проговорила Оксана и бросилась вслед за ним. В лифте она три раза подряд сказала: – Это было совсем не то, что ты подумал…

Но он не хотел отвечать. К чему? Даже если эта встреча с Корнеевым случайна (а скорее всего, именно так и было), она может повториться еще… Оксане надо как-то спасаться от напряжения, в которое ее регулярно вгоняет Наташенька, и Иван для этого дела – самая подходящая компания. Поскольку от дочери Алексей никак не может отказаться, ему надо отказаться от Оксаны. Сейчас. Пока он окончательно не врос в нее. Если задержаться, то потом наилучшим выходом будет… Но он не сможет себе позволить никакого выхода, потому что у него ребенок.

В квартире Оксаны Алексей быстро собирал вещи в спортивную сумку. Как хорошо, что стоит такая теплая осень, что у них с Наташенькой этих вещей очень немного. Дочка следила за его действиями расширившимися глазенками и от испуга ничего не спрашивала. Оксана тоже ничего не спрашивала. В ее глазах плескался настоящий ужас, но Алексей старался не смотреть на нее. Все кончено… Все кончено! Ему не нужен никто: ни Неля, ни Рита, ни… Оксана… Оксану он не сможет делить ни с кем, поэтому пусть она лучше достанется другому. Иван Корнеев – очень хорошая партия, потому что любит ее. Бросив в сумку сверху вещей Наташенькиного любимого зайца, Алексей так резко дернул за язычок молнии, что она самым отвратительным образом взвизгнула. От этого дикого звука Оксана очнулась и крикнула:

– Не надо! Я тебя люблю… не его… Ты ошибаешься, Алеша!

Но он не ошибался. Он помнил, как у нее сегодня утром дрожали руки и кривилось лицо, когда Наташенька донимала ее этим дурацким печеньем. И она не остановится на печенье, его дочка. Он ее слишком хорошо знает. Оксана не должна страдать от того, что им довелось в жизни встретиться. А Наташенька, очевидно, единственная женщина, которая должна быть рядом с Алексеем. Все другие ему противопоказаны… И особенно Оксана, потому что он даже не знает, как будет без нее жить… Алексей схватил за руку Наташеньку и, аккуратно обойдя Оксану, покинул ее квартиру.

Загрузка...