Нечто неожиданное

Глава 16

Ли

Я тебя люблю.

Я открывала файлы один за другим. Я искала документ, который делала сегодня утром почти час. Как так могло получиться, что документ, который я сохранила не так давно, исчез?

Я тебя люблю.

Во мне закипало негодование. Я не только была раздражена, что не могла продолжить свою работу, так еще и ребенок не мог оставить мой мочевой пузырь в покое. Было ощущение, что внутри у меня плавает шар с водой, все более и более расширяясь и угрожая взорваться в любую минуту. От такого давления у меня выступило пару капелек.

Я тебя люблю.

К тому же, моя грудь сегодня просто горела. Я не могла перестать оттягивать лифчик, чесать и тереть свою грудь. Если бы кто-нибудь зашел и увидел, как я играю со своей грудью, он попал бы на настоящее шоу. Что мне действительно было нужно, так это два пакета замороженного горошка. Я видела, как Снуки прикладывала их к груди, когда была беременна. И, очевидно, все, что делала Снуки…

Я тебя люблю.

Я почесала живот. Еще один симптом, который, видимо, не собирался прекращаться. Это было непрекращающееся напоминание, что кожа натягивалась, растягивалась, росла все больше и больше.

Я тебя люблю.

Я всегда была уставшей, но засыпала с трудом. Я не могла держать свои глаза открытыми после восьми вечера, но ворочалась всю ночь. Даже эта глупая подушка для беременных не помогала поддерживать мой когда-то загорелый, плоский живот, который теперь был просто гигантским.

Шейн.

Обычно я могла рассчитывать на него, когда мне надо было почувствовать себя лучше. Но не сегодня. Сегодня только одно его имя раздражало меня еще больше.

Я тебя люблю.

Прошло уже два дня и две ночи с тех пор, как я услышала, как он промямлил те три слова, пока засыпал. Два дня и две ночи с тех пор, как те три слова начали прокручиваться у меня в голове, с тех пор, как он начал вести себя так, будто ничего не говорил. Но он сказал, и я их слышала, громко и отчетливо. Ладно, может быть, тихо и промямлил, но я все равно их слышала. И теперь он имел наглость вести себя так, будто ничего не произошло? Притворяться, что не помнил о сказанном? Ничего такого не имел в виду?

Остаток той ночи я провела, готовясь услышать их снова утром, а также готовила ответ. Я даже проснулась первая, провела десять минут, укладывая волосы так, чтобы выглядеть, будто я ничего с ними не делала, почистила зубы, нанесла немного блеска для губ, аккуратно вернулась в постель и стала ждать, пока он проснется. Ждала, что он увидит, что я выгляжу, как одна из тех моделей, которых он фотографирует.

Я все это сделала для него!

И что сделал он?

Он проснулся, ничего не сказал о том, как ангельски я выглядела, и ушел в ванную. Несколькими минутами позже он прокричал, что собирался воспользоваться моей зубной щеткой. Моей зубной щеткой. Затем вышел из ванной, улыбнулся и сказал, что пойдет и сделает себе кофе. И совсем не упоминал о сказанных ночью словах, даже намека не сделал, ничего. Как мог кто-то сказать «я тебя люблю», а затем игнорировать это?

Он что, смутился? Может быть, он чувствовал себя плохо оттого, что у него это так вырвалось? Или он волновался, что я не чувствовала того же? Но он должен был знать. Как он мог?

Я проглотила комок в горле.

А что, если он не это имел в виду? Что, если он помнил о том, что сказал и чувствовал себя ужасно от того, что сделал это? Пьяная болтовня? Два человека, которые встречались только из-за непредвиденных обстоятельств. Два человека, которые заботились друг о друге, как лучшие друзья, у которых будет ребенок, но и только.

Но Шейн же пришел ко мне домой той ночью. Он сказал, что скучал по мне. Сказал, что находился там, где и хотел. Арх!

Два дня и две ночи.

Так он любит меня или нет?

Я подняла руки и потерла лицо.

Глаза начало жечь. Я сморгнула слезы, отказываясь расклеиться на работе. Я же была профессионалом. Я могла пройти через этот день и подумать об этом позже. Я знала, что могла.

Двумя секундами позднее я разрыдалась.

— Ли, ты до сих пор не отправила мне те файлы, — сказала Холли, зайдя в мой кабинет без стука.

— Я знаю, — ответила я между всхлипываниями. — Я не могу их найти.

Холли увидела мои слезы и быстро закрыла дверь, села рядом со мной и обняла.

— Не волнуйся. Мы их найдем, — сказала она, смеясь.

Я не старалась ее поправлять. Я позволила ей думать, что плачу из-за дурацких файлов Бейкера. На прошлой неделе у меня не было выбора, и я попросила ее о помощи. Я не могла справиться со всеми проверками и сверками. Это было моей обязанностью, как помощника юриста, но с возрастающей частотой посещений врача, моей неспособностью нормально спать по ночам и постоянному ощущению неудобства, я была сама не своя.

— Я их найду. Просто дай мне минуту, — сказала я ей, вытирая глаза.

— С тобой все в порядке? — спросила Холли и подошла к одному из пустых кресел.

Я посмотрела поверх монитора и кивнула.

— Я просто устала. И хочу есть. Как только я достану еду, мне сразу станет лучше.

— Как только достанешь еду? — спросила она.

Я посмотрела туда, куда указывала Холли.

На углу стола уже был разложен мой ланч. Небольшой куриный рулет с овощами, баночка йогурта с ложкой внутри и яблочный пирог, уже наполовину съеденный.

— Господи, это катастрофа.

— Нет, — сказала Холли своим самым убедительным тоном. — Ты беременна.

— Забывчивость и глупость идут рука об руку с этим, — сказала я, взяла кусочек яблока и засунула его в рот.

Холли засмеялась.

— Тебе просто нужно немного отдохнуть, вот и все, — сказала она и взяла кусочек яблока для себя. — Кстати, об отдыхе, — сказала она, пока жевала. — Как Шейн себя чувствовал после мальчишника? Все, что Эдди мог делать, придя домой, это настаивать на принятии душа. Что означало только одно… стриптиз.

Я действительно не хотела говорить о Шейне. Я чувствовала себя подавленно.

— Вроде нормально, — сказала я, не вдаваясь в подробности.

Холли улыбнулась.

— Он не мог отвести от тебя взгляда весь вечер.

Я улыбнулась, но натянуто, и это показало, скольких усилий мне это стоило.

— Может быть, сегодня нам стоит поискать для тебя платье? — сказала она, ухмыляясь. — Обычно все начинается с влюбленности, затем свадьба, ребеночек в коляске. Но, так как вы двое поторопились…

Я уставилась на нее.

— Ты ведь не забыла, не так ли? Сегодня вечером? Последняя примерка.

Несколько раз моргнув, я посмотрела на свой календарь и увидела звездочку, нарисованную красным маркером рядом с сегодняшней датой. Слова «Мешок для картошки» были написаны рядом с датой.

— Конечно, нет. Это написано у меня здесь, — сказала я и указала на календарь. Я абсолютно забыла.

— Хорошо, — улыбнулась Холли, вставая. — Встретимся там, — сказала она, выходя из моего кабинета. — И отправь мне те файлы, когда найдешь.

Я отклонилась на спинку кресла, слова Холли вертелись у меня в голове. Сначала приходит любовь, затем свадьба, а затем ребеночек в коляске.

Мы с Шейном не влюблялись сначала. Свадьба? Вы что, смеетесь? Единственное, что у нас было, это ребенок в коляске. И даже это не вся правда. Мы еще не купили коляску. Мы с Шейном все сделали неправильно. Мы даже не обсуждали, что будем делать, когда ребенок родится. Я продолжала игнорировать факт, что у меня горы детской одежды по всей квартире, и детская кроватка, которая все еще лежала несобранная в коробке в квартире Шейна. Я так боялась облажаться, и пока что мы не сделали ничего, чтобы чего-то достичь.

Я думала, что иметь ребенка с Шейном — это самое легкое во всей ситуации. То, за что я могу держаться. Знать, что мы вместе и можем поддерживать друг друга. Но если это все правда, почему я чувствую себя такой потерянной?

Я перестала стучаться в квартиру Шейна некоторое время назад, просто приходила к нему, когда мне было удобно. Сегодняшний день не был исключением. Я прошла прямо внутрь, проскользнув мимо Брайана, сидевшего на диване, и направилась прямиком в комнату Шейна. И если я думала, что день был плохим, то вечер добавил вишенку на торте.

Я нашла его в кровати, прислонившегося к спинке — ноги скрещены, красная футболка обтягивает грудь, а сам он читает книгу «Что ожидать, когда вы ждете малыша». И судя по всему, он практически ее закончил. Я же едва начала ее читать. Еще один камень в мой огород. Он взглянул на меня, загнул кончик страницы и закрыл книгу.

— Привет, — сказал Шейн, его голос выдавал удивление от того, что я была здесь.

Мой взгляд все еще был прикован к книге.

— Ты почти закончил?

Он положил книгу и посмотрел на обложку.

— Я подумал, что хотя бы один из нас должен знать, что, черт возьми, происходит, — сказал он, поддразнивая меня.

Я подошла ближе к кровати и встала прямо напротив него, а он пододвинул ноги к краю кровати. Когда он снова посмотрел на меня, выражение его лица изменилось. В глазах промелькнуло беспокойство.

— Что случилось? — спросил Шейн, поглаживая мои ноги.

— Я буду ужасной матерью, — сказала я, и слезы градом покатились из глаз.

— Что? С чего ты это взяла? — спросил он, потирая мои бедра.

— Я еще только на четвертой главе в этой книге, Шейн. Четвертой! Я читаю про то, что происходило со мной шесть месяцев назад. Я должна читать про кормление и срыгивание, расписание, а вместо этого изучаю утреннюю тошноту.

— Эй, остановись, — сказал он. — Ты будешь замечательной матерью. Самой лучшей. Я это знаю.

А что, если нет? И хотя я приближаюсь к концу своей беременности, на самом деле это лишь начало. После всего этого будет настоящий малыш, о котором надо будет заботиться. Кормить, купать, воспитывать. Что, если я не смогу этого сделать? Я уже нахожу все это чрезмерным, а ребенок еще даже не родился.

— Нет совершенных людей, — сказала я, вытирая слезы с лица.

— Ты совершенна, — сказал он с улыбкой.

— Неужели? Тогда что это? — спросила я, резко приподнимая край своей футболки, обнажая кожу и показывая на бедро. — Посмотри!

Я наблюдала, как Шейн осматривал мою кожу.

— Что я должен увидеть?

— Ты что, слепой? — спросила я. — Вот здесь, — указала я на кусочек кожи.

— Что это? Сыпь? — спросил Шейн.

Я вздохнула.

— Это не сыпь. Это растяжка!

Его плечи затряслись от смеха.

— И что?

— И что? — повторила я.— А что, если их станет больше? Что, если к моменту рождения ребенка я превращусь в карту дорог!

Шейн встал и обхватил ладонями мое лицо.

— Золотце, у миллиона женщин такие же. Даже у мужчин.

Я закачала головой, высвобождаясь из его рук.

— Ты не понял, — тихо сказала я, отходя на шаг назад.

— Так объясни мне, — попросил он.

Я посмотрела на свой живот. Я даже больше не могла так его назвать. Арбуз, а не живот. Настоящий холм.

— Я постоянно вымотана, — начала я. — Большинство моей одежды на меня не налезает. Я ничего не могу запомнить и постоянно плачу. Прошлой ночью была реклама кофе, и там дедушка взял внука на рыбалку. Я рыдала десять минут. Я не могу контролировать свои гормоны, свои чувства. Я устала быть беременной, а мне еще два месяца осталось, — я посмотрела на пол, почти стыдясь того, что собиралась сказать. — Я устала быть беременной. Что, если я устану быть мамой?

— Ох, Золотце, — сказал Шейн, подходя ко мне и убирая пряди моих волос за уши. — Как ты только можешь так думать?

Я попыталась посмотреть в сторону, но он удержал мое лицо пальцами.

— Каждый день, — начал он. — Каждый день ты поражаешь меня. Каждый день я все больше и больше восхищаюсь тобой. Каждый божий день я так благодарен, что прохожу через все это с тобой. Ты самая сильная и храбрая женщина из всех, кого я знаю. В тот день, когда ты сказала, что беременна, я был в ужасе. Я не знал, что делать. Но ты приняла на себя ответственность. Ты приняла решение, и с тех пор все на своих местах. И мы на своих местах.

Он сделал один шаг вперед, сокращая расстояние между нами.

— Не надо волноваться о том, какой мамой ты станешь, потому что я уже это вижу. Я вижу это в том, как ты заботишься о себе, в жертве, которые ты приносишь, — он приподнял мой подбородок пальцами. — Я знаю, как трудно для тебя было отказаться от кофе, — поддразнил он. Затем он опустился на колени и приподнял мою футболку. — А это, — сказал он, целуя прямо в то место, — это не растяжка. Это шрам после борьбы. Как напоминание мне и всем остальным: то, что ты делаешь, это самое прекрасное, — он оставил еще один поцелуй. — Самое храброе, — еще поцелуй. — И самое сильное, что кто-либо может сделать, — он задержал свои губы на моих бедрах еще на секунду. А когда он посмотрел на меня, улыбка озаряла его лицо. — Я преклоняюсь перед тобой, — закончил он.

Я почувствовала, как слезинка скатилась по щеке, только теперь не от страха, вины или грусти. Эта единственная слезинка была полна чего-то другого, очень позитивного. Она была полна счастья, храбрости, веры.

Полна любви.

В этот момент я поняла, насколько была влюблена в Шейна. Как у меня могло занять столько лет, чтобы понять это?

— Шейн, — прошептала я.

— Шшш, — сказал он, медленно стягивая мои штаны вниз по ногам, позволяя им упасть. Пальцами он нежно поглаживал меня через тонкий слой хлопка.

— Позволь мне показать, как я преклоняюсь перед тобой, — сказал он, снимая оставшуюся одежду.

Шейн взял меня за руку, помог переступить через одежду и уложил на кровать, оставив ноги свисать через край. Он ухмыльнулся, и опустил голову между моих бедер. В ту же секунду, когда языком он коснулся сладкого местечка, я запрокинула голову, уплывая туда, где ничего, кроме этого, не было важно. Я позволила себе расслабиться, впустила в себя это ощущение. Отпустила переживания. И хотя Шейн и не сказал снова те три слова, но преклоняться передо мной — это тоже не так уж и плохо.