Нефертари. Царица египетская

Глава двадцатая СЕВЕРНОЕ МОРЕ

Золотистая предрассветная дымка окутала десять кораблей, стоявших на якоре у ступеней дворца. Самым большим из них был корабль «Благословение Амона». Пятьдесят воинов, переодетых торговцами, грузили на него бочонки с песком. Корабль не отличался от своих собратьев, вот только на мачтах у него развевались под легким ветерком царские знамена. Чтобы разгуливать по палубе и изображать царевну, отыскали какого-то мальчика. Он стоял сейчас рядом с Аша, разглядывая украшенный самоцветами нож. Как только начнется бой, мальчика спрячут в каюте. Придворные дожидались нашего отплытия, чтобы вернуться в теплые покои дворца и приступить к завтраку. Когда погрузили последний бочонок, Исет прижалась к Рамсесу.

— Нарочно тянет время, — сердито сказала я.

Уосерит улыбнулась.

— Пусть все придворные видят, как она строит из себя дурочку, а ты спокойно стоишь, готовая отправиться на войну.

Исет разрыдалась на плече у Рамсеса, и по ее щекам черными полосами сползала краска. Впервые за все годы, что я ее знала, она не была ни красивой, ни привлекательной и, судя по скованной походке, еще не оправилась после родов.

— Вдруг что-то случится с Рамсесом, — рыдала она. — Как я дам тебе знать?

— Мы увидимся в Аварисе, — мягко пообещал Рамсес.

Он отнял Исет от своего плеча и с тревогой посмотрел на Ашу.

— А если беда случится с тобой? — возвысила голос Исет.

Рамсес попытался ласково улыбнуться, но тут она совершила ошибку.

— Займет ли царевич твое… — Исет тут же поняла, какую допустила оплошность. — Я имела в виду, как он займет в жизни достойное место, если будет расти без отца?

Однако было уже поздно. Исет себя выдала, и Рамсес отвечал холодно:

— К счастью, фараонов охраняют боги. Нашему сыну не придется расти без отца.

Я двинулась вперед и присоединилась к Рамсесу у края причала. Он спросил — и его слышали все визири:

— Царица-воительница готова к отплытию?

Тяжесть диадемы не помешала мне гордо вздернуть голову.

— Царица готова показать пиратам-шардана, что Египет не позволит разбойникам грабить народ.

По небу тянулись длинные облака, поднималось солнце, вокруг перекликались ибисы — прекрасный день для отплытия. Мы поднялись на борт «Благословения Амона»; Хенуттауи зашептала что-то на ухо Исет. Впрочем, какие бы планы ни вынашивала жрица Исиды, мои друзья смогут ей помешать. Я махала Уосерит рукой, пока мы не вышли из лагуны, — вдали еще долго виднелись бирюзовое одеяние и темноволосая голова, прильнувшая к плечу Пасера.

Рамсес стоял рядом со мной. Корабль быстро скользил по реке, на мачтах, словно женские кудри, развевались голубые с золотом флажки.

— Сколько я помню, Уосерит и Пасер всегда друг друга любили, — заметил Рамсес. — Ты никогда не интересовалась, почему они не поженятся?

Я поплотнее закуталась в плащ и ответила, тщательно подбирая слова:

— Видимо, боятся навлечь на себя гнев Хенуттауи.

— Хенуттауи может выбрать себе в мужья кого угодно, — убежденно сказал Рамсес. — Она, конечно, не станет возражать.

— Станет, если Уосерит выйдет за человека, который интересует Хенуттауи.

Рамсес уставился на меня.

— Пасер?

Я кивнула.

— И откуда ты об этом знаешь?

— Уосерит рассказала.

Мы спустились в каюту. Под изображением богини Сехмет, разящей своих врагов, стояла кровать.

— О чем она еще рассказывала?

Я посмотрела ему в глаза и решила рискнуть.

— Пасер нужен Хенуттауи только потому, что сама она его не интересует. Так считает Уосерит.

Мы уселись в кресла перед столиком для игры в сенет.

— Хенуттауи меня иногда настораживает, — признался Рамсес. — Она красива, но из-за ее красоты проглядывает что-то темное. Ты не замечала?

Я сдержалась и не стала рассказывать все, что знала о Хенуттауи, хотя мне и хотелось встряхнуть Рамсеса, чтобы он очнулся и понял, какова его тетка. Но вместо этого я произнесла:

— Я бы отнеслась к ее советам с большой осторожностью.

Три дня мы плыли по реке. Останавливались по ночам — готовили еду на берегу, пили шедех из дворцовых подвалов. Я была здесь единственной женщиной и, если не считать мальчика, нанятого изображать царевну в Северном море, самой молодой. Мы пели песни, ели жареную утятину на взятой из дворца посуде; у воинов, сидевших вокруг костров, тек по пальцам жир.

На четвертую ночь Рамсес объявил:

— Местные жители сообщили, что всего несколько дней назад шардана напали на судно, шедшее в Аварис, к моему отцу.

Среди воинов, сидевших у костров, пронесся возмущенный ропот.

— Завтра пошлем лазутчика, — решил Аша.

В серебристом лунном свете он казался старше своих девятнадцати лет. Когда мы учились в эддубе, по нему сохли все девушки. Интересно, есть ли у него кто-нибудь, собирается ли он жениться?

— Лазутчик пойдет сушей, — продолжал Аша. — Как только мы найдем пиратов, отправим вперед «Благословение Амона», а остальные корабли будут держаться неподалеку, за излучиной. Потом снова пошлем человека, он даст сигнал, что пираты приближаются к нашему купеческому кораблю, и мы тут же атакуем.

Аша вскочил на ноги; по пустынному берегу эхом отдались одобрительные крики воинов.

Поздно ночью мы вернулись в каюту. Рамсес обнял меня сзади и гладил мои плечи. Мы дышали в лад, наши тела разделяла только моя набедренная повязка. Он медленно потянул за ее край, и она упала на пол. Я вздрогнула от его прикосновения, а Рамсес поднял меня на руки и опустил на кровать. Он прижался ко мне всем телом, вдыхая запах моей кожи, умащенной жасмином. Корабль стонал и скрипел — и нас никто не мог подслушать. Наконец мы уснули, обнимая друг друга.

Утреннюю тишину прорезал громкий крик. Мы сели на кровати, ничего спросонья не понимая. Кто это кричал — зверь, ребенок?

Крик раздался снова, и мы бросились одеваться. На берегу рыдал мальчик, наряженный в женское платье, парик и украшения. Здоровенный воин тряс его за плечи.

— Отпусти его! — приказала я.

Мальчик изумленно разинул рот, словно я спасла его от нещадной порки. Я сошла на берег, и он бросился к моим ногам.

— Не желает он, государь, — объяснил воин. — Перетрусил. Мы пообещали его отцу, конюшему, семь золотых дебенов, если мальчишка прогуляется по палубе; конюший божился, что сынок его не робкого десятка!

Мальчик снова заревел, жалобно запричитал, и я погладила его по щеке.

— Тише, ничего с тобой не случится.

— И что теперь? — спросил воин. — Шардана вот-вот подойдут близко. У молоденькой девушки может груди не быть, но если нарядить взрослого мужчину…

— Нарядим женщиной воина, пусть стоит спиной к борту, — предложила я.

Мой собеседник презрительно фыркнул.

— А если они разглядят его ручищи? Нужно найти кого-нибудь, кто сойдет за женщину. Мы же изображаем корабль, который везет царевну с приданым! — Воин с мольбой посмотрел на Рамсеса. — Что же делать, государь?

Наверное, став отцом, Рамсес все же изменился. Вместо того чтобы рассердиться на мальчишку, он смотрел на него с жалостью. Мальчик снова захныкал. Я оторвала его от своего подола и решительно заявила:

— Придется мне!

Рамсес встревоженно взглянул на меня.

— Ты ведь понимаешь, как это опасно. Нужно будет взять оружие.

— Я привяжу к бедру нож.

Услышав наш разговор, воин даже поперхнулся.

— Но ведь ты… Ты — женщина! Царевна! Ты подвергаешь себя опасности.

— У нас нет выбора! — ответила я. — Пираты уйдут, и мы только зря потеряем время.

Щеки воина раздулись так, что он стал похож на кобру.

— Пусть мальчишка нацепит парик и делает, как договорились! Ты понимаешь, глупый, что твой отец ждет золотые дебены? Если ты вернешься с пустыми руками, он разозлится!

Мальчик смотрел на него вытаращенными от страха глазами и трясся.

— Я сама ему заплачу, — решила я. — И буду ходить по палубе. А как явятся пираты, спрячусь в каюте.

Воин посмотрел на Рамсеса.

— Государь, это ведь твоя жена!

— Потому-то я ей и доверяю действовать. Мы будем поблизости.

Воин от изумления словно утратил дар речи, а мы вернулись на судно.

Вскоре вернулся лазутчик с вестями: пираты совсем недалеко, в протоке, впадающей в Северное море. На «Благословении Амона» немедля подняли якоря. Я сидела в каюте, глядя, как воины, переодетые торговцами, посмеиваясь друг над другом, готовятся выступить в новой для себя роли.

— Когда мы прибудем, — сказал Рамсес, — запрись на засов. Я поставлю охрану снаружи и еще двоих — внутри. Что бы ни случилось, Неферт, что бы ты ни услышала, что бы ты ни думала — из каюты не выходи!

— Да еще неизвестно, встретим ли мы их сегодня.

— Об этом беспокоиться не стоит, — мрачно ответил он. — У них по всему берегу лазутчики; как только мы причалим в Тамиате и начнем выгружать бочки, нас увидят.

— А как же они сообщат на свои корабли?

— С помощью зеркал… или огнем, — предположил Рамсес и поднялся. — И, как я уже говорил, не выходи из каюты. Даже если тебе покажется, что меня ранили. Это не игра. Пираты очень долго не видели женщины. Они живут на воде, питаются тем, что смогут добыть. Стоит им тебя заметить, и они станут ломиться в дверь каюты.

Рамсес говорил серьезно, и я по-настоящему испугалась.

— Если тебя ранят, лучше укрыться в каюте. Ты не сможешь сражаться раненый.

— Я буду драться, пока мы не победим! — заявил Рамсес.

Я боялась, что безрассудство заведет его слишком далеко. Он взял меня за подбородок.

— Ты самая храбрая женщина на свете. Если с тобой случится беда…

— Не случится. Я запрусь, да и стражники меня защитят.

Оставшуюся часть утра мы занимались приготовлениями. Рамсес проследил, как я одеваюсь, помог выбрать парик и посоветовал надеть самые блестящие браслеты — те, что приготовили для мальчика. Я накрасилась посильнее, чтобы краска была видна издалека. Наконец неубранной осталась только шея. Рамсес стал застегивать на мне золотое ожерелье; я кожей чувствовала его учащенное горячее дыхание. Повернувшись к Рамсесу, я не спеша затянула ремешки на его кожаных доспехах, хотя мне куда больше хотелось погладить мужа по груди. Рамсес надел перевязь с ножнами и опустился на колени, чтобы закрепить перевязь и мне на бедрах. Я вдруг поняла, о чем мы забыли.

— Волосы! Ведь купцы заплетают их в косу!

Мы уже несколько дней толком не мылись, но волосы моего мужа до сих пор пахли лавандой. Я поглядела на него и вздохнула.

— Кто из фараонов так прекрасен перед битвой?

Рамсес засмеялся.

— Мне сейчас нужна не красота, а твердая рука.

В полдень мы вышли из мутных нильских вод на бесконечный голубой простор Северного моря.

Наш корабль причалил в порту Тамиат, и Рамсес взял меня за руку.

— Мы на месте. Бочки уже выгружают. — Он улыбался, но во взгляде его сквозило беспокойство. — Ты готова?

Я посмотрелась в бронзовое зеркало. Грудь моя после родов еще не уменьшилась, на плечах лежали красивые косички нубийского парика. Серьги — бирюзовые, и даже сандалии украшены драгоценными камнями. Никто не примет меня за простолюдинку и уж тем более — за мужчину.

Вслед за Рамсесом я вышла на палубу, где нас встретил Аша.

— Эта повязка тебе очень идет!

В поношенной набедренной повязке, взятой, наверное, у уличного торговца, Рамсес походил на какого-нибудь уборщика палубы. Выдать его могли только сандалии — хорошей работы и на толстой подошве.

— Смейся! — развеселился фараон. — Зато от меня не несет рыбой, как от некоторых!

Аша понюхал свою накидку. Где он только достал такое гадкое тряпье? Мужчины повернулись ко мне.

— Ты все помнишь? — спросил Рамсес.

Я кивнула. Семеро воинов в одежде торговцев привязали судно к причалу и принялись выгружать бочонки с песком. Я стояла на носу, вдыхала морской воздух и запах воды и старалась побольше подставлять солнцу свои украшения.

Море совершенно не похоже на Нил. На берег обрушиваются пенистые волны, встают на дыбы и устремляются обратно, словно их поймали в рыбацкие сети и они вырвались на волю. С наветренной стороны появились два корабля. Разгружавшие наше судно воины насторожились. Я взглянула на Рамсеса, который стоял на носу, держа сигнальное зеркало. Воин с кормы крикнул:

— Шардана идут! Я узнаю их флаги, государь!

Рамсес поднял зеркало над головой, и трое наших лазутчиков, ожидавших сигнала, побежали к остальным кораблям — сообщить о пиратах.

Аша повернулся ко мне.

— Скорее в каюту и запри дверь.

— За меня не беспокойся, — сказала я Рамсесу. — Покажи этим разбойникам, что Египет не дает спуску грабителям!

В каюте я заперлась и присела на кровать. По обеим сторонам столика для игры в сенет стояли вооруженные мечами и копьями воины, но во рту у меня все равно пересохло от страха. Руки дрожали. Я засунула кисти под себя, пытаясь не выдать своего испуга, — не только у слуг бывают длинные языки.

Борт судна глухо стукнул о причал, раздались крики. На палубу стали прыгать люди. За дверями каюты началось сражение — такое яростное, словно сам Анубис явился на палубу «Благословения Амона». Кто-то изумленно завопил на чужом языке — наверное, пираты увидели, как люди фараона сбросили накидки и обнажили оружие. До меня доносился скрежет металла; в дверь ударилось что-то тяжелое, и я вскрикнула. Мои стражи не двинулись с места. Один, с седыми волосами, спокойно сказал:

— Они сюда не войдут.

— Откуда ты знаешь? — едва выдохнула я.

— На этом корабле перевозили когда-то казну, — объяснил воин. — Ни на одном судне нет таких прочных дверей.

Крики стали громче и участились. Послышался чей-то радостный вопль:

— Наши корабли!

Шардана поняли, что их окружили, но драться не перестали.

Солнце стояло высоко в небе, когда прозвучал ликующий голос фараона. Я распахнула дверь, и Рамсес заключил меня в объятия.

— Мы взяли в плен больше сотни, — объявил он. — Теперь они не станут грабить корабли у Тамиата. Ни одного шардана — от Египта до Крита и Микен. Пойдем!

Он повел меня к носу корабля. Воины приветствовали Рамсеса, поднимая мечи, а я вдруг заметила пятна крови на повязке фараона.

— Слава Рамсесу Великому и царице-воительнице!

Сотни воинов подхватили приветствие, крики понеслись над водой и долетели до корабля, где сидели пленные пираты. На пристани разгружали пиратские корабли — раскрытые сундуки, наполненные сверкавшими на солнце драгоценностями и слоновой костью, похищенные сокровища, которым, казалось, не было конца: бирюзовые амулеты, серебряные блюда с кораблей, шедших на Крит, красные кожаные доспехи, алебастровые сосуды, расписанными сценами взятия Трои, золотые носилки, украшенные бусинами из сердолика и голубого стекла…

Рамсес обнял меня за талию.

— Воины только и говорят, что о тебе. Неслыханно отважный поступок.

— О чем ты! — отмахнулась я. — Прогуляться по палубе…

— Столько пленных! — сказал Аша. — Придется поместить их на разные суда. Как мы с ними поступим? Они чего-то требуют, а я ни слова не понимаю.

Я оторвалась от Рамсеса.

— На каком языке они говорят?

— Я его раньше не слышал. Один, правда, говорил на языке хеттов.

— Тогда, наверное, и другие понимают этот язык, — предположила я. — Может, узнали его у троянцев. Что им сказать?

— Они — пленники, — напомнил Рамсес. И повторил мои же слова: — Египет не дает спуску грабителям.

Я улыбнулась.

— А сам ты к ним выйдешь? — спросил Аша.

Это было рискованно. Рамсес не хотел, чтобы шардана считали себя важными птицами, раз ими занимается сам фараон. Но если он выйдет на палубу в немесе, с жезлом, они узнают, кого разгневали, и поймут, что никто, разгневавший Рамсеса, безнаказанным не останется.

Рамсес посмотрел на пристань, полную награбленных сокровищ, и щеки его зарумянились от удовольствия.

— Да, я пойду.

Кто-то из воинов побежал за короной, а Аша, как всегда осторожный, сказал мне:

— Это пираты, так что будь начеку. Они люди свирепые, и если кто-то из них вдруг вырвется…

— Вы с Рамсесом меня защитите.

Мы поднялись на первый корабль, где держали пленников. Удушливый запах крови и мочи заставил меня прикрыть нос рукавом. Я готовилась увидеть закованных людей, окровавленных и злых. Оказалось, раненых перенесли на другой корабль, а пятьдесят человек, что сидели, щурясь на солнце, вид имели вызывающий. В отличие от хеттов они не носили бород, а волосы их представляли удивительное зрелище — длинные и золотистые. Я остановилась и стала разглядывать пленных. Увидев немес фараона, они затрясли цепями и завопили.

— Успокойтесь! — приказала я на языке хеттов.

Пленники переглядывались. Некоторые смотрели на меня подчеркнуто дерзко, чтобы я поняла, о чем они думают. Однако я не дала себя смутить.

— Я — царевна Нефертари, дочь царицы Мутноджмет, супруга фараона Рамсеса. Вы грабили корабли фараона, присваивали его сокровища, убивали его воинов. Теперь вы за это заплатите — будете служить в войске фараона.

Пленники завопили еще громче, и стоявшие рядом со мной Рамсес и Аша подобрались. Рамсес положил ладонь на рукоять меча.

— Если пойдете служить в войско фараона — прокричала я сквозь шум, — вас будут кормить и одевать и кто-то из вас сможет дослужиться до командира! А станете бунтовать — вас пошлют на каменоломни!

Воцарилась тишина — до людей вдруг дошло, что их не собираются казнить, а будут кормить и обучать.

Рамсес посмотрел на меня.

— Главарей все же придется казнить.

Я серьезно кивнула.

— А остальных…

— Остальные нам еще пригодятся.