Нефертити

Глава вторая

Наша галера была готова отплыть в Фивы через четыре дня после визита тети в Ахмим. Когда на востоке, над храмами нашего города, взошло солнце, я остановилась у своего садика с целебными травами и, сорвав листок мирры, поднесла его к носу и зажмурилась. Я буду очень сильно скучать об Ахмиме.

– Перестань разыгрывать трагедию, – раздался за спиной голос сестры. – В Малкате у тебя появится великое множество садов.

– Откуда ты знаешь? – Я окинула взглядом свои растения, за которыми бережно ухаживала. Васильки, мандрагора, мак, крошечное гранатовое дерево, которые мы с Ранофером посадили вместе.

– Как – откуда? Ты же будешь сестрой старшей жены царя. А если там садов не окажется, я прикажу вырастить их!

Я рассмеялась, и она последовала моему примеру, а потом взяла мою руку в свои ладони:

– И кто знает? Быть может, мы построим для тебя целый храм и сделаем тебя богиней садов.

– Нефертити, не смей говорить такие вещи.

– Через два дня я выйду замуж за бога, а значит, и сама стану богиней, а ты будешь сестрой богини. Получается, что в силу родственных связей и ты обретешь божественные черты, – пошутила она, чем изрядно меня шокировала.

Наша семья была слишком близка с фараонами Египта, чтобы верить в их божественную природу так, как это делали простолюдины, когда им приказывали верить, дабы они не осмелились бросить вызов их власти. Однажды вечером отец растолковал это мне, и я испугалась, что потом он скажет, что и Амона-Ра не существует, но, к счастью, до этого не дошло. Есть вещи, в которые вы верите для удобства и собственного спокойствия, а есть те, которые чересчур сокровенны и священны, чтобы опровергать их.

Несмотря на планы, которые изложила передо мной Нефертити, я расставалась со своим маленьким садиком с грустью в душе, но при этом постаралась взять с собой столько трав, сколько смогла, пересадив их в небольшие горшочки, а слуг попросила позаботиться об остальных ради меня. Они пообещали исполнить мою просьбу, но я сомневалась, что они и впрямь станут уделять должное внимание унаби или поливать мандрагору водой в нужных количествах.

Поездка в Фивы из Ахмима оказалась недолгой. Наша галера пробралась между зарослями тростника и камышей, а потом принялась рассекать мутные воды Нила, держа курс на юг, в сторону столицы фараонов. Отец, сидевший на носу, улыбнулся моей сестре, и она ответила ему улыбкой со своего места под навесом. А потом он поманил меня к себе пальцем.

– На солнце у тебя кошачьи глаза, – сказал он, – зеленые, как изумруды.

– Совсем как у мамы, – ответила я.

– Да, – согласился он. Но он подозвал меня к себе не затем, чтобы поговорить о моих глазах. – Мутноджмет, сейчас ты нужна своей сестре как никогда. Грядут опасные времена. Когда новый фараон восходит на трон, наступает период неопределенности, а сейчас – в особенности. Ты станешь старшей придворной дамой своей сестры, но ты должна быть очень осторожна в том, что делаешь и говоришь. Я знаю, что ты – честная девочка, – сказал отец и улыбнулся. – Иногда – себе во вред. Но при дворе нет места честности. Ты должна остерегаться Аменхотепа, – предупредил он, отвернувшись и глядя на воду. Там, на солнце, безжизненно обвисли рыбацкие сети. В это время дня все работы прекращались. – Кроме того, тебе придется сдерживать и Нефертити.

Я с удивлением уставилась на него:

– Каким же это образом?

– Давая ей советы в нужный момент. Ты обладаешь терпением и умеешь ладить с людьми.

Я покраснела. Он еще никогда не говорил мне ничего подобного.

– Нефертити горяча и вспыльчива. И я боюсь… – начал отец, затем лишь покачал головой, но так и не сказал, что имеет в виду.

– Ты сказал тете Тие, что Нефертити сможет руководить принцем. Но почему им нужно руководить?

– Потому что он тоже горяч и вспыльчив. И амбициозен.

– Но разве плохо иметь амбиции?

– Только не такие. – Он накрыл мою руку своей ладонью. – Сама увидишь. Просто держи глаза и уши открытыми, моя малышка. И, если поймешь, что назревают неприятности, сразу беги ко мне.

Отец понял, в каком направлении потекли мои мысли, и улыбнулся:

– Не волнуйся. Все не так уж плохо. В конце концов, это не такая уж и большая цена за корону Египта. – Он показал глазами на берег и сказал: – Ну вот, мы почти на месте.

Я посмотрела вдаль через нос галеры. Теперь, когда мы приблизились ко дворцу, кораблей, длинных судов с треугольными парусами, как у нас, стало намного больше. Женщины подбегали к бортам своих лодок, чтобы взглянуть на нашу галеру и рассмотреть, кто идет на ней. Золотистые вымпелы, реющие на мачте, означали, что на борту находится мой отец, визирь Старшего фараона, и все понимали, что он везет с собой будущую царицу Египта.

Нефертити скрылась в каюте и вышла из нее в новом платье. На шее у нее искрились солнечными зайчиками редкой красоты драгоценные камни, которые оставила ей наша тетя. Подойдя ко мне на нос судна, она остановилась рядом, подставляя лицо свежему ветерку и брызгам.

– Великий Озирис! – воскликнула я. – Смотри! – На берегу ждали нашего прибытия пятьдесят воинов и по крайней мере две сотни слуг.

Первым на берег сошел отец, за которым последовала моя мать, потом Нефертити и уже за нею – я. Таков был церемониал в нашей семье. Я подумала, а как изменится иерархия после коронации моей сестры?

– Ты только взгляни на паланкины, – я не смогла сдержать восторга.

Украшенные позолотой и ляписом, с шестами из черного дерева, они были великолепны.

– Должно быть, они принадлежат Старшему, – сказала Нефертити, на которую это зрелище тоже произвело впечатление.

Нас усадили каждого в свой паланкин, завешенный драпировками, и я потихоньку раздвинула их, чтобы еще раз взглянуть на Фивы, купающиеся в лучах полуденного солнца. При этом я подивилась тому, как может Нефертити оставаться равнодушной, сидя за плотно задернутыми занавесками в своем паланкине, ведь она ни разу до этого еще не видела Фив. Но я видела ее тень, гордую и прямую посреди ее паланкина, заставляющую вести себя сдержанно и с достоинством, пока нас быстро несли по городу, в который нас никогда не брал отец. Нас сопровождал оркестр из дюжины флейтистов, а за окнами проплывали дома из песчаника, из которых выглядывали лица сотен любопытных. Мне вдруг захотелось оказаться в одном паланкине с матерью, чтобы разделить с нею радость нашего вхождения в свет. Пока акробаты и музыканты развлекали собравшиеся толпы зрителей, мы миновали храм Аменхотепа Великолепного и колоссальную пару статуй, изображавших его в качестве бога. А потом, на самой границе дюн, на горизонте вдруг заблестело озеро. Вытянув шею в надежде рассмотреть его, я едва не вывалилась из паланкина. Озеро было рукотворным, выкопанным в форме полумесяца, и окружало дворец. Лодки под маленькими парусами скользили взад и вперед там, где полагалось бы раскинуться пескам и пальмам, и я вспомнила, как отец рассказывал о том, что Аменхотеп Великолепный приказал выкопать озеро в знак своей любви к королеве Тие и что второго такого озера не было во всем Египте. В ярких солнечных лучах оно сверкало и переливалось серебром и лазурью. В этот момент мы приблизились к дворцовым воротам и толпа расступилась.

Я быстро уселась обратно на подушки и задернула занавески. Мне не хотелось, чтобы меня приняли за крестьянку, никогда не выезжавшую за пределы Ахмима. Но даже с задернутыми занавесками я догадалась, когда мы въехали на территорию дворца. Вдоль дороги выстроились деревья, и я по теням сумела разглядеть силуэты небольших святилищ, особняков важных государственных чиновников, мастерской царского двора и маленьких, приземистых помещений для слуг. Но вот носильщики поднялись по ступеням на верхнюю площадку и опустили паланкины наземь. Когда мы раздвинули занавески, то оказалось, что Фивы лежат перед нами как на ладони: озеро в форме полумесяца, глинобитные дома, рынки и фермы, а позади них виднелся Нил.

Мой отец отряхнул свою церемониальную юбку-схенти^* и сообщил о своих намерениях слугам:

– Нас следует проводить в отведенные нам покои и распаковать наши вещи. Когда же мы совершим омовение и переоденемся, то предстанем перед Старшим.

Слуги в знак покорности склонились в глубоком поклоне, и я заметила, что на мать произвело необычайное впечатление то, какой властью пользуется в Фивах ее супруг. В Ахмиме он был всего лишь нашим отцом, мужчиной, любившим читать на берегу пруда с лотосами и навещать храм Амона, чтобы полюбоваться закатом над полями. Но здесь, во дворце, он превращался в великого визиря Эйе, одного из самых уважаемых сановников царства.

Появился бритоголовый слуга, щеголявший детской косичкой из длинной пряди волос, закрученной на конце в локон. Он был худощав и тонок в кости и носил отороченную золотом юбку. Подобные излишества разрешались исключительно слугам самого фараона.

– Я провожу вас в ваши комнаты, – торжественно произнес слуга и повел нас внутрь. – Досточтимый визирь Эйе и его супруга Тея разместятся во дворе слева от фараона. Справа от него живет принц, рядом с которым расположатся госпожа Нефертити и госпожа Мутноджмет.

За нашими спинами набежавшие слуги разбирали наши многочисленные сундуки. Дворец имел форму анка, египетского креста, центр которого занимал фараон. Вокруг него, в кажущемся беспорядке, в различных дворах обитали его сановники, и, когда мы проходили мимо открытых площадок, женщины и дети бросали свои дела, чтобы взглянуть на нашу процессию. «Вот такой отныне будет наша жизнь, – подумала я. – У всех на виду».

Наш провожатый прошел через несколько дворов, выложенных яркими плитами и украшенных рисунками папирусных полей, после чего свернул в залу, где все остановились.

– Комнаты визиря Эйе, – церемонно провозгласил слуга. Он распахнул двери, и из каждой ниши в зале на нас уставились гранитные статуи. Это была комната, полная роскоши и света, с плетеными корзинами и деревянными столиками на резных ножках из слоновой кости.

– Отведи моих дочерей в их комнаты, – распорядился отец, – после чего сопроводи их в Большой зал на ужин.

– Мутни, оденься должным образом, – предупредила меня мать, не обращая внимания на слуг, чем привела меня в изрядное смущение. – Нефертити, учти, там будет и принц.

– С Кией? – осведомилась та.

– Да, – ответил отец. – Мы устроили так, что драгоценности и наряды принесут тебе прямо в комнату. Времени у тебя – до заката. Мутни поможет тебе.

Отец перевел взгляд на меня, и я кивнула.

– Кроме того, я распорядился, чтобы вам прислали камеристок. Это самые искусные служанки во дворце.

– В чем именно? – поинтересовалась я по своему невежеству. В Ахмиме у нас никогда не было камеристок. Нефертити даже зарделась от досады.

– В косметике и прочих женских ухищрениях, – ответил отец.

В наших покоях имелась настоящая кровать. Не тростниковый или соломенный тюфяк вроде тех, на которых мы спали у себя в поместье, а большая, украшенная резьбой и занавешенная льняным пологом платформа из черного дерева, которую нам предстояло делить с Нефертити. На случай ночной прохлады в выложенный плитами пол была вделана жаровня, у которой можно потягивать горячее пиво и кутаться в теплые одеяла. А в отдельной комнате, предназначенной исключительно для переодевания, обнаружился туалет из известняка. Я подняла крышку, и Нефертити оглянулась в ошеломлении. Наш провожатый с нескрываемым интересом наблюдал за нами. Под крышкой располагался керамический резервуар, наполненный розмариновой водой. Теперь нам больше не придется пользоваться деревянным стульчаком и горшком. Такой комнаты не устыдилась бы принцесса Египта. Провожатый прервал наш осмотр, пояснив, что я буду спать с Нефертити на одной постели до тех пор, пока она не выйдет замуж, после чего ей полагается отдельная кровать.

Повсюду виднелись символы царственной жизни. Деревянные колонны были инкрустированы цветочной резьбой и раскрашены в синие, зеленые, темно-желтые и красные тона. По стенам летали белые цапли и ибисы^*, нарисованные весьма искусной рукой. Даже выложенный плиткой пол искрился жизнью, а мозаичный пруд с лотосами выглядел настолько реалистично, что нам казалось, будто мы, подобно богам, могли ходить по воде. Наш провожатый исчез, и Нефертити окликнула меня:

– Ты только посмотри!

Она прикоснулась к поверхности зеркала, в котором поместилось бы отражение нескольких таких, как мы, девушек, и мы уставились в него. Невысокая, худенькая Нефертити и я. Нефертити улыбнулась, глядя на себя в полированную бронзу.

– Вот такими мы останемся в вечности, – прошептала она. – Молодыми и красивыми.

«Молодыми – это уж точно», – подумала я.

– Сегодня вечером я должна выглядеть величественно и блистательно, – заявила вдруг Нефертити, резко отвернувшись от зеркала. – Мне нужно обязательно затмить Кию. Старшая жена – это всего лишь титул, Мутноджмет. Аменхотеп запросто может сослать меня в какой-нибудь гарем, если я не сумею очаровать его.

– Наш отец ни за что такого не допустит! – запротестовала я. – В этом дворце для тебя всегда найдется комната.

– Дворец или гарем, – решительно заключила она тоном, исключавшим любую дискуссию, и вновь повернулась к зеркалу, – какое это имеет значение? Если я не произведу на него нужного впечатления, то всю оставшуюся жизнь проведу в своей комнате и так и не узнаю, каково это – повелевать царством.

Нефертити изрядно напугала меня подобными речами. Я все же предпочитала ее непоколебимую самоуверенность тому, что может случиться, если она не сумеет стать фавориткой. Вдруг я заметила какое-то движение в зеркале за нашими спинами и замерла. В нашу комнату неслышно вошли две женщины. Нефертити резко обернулась, и одна из женщин шагнула вперед. Одета она была по последней придворной моде, в ушах у нее покачивались небольшие золотые сережки, а ноги были обуты в расшитые бисером сандалии. Она улыбнулась, и на щеках у нее заиграли ямочки.

– Нам было приказано отвести вас в купальни, – сообщила она, протягивая нам льняные полотенца и мягкие купальные накидки. Она была ненамного старше Нефертити. – Меня зовут Ипу.

Она окинула нас взглядом своих черных глаз, оценивающе глядя на мои взлохмаченные волосы и стройную фигурку Нефертити. Показав на женщину рядом с собой, она улыбнулась:

– А это – Мерит.

Уголки губ Мерит дрогнули и поползли кверху, и я отметила, что выглядит она куда высокомернее Ипу. Тем не менее поклон ее был глубоким. Подойдя к нам, она взмахнула увешанной браслетами рукой, показывая на дверь, ведущую во двор:

– Купальни находятся там.

Я вспомнила холодные медные ванны в Ахмиме, и мне тут же расхотелось мыться. Ипу же, однако, болтала не умолкая.

– Мы будем вашими камеристками, – сообщила она. – Прежде чем вы оденетесь или соберетесь выйти из комнаты, мы должны будем убедиться, что у вас все в порядке. У принцессы Кии имеются свои собственные камеристки и помощницы. Женщины при дворе стараются во всем подражать ей: глаза они красят так же, как и она, а стоит ей сделать себе новую прическу, как все женщины Фив следуют ее примеру. Пока что, – с улыбкой добавила служанка.

Двое стражников церемонно распахнули двойные двери, ведущие в купальню, и, когда пар перед глазами рассеялся, я восторженно ахнула. Вода из резервуаров изливалась в длинный, выложенный узорчатой плиткой бассейн, окруженный каменными скамьями и нагретым солнцем булыжником. Побеги буйной зелени, растущей в вазах, обвивали колонны и тянулись к свету.

Нефертити окинула зал с колоннами удовлетворенным взглядом.

– Представляешь, отец знал обо всем этом, но все равно предпочел растить нас в Ахмиме!

С этими словами она отбросила в сторону свое льняное полотенце.

Мы уселись на каменные скамьи, и наши новые камеристки попросили нас прилечь.

– Ваши плечи очень напряжены, госпожа. – Ипу надавила на них, чтобы ослабить напряжение у меня в спине. – Зачастую у пожилых женщин плечи мягче, чем у вас! – Она рассмеялась, и я про себя подивилась ее фамильярности. Но по мере того как она массировала мои плечи, я почувствовала, как из них уходит напряжение.

Бусины, вплетенные в головной убор Ипу, негромко позвякивали, и я ощущала запах, исходящий от ее льняного облегающего платья, – так пахли цветки лотоса. Я сомкнула веки, а когда вновь открыла глаза, оказалось, что в бассейне уже плещется какая-то женщина. И почти сразу же засуетилась Мерит, укутывая мою сестру в просторную накидку.

Я села.

– А где…

– Ш-ш, тише. – Ипу вновь нажала мне на спину.

Я ошеломленно смотрела, как удаляются Нефертити и Мерит.

– Куда это они собрались?

– Обратно в ваши покои.

– Но почему?

– Потому что здесь Кия, – ответила Ипу.

Я покосилась на бассейн, в котором женщина как раз окунала в воду волосы с вплетенными в них бусинами. Личико у нее было маленьким и узким, нос – с легкой горбинкой, но тем не менее в ней чувствовалась несомненная притягательность.

Ипу прищелкнула языком:

– У меня закончилась лаванда. Побудьте здесь, но ничего не говорите. Я сейчас вернусь.

Как только Ипу ушла, Кия направилась ко мне, обернув полотенце вокруг талии. Я тут же села и последовала ее примеру.

– Значит, это тебя называют Кошачьи Глаза, – сказала она, уселась напротив и принялась пристально меня разглядывать. – Полагаю, сегодня ты впервые оказалась в купальне?

Она заглянула под мою скамью, и я, проследив за ее взглядом, поняла, что наделала. Я сложила свой купальный халат прямо на земле, и теперь вода намочила его края.

– Во дворце у нас есть шкафы для таких вещей. – Она усмехнулась, а я посмотрела туда, где висела ее одежда, и покраснела.

– Я не знала об этом.

Кия выразительно приподняла брови:

– Полагаю, твоя служанка должна была предупредить тебя об этом. Ипу славится на все Фивы. Все женщины при дворе хотят заполучить ее из-за умения обращаться с краской, а царица взяла и отдала ее тебе.

Кия помолчала, ожидая моей реакции. Сообразив, что таковой не последует, она подалась вперед:

– Ну-ка, признавайся, то была твоя сестра?

Я кивнула.

– Она очень красива. Должно быть, в Ахмиме она была украшением любого сада. – Кия взглянула на меня из-под длинных ресниц. – Держу пари, у нее было множество поклонников. Наверняка ей было нелегко расстаться с ними, – доверительным тоном сообщила она мне, – особенно если она была влюблена.

– Нефертити не влюбляется, – ответила я. – Это мужчины влюбляются в нее.

– Мужчины? Значит, их было много?

– Нет, только наш учитель, – быстро ответила я.

– Учитель? – Кия откинулась назад, устраиваясь поудобнее.

– В общем, это был не ее учитель, а мой.

Во дворе эхом разнеслись шаги Ипу, и Кия тут же встала и ослепительно улыбнулась.

– Мы еще побеседуем с тобой, малышка.

Ипу заметила нас, и на лице ее отобразилась тревога. Но Кия уже выскользнула за дверь, кутаясь в свою промокшую накидку.

– Что случилось? – требовательно спросила Ипу, подходя ко мне. – Что сказала вам принцесса Кия?

Я заколебалась:

– Только то, что Нефертити красива.

Ипу подозрительно прищурилась, глядя на меня:

– И больше ничего?

Я решительно тряхнула головой:

– Нет.

Когда я вернулась в наши покои, Нефертити уже была там, надев платье с глубоким вырезом. Мое оказалось точно таким же, но когда я его надела, стало очевидно, что сыскать двух более непохожих друг на друга сестер было бы весьма затруднительно. На мне оно висело мешком, ниспадая чуть ли не до пола, тогда как у Нефертити оно плотно облегало ее тоненькую талию и поднималось к груди, делая ее еще выше.

– Подожди! – воскликнула Нефертити, когда Мерит уже занесла гребешок над ее головой. – А где сафлоровое масло?

Мерит нахмурилась:

– Что, госпожа?

– Сафлоровое масло, – повторила Нефертити, глядя на меня. – Моя сестра всегда советует мне использовать его. Чтобы предотвратить выпадение волос.

– Но мы не пользуемся сафлоровым маслом, госпожа. Прикажете найти?

– Да. – Нефертити откинулась на спинку кресла, глядя вслед Мерит. Окинув взглядом мое платье, она одобрительно кивнула: – Видишь? Ты можешь выглядеть очень мило, если захочешь.

– Спасибо, – кисло отозвалась я.

Солнце уже зашло, когда мы наконец были готовы; Ипу и Мерит оказались в точности такими искусницами, как и обещал отец, и они уверенной рукой подкрасили нам губы, подвели глаза сурьмой, окрасили хной наши груди и в завершение водрузили нубийские парики нам на головы.

– Прямо поверх волос? – возмутилась было я. Нефертити метнула на меня недовольный взгляд, но парик был тяжелым, со множеством косичек и мелких бусинок, и мне в нем было душно и жарко. – Его обязательно надо носить?

Ипу подавила смешок:

– Да, госпожа Мутноджмет. Их носят все, даже царица.

– Но как он крепится на голове?

– С помощью пчелиного воска и смолы.

Она завязала мои длинные волосы узлом и ловко водрузила парик мне на голову. Эффект оказался на удивление симпатичным. Косички элегантно обрамляли мое лицо, а зеленые бусины оттеняли цвет моих глаз. Должно быть, Ипу сама подобрала для меня такой цвет, потому что у Нефертити бусины были серебристыми. Я сидела и старалась не дышать, пока моя камеристка наносила крем мне на грудь. После чего она осторожно сняла крышку с баночки и, насыпав на ладонь горстку сверкающей субстанции, осторожно подула на нее – меня осыпало золотой пылью. Мельком увидев свое отражение в зеркале, я ахнула. Я выглядела настоящей красавицей!

И тут Нефертити поднялась на ноги.

В ней не осталось и следа усталости после долгого путешествия на барке из Ахмима. Она пребывала в возбуждении, предвкушая предстоящий вечер, и буквально искрилась блеском солнца. Парик ниспадал ей на спину, прикрывая уши, и подчеркивал ее высокие скулы и изящную шею. Перезвон бусин, вплетенных в прядки ее волос, порождал очаровательную музыку, и я подумала, что во всем царстве не найдется мужчины, который устоял бы перед нею. Все ее тело сверкало золотом, даже пальцы на ногах.

Обе служанки отступили на шаг.

– Она великолепна.

Затем они поменялись местами, чтобы оценить работу друг друга, и Мерит одобрительно хмыкнула, глядя на мое лицо.

– Зеленые глаза, – сказала она. – Такой яркой зелени я еще никогда не видела.

– Я подвела их малахитом, – сказала Ипу, гордясь своей работой.

– Получилось просто замечательно.

Я выпрямила спину, но тут моя сестра откашлялась, обрывая миг моего торжества.

– Мои сандалии, – провозгласила она.

Мерит принесла ей сандалии, инкрустированные золотом, после чего Нефертити обернулась ко мне.

– Сегодня вечером я встречаюсь с принцем Египта, – сказала она и вытянула руки, так что браслеты у нее на запястьях отозвались мелодичным перезвоном. – Как я выгляжу?

– Как Исида^*, – совершенно искренне ответила я.

На закате нас препроводили в Большой зал, но еще за несколько дворов до него уже был слышен шум празднества. Прибытие каждого гостя объявлялось с большой помпой, и в ожидании своей очереди Нефертити крепко сжала мне руку.

– Отец уже там? – спросила она, очевидно предполагая, что с высоты своего роста я смогу глядеть поверх голов множества гостей.

– Я ничего не вижу.

– Привстань на цыпочки, – велела она.

Но я все равно ничего не увидела.

– Не волнуйся. Твоего появления не пропустит никто, – пообещала я.

Наша очередь продвинулась на несколько шагов, и теперь я разглядела, что Старший фараон и царица Тия уже сидят внутри. Здесь же находился и принц. Мужчины в очереди то и дело оборачивались, чтобы взглянуть на мою сестру, и я поняла, что отец принял правильное решение, когда велел нам прийти позже всех остальных.

Очередь продвигалась вперед, и вскоре нашим взорам предстал весь зал. Изо всех комнат, что мне уже довелось повидать в Малкате, эта, несомненно, была самой большой и красивой. Глашатай прочистил горло и вытянул вперед руку.

– Госпожа Нефертити, – торжественно провозгласил он, – дочь Эйе, визиря Египта и смотрителя великих дел царя.

Нефертити шагнула вперед, и разговоры в Большом зале смолкли.

– Госпожа Мутноджмет, сестра Нефертити, дочь Эйе, визиря Египта и смотрителя великих дел царя, – продолжал глашатай.

Теперь пришла моя очередь выступить вперед, и я заметила, как гости повернулись, чтобы взглянуть на двух дочерей Эйе, только что прибывших в столицу из маленького городка Ахмим.

Женщины провожали нас изучающими взглядами, пока мы шли к возвышению. Отец встал из-за длинного стола, чтобы приветствовать нас, и мы предстали перед тремя египетскими тронами Гора, разведя руки и поклонившись. Старший фараон сидел на краешке своего кресла, и я заметила, что сандалии его вырезаны из дерева, а подошвы украшены ликами его врагов. Он вперил взор в выкрашенные хной округлые груди Нефертити, хотя такого добра в Большом зале было хоть отбавляй и он мог любоваться этим всю ночь напролет.

– Встаньте, – велела царица.

Мы повиновались, и принц Аменхотеп встретился взглядом с моей сестрой. Нефертити улыбнулась в ответ, и я заметила, что принцесса Кия, сидящая рядом с ним, пристально наблюдает за нами. Затем, поскольку Нефертити еще не была царицей, нас подвели к столу прямо под возвышением, где трапезничали визири и где сидел мой отец.

Нефертити прошипела, не переставая мило улыбаться:

– Это оскорбление – сидеть ниже ее.

Отец погладил золотистую руку сестры:

– Через несколько дней здесь будет сидеть она, а ты станешь царицей Египта.

Мужчины за нашим столом принялись наперебой засыпать Нефертити вопросами о том, как прошло ее путешествие в Фивы, хорошей ли была погода и останавливался ли по пути корабль в каких-либо городах. Я же смотрела на Аменхотепа и заметила, что взгляд его ни на миг не отрывается от лица моей сестры. Должно быть, она тоже сознавала это, поскольку смеялась и флиртовала напропалую, откинув голову и выставляя напоказ изящную шею, всякий раз когда очередной симпатичный сын какого-то визиря подходил к ней и начинал расспрашивать о том, как ей жилось в Ахмиме. Я отметила, что Кия пытается заговорить с принцем, чтобы заставить его оторвать взгляд от моей сестры, но Аменхотеп не позволил отвлечь себя. Мне стало интересно, что же он думает о своей будущей супруге, и я принялась наблюдать за тем, как Нефертити покоряет мужчин одного за другим. Она говорила негромким голосом, и поэтому им приходилось наклоняться к ней, она не спешила раздавать улыбки направо и налево, так что когда она смеялась, мужчины чувствовали себя на седьмом небе от счастья, купаясь в лучах ее света.

Когда подали угощение и мы приступили к трапезе, я растерялась, будучи не в силах решить, куда устремить свой взор: то ли на возвышение, где Старший фараон жадно любовался обнаженными женщинами, чьи гибкие тела извивались перед ним в танце, то ли на принца, который выглядел внимательным и сдержанным, ничуть не походившим на человека, который запомнился мне в гробнице. Я нашла взглядом отца Кии, визиря Панахеси, сидевшего по другую сторону стола. Он носил на пальце царскую печатку, а ростом, пожалуй, не уступал моему отцу. Но если у папы глаза были голубые, то у Панахеси – черные. Скулы у отца, которые унаследовала от него Нефертити, были высокими, тогда как лицо Панахеси было вытянутым и округлым. На его пальцах сверкали золотые перстни, а отец редко надевал драгоценные украшения. Я внимательно рассматривала соперника нашей семьи, пока музыканты не заиграли живую мелодию, и все встали из-за стола, чтобы пойти танцевать. Женщины образовали один круг, мужчины – другой. Отец взял мою мать за руку, чтобы отвести ее в другой конец зала, а Кия критическим взором стала смотреть, как Нефертити поднялась на ноги, чтобы присоединиться к остальным женщинам.

– Ты разве не идешь? – обратилась ко мне с вопросом Нефертити.

– Разумеется, нет! – Я окинула взглядом целую толпу симпатичных дочек придворных, все они воспитывались в Фивах и умели танцевать модные танцы. – Я не знаю ни единого па. А как собираешься танцевать ты?

Нефертити пожала плечами:

– Я буду смотреть и учиться.

Пожалуй, Мерит успела преподать ей несколько уроков наедине, и я с изумлением увидела, как сестра подпрыгивает и кружится в такт с остальными, в вихре голубого и золотистого цветов. Сидеть остались всего несколько женщин, и я с беспокойством отметила, что за столом я была не одна. Панахеси тоже не двинулся с места. Я покосилась на него, глядя, как он опустил подбородок, увенчанный короткой черной бородкой, на скрещенные пальцы – единственный сановник при дворе, отрастивший длинные волосы. Он заметил, что я смотрю на него, и сказал:

– Должно быть, ты пребываешь в полном восторге. Юная девушка из Ахмима, прибывшая ко дворцу, сверкающему празднествами, роскошью и золотом. Ну и почему же ты не танцуешь?

Я неловко поерзала на кресле и призналась:

– Я не умею танцевать.

Он недоверчиво приподнял брови.

– Но твоя сестра чувствует себя здесь как рыба в воде, – заметил он, и мы оба посмотрели на Нефертити, которая танцевала столь беззаботно, словно мы всю жизнь провели при дворе. Панахеси перевел взгляд с нее на меня и улыбнулся: – Похоже, вы – всего лишь сводные сестры.

Я понадеялась, что румяна Ипу скрыли охватившее меня чувство унижения, и быстренько прикусила язык, чтобы не брякнуть что-нибудь резкое в ответ.

– А теперь скажи мне, – продолжал Панахеси, – имея в царском гареме сестру, за кого выйдешь замуж ты сама?

Я почувствовала, как во мне поднимается раздражение.

– Мне всего тринадцать лет.

– Разумеется, ты совсем еще маленькая.

Его взгляд скользнул по моей груди. Внезапно рядом оказалась Нефертити. Музыка закончилась.

– Да, но расцветающая женщина всяко лучше увядающего старика. – Она многозначительно взглянула на схенти Панахеси. Тут появился наш отец и занял свое место за столом.

Панахеси оттолкнул свое кресло и встал.

– Ваши дети – само очарование, – резко бросил он. – Уверен, что принц полюбит их всей душой.

Он так быстро направился прочь, что его белая накидка вздулась пузырем, и отец строго спросил:

– Что тут у вас произошло?

– Визирь… – начала было я, но Нефертити оборвала меня:

– Ничего.

Отец окинул Нефертити долгим взглядом.

– Ничего, – повторила она.

– Я предупреждал вас, чтобы вы были осторожны. Аменхотеп прислушивается к мнению Панахеси.

Нефертити воинственно вскинула подбородок, и я поняла, что ей хочется ответить: «Все изменится, когда я стану царицей». Но сестра предпочла промолчать. Но затем, окинув зал взглядом, она вдруг разволновалась.

– А где же принц?

– Пока ты пыталась очаровать визиря, он ушел.

Нефертити поникла:

– И я не познакомлюсь с ним сегодня вечером?

– Разве что он вернется, – ответил отец, и еще никогда его голос не казался мне таким глубоким и суровым. Мы были не в Ахмиме, а при дворе египетского царя, где ошибки не прощались никому.

– Быть может, он еще вернется, – неуверенно предположила я, но и отец, и Нефертити пропустили мои слова мимо ушей.

Воздух в зале пропитался мускусным ароматом вина. Кия по-прежнему пребывала в окружении женщин, своих придворных дам, кои предпочли выглядеть, как и говорила нам Ипу, в соответствии с продиктованной ею модой: облегающие платья-калазирисы^*, длинные волосы и выкрашенные хной ступни. Они суетились вокруг Кии, подобно мотылькам, ведь ее пока еще небольшой округлившийся животик свидетельствовал, что именно ей, а не моей сестре, принадлежало будущее Египта.

– Здесь слишком душно, – заявила Нефертити и взяла меня за руку. – Пойдем со мной.

Отец резко предостерег нас:

– Не уходите далеко.

Я поспешила вслед за сердито пересекавшей зал Нефертити.

– А куда мы идем?

– Куда угодно, лишь бы подальше отсюда! – Не сбавляя шага, она стремительно шагала по дворцу. – Он ушел, Мутноджет. Он действительно ушел, даже не сочтя нужным познакомиться со мной. С будущей царицей. С будущим Египта!

Мы вышли наружу и оказались у фонтана. Подставив руки под его струи, Нефертити смочила каплями воды свою грудь. Журчащая вода несла с собой ароматы жимолости и жасмина. Когда она сорвала с головы парик, темноту прорезал знакомый голос:

– Итак, ты и есть жена, которую выбрала для меня мать.

Нефертити вскинула голову. Перед нею в своей золотой пекторали стоял принц. Сестра быстро справилась с удивлением и вновь превратилась в прежнюю Нефертити, очаровательную и игривую.

– Ну и что? – спросила она. – Тебя что-либо смущает?

– Да. – Но в ответе Аменхотепа не прозвучало и тени легкомыслия или небрежности. Он присел и принялся внимательно разглядывать Нефертити в лунном свете.

– Следовательно, принцу Египта прискучили танцы? – спросила Нефертити, ведя себя безукоризненно и скрывая растерянность за кокетством.

– Мне прискучило видеть, как моя мать склоняет голову перед верховным жрецом Амона.

Нефертити улыбнулась, и Аменхотеп метнул на нее острый взгляд:

– Это так смешно?

– Да. А я-то думала, что ты пришел сюда, чтобы поухаживать за своей новой женой. Но если ты намерен говорить о политике, я готова слушать.

Аменхотеп прищурился:

– Слушать так, как слушает мой отец? Или так, как ты слушала своего наставника, когда он преподавал тебе любовь в Ахмиме?

Даже в темноте я заметила, как побледнела моя сестра, и сразу же поняла, что наделала Кия с моей подачи. Мне едва не стало дурно, но Нефертити быстро взяла себя в руки.

– Говорят, что ты – большой поклонник Атона, – справившись с собою, заявила она. – И что ты намерен строить храмы в его честь, когда станешь фараоном.

Аменхотеп выпрямился.

– Я вижу, твой отец держит тебя в курсе событий, – заметил он.

– Я сама способна узнать все, что мне нужно, – ответила она. Нефертити была умна и очаровательна, и даже он не смог устоять перед искренностью ее взгляда в свете масляных ламп. Придвинувшись ближе, принц признался:

– Я хочу получить известность как народный фараон. Я хочу построить в Египте величайшие монументы, чтобы показать людям, на что способен их предводитель, провидящий будущее. Жрецам Амона не следовало бы обретать власть, которой они обладают сейчас. Такое могущество предназначено только для фараонов Египта.

Неподалеку послышался хруст гравия, и мы втроем обернулись.

– Аменхотеп, – произнесла Кия, шагнув в круг света, – все спрашивают, куда подевался принц Египта?

Она ласково улыбнулась ему, словно сочтя его исчезновение забавным и оригинальным, и протянула ему руку:

– Давай вернемся? Нефертити кивнула.

– Увидимся завтра, – многозначительно произнесла она, и в ее негромком голосе прорезалась чувственная хрипотца, словно у них появилась общая тайна.

Кия крепко вцепилась в руку Аменхотепа.

– Сегодня вечером я ощутила, как наш ребенок пошевелился. Это будет сын, – убежденно произнесла она так, чтобы Нефертити все слышала, и, уводя принца, добавила: – Я чувствую его.

Мы смотрели им вслед, пока они не растворились в темноте, и я заметила, что Кия буквально вцепилась в Аменхотепа, словно боясь, что он в любой миг может исчезнуть.

Нефертити, словно раненый зверь, металась по комнате, и ее сандалии громко шлепали по плиткам пола.

– Чем он будет заниматься эти два дня, пока мы не соединимся перед ликом Амона? Или он и туда приведет с собой Кию, чтобы унизить меня?

Отец встал и прикрыл дверь:

– Говори тише. Во дворце полно шпионов.

Нефертити обессиленно опустилась на кожаную подушку и положила голову на плечо моей матери.

– Меня унизили, мама. Он видит во мне лишь очередную жену, и только.

Мать ласково погладила сестру по темным волосам:

– Он будет твоим.

– Когда? – Нефертити резко выпрямилась. – Когда?

– Завтра, – уверенно пообещал отец. – А если этого не случится, мы заставим его понять, что ты – не просто очередная жена, которую выбрала для него мать.