Нежданная любовь

Глава 10

Известие о том, что ее сын на ножах с лордом Деймрелом, в которого по уши влюбилась Венеция Лэнион, пришло к леди Денни из уст ее старшей дочери. Клара была очень разумной девушкой, не более склонной к преувеличениям, чем ее отец, но даже ее весьма сдержанный отчет о том, что Освальд поведал Эмили, а Эмили повторила ей, обеспокоил ее мать в высшей степени.

Освальд намеревался хранить молчание о событиях, разрушивших его веру в женщин и одним махом превративших его из пылкого влюбленного в законченного женоненавистника, и, считая родителей и двух старших сестер достаточно сообразительными, чтобы заставить их понять, что беспечный юнец, уехавший из дому до полудня, вернулся к обеду угрюмым циником, не отвечать на их вопросы, изображая всем своим видом, что прошел через тяжкое испытание. К сожалению, разум всех четверых оказался настолько притупившимся, что они не усмотрели ничего необычного в его кислой мине и односложных ответах и весело болтали в течение всего обеда, вызвав у Освальда горькое сожаление, что ему довелось родиться в столь бесчувственной семье. Его отказ от второго побудил леди Денни сделать несколько комментариев, но так как она приписала потерю аппетита перееданию леденцов, он только пожалел, что мать обратила на это внимание.

Однако на следующий день случайное замечание Эмили победило решимость Освальда хранить молчание. С присущей пятнадцатилетнему возрасту бестактностью она удивилась, что брат не ездит в гости к Венеции. Это вызвало взрыв горького смеха и уверение, что больше он никогда не переступит порог Андершо, а после предупреждения не задавать вопросов Эмили сразу же начала умолять его рассказать, что случилось.

Освальд не намеревался ничего ей сообщать, но Эмили была куда ближе ему духовно, чем остальные члены семьи, и вскоре он доверил часть своих огорчении ее сочувственным ушам. Хотя эта серия замечаний не дала Эмили точного представления о событиях вчерашнего дня, она нашла отклик в ее романтическом сердце. С помощью богатого воображения Эмили заполнила все пробелы и рассказала обо всем Кларе, взяв с нее клятву молчать.

— Хотя, по-моему, все это чушь, мама, я решила, что должна рассказать тебе об этом.

— Господи! — в ужасе воскликнула леди Денни. — Вызвать лорда Деймрела на дуэль! Должно быть, твой брат помешался! Никогда не слышала ничего подобного и даже думать боюсь о том, что скажет твой отец! Нет, это не может быть правдой! Наверняка это очередная фантазия Эмили!

— Боюсь, что это не совсем выдумка, мама, — возразила Клара. — Не может быть сомнений, что Освальд поссорился с лордом Деймрелом, хотя едва ли вызвал его на дуэль. Ты ведь знаешь, как Освальд и Эмили любят преувеличивать. Я бы сочла всю историю невозможной, но если лорд Деймрел в самом деле преследует бедную Венецию своим вниманием, то все может быть. Я решила рассказать тебе об этом, потому что Освальд сейчас пребывает в очередном приступе меланхолии, а в такое время трудно рассчитывать, что он будет вести себя разумно. Если он действительно поссорился с лордом Деймрелом…

— Даже не говори об этом! — содрогнулась леди Денни. — О боже, и зачем только этот ужасный человек приехал сюда? Чтобы преследовать Венецию и всех здесь растревожить? Ты говоришь, он каждый день бывает в Андершо?

— Ну, мама, так Освальд сказал Эмили, но я не особенно этому верю, так как он говорил, будто Венеция очарована лордом Деймрелом и поощряет его к недостойному поведению, а это ведь наверняка чушь.

Однако ее слова ничуть не успокоили леди Денни, которая побледнела и воскликнула:

— Мне следовало знать, что такое может произойти! А Эдуард Ярдли не нашел ничего лучшего, как слечь с ветряной оспой в самое неподходящее время! Я вовсе не надеялась, будто от него было бы много пользы, но он, по крайней мере, помешал бы Деймрелу проводить столько времени с Венецией, вместо того чтобы позволить матери посылать за мистером Хантспиллом каждый раз, когда ей кажется, что у него частит пульс, и поднимать такую суету, словно у него настоящая оспа!

— Ты не права, мама! — запротестовала Клара, огорченная подобной суровостью. — Мистер Хаптспилл говорил нам, что у отца Эдуарда было телосложение как у чахоточного, поэтому неудивительно, что миссис Ярдли волнуется. А еще он сказал, что Эдуард ослабел куда сильнее, чем мои сестры!

— Что сказал мистер Хаптспилл, — мрачно отозвалась леди Денни, — так это то, что люди, вроде Эдуарда Ярдли, у которых прекрасное телосложение и которые едва знают, что значит болеть, худшие из пациентов, так как они воображают себя на пороге смерти, когда у них обычная колика! Не говори мне больше об Эдуарде! Я должна сейчас же рассказать обо всем твоему отцу. Как бы он ни сердился, Освальд его сын, и его долг найти какой-нибудь выход из этой ужасной истории.

Тем не менее сэр Джон, выслушав жену, не был склонен придавать случившемуся особое значение и, если не считать замечания, что ему надоели детские выходки Освальда, не проявил признаков гнева. Только лично расспросив Клару, он начал понимать, что в этой истории больше правды, чем ему казалось. Хотя сэр Джон выглядел скорее сердитым, чем встревоженным, он, подумав, заявил, что раз у его сына хватает ума только волочиться за Венецией, то лучше всего отправить его куда-нибудь в отдаленную часть страны, пока он не поумнеет.

— Освальду лучше поехать к вашему брату Джорджу, — сказал жене сэр Джон. — Это даст ему возможность подумать о чем-нибудь еще, кроме своих глупостей.

— Поехать к Джорджу? Но…

— Я не собираюсь позволять ему устраивать здесь скандалы. Не знаю, сколько правды в этой истории, но если Освальд так ревнив, как считает Клара, то трудно предвидеть, что он может выкинуть, а я не желаю, дорогая моя, чтобы этот молокосос задирал Деймрела или кого-нибудь еще!

— Только подумайте, что может случиться, если Освальд опять затеет ссору с этим человеком!

— Он этого не сделает, можете не беспокоиться. Если Освальд попытался сделать это вчера, то я искренне надеюсь, что Деймрел дал ему затрещину за его наглость! Нам не остается ничего иного, как отослать его к вашему брату.

— Да, но, возможно, им неудобно принимать Освальда в Кроссли в это время, — с сомнением промолвила леди Денни. — Конечно, и Джордж и Элинор очень добры, но в начале охотничьего сезона у них всегда полон дом гостей.

— Насчет этого тоже можете не волноваться. Я не говорил вам, потому что не хотел отправлять Освальда в эту модную компанию, но на прошлой неделе я получил письмо от Джорджа, где он пишет, что они с радостью примут у себя Освальда. И все-такт лучше послать его туда, чем держать здесь. Я только надеюсь, что там он будет вести себя прилично.

— Джордж об этом позаботится, — уверенно заявила леди Денни. — Освальду пойдет на пользу общество его кузенов. Только как убедить его уехать?

— Убедить? — переспросил сэр Джон. — Убедить его принять приглашение погостить в компании модных щеголей? Уверяю вас, дорогая, в этом не будет необходимости!

Леди Денни сильно в этом сомневалась, но сэр Джон оказался прав. Когда Освальду передали приглашение, оно тотчас же превратило его из угрюмого страдальца в радостно возбужденного мальчишку, в душе которого восторженные предвкушения новых удовольствий не оставили места для таких мелочей, как измена Венеции, злодейство Деймрела или его собственное разбитое сердце. Оглушенный великолепием предложенного развлечения, он смог лишь пролепетать:

— Хочу ли я поехать в Кроссли? Еще бы!

Оставшуюся часть обеда Освальд просидел в состоянии, близком к трансу, который сменился такой бурной радостью, что даже отцовское предупреждение, что он должен вести себя достойно, если хочет отправиться в Кроссли, не вызвало у него обиды.

— Конечно, я буду вести себя как следует! — охотно пообещал Освальд сэру Джону.

Вечер он провел, обсуждая с отцом важные вопросы вроде тех, как нужно кланяться в Кроссли, как ему переправить туда свое охотничье снаряжение и обязательно ли по вечерам носить бриджи? Насчет последнего сэр Джон сразу же успокоил сына, но воспользовался возможностью, чтобы наложить запрет на яркие и свободно завязанные шейные платки вместо опрятных галстуков. Однако головокружительная перспектива войти в светское общество начисто вытеснила из головы Освальда мысли о живописных деталях туалета, и сэру Джону пришлось вместо этого запрещать покупку ботфортов с белыми отворотами. Освальд был разочарован, но так необычно послушен, что сэр Джон смог дать ему несколько разумных советов относительно скромного поведения, которое помогает новичку завоевать одобрение завзятых спортсменов, высоко котирующихся в мире haut ton[30]. Так как он предварил угнетающую проповедь заявлением, что если бы он не был уверен в безупречном владении сыном искусством верховой езды, то не допустил бы и мысли о его поездке в Кроссли, Освальд смог благосклонно выслушать все остальное. Сэр Джон уже давно не был так доволен своим единственным сыном, так как позднее сообщил леди Денни, задувая свечу возле кровати, что если мальчик будет так же хорошо вести себя в Кроссли, то его дядя и тетя, несомненно, придут от него в восторг.

Сбросив с души самое тяжкое бремя, леди Денни смогла уделить внимание другой тревожной проблеме. Так как сэр Джон в недвусмысленных выражениях отверг робкую просьбу намекнуть Деймрелу, чтобы тот держался подальше от Андершо, она решила, что ее долг самой отправиться в Андершо, проверить, сколько правды содержится в утверждениях Освальда, и в случае надобности принять меры, дабы положить конец рискованной ситуации. Какие это будут меры, леди Денни не знала и не особенно над этим задумывалась, так как все сильнее надеялась, что тревожные известия — всего лишь продукт разгоряченного воображения Освальда.

Но, прибыв на следующий день в Андершо, она поняла с первого взгляда, что ее оптимизм был необоснован. Венеция, ставшая еще красивее, светилась от счастья; ее глаза сняли, на щеках играл румянец.

Она, как всегда, радостно приветствовала старшую подругу, но это не обмануло леди Денни, которая видела, что Венеция живет в собственном безмятежном мире и, хотя расспрашивала о больных в Эбберсли, радовалась, что они выздоравливают, и смеялась над описанием тревог миссис Ярдли, ее интерес был чисто внешним.

Леди Денни, пытаясь найти способ мимоходом затронуть во время беседы истинную цель ее визита, очутилась в тупике. Ей казалось, что самый естественный подход — обсудить несчастный случай с Обри, но, хотя она зашла настолько далеко, что даже упомянула о неловком положении, в котором оказалась Венеция, многообещающий гамбит не сработал. Венеция ответила с озорной улыбкой:

— Дорогая мэм, вы говорите совсем как Эдуард! Прошу прощения, но я не могу удержаться от смеха! В моем положении не было ничего неловкого.

Леди Денни попробовала развить тему:

— Рада это слышать, дорогая, но думаю, вы не вполне понимаете, что ситуация была в высшей степени деликатной.

— Не понимаю, — обескураженно согласилась Венеция. — Конечно, она могла стать таковой, хотя вначале я слишком беспокоилась об Обри, чтобы об этом думать, а позже нечто подобное стало абсурдно даже предполагать. Прайори казался моим собственным домом, а Деймрел — другом, которого я знала всю жизнь! Не думаю, что Обри и я когда-нибудь провели более счастливые десять дней. По-моему, даже няня тайком жалела, что покидает Прайори.

Сбитая с толку этой неожиданной откровенностью, леди Денни не находила слов. Прежде чем она успела собраться с мыслями, Венеция весело поведала о поведении няни в Прайори. Надежда, что леди Денни подвернется случай исполнить свою миссию, постепенно таяла и исчезла вовсе, когда Венеция рассказала ей, как добр был Деймрел к Обри и как много приобрел брат благодаря дружбе с ним. Леди Денни была не глупа и хорошо понимала, что предположение, будто Деймрел использовал Обри в качестве орудия, только побудило бы Венецию держаться отчужденно. Леди Денни совсем упала духом, чувствуя, что Венеция находится вне ее досягаемости.

Дверь открылась, и в комнату вошел Обри.

— Венеция, я собираюсь с Джеспером в Йорк, — заговорил он. — Тебе что-нибудь нужно… — Увидев леди Денни, оборвал фазу и, хромая, подошел к ней обменяться рукопожатиями. — Прошу прошения, мэм. Как поживаете?

Леди Денни увидела на пороге Деймрела и, спрашивая Обри, полностью ли он оправился после падения с лошади, старалась наблюдать за ним и Венецией. Если бы кто-то из них обнаружил признаки смущения, это ее хотя бы немного успокоило. Но они не сделали ничего подобного, и если что-то должно было убедить ее в том, что Освальд не преувеличивал, говоря о ежедневных визитах Деймрела в Андершо, то это сделало полное отсутствие церемоний со стороны Венеции. Вместо того чтобы подняться, как подобает хозяйке дома, и пожать гостю руку, она всего лишь повернула голову и улыбнулась ему. Бросив быстрый взгляд на Деймрела, леди Денни увидела ответную улыбку. «С таким же успехом они могли бы поцеловаться!» — подумала она, внезапно почувствовав опасность.

— Мне незачем представлять вам леди Денни, не так ли? — спросила Венеция.

— Нет, я уже имел эту честь, — ответил Деймрел, направляясь к леди с явным дерзким намерением пожать ей руку. — Как вы поживаете?

Леди Денни, будучи хорошо воспитанной, дала вежливый ответ, но у нее чесалась ладонь от желания отвесить пощечину этому нахальному субъекту. Ей чудилась насмешка в его глазах, как будто, зная о ее неодобрении, он подстрекал ее попробовать встать между ним и Венецией, и она не без усилий ответила на его вопрос о ее муже.

— Так привезти тебе что-нибудь из Йорка? — спросил сестру Обри. — Я специально пришел это узнать.

— Как любезно с твоей стороны! — поддразнила его Венеция. — И как трогательно, что такая мысль пришла тебе в голову!

Он усмехнулся, нисколько не смутившись:

— Мне в голову она не пришла.

— Какой же вы все-таки бесстыжий негодяй! — заметил Деймрел. — Могли бы, по крайней мере, притвориться, что это так.

— Зачем, когда она отлично знает, что это не так? — бросил через плечо Обри, направляясь проститься с леди Денни. — До свидания, мэм. Надеюсь, вы не считаете мой отъезд проявлением невежливости, ведь вы приехали повидать Венецию. Я не задержу вас больше чем на минуту! Джеспер, не могу же я ехать в Йорк в этих шлепанцах!

— Не можете — во всяком случае, в моем обществе, — сказал Деймрел.

Когда дверь за Обри закрылась, он посмотрел на Венецию, и леди Денни снова увидела, как они обменялись едва заметными улыбками — выражение их лиц смягчилось, а в глазах появилась нежность. Она поняла, что это произошло невольно и что положение более серьезно, чем ей казалось, так как Деймрел, каковы бы ни были его намерения, не забавлялся обычным флиртом — он был так же серьезен, как Венеция. Деймрел заговорил с ней об Обри, но и это обнаружило, насколько близки они стали:

— Поездка ему не повредит — это лучше, чем проводить часы, уткнувшись носом в книгу.

— Разумеется. Какой добрый ангел внушил вам это? Я никак не могла выманить его из библиотеки! Вчера слышала, как Обри пошел спать около полуночи, а когда утром упрекнула его, он заявил, что из-за несчастного случая потратил впустую много времени и должен посвятить себя занятиям! Я думала, что именно это он делал у вас.

— О нет! — усмехнулся Деймрел. — В моем доме он был поглощен Беркли[31] и Юмом[32] с экскурсами в Дугалда Стюарта[33]. Очевидно, решил немного расслабиться. — Он бросил взгляд на часы на стене. — Чтобы вернуть его вам к обеду, мне, пожалуй, лучше посмотреть, чем он занят. Бьюсь об заклад, что найду его в сапоге на одной ноге и шлепанце на другой, с носом, погруженным в словарь, так как он внезапно вспомнил, что собирался проследить источник какого-то замысловатого словечка!

Деймрел простился с леди Денни, потом подошел к Венеции и спросил:

— Так вам привезти что-нибудь из Йорка?

— Нет. Во всяком случае, не привозите рыбу в тростниковой корзине, так как Обри ее не выносит.

Деймрел рассмеялся и вышел.

— Я очень рада, что он пришел, когда вы были здесь, мэм, — с присущей ей откровенностью сказала Венеция.

— Почему, дорогая? — спросила леди Денни.

— Потому что я видела, как вас удивляет, что он мне нравится.

— Я хорошо понимаю, почему он вам нравится, Венеция, — поколебавшись, промолвила леди Денни. — Я была бы удивлена, если бы вы относились к нему по-другому, так как люди его… его сорта умеют очаровывать женщин.

— Да, — согласилась Венеция. — У них ведь было много практики, хотя я не думаю, что все дело в этом. Раньше я никогда не встречалась ни с одним повесой, но, по-моему, мужчина может стать таковым, только если имеет к этому природную склонность.

— Вот именно! — подхватила леди Денни. — Это и делает их такими опасными! Не сомневаюсь, вам хватит здравого смысла и вкуса, чтобы не попасть в ловушку, дорогая, но все же советую вам быть немного осторожнее. Вполне естественно, что вы находите приятным общество лорда Деймрела и чувствуете себя обязанной ему, но должна вам сказать и прошу не обижаться, так как у меня побольше опыта, чем у вас, что мне не слишком правится его поведение здесь как дома. Не дело для незамужней леди вашего возраста принимать у себя джентльменов.

— Хорошо бы вы сказали об этом Эдуарду! — усмехнулась Венеция. — Он понятия об этом не имеет и даже обедает здесь, если ему удается задержаться настолько, чтобы я из простой вежливости была вынуждена пригласить его остаться.

— Это совсем другое дело, дорогая! — возразила леди Денни, пытаясь собраться с силами. — Ваша дружба длится так давно… Кроме того, он правился вашему папе!

— Нет-нет, мадам, не будьте несправедливы к папе! — запротестовала Венеция. — Вы прекрасно знаете, что ему вообще никто не нравился! Но я знаю, что вы имеете в виду, — он думал, что Эдуард мне подходит…

— Право же…

Венеция рассмеялась:

— Прошу прощения — я не смогла удержаться! Но вам незачем беспокоиться, так как Деймрел смотрит на это точно так же, как вы. Наверное, вы заметили, что я не пригласила его остаться пообедать, когда он сказал, что собирается привезти Обри к обеденному времени? Это бесполезно — он ни за что не согласился бы остаться. Деймрел говорил мне, что, если он будет наносить нам утренние визиты, люди скажут, что он волочится за мной, но, если он станет здесь обедать, они решат, что я поощряю его неподобающие авансы. Это успокоило вас, мэм?

Но на ее приятельницу эти слова произвели совершенно противоположное впечатление — леди Денни вернулась в Эбберсли крайне расстроенной и вскоре дала отчет сэру Джону о своем визите. Если бы ее мысли не были заняты другим, виноватое и испуганное выражение лица ее сына, сидевшего в гостиной вместе с отцом, когда она вошла туда и попросила мужа пройти в ее комнату, могло бы прибавить ей беспокойства. К счастью, леди Денни не посмотрела на Освальда, и он, пережив мучительный промежуток времени, — ему казалось, что она рассказывает отцу о его недостойном поведении в Андершо, — после возвращения в комнату сэра Джона понял, что Венеция его не выдала, и испытал такое колоссальное облегчение, что решил написать ей вежливое извинение перед отъездом в Кроссли.

Сэр Джон выглядел серьезным, слушая рассказ супруги, но остался тверд в своем решении не вмешиваться. Леди Денни сочла такое поведение малодушием и недовольно осведомилась:

— Если бы речь шла о вашей дочери, вы тоже отказались бы поговорить с лордом Деймрелом?

— Разумеется, нет, но Венеция не моя дочь, — ответил он. — И ей, дорогая моя, не восемнадцать лет, а двадцать пять, так что она сама себе хозяйка. Если она в самом деле влюбилась в Деймрела, мне очень жаль, потому что, боюсь, это причинит ей страдания. Но если вам кажется, что она способна забыть о приличиях, значит, беспокойство лишило вас рассудка. Я считаю Венецию толковой девушкой с твердыми принципами, и не представляю, чтобы Деймрел, которому, каковы бы ни были его принципы, не откажешь в здравомыслии, мог рассчитывать на что-то, кроме невинного флирта. — Увидев, что леди Денни покачала головой, он добавил более сурово: — Уверяю вас, любовь моя, что я способен лучше вас судить о том, как человек вроде Деймрела может вести себя с девушкой в таком положении, как Венеция. Не отрицаю, что он распутник, но в данном случае вы чересчур предубеждены. Несмотря на свои похождения, Деймрел хорошо воспитан и обладает большим жизненным опытом, поэтому можете не сомневаться, что в его намерения не входит ничего, кроме приятного ухаживания за хорошенькой женщиной. Это достаточно дурно, ибо он забудет ее через неделю после отъезда из Прайори и, вполне вероятно, причинит ей боль, но если вы правы в предположении, будто она питает к нему tendre[34], ее не излечит мое вмешательство и, вынужден добавить, никакие ваши попытки предупредить ее, что Деймрел всего лишь подшучивает над ней.

— Вам незачем, сэр Джон, говорить мне это! — воскликнула леди Денни. — Я не настолько глупа, чтобы не понять вело тщетность таких попыток. Но вы ошибаетесь! Когда я увидела, как Деймрел на нее смотрит, меня охватили ужасные предчувствия! В одном вы можете быть уверены: он не шутит, а влюблен в нее так же, как она в него! Если не защитить Венецию от Деймрела, сэр Джон, она выйдет за него замуж!

— Господи! — воскликнул он. — Вы хотите сказать… Нет, я этому не верю! Деймрел не собирается жениться ни на Венеции, ни на какой-либо другой женщине! Ему уже тридцать восемь, и он ясно показал всему миру, что его образ жизни установлен раз и навсегда! Если бы Деймрел намеревался вступить в брак, возможно ради наследника, он бы не стал все эти годы вести себя подобным образом. Не будь его земли закреплены за ним, он, не сомневаюсь, избавился бы от них, как и от своего солидного состояния, так что мы можем не сомневаться: наследники его не интересуют. Что до открытых скандалов, сопровождающих его похождения, то он наверняка намеренно выставляет себя крайне нежелательной партией!

— Все, что вы говорите, правда, но не имеет никакого отношения к делу! — возразила леди Денни. — Каковы бы ни были его первоначальные намерения, вы смело можете выбросить их из головы, так как он, безусловно, сделал то же самое! Я знаю, как выглядит и разговаривает флиртующий мужчина, и можете мне поверить, что сегодня я видела совсем не это! Деймрел по-настоящему влюблен в Венецию, и если он не предлагает ей стать его любовницей — возможно, она не настолько очарована, чтобы выслушивать подобные недостойные предложения, — значит, он попросит ее выйти за него замуж, и она ответит согласием! — Леди Денни испытала сомнительное удовольствие, видя по изменившемуся лицу сэра Джона, что ей удалось убедить его не считать ее тревоги плодом воображения. — Теперь вы поговорите с Деймрелом?

Но он оставался непреклонным:

— Разумеется, нет! Что, по-вашему, я должен ему сказать? Я с ним едва знаком, а Венеция не моя родственница и не отвечает передо мной за свои поступки. Любое подобное вмешательство было бы неслыханной дерзостью, мэм! Если вы не можете убедить ее, что такой брак обернется катастрофой, то тут ничего не поделаешь.

Поняв по голосу мужа, что настаивать бесполезно, леди Денни отказалась от попыток уговорить его принять меры, ограничившись словами, что, если Венеции двадцать пять лет, это не значит, что она в состоянии устраивать свои дела. Такое нельзя доверить девушке, которая могла бы пересчитать знакомых холостяков по пальцам одной руки и потому способна влюбиться в первого обходительного повесу, который попадется на ее пути.

— Вы ведь знаете, что скажут люди, сэр Джон! Венеция совсем не такая, как ее мать, хотя и походит на нее внешне, и ей нельзя позволить погубить свою жизнь! Если бы Обри интересовало хотя бы что-нибудь, кроме его книг… Но он даже не замечает, что творится у него под самым носом, и не поверит, если я ему расскажу!

В этом она ошибалась. Обри не только все замечал, но даже питал к происходящему определенный интерес, о чем сообщил сестре спустя несколько дней. Он услужливо предложил свозить ее в Терек за покупками и по пути домой, когда в разговоре был упомянут Деймрел, испугал Венецию, небрежно осведомившись:

— Ты собираешься выйти за него замуж, дорогая?

Венеция была ошарашена, ибо Обри, как правило, проявлял полное равнодушие ко всему, не касающемуся лично его, и она, подобно леди Денни, думала, будто ему не приходило в голову, что визиты Деймрела в Андершо могут быть вызваны желанием увидеть его сестру, а не его. Она замешкалась с ответом, и он добавил:

— Возможно, я не должен об этом спрашивать. Можешь не отвечать, если не хочешь.

— Я не могу ответить, — поправила она. — Он не делал мне предложения!

— Знаю, глупышка! Ты бы сказала мне, если бы обручилась с ним! Но когда он сделает тебе предложение, ты его примешь?

— Кто надоумил тебя спрашивать меня об этом? — осведомилась Венеция. — Это не может быть леди Денни! Значит, няня?

— Господи, конечно нет! Почему ты так думаешь?

— Я решила, что кто-то посоветовал тебе убедить меня не позволять Деймрелу приезжать в Андершо.

— Стал бы я кого-то слушать! А почему леди Денни не хочет, чтобы ты встречалась с Деймрелом? Он ей не нравится?

— Не он — его она не знает, — а его репутация. Леди Денни, очевидно, думает, что меня можно соблазнить.

— О! — Обри нахмурился и придержал лошадей перед воротами. — Я плохо разбираюсь в таких вещах, но не думаю, что она права. Должен ли я спросить Джеспера о его намерениях?

Венеция не могла сдержать смех:

— Лучше не надо!

— Мне и самому этого не хочется, — признался Обри. — Кроме того, я не вижу в этом никакого смысла: даже если Джеспер задумал бы тебя соблазнить, он мне об этом не сказал бы, да и вообще — что за нелепое предположение! Когда я хотел избавиться от няни, Джеспер заявил, что она должна оставаться в Прайори ради соблюдения приличий. Я никогда особенно не думал об историях, которые про него рассказывают, но, по-моему, это выдумки. В любом случае ты знаешь больше, чем я, и если тебя они не беспокоят, то почему я должен волноваться?

Они въехали в ворота и двинулись по аллее через парк.

— Не знаю, — промолвила Венеция, — но все, кажется, считают: раз я прожила здесь всю жизнь, значит, у меня волос больше, чем ума. Хорошо, что хоть ты так не думаешь. Не знаю, что может произойти, но… если бы Деймрел захотел на мне жениться, ты бы, по крайней мере, не возражал?

— Скорее я бы обрадовался, — ответил Обри. — Правда, в будущем году я собираюсь в Кембридж, но у меня будут каникулы, которые я бы с большим удовольствием проводил у Деймрела, чем у Конуэя.

Такая точка зрения заставила Венецию улыбнуться, но она ничего не успела сказать, так как увидела за поворотом аллеи стоящую у дверей дома почтовую карету, запряженную четверкой лошадей.

— Господи! — воскликнул Обри. — Должно быть, это Конуэй!

— Нет, — покачала головой Венеция, заметив дамскую шляпу с перьями. — Это женщина. Неужели тетя Хендред?

Но когда Обри остановил лошадей возле кареты и гостья обернулась, Венеция увидела перед собой незнакомку, которая, что было еще удивительнее, наблюдала за выгрузкой из кареты саквояжей и коробок. Венеция ошеломленно посмотрела на Риббла, подняв брови в немом вопросе, но он также выглядел озадаченным, и, прежде чем Венеция успела потребовать объяснений, неизвестная леди средних лет, одетая по последней моде, шагнула вперед и вежливо заговорила:

— Мисс Венеция Лэнион? Впрочем, мне незачем спрашивать — тем более что с вами этот бедный хромой юноша. Я миссис Скорриер, как вы, возможно, догадались, хотя дворецкий, кажется, не был информирован о нашем ожидаемом прибытии!

— Прошу прощения, мэм, — сказала Венеция, выходя из фаэтона, — но тут, должно быть, какая-то ошибка. Я не понимаю…

Миссис Скорриер уставилась на нее — любезное выражение исчезло с ее лица.

— Вы имеете в виду, что этот человек сказал правду и вы не получали письма от… О, мне следовало об этом догадаться, когда я узнала в Лондоне, что никаких объявлений не присылали в газету!

— Объявлений? — ошеломленнл переспросила Венеция.

Миссис Скорриер рассмеялась, вновь становясь дружелюбной.

— Как невнимательно с его стороны! Обещаю разбранить его как следует! Конечно, наше появление оказалось для вас сюрпризом, но, надеюсь, не слишком неприятным. Шарлотта, дитя мое!

В ответ на этот призыв, обращенный к открытой двери, красивая девушка с большими голубыми глазами, обилием светло-желтых локонов и мягким чувственным ртом вышла из дома и нервно произнесла:

— Да, мама?

— Подойди сюда, любовь моя! — подозвала миссис Скорриер. — Тебе ведь так не терпелось познакомиться с новой сестрой и маленьким хромым братом, верно? Вот они оба! Да, мисс Лэнион, перед вами леди Лэнион!