Нежданная любовь

Глава 3

Венеция направлялась домой, чувствуя, что мысли ее путаются. После столь возбуждающего опыта ей был необходим период спокойного раздумья, и она шагала медленно, перебирая в памяти обстоятельства своей первой встречи с повесой. Вспоминая о недостойном поведении Деймрела и радуясь счастливому спасению от куда худшей участи, Венеция пришла к пугающему выводу, что полностью лишена чувствительности. Хорошо воспитанная девушка (если только книги не лгут) должна была свалиться в обморок после поцелуя незнакомого мужчины или, по крайней мере, впасть в глубокое отчаяние, а она вместо этого затеяла легкомысленную перебранку с противником. Нет, она не испытывала радостного волнения, ей не нравилось столь бесцеремонное обращение, но на какую-то долю секунды она ощутила желание ответить на поцелуй и сквозь пелену праведного гнева поняла, какой могла бы быть ее жизнь. Конечно, Венеция не хотела, чтобы ее тискали незнакомые мужчины. Но если бы Эдуард хоть раз поцеловал ее так! Эта мысль вызвала у нее улыбку, так как видение Эдуарда, нарушившего железные правила благопристойности, было невероятным до абсурдности. Эдуард сурово контролировал свои страсти. Венеция впервые задала себе вопрос: а достаточно ли сильны эти страсти?

Вопрос остался без ответа, так как не представлялся особо важным. Деймрел, грубо ворвавшись на сцену, сразу же оказался в центре внимания, был ли он злодеем или всего лишь второстепенным персонажем, но нельзя отрицать, что он вдохнул жизнь в скучную пьесу.

Венеция не сразу решила, сообщать или нет Обри о встрече с Деймрелом. Упомяни она об этом, брат может начать задавать вопросы, на которые будет трудно ответить. Если же она ничего не расскажет, а Деймрел преуспеет в продолжении знакомства с ней, то ему придется познакомиться и с Обри, и, хотя он едва ли окажется настолько бесстыжим, чтобы смаковать подробности их первой встречи, может упомянуть о ней, и Обри сочтет странным, что сестра ничего не сказала ему о столь беспрецедентном событии. В конце концов она пришла к выводу, что в действительности Деймрел не намерен оставаться в Прайори, и решила держать все в секрете.

Впоследствии она порадовалась своему решению. Обри первым заговорил о возвращении Деймрела, но так как он не питал никакого интереса к соседям, а тем более к человеку, которого ни разу не видел, то упомянул о нем мимоходом во время обеда:

— Кстати, я слышал в деревне, что Деймрел снова вернулся, но один — без нафянок[9].

— Да ну? Это не поправится любителям скандалов! Интересно, что привело его сюда?

— Вероятно, дела, — равнодушно ответил Обри. — Ему самое время заняться поместьем.

Венеция согласилась, но не стала развивать тему. Естественно, такая возбуждающая новость распространилась по всей округе, и еще до ночи няня и миссис Гернард, заключив временный союз, стали убеждать Венецию в необходимости вести себя с величайшей осмотрительностью. Она ни в коем случае не должна выходить одна за пределы сада. Незачем объяснять, что может произойти, если она не послушается, мрачно добавила няня.

Венеция успокоила обеих доброжелательниц, но когда на следующий день в Андершо явился Эдуард Ярдли, она едва не потеряла терпение.

— Думаю, Деймрел пробудет в Прайори не больше двух дней, но пока он здесь, вам лучше отказаться от прогулок в одиночестве, — заявил Эдуард с той спокойной уверенностью, которая так раздражала Венецию, и девушка с трудом удержалась от резкого замечания. — Знаете, — добавил он, криво улыбнувшись, — эта ваша привычка мне никогда не нравилась.

Освальд Денни также посетил ее и выразил обеспокоенность драматическим заявлением, что, если Деймрел осмелится оскорбить Венецию, он знает, как поступить с «этим парнем». При этом Освальд многозначительно положил руку на воображаемый эфес шпаги. Для Венеции это было чересчур — она разразилась смехом, заставившим его воскликнуть:

— Вы смеетесь, но я жил там, где жизнь ценится дешево! Обещаю, что без колебаний вызову на дуэль парня, если он проявит по отношению к вам малейшую грубость!

После этого Венеция не удивилась, когда два дня спустя в Андершо в своем ландо прикатила леди Денни. Однако скоро выяснилось, что ее целью было не столько предупредить молодую подругу об опасности встреч с повесой, пользующимся дурной славой, сколько насладиться сплетнями о нем. Леди Денни разговаривала с Деймрелом! Более того, сэр Джон, случайно повстречав его, ухватился за возможность заручиться его поддержкой в какой-то приходской проблеме, нашел Деймрела весьма любезным, привез его в Эбберсли, чтобы обсудить дело, и даже пригласил позавтракать.

— Можете представить мое изумление, когда они вдвоем вошли в дом! Должна признать, это меня не слишком обрадовало, так как со мной сидели Клара и Эмили, и, хотя Кларе не так легко заморочить голову, Эмили как раз в том возрасте, когда девушки влюбляются в абсолютно неподходящих мужчин. Но оказалось, что бояться нечего; обе девочки заявили, что никогда не были настолько разочарованы, так как он уже стар и не слишком хорош собой.

— Стар? — невольно вырвалось у Венеции.

— Ну, таким он показался девочкам, — объяснила леди Денни. — Хотя думаю, ему не больше сорока. Я не вполне уверена — в детстве Деймрел почти не бывал в Прайори, потому что его мать не любила Йоркшир и приезжала сюда изредка, лишь в те дни, когда они устраивали бега. Вы ее не помните, дорогая, но она была гордой и неприятной женщиной. А вот ее сын не кажется заносчивым, да у него и нет повода задирать нос. Конечно, Деймрелы — старинный род, и отец нынешнего лорда, хотя и был безукоризненно вежливым, об этом не забывал. Что касается его сына… не то чтобы меня шокировали его манеры, но он кажется слишком легкомысленным, на мой вкус. Девочкам он совсем не понравился — впрочем, думаю, они отнеслись бы к нему по-другому, если бы он держался с ними полюбезнее. Лорд Деймрел не сказал им даже дюжины слов — ограничился несколькими банальностями.

— Он просто ужасен! — воскликнула Венеция. — Я хотела сказать, выглядит ужасным по вашим словам.

— Да, но меня это радует, — серьезно отозвалась леди Денни. — Было бы куда хуже, окажись он человеком, умеющим правиться. Сэр Джон не прав, заявляя, будто Клара недостаточно красива, чтобы привлечь внимание такого человека, как Деймрел; к тому же абсолютно неестественно говорить такие вещи о собственной дочери! Сэр Джон получил бы по заслугам, если бы Деймрел, которого он привел к нам в дом, стал заигрывать с Кларой! Но мой муж твердит, что нужно поддерживать хорошие отношения с соседями и что Деймрел не настолько опустился, чтобы недостойно вести себя с девушкой в доме ее родителей. А ведь всем известно, что он соблазнил леди под самым носом ее супруга!

— Кто была эта женщина? — с любопытством спросила Венеция. — Что с ней сталось?

— Это одна из дочерей Рендлшема, у него их было три, и все красавицы. Рендлшему повезло — бедный как церковная крыса, а всех дочерей удачно выдал замуж! Я не хочу сказать, что именно у этой женщины был удачный брак — я бы такого не пожелала для моих девочек, даже нуждайся сэр Джон так же, как Рендлшем. Во-первых, у ее мужа была на редкость нелепая фамилия — Вобстер! Денег у него куры не клевали, но его отец всего лишь жалкий выскочка, а о деде вообще ничего не известно. Он держал какую-то лавчонку, по крайней мере, так говорил мой брат Джордж. Но Грегори Вобстер был богат, как Мидас[10], а потому оказался вполне подходящим родственником для лорда Рендлшема. Он привык разыгрывать из себя знатного щеголя, но, когда пришла беда, оказался не на высоте. Ничто не могло заставить его согласиться на развод. Вобстер повел себя гнусно исключительно из жажды мести, и, не сломи он себе шею, перевернувшись в экипаже на Ньюмаркетской дороге, эта никудышная женщина все еще оставалась бы его женой. Но все дело в том, что, хотя это случилось менее чем через три года после их разрыва, она так и не вышла замуж за Деймрела, чего все ожидали. Это говорит не в его пользу, и мне очень не хотелось принимать его в своем доме. Более того, если он надеялся, бросив леди Софию, быть принятым в свою семью, то ему не повезло — близкие его отвергли, и в Англию он вернулся только после смерти леди Деймрел. Если бы молодой Деймрел не унаследовал независимое состояние от старого Мэтью Стоуна — он был его крестным отцом и из тех, кого зовут «набобами», — у него не оказалось бы ни гроша за душой, где уж там бежать с леди Софией! Это лишний раз доказывает, как глупо доверять состояния молодым людям.

— Говорите, семья от него отказалась? — воскликнула Венеция. — Но ведь они сами виноваты, что допустили эту историю с леди Софией! Это произошло, когда ему было двадцать два, а она была старше его, не так ли?

— Да, старше на несколько лет, но…

— Тогда можете не сомневаться, мэм, что леди София была виновата больше его! И хотя я считаю, что лорд Деймрел должен был на ней жениться, мне кажется, она получила по заслугам. Я даже начинаю жалеть Злого Барона. Он надолго задержится в Йоркшире? Нам придется с ним здороваться?

— Мне — да, если мы случайно встретимся, но я решила ограничиваться вежливым кивком и умолила сэра Джона не заставлять меня приглашать его на званый обед. «Кого из наших знакомых я смогу пригласить вместе с ним? — спросила я. — Ярдли? Трейпов? Бедную миссис Моткоум? Или нашу милую Венецию?» К счастью, он понял, что из этого не вышло бы ничего хорошего. Хорошо, что Деймрел холостяк. Если джентльмены хотят посещать его, то на здоровье, но он не может приглашать к себе леди.

После этого триумфального вывода леди Денни удалилась, оставив молодую приятельницу в весьма противоречивых чувствах. Венеция не могла определить, хочет ли она, чтобы Деймрел нашел какой-нибудь способ увидеть ее снова, или была бы рада, если бы он покинул Прайори. Конечно, гулять, не выходя за пределы парка, будет скучно, но этого не избежать, если только она не будет выезжать верхом с Обри. Венеция, хотя и не придавала значения мрачным предупреждениям няни, не исключала, что Деймрел будет ее подстерегать и, увидев прогуливающейся в одиночестве, решит, что она сознательно напрашивается на его ухаживания. Венеция пришла к выводу, что обрадовалась бы его отъезду. Деймрел был опасен, его поведение — непростительно, а встреча с ним способна деморализовать любую женщину, привыкшую к уединенной жизни.

Но когда прошла неделя, а о Деймреле ничего не было слышно, Венеция почувствовала себя задетой. Он все еще жил в Прайори, но не делал никаких попыток познакомиться с соседями. Деревенские сплетники утверждали, что Деймрел с головой погрузился в дела поместья, и его многострадальный управляющий Кройд, которому впервые позволили изложить все неотложные нужды, ощутил прилив оптимизма. Хотя милорд еще не санкционировал траты, но уже прислушивался к советам, увидев собственными глазами, до чего может довести хорошую землю плохое хозяйствование. Эдуард, будучи скептиком, утверждал, что заставить Деймрела потратить ничтожную сумму на ремонт и переделки могла только надежда получить хороший урожай и всю выручку пустить на развлечения. Венеция сочла бы внезапный интерес Деймрела к родовому имению не более чем предлогом для задержки в Прайори, попытайся он увидеться с ней.

Найти повод для визита в Андершо, как полагала Венеция, не составляло для него труда, и, будучи слишком невинной, чтобы понимать: Деймрел, опытный в искусстве флирта, намеренно избрал такую тактику, — решила, что он не так уж сильно увлечен ею. Конечно, в Андершо его лордство ожидала только резкая отповедь, но было досадно, что ему не представляется шанса выслушать ее. Венеция начала воображать их повторную встречу и пришла в такой гнев на Деймрела и на саму себя, что Обри спросил, все ли с ней в порядке.

В конце концов встреча состоялась, но способствовал этому не Деймрел и не она, а Обри.

Деймрел вместе с Кройдом возвращался домой верхом из очередной инспекционной поездки, когда слабый крик о помощи заставил его оборвать фразу и оглядеться. Крик повторился, и Кройд, поднявшись в стременах, чтобы заглянуть за ограду, которая тянулась вдоль аллеи, воскликнул:

— Господи, да ведь это мистер Обри! Его гнедая упала вместе с ним — так и знал, что это случится. Если ваше лордство извинит меня, я пойду помогу молодому человеку.

— Да, разумеется. Здесь есть ворота или нам придется тащить его через ограду?

Ворота находились чуть дальше, и вскоре оба всадника спешились, а Кройд опустился на колени возле Обри, который лежал у края канавы, отделяющей вместе с оградой жнивье от полосы пастбища. Неподалеку стояла его лошадь, которая нервно отпрянула при виде приближающегося Деймрела, обнаружив сильную хромоту.

Обри побледнел от сильной боли.

— Я упал на больную ногу и не могу встать, — с трудом вымолвил он. — Очевидно, меня оглушило при падении. А где Руфус? Он подвернул переднюю ногу. Надеюсь, не сломал колени!

— Не беспокойтесь об этой неуклюжей кляче, сэр, — проворчал Кройд. — Меня интересует, что вы сломали.

— Ничего. Ради бога, не трогайте меня, иначе я снова потеряю сознание. Я только подвернул лодыжку. — Он приподнялся на локте, но побелел как мел и закусил губу. Кройд поддержал его. — Сейчас я приду в себя. Но моя лошадь…

— Ваша лошадь сильно растянула сухожилие, — сказал Деймрел. — Вы не сможете ехать на ней, но ногу она не сломала. Вопрос в том, не сломали, чего доброго, ногу вы сами?

— Не сломал, — отозвался Обри. — Просто у меня… э-э… слабое бедро. Но мне скоро станет лучше. Нельзя ли передать сообщение в Андершо? Пусть за мной пришлют карету.

— Это молодой мистер Лэнион, милорд, — объяснил Кройд. — Думаю, мне лучше привести фаэтон из Прайори, так как до Андершо шесть с лишним миль.

— И скверная дорога, на которой здорово трясет, — добавил Деймрел, задумчиво глядя на Обри. — Мы отнесем его в Прайори. Скажите, чтобы приготовили постель, и приведите с собой Нидда, пусть позаботится о лошадях. Положите это парню под голову. — Он снял куртку, скатал ее, протянул Кройду и добавил, снова посмотрев на лицо Обри: — Принесите бренди — и поживее!

Заняв место Кройда возле Обри, Деймрел принялся ослаблять ему галстук. Обри открыл глаза:

— Благодарю вас. Вы лорд Деймрел, сэр?

— Да, я Деймрел, но вам лучше помолчать.

— Почему?

— Думаю, у вас легкое сотрясение мозга, так что лежите спокойно.

— Я даже не знаю, сколько времени здесь провалялся. Один раз я пришел в себя, попытался встать и снова свалился в обморок.

Деймрел ощутил в его голосе потки горечи.

— С вашей стороны было опрометчиво предпринимать такую попытку с растянутой лодыжкой и слабым бедром, — заметил он.

Обри через силу усмехнулся, опять закрыл глаза и не открывал их до возвращения Кройда с фаэтоном, но Деймрел видел но его слегка нахмуренным бровям и напряженному рту, что он не спит и не в обмороке. Когда Обри подняли с земли, он пробормотал, что сможет идти, если его будут поддерживать, но, услышав приказ Деймрела обхватить его рукой за шею, повиновался и сосредоточился на трудной задаче сохранить подобающую твердость духа. Пронести на руках через поле худого и невысокого паренька было несложно, но оказалось невозможным усадить его в фаэтон, не причиняя боли, и, хотя до Прайори было чуть более мили, поездка по плохой дороге стала серьезным для него испытанием. Обри не произнес ни слова жалобы, но, когда его вытаскивали из фаэтона, снова потерял сознание.

— Отлично! — весело воскликнул Деймрел, внося его в дом. — Нет-нет, миссис Имбер, уберите нюхательную соль. Нужно снять с бедняги сапоги, прежде чем приводить его в чувство. Принеси бритву, Марстон.

Процедура снятия сапог вывела Обри из обморочного состояния, но он не понимал, что с ним происходит, пока его раздевали и облачали в одну из ночных рубашек хозяина дома. Однако холодный компресс, приложенный к распухшей лодыжке, уменьшил боль, исходящую от левого бедра, а нюхательная соль помогла ему после приступа кашля осмыслить окружающее. Обри озадаченно уставился на Деймрела и его слугу, но при виде встревоженного лица миссис Имбер память вернулась к нему, и он воскликнул:

— Вспомнил! Я упал с лошади! Надо же быть таким неловким!

— Даже лучшие наездники иногда надают, — утешил его Деймрел. — Не стоит переживать.

Обри повернул голову и посмотрел на него. Его щеки покрылись густым румянцем.

— Я вам очень признателен, сэр. Прошу прощения. Причинить столько хлопот из-за простого падения! Должно быть, вы считаете меня жалким нытиком!

— Совсем наоборот, я считаю, что выносливости у вас куда больше, чем ума. Вы же знаете, что практически ничего не весите. Что же заставило вас думать, будто вы в состоянии удержать такого резвого жеребца, как ваш гнедой?

— Он не понес меня, — объяснил Обри. — Я сам пустил его в галоп. Конечно, это неосторожно, но в нашей конюшие нет лошади, которую я не мог бы удержать.

— Выносливости у вас и впрямь гораздо больше, чем ума, — повторил Деймрел, но понимающая улыбка не позволила Обри обидеться. — Очевидно, зануды вроде моего управляющего говорили вам, что лошадь чересчур резва для вас, и этого оказалось достаточно, чтобы вы пустились по полю во весь опор. Признаюсь, что я поступил бы так же, поэтому не стану вас бранить. Где я могу найти хирурга, который лечит вас, когда вы надаете?

— Не нужен мне хирург! Он станет меня теребить, и мне станет хуже. Я немного полежу, и все пройдет.

— Ну-ну, мистер Обри, вы отлично знаете, что мисс Лэнион обязательно вызвала бы к вам доктора, — вмешалась миссис Имбер. — Доктор Бентуорт, милорд, ничуть не хуже любого лондонского врача, а может, и лучше. Если бы Кройд не увел Нидда к лошадям, я бы сразу послала его в Йорк!

— Ну, если Нидд уже привел лошадей, то пусть отправляется, как только я напишу записку врачу. А тем временем…

— Не нужно! — сердито воскликнул Обри. — Я уверен, что смогу отправиться домой до приезда доктора. Если бы вы только оставили меня в покое… Терпеть не могу, когда возле меня суетятся!

Невежливая речь паренька шокировала миссис Имбер, но Деймрел спокойно ответил:

— Это действительно ужасно. Больше никто не будет над вами суетиться. Отдыхайте и постарайтесь заснуть.

Обри, чувствовавшему себя так, словно его пытали на дыбе, это предложение показалось настолько бессмысленным, что он с трудом удержался от язвительного ответа. Его оставили одного, но размышления не помогали ему отвлечься от мучительной боли, и вскоре он стал опасаться, что серьезное повреждение бедра прикует его к постели на несколько месяцев, если не до конца дней. Но прежде, чем Обри успел довести себя страхами до полного изнеможения, вернулся Деймрел со стаканом в руке.

— Вам здорово не по себе? — сказал он, бросив взгляд на Обри. — Выпейте это.

— Ничего, я могу потерпеть, — пробормотал Обри. — Спасибо, но если это лауданум, я не буду его пить.

— Напомните мне спросить, что именно вы хотите, если я пожелаю это сделать, — промолвил Деймрел. — Но в данный момент я этого не желаю. Делайте, что я говорю, или вам придется плохо!

— Хуже некуда, — вздохнул Обри, покорно принимая из рук Деймрела стакан.

— Не будьте в этом так уверены. Я не отличаюсь ни терпением, ни состраданием. Может, вам не известно, что вы находитесь в логове людоеда?

Обри невольно улыбнулся, но ответил, с отвращением глядя на снадобье:

— Я ни за что не стал бы пить эту гадость, если бы не чувствовал себя обязанным вам. Я ведь не из слабых, хотя ничего не вешу.

— Вы упрямый щенок. Теперь ведь над вами никто не суетится, верно? Вам просто предлагают выпить успокоительное, которое поддержит вас, прежде чем доктор сможет вами заняться. Пейте немедленно!

Не привыкший к столь властным распоряжениям Обри напрягся, но, посмотрев в угрожающе сузившиеся глаза Деймрела, криво улыбнулся:

— Ладно.

— Вот так-то лучше, — одобрил Деймрел, забирая у него пустой стакан. Выражение лица Обри побудило его добавить: — Думаю, у вас нет ничего страшнее ушибов. Будь у вас серьезные повреждения, вы бы куда сильнее мучились от боли. Так что перестаньте бояться.

Обри бросил на него быстрый взгляд:

— Да, я об этом не подумал. Благодарю вас. Я не хотел быть невежливым, прошу прощения…

— Не беспокойтесь и постарайтесь поспать.

— Думаю, мне это удастся, раз я выпил эту мерзость, — согласился Обри с робкой улыбкой, внезапно сделавшей его моложе. — Только моя сестра будет волноваться.

— Я уже послал конюха в Андершо с письмом для нее.

— Еще раз благодарю. Надеюсь, вы не написали там ничего, что может ее встревожить?

— Я написал то, что сказал вам, и попросил прислать все необходимое вроде ночных рубашек и зубных щеток.

— Тогда все в порядке, — облегченно вздохнул Обри. — Это ее не испугает.