Нежеланная жена

Глава 2

Никогда в жизни Тане не забыть тот миг, когда они с Адрианом, впервые, остались наедине в его доме.

Оставив вопрос матери, полный нескрываемого ужаса, без ответа, Адриан увел Таню в другую комнату, маленькую и уютную, где она немного воспряла духом. Но ее уверенность улетучилась, когда Адриан отошел от нее подальше и кивнул на диван. Сам же сел поодаль в кресло.

— Очень жаль, что ты не предупредила заранее о своем приезде, — хриплым голосом начал он. — Мне было… это было так неожиданно — вдруг увидеть тебя. — Он помолчал, словно решая, что еще сказать. — Как я понимаю, ты прямо из Ровнии?

— Да. Я не могла сообщить тебе о приезде заранее, все случилось очень быстро.

— Тебе еще повезло, что ты смогла уехать, — безучастным голосом, заметил он. — Мало кому из твоих соотечественников это удавалось.

— Но многие этого хотят. Ты же знаешь наш народ, Адриан. Представь только, как они ненавидят этот режим.

— Однако они живут при нем уже восемь лет.

— Это были восемь лет сопротивления и борьбы. Многие так и не смирились. У нас есть… как это называется?.. подполье.

— Да, об этом что-то писали. Но трудно понять, правда это или нет.

— Это правда. Я точно знаю, потому что сама в нем участвовала.

Таня замолчала, не понимая, почему они говорят о политике, когда им нужно так много сказать друг другу. Она была снова с Адрианом — своим мужем, — с человеком, которого любила всем сердцем. Таня вглядывалась в его лицо, отмечая, как годы изменили его. Она видела, что юноша, целовавший ее много лет назад в аэропорту, превратился в красивого уверенного мужчину. Очаровательная застенчивость сменилась властной манерой, голос стал тверже и уверенней. Но все равно он остался тем же, каким был. Однако, по его взгляду было видно, что о ней он бы этого не сказал, он смотрел на нее так, словно видел ее впервые.

— Когда ты уехала из Ровнии? — спросил он.

— Три дня назад. Даже после того, как я пересекла границу, мне приходилось соблюдать осторожность. Я сутки скрывалась, потом меня посадили на поезд.

— Что ты намерена делать дальше? — высокопарно поинтересовался он.

— Дальше? — Она непонимающе уставилась на него. — А что я должна делать дальше? Я приехала к тебе. Ты мой муж.

— Уже не муж. Ты развелась со мной шесть лет назад.

— Что? — подскочила Таня. — Это неправда. Ты лжешь!

— Нет, не лгу. Шесть лет назад ваше правительство сообщило, что все граждане, состоящие в браке с иностранцами, разводятся с ними.

— Ты должен был понимать, что я ни за что этого не сделала бы!

— А откуда я мог знать? — Она пошатнулась, и сострадание к ней заставило Адриана подойти поближе и осторожно усадить ее обратно на стул. — Ты ведь обо всем знала, Таня. Я ни в чем тебя не виню. Я понимаю, что у тебя не было выбора…

— Я ничего не знала! — в отчаянии воскликнула женщина. — Я знала только, что ты не отвечаешь на мои письма — что все мои попытки как-то связаться с тобой ни к чему не приводят. Словно ты умер. Мне никто ничего не говорил о разводе. Никогда! Все время, что мы были в разлуке, я только и жила ожиданием нашей встречи… ждала, когда снова увижу тебя…

Она разразилась безудержными рыданиями, и он неловко похлопал ее по плечу.

— Прошу тебя, не плачь. Теперь ты в Англии и тебе ничего не угрожает. Прости, что встретил тебя так холодно, но пойми, я не ожидал тебя увидеть и… был весьма потрясен.

Потрясен. Это был такой деликатный эвфемизм, что она чуть не рассмеялась. Если бы не было так горько. Мало того что она была иностранка, в чужой стране, к тому же еще человек, к которому она приехала, не рад был ее видеть.

Она внимательно посмотрела ему в лицо, пытаясь догадаться, о чем он думает. Но Адриан ничем себя не выдал, и ей показалось, что она смотрит в лицо совершенно чужого, незнакомого ей человека. Но ведь он не был чужим. Это был мужчина, за которого она когда-то вышла замуж и чье кольцо до сих пор носила.

— Естественно, ты останешься у нас, пока не решишь, куда ехать дальше, — сказал Адриан. — Если я могу тебе чем-то помочь…

— Мне ничего от тебя не нужно, — взорвалась она. — Ничего!

— Ты так говоришь, потому что ты сейчас расстроена. Я все равно чувствую за тебя ответственность и обязан о тебе позаботиться.

— Мне не нужна твоя забота! — воскликнула она. — Мне нужна любовь!

— Думаю, нам не стоит говорить о любви. Прошло восемь лет с тех пор, как мы последний раз виделись, и за это время оба мы изменились.

— Я-то не изменилась, — горько сказала она. — Я все такая же. И всегда останусь такой. — Руки ее вспорхнули вверх. — Ты так быстро забыл все, что было? И даже теперь, когда мы вместе, ты ничего ко мне не чувствуешь?

Он порывисто отвернулся.

— Нет. У меня больше нет к тебе никаких чувств. Ты развелась со мной шесть лет назад. Узнав об этом, я уже не мог любить тебя по-прежнему. Прости, Таня, но нет смысла скрывать от тебя правду.

Таня отчаянно пыталась защититься от его слов, но они болезненно, убийственно проникали в нее.

— Ты хочешь сказать, что больше не любишь меня?

— Я хочу сказать, что мы теперь совсем другие люди, — не те юноша и девушка, что поженились восемь лет назад. Мы расстались не по своей воле, но это случилось — и мы не можем повернуть время вспять.

Она долго не произносила ни слова, нервно сжимая руки, нащупывая пальцем обручальное кольцо.

— Ты не любишь меня, потому что я стала некрасивой?

— О господи! — невольно вырвалось у него. — Не говори так. Это не имеет никакого отношения к твоей внешности.

— Имеет, — прошептала она. — Я для тебя чужая. Теперь я понимаю. — Таня встала и увидела свое отражение в большом зеркале, обрамленном тяжелой золоченой рамой, висящим над мраморной каминной полкой. — Да, — задумчиво произнесла она, — когда я смотрю в зеркало, я вижу в нем лицо старухи. Женщины, постаревшей прежде времени. — Она пошла к двери. — Больше не о чем говорить. Я пойду.

— Но куда?

— Поеду в Лондон. Я боюсь идти в ровнийское посольство, хотя там может быть общежитие…

— Не говори глупости. Ты останешься у нас, пока мы не решим, что делать. Я знаю, ты разочарована моим приемом, но… будь благоразумной.

— Благоразумной, — словно эхо, повторила она. — Ты, видимо, часто употребляешь это слово. Хорошо, Адриан, какого благоразумного поступка ты от меня ждешь?

— Прежде всего, сейчас ты должна лечь и отдохнуть. У тебя измученный вид.

— Я не спала с тех пор, как уехала из Ровнии, — призналась она.

— Потом я… потом мама выделит тебе комнату, где ты будешь жить. Когда хорошенько выспишься, все предстанет в другом свете. Думаю, до той поры стоит отложить все дальнейшие разговоры.

— Очень, очень благоразумное решение, — спокойно сказала она.

Если он и уловил насмешку в ее словах, то не подал вида.

— Тебе принесут ужин в комнату, — просто сказал он.

— Я не хочу есть.

— Когда примешь ванну и отдохнешь, захочешь.

Ни говоря ни слова, она вышла в коридор. Адриан пошел за ней. Его жена постеснялась зайти в гостиную и стояла на пороге, переминаясь с ноги на ногу, пока он разговаривал с матерью. Она стояла далеко и не слышала, о чем они говорили, но увидев, как разволновалась пожилая дама, подошла к ней.

— Думаю, Адриан прав. Вам следует отдохнуть, — сказала миссис Честертон. — Вы, должно быть, устали после столь долгого путешествия.

Таня чувствовала, что голос изменяет ей. Не в силах вымолвить ни слова, девушка только кивнула и покорно пошла вслед за свекровью по великолепной лестнице вверх, на второй этаж. Хотя женщина, которая торжественно шествовала впереди с прямой спиной, больше не приходится ей свекровью, потому что она уже не жена Адриана. Она чужая, в чужом доме, нежеланная, лишняя. Чем быстрее она от них уедет, тем лучше.

Утреннее солнце по-хозяйски проникло в спальню. Таня откинулась на мягкие подушки и огляделась. Комната была прекрасно обставлена. Пол устилал мягкий зеленый ковер, оттеняющий плотные гладкие занавески с цветочным узором, которые ярко пестрели на фоне светло-кремовых стен. На изящном деревянном столике возле кровати стоял поднос с остатками еды: это был ужин, который послал ей вчера вечером Адриан.

Адриан… Она больше не могла думать об этом неприступном человеке как о том юноше, за которого вышла замуж восемь далеких лет назад. Все долгие годы разлуки она хранила в сердце его образ, но, когда ее воспоминания столкнулись с жестокой реальностью, прошлое исчезло под их натиском.

Возможно, это случилось потому, что она хотела увидеть его таким же, как в день прощания в аэропорту, когда они поцеловали друг друга в последний раз. Она была готова к тому, что найдет его изменившимся, повзрослевшим, посуровевшим. Но она не могла предположить, что за восемь лет этот человек изменится до неузнаваемости.

Как холодно он смотрел на нее! Ее муж быстро справился с ужасом, мелькнувшим в глазах, но недоверчивость и холодность остались. Когда он положил руки ей на плечи, в этом легком прикосновении не было любви и нежности, только отвращение, которое супруг всеми силами пытался скрыть.

Таня выскочила из постели и подбежала к большому зеркалу. На нее смотрело лицо с ввалившимися щеками и огромными глазами. Кожа была еще гладкой, но в лице не было ни кровинки; светлые волосы потускнели, словно были покрыты слоем пыли. Она не могла винить Адриана в том, что он не сразу узнал ее. Порой она сама с трудом узнавала себя. Вздохнув, Таня стала одеваться.

Она выходила из ванной комнаты рядом со спальней, когда в комнате появилась горничная с завтраком на подносе.

— Доброе утро, мисс. — Она поставила поднос на столик у кровати. — Надеюсь, вы хорошо спали?

— Да, спасибо. — Таня посмотрела на кофе и булочки. — Я могу спуститься вниз к завтраку.

— Мистер Честертон распорядился принести вам завтрак наверх. Он также просил вас зайти к нему в библиотеку, когда вам будет удобно.

— Я пойду сейчас же.

Таня повернулась к двери, но служанка отрицательно покачала головой.

— Не торопитесь, мисс. Сначала позавтракайте, вам это пойдет на пользу.

Таня поколебалась, потом, согласившись, что в словах девушки есть резон, присела на краешек кровати и налила себе немного кофе из кофейника.

Кофе был очень вкусный по сравнению с тем ужасным заменителем, который она привыкла пить в Ровнии. Вкусными были и свежие хрустящие булочки со сливочным маслом. Но она не могла есть с аппетитом, думая о предстоящем разговоре с Адрианом. Ей хотелось поскорее с этим покончить. Горничная сказала, чтобы она не торопилась, и Таня заставила себя выпить вторую чашку кофе, потом медленно подошла к зеркалу и равнодушно причесала волосы.

Она привыкла к своей старомодной, изрядно поношенной одежде. И только сейчас, в этом элегантном окружении, почувствовала, насколько она ужасна. Черная саржевая юбка доходила ей почти до лодыжек, блуза была такая застиранная, что яркая цветная вышивка, которой славилась ее страна, совсем потускнела и выцвела. Но с этим она ничего не могла поделать и, заколов волосы в гладкий пучок на затылке, пошла в библиотеку, где ее ждал Адриан.

Он поднялся из-за стола, когда Таня вошла.

— Надеюсь, ты хорошо спала? — вежливо поинтересовался он.

— Да, спасибо. — Не дожидаясь приглашения, она села на стул. — Не знаю, о чем нам с тобой говорить. Чем скорее я уеду, тем лучше.

— Все не так просто. Мне уже позвонил кое-кто из деревни, чтобы спросить, удачно ли ты добралась.

— Кто это?

— Ты спрашивала дорогу у нескольких людей, — пояснил Адриан. — Один из них оказался самым большим сплетником в деревне. Вернее, сплетницей. К тому же память у нее, как у слона. Она вспомнила, что когда-то я был женат на иностранке…

— И догадалась, что я твоя жена? — упавшим голосом пролепетала Таня.

— Нет. Хотя если мы дадим ей повод для подозрений, она сможет сделать выводы. Это несложно. Пока она считает, что ты приехала сюда… чтобы… — Он замолчал, затрудняясь подобрать нужное слово, потом, так ничего и не придумав, сказал: — Я не стыжусь того, что женился на тебе, поверь мне, Таня, это правда.

— Надеюсь, что так.

— Да, это так, я говорю искренне. — Впервые, за все время, в его голосе прозвучало настоящее чувство. — Я очень любил тебя, и мне очень жаль… мне жаль, что все так сложилось.

— Спасибо. Я рада, что ты это сказал.

Несколько секунд они, молча, смотрели в глаза друг другу, затем Адриан быстро заморгал, отгоняя воспоминания.

— Я должен тебе кое-что сказать, — продолжал он. — Я кандидат в члены парламента, и, если станет известно, что у меня есть жена, которая приехала ко мне из-за «железного занавеса», для меня это может стать катастрофой.

— Почему? Кстати, ты забыл, что я тебе больше не жена.

— Не совсем так. То, что развод был объявлен твоим правительством, еще не значит, что он действителен у нас в стране, тем более, что мы с тобой расписывались в британском посольстве.

— Я уверена, ты сможешь все устроить наилучшим для себя образом.

Он кивнул, не обращая внимания на ее сарказм.

— Да, думаю, здесь проблем не будет. Я собирался заняться этим после выборов.

— Я все же не понимаю, чем мой приезд сюда может тебе повредить. Мой отец был посажен в тюрьму и убит, потому что не был согласен с режимом, и мне пришлось бежать из страны по тем же причинам.

— Разумеется, интеллигентные люди это поймут, — ответил он. — Но не все здесь такие.

— Это единственная причина, по которой ты хочешь скрыть, кто я такая? Я не очень хорошо говорю по-английски, но у тебя из-за этого не должно складываться впечатления, что я слабоумная. Вчера вечером я почувствовала, что есть еще какая-то причина того, что мой неожиданный приезд оказался так некстати.

— Если я что-то и скрывал от тебя, — быстро заговорил он, — то только, щадя твои чувства.

— Я давно уже привыкла, чтобы мои чувства не щадили. Пожалуйста, продолжай.

Он помолчал.

— Помнишь девушку, которая сидела на диване рядом с матерью?

— С темными волосами? Я подумала, что это твоя сестра.

— Нет. Моя сестра была наверху. Эта девушка, она моя… моя невеста.

Таня с трудом сглотнула.

— Но как ты мог с ней обручиться, если, как ты говоришь, не считал себя свободным?

— Почему же, я свободен. Просто, как я тебе объяснил, мне нужно узаконить это положение.

— Жаль, что ты не оформил развод официально шесть лет назад. Тогда бы тебе не пришлось возиться со мной сегодня.

— Ты меня ничуть не обременяешь. Ты была моей женой, и я обязан тебе помочь.

— Я хочу уехать. Я привыкла сама за себя бороться. После смерти отца моя мама долго болела, а власти не давали мне работу. Даже друзья нашей семьи боялись оказывать нам поддержку, так что я научилась сама справляться с проблемами.

— Почему же ты не попыталась уехать из страны раньше?

— Не могла, пока мать была жива.

Адриан покраснел.

— Прости. Я должен был догадаться. Но теперь ты здесь, и я надеюсь, ты поживешь у нас…

Его голос сник, но Таня поняла, что он хотел сказать.

— До выборов?

— Да. Теперь уже вся деревня знает, что ты здесь, и, если ты так скоро уедешь, они начнут судить и рядить, что да почему…

— Скажи им, что я ваша новая служанка, — почти весело предложила Таня, — и что я оказалась негодной, и вы меня выгнали. — Адриан вспыхнул, и она пристально посмотрела ему прямо в глаза. — Ты ведь это хотел мне предложить? Чтобы я притворилась служанкой?

— Нет, нет, что ты. — Голос его зазвенел. — Не служанкой — няней детей моей сестры. Так, для отвода глаз, ты же понимаешь. Это мама предложила… как временный выход из ситуации. Ты могла бы остаться у нас, пока я не устрою твои дела.

— Если я и остаюсь, то только чтобы не повредить твоей карьере. Мне ничего от тебя не нужно.

— Об этом поговорим в другой раз. — Он старательно избегал смотреть ей в глаза. — Спасибо, что идешь мне навстречу, Таня.

— Не благодари. Нищим выбирать не приходится, а, в доме моего мужа, я нищенка и попрошайка.

— Дорогая, не говори так!

Не обращая внимания на боль в его голосе, она выбежала из комнаты. Ее боль была гораздо горше.

Оказавшись в коридоре, она огляделась по сторонам с загнанным видом, распахнула дверь напротив и оказалась в комнате, где была вчера вечером после приезда. Комната была великолепно обставлена, со сдержанным шиком, характерным для всего дома. Огромные вазоны с цветами источали аромат, из распахнутых французских окон открывался вид на сад и спускающиеся уступами каменистые холмы Йорка. Она выбежала из дома и остановилась, только когда добежала до плоских ступеней, спускающихся на лужайку. Лужайка была точно такой, какой она всегда представляла английские лужайки: ровная, окаймленная бордюром из цветов, безупречно зеленая. Чуть поодаль небольшая плантация серебристых берез спускалась к пруду с лилиями. Зачарованная этой красотой, Таня почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. Она быстро смахнула их, зная, что, стоит начать жалеть себя, это будет конец. Не надо думать про то будущее, какое рисовалось в мечтах. Надо думать о том, что ее страшное прошлое осталось позади, что она в безопасности. Пусть она потеряла Адриана, зато обрела свободу.

Ветка дерева задела ее волосы, и она устремила взор вверх, завороженная видом прекрасной цветущей вишни. Она не смогла сдержать восхищенного возгласа, потянула отягощенную цветками ветку к себе и провела ею по лицу.

— Прелестно, правда? — раздался мелодичный женский голос у нее за спиной. Таня обернулась и увидела девушку приблизительно своего возраста, с короткими каштановыми волосами и приятным, но невзрачным лицом. — Вы, должно быть, Таня, — продолжала незнакомка. — А я Бетти Тафтон, сестра Адриана.

— Адриан рассказывал о вас. Я должна следить за вашими детьми, как я поняла.

— Нет, что вы, это так, отговорка, чтобы в деревне не стали сплетничать. А то они напридумывают бог знает что, — быстро заверила ее Бетти. — Хотя на месте Адриана я бы сказала правду.

— Но это может плохо сказаться на его карьере.

— Не думаю. Впрочем, к сожалению, мое мнение здесь ничего не значит.

Она, однако, ничуть не была этим расстроена.

— Конечно, Адриана тоже можно понять. Он старается избежать любых неожиданностей, которые могли бы снизить его шансы на выборах, — сочувственно продолжала его сестра, — но никто не может требовать, чтобы вы присматривали за моими непоседами.

— Я буду это делать, не сомневайтесь, — официальным тоном заявила Таня. — Если этого хочет Адриан.

— Вы всегда делаете то, что он хочет? — Бетти тут же смущенно засмеялась. — Простите, можете не отвечать.

— Я бы ответила, если б могла. Но мы так недолго прожили с вашим братом, что у меня не было возможности это узнать.

— Да, конечно. Я забыла, что вам пришлось расстаться прямо во время медового месяца. Должно быть, для вас это было ужасно.

— Последние восемь лет вообще принесли мало радости, — сдержанно ответила Таня. — Пожалуй, не стоит об этом говорить.

— Но и держать все это в себе, тоже не выход.

— Зато так надежней.

— Вы имеете в виду, что не хотите смущать окружающих? — Бетти Тафтон посмотрела на нее долгим серьезным взглядом. — Когда вы только что улыбнулись, я вдруг представила себе ту девочку, на которой, в свое время, женился Адриан. Первый год после того, как он вернулся, он не уставал рассказывать нам, как вы прекрасны.

— Да, но все осталось в прошлом. Теперь я стала уродливой. — Таня кинула взгляд на свое бесформенное платье, огрубевшие от работы руки… — Мне трудно привыкнуть к мысли, что я больше ему не жена. Я ведь ничего не знала о разводе.

Бетти была поражена.

— Тогда, наверное, для вас это был страшный удар… когда Адриан сообщил вам это.

— Да, правда. Но и это уже позади. Теперь я, няня ваших детей.

Бетти снова окинула ее взглядом.

— На вашем месте, я захотела бы задать Адриану настоящую трепку!

— Если бы вы были на моем месте все эти восемь лет, вы научились бы скрывать свои истинные чувства и держать свои мысли при себе.

Они, молча, продолжали прогуливаться по зеленой лужайке, невольно направляясь в сторону дома.

— Знаете, вы все еще красивы, — вдруг сказала англичанка. — Просто вам нужно немножко поправиться, выспаться хорошенько и купить новую одежду.

— О, для меня все это не имеет никакого значения.

— Почему же? Теперь вы на свободе и вам незачем ходить в таком виде, словно вы только что сбежали из концлагеря.

— Но ведь так оно и есть.

— Тем более — скорее надо обо всем забыть. Мы с вами примерно одного размера, и я могу подобрать вам что-нибудь из моей одежды.

— Я не принимаю подачек.

— Господи, да какие подачки! Вы же моя невестка. Во всяком случае, пока Адриан не оформил развод, мы с вами родственницы. Так что, даже не спорьте!

Слегка улыбнувшись, Таня пожала плечами и уступила.

— А у вас нет своего дома? — спросила она, поднимаясь вслед за Бетти на второй этаж.

— Нет, я живу здесь. Когда я вышла замуж, Адриан служил за границей, и маме было очень одиноко. Мы с Диком переехали сюда на время, да так и остались.

— А вам не хотелось жить отдельно?

— Я уже перестала об этом думать. Мне здесь очень удобно — и готовить самой не надо.

— Ваша мама готовит на всю семью?

Бетти хихикнула:

— Она даже яйца не умеет сварить. Нет, у нас есть повар.

— Понятно.

— Боюсь, что вам это трудно понять, — снова хихикнула Бетти. — Ничего, пора привыкать к этому, и еще ко многому другому.

И действительно, верная своему слову, Бетти так и сделала. С помощью настойки из лимона она вернула блеск, уныло повисшим, волосам новой подруги, подстригла ей челку, заставив ее спускаться на лоб мягкими волнистыми прядями, заплела косу и уложила ее вокруг головы Тани.

— Надеюсь, ты ничего не имеешь против косметики?

Бетти, не дожидаясь ответа, начала мягкой губкой наносить на лицо Тани макияж.

К счастью, сестра Адриана оказалась не только решительной, но и искусной в этом деле. В результате, через некоторое время, посмотрев в зеркало, Таня не узнала себя. Платье, которое отдала ей Бетти, скрадывало худобу. Лиф платья, расшитый бисером, подчеркивал нежную округлость груди и, в то же время, скрывал острые ключицы. Мягко развевающаяся юбка скрывала костлявые бедра и делала акцент на невероятно узкой талии. Но самые большие изменения претерпело ее лицо: Таня стала почти такой, какой была когда-то, — она всегда надеялась, что сможет вернуть былую красоту, если у нее будет возможность. Легкий слой румян подчеркивал высокие скулы, специальный крем скрывал темные круги под глазами, тушь оттеняла длинные ресницы, обрамляющие большие фиолетовые глаза, похожие на огромные фиалки, растущие на холмах ее родины.

— Ты будешь выглядеть еще лучше, если поправишься на несколько килограммов, — с видом знатока сказала Бетти. — Но и так ты выглядишь в сто раз лучше, чем вчера вечером. Адриан тебя не узнает.

Радость Тани как рукой сняло. В обществе этой милой добродушной девушки она почти забыла о своем положении, но теперь мрачные мысли снова овладели ею. Она не могла сдержать слез и со сдавленным всхлипом кинулась в свою комнату и бросилась на постель. Как ей жить в чужой семье и притворяться, что она совершенно посторонняя женщина главе этой семьи? Как может она забыть те несколько счастливых недель, которые они провели вместе? Но забыть их необходимо. Если она этого не сделает, то погубит нынешнюю жизнь Адриана.

— Дай мне сил остаться, — шептала она, молитвенно сложив руки, — и прошу тебя, Господи, дай мне силы уйти, когда будет нужно.