Нежеланная жена

Глава 3

Дни шли. Хорошая еда и отдых заметно сказались на внешности Тани. Румяна ей стали не нужны, да и тело начало обретать прежние очертания.

После нескольких первых, самых тяжелых дней, Таня постепенно заняла в семье свое место. Она привязалась к детям Бетти с первого взгляда, как и они к ней, но ее любимицей стала пятилетняя Эмма, чьи белокурые локоны и серьезное личико напоминали Тане себя, в раннем детстве. Совсем другой характер был у трехлетнего Тима: отважный, резвый, всегда веселый, очень сообразительный, он пользовался всеми этими качествами, чтобы добиваться своего, и с ним нелегко было сладить. Но Таня с радостью готова была решать любые проблемы, лишь бы отвлечься от своих горестных мыслей. А приглядывать за Тимом было таким хлопотливым делом, что времени, на праздные размышления, не оставалось.

В семье с ней обращались бережно и заботливо. Она думала, что ей полагается есть вместе с детьми, в детской, но Адриан на это не соглашался.

— Но я с удовольствием посижу за столом с детьми, — уверяла она.

— А я настаиваю, чтобы ты ела с нами.

В результате сошлись на компромиссе — Таня согласилась есть вместе со всеми, когда Адриан бывал дома, а в его отсутствие могла есть в детской. Именно в такие минуты она бывала весела и спокойна. Ведь в общей столовой ей приходилось сносить ледяную вежливость миссис Честертон, а также показное дружеское отношение Адриана, который изо всех сил притворялся, что они с ней просто хорошие друзья, словно забыв, что когда-то они были намного больше, чем друзьями.

Единственно, кто вел себя с ней естественно, были Бетти и Дик Тафтон. Они всегда приглашали ее с собой, когда шли в местный кинотеатр или к друзьям в гости. Но Таня всегда отказывалась, напоминая им, что, раз она известна в округе как гувернантка, она не должна появляться в обществе вместе со своими хозяевами.

Неохотно признавая ее правоту, они оставили Таню в покое, и постепенно это сделали все остальные. Погруженный в хлопоты предвыборной кампании, Адриан больше не настаивал, чтобы она ужинала вместе с семьей, когда он бывал дома, и они встречались только за обедом по воскресным дням, когда дети ели вместе с родителями.

Шли недели, сливаясь в одну сплошную череду будней, и незаметно подкралось лето. Как-то вечером, уложив детей спать, Таня вышла прогуляться в сад. День был очень жарким, и она с облегчением вдыхала прохладный, ароматный, вечерний воздух. Сидя на берегу пруда с лилиями, который стал ее излюбленным местом уединения, она склонилась над водой и опустила в пруд пальцы. Ее отражение глянуло на нее из стоячей воды: заходящее солнце окрашивало золотистые пряди ее волос, и казалось, что в пруду рассыпана золотая пыль.

— Я тебя не узнал издалека, — раздался голос Адриана у нее за спиной.

Резко вздрогнув, она обернулась и увидела, что муж идет к ней.

— Ты так изменилась. — Он блуждал взглядом по плотно облегающему платью из кремового льна, по загорелым стройным ногам и тонким ступням в красных сандалиях.

— Неужели так сильно?

— Да. Ты уже не похожа на ту девочку, что я встретил когда-то в Ровнии, да и на ту женщину, которая внезапно появилась у нас, — тоже.

— Ты тоже изменился.

Он ничего не ответил, и Таня отвернулась от него и стала смотреть на пруд. В прозрачной воде она видела отражение до боли знакомого и любимого человека: высокий, загорелый, в белоснежной рубашке. Она вздрогнула всем телом и отодвинулась от него.

— Мне пора идти к детям. В такую жару они не могут усидеть на месте.

— Не надо так серьезно относиться к своим обязанностям. Ты гувернантка только для вида. А в семье, для своих, ты по-прежнему…

Адриан сконфуженно замолчал, но Таня не захотела прийти ему на помощь, и от ее пристального взгляда он смутился еще больше.

— Ну, ты понимаешь, что я хотел сказать.

Она кивнула.

— Мне все равно, как ко мне относится твоя семья.

— Для тебя главное, как я к тебе отношусь?

— Да. Но я на тебя за это не сержусь. Я понимаю, почему мой приезд принес тебе столько хлопот. Если бы я знала об этом заранее, я осталась бы в Ровнии. Но, к сожалению, я уже не могу туда вернуться.

— Хочешь сказать, ты поехала бы туда, если бы тебе разрешили? Но ты, как будто, говорила, что ненавидишь их режим?

— Да, это правда. Но, по крайней мере, в Ровнии я была бы на родине, среди своих. А здесь я посторонняя, всем чужая.

— Скоро ты заведешь новых друзей. Ты молода, хороша собой, и надеюсь, снова выйдешь замуж.

Она резко отпрянула от него.

— Что будет со мной в будущем — не ваша забота.

— Нет, моя!

— Вы так говорите, потому что у вас совесть неспокойна.

— Возможно. — Он пожевал нижнюю губу. — Я видел миссис Паркинс — она управляет почтой — сегодня утром, она спрашивала меня про новую нянечку Бетти. Он решила, что ты подруга моей жены!

— А что люди в деревне думают о твоей жене?

— Все знают, что она со мной развелась.

— Тогда тебе не о чем волноваться.

— По-твоему, все так просто. Ты считаешь, что у меня совершенно нет совести.

— А что случилось с твоей совестью, пока я была в Ровнии?

— Черт возьми, я пытался вытащить тебя оттуда, но это оказалось невозможно. Ты даже не представляешь, через что мне пришлось пройти, — горько добавил он. — Я знаю, тебе тоже было тяжело, но если бы ты могла встать на мое место… — Он нахмурил брови. — Мы не только повзрослели за эти восемь лет, мы отдалились друг от друга. Мы прожили разные, совсем непохожие жизни. Когда ваш посол сказал мне, что ты со мной развелась, я решил забыть о тебе. Навсегда. Я сказал себе, что нет смысла жить прошлым, когда мне еще столько предстоит сделать в будущем. Я заставил себя перешагнуть через любовь и…

— Как ты можешь так говорить, ты же обручен с другой женщиной? — воскликнула она. — Или хочешь сказать, что ее ты тоже не любишь?

— Мои чувства к Диане совершенно не похожи на то, что я испытывал к тебе, — резко ответил он. — Она хорошо разбирается в политике и будет мне превосходной женой.

— Но ты ее любишь? Ты хочешь быть с ней больше всего на свете?

Адриан так долго не отвечал, что Таня уже отчаялась услышать его голос. Наконец он заговорил:

— У нас с Дианой много общего. Она, как и я, абсолютно не капризна, и у нее много собственных интересов в жизни.

— Что ж, если такая женитьба тебя устраивает, — с горечью сказала Таня, — тогда ты глупо сделал, что вообще женился на мне! Я даже рада, что теперь ты меня не любишь, Адриан. Теперь я понимаю, что мы с тобой никогда не были бы счастливы!

— Если бы ты тогда уехала со мной в Англию, все было бы по-другому. Но невозможно жить одними воспоминаниями. Я знаю, Таня, тебе с этим трудно смириться, но давай не будем усложнять и без того сложную ситуацию.

— О, как это по-британски! Я так не умею. Я не могу больше жить у тебя, Адриан. Я хочу уехать отсюда и начать новую жизнь, совершенно другую, без тебя, и никогда больше тебя не видеть.

— Как только будет удобный случай, ты уедешь…

— Удобный! — перебила она. — Для кого удобный? Для тебя? Ты ведь только о себе и думаешь, Адриан!

Гневный румянец пришел на смену его обычной аристократической бледности, Адриан вдруг стал наивнее и моложе.

— Между прочим, я думаю в первую очередь о всех тех, кто выдвинул мою кандидатуру в парламент. Только из-за обязательств перед ними, я попросил тебя остаться. Однако, если тебе так невыносимо жить здесь, я отвезу тебя в Лондон и устрою в гостинице. Я уже говорил, что считаю себя ответственным за тебя, где бы ты ни жила.

Она со стоном всплеснула руками.

— Но ты же знаешь, что я не могу уехать! Если я сейчас уеду, а ты проиграешь выборы, я буду винить во всем себя.

— Ты ведь не могла знать об этом, когда приехала, — тяжело вздохнул Адриан. — Но если Роджер Пултон узнает, кто ты, он не упустит возможность, повредить моей репутации.

— Но я ненавижу диктатуру в Ровнии, — взволнованно воскликнула Таня. — Неужели ты не можешь ему это сказать?

— А как же моя помолвка с Дианой? Что, по-твоему, напишут об этом в газетах? Кандидат в парламент с женой и невестой! Это снизит мои шансы на выборах до нуля.

— Может, тебе стоит встретиться с мистером Пултоном и поговорить с ним…

— Он пойдет на все, лишь бы втоптать мое имя в грязь.

— Неужели он такой подлец?

— Подлость тут ни причем. Мы с ним соперники на выборах, и он воспользуется любым оружием, какое попадется под руку, чтобы выиграть этот бой.

— А ты готов действовать такими же методами?

— Нет, — сквозь зубы проговорил Адриан. — Но я ведь не такой опытный политик, как Пултон.

— Тогда почему ты так хочешь победить на этих выборах?

— Потому что я дал слово.

У нее из глаз брызнули непрошеные слезы. Таня вспомнила другие времена, когда он тоже давал слово: тогда они стояли рядышком в британском посольстве и клялись друг другу в вечной верности.

— Я жалею, что все так получилось, — хрипло прошептал он. — Мне не хотелось причинять тебе боль, поверь.

Боясь больше не выдержать, Таня кинулась в дом.

С тех пор она старалась не встречаться с ним. Они уже сказали друг другу все, что хотели. С этих пор, она должна постараться забыть мужчину, за которого вышла замуж, и смотреть на Адриана, как на постороннего человека.

Вся деревня уже знала, что она гувернантка детей Бетти, и даже миссис Паркинс — если бы не ее болтливый язык, Тане не пришлось бы остаться в поместье, — даже она поверила в эту сказку и сказала ей по секрету, что, если Тане понадобится более выгодная работа, она сможет ей что-нибудь подыскать. Но Таня знала, что, когда она уедет отсюда, она не захочет работать у людей, которые хоть как-то будут напоминать ей об Адриане.

В раздумье она замедлила шаг. Оставив детей с Бетти, Таня наслаждалась неожиданной роскошью побыть одной. Почти всю неделю небо хмурилось, но сейчас солнце пробилось сквозь тучи, и Таня решила воспользоваться хорошей погодой, чтобы немного прогуляться. Она не пошла по проезжей дороге, а направилась к лесочку, словно надеясь, что его тенистая зеленая полумгла станет лучшим пристанищем для ее дум. Поразмышлять было о чем. А главное, ей надо направить размышления в более практическое русло. Молодая женщина уже вполне овладела английским, и у нее появилось больше уверенности в себе. Несчастная, бедно одетая беженка из Ровнии исчезла, преобразившись в стройную обаятельную женщину с роскошными, пшеничными волосами, женщину, которая не нуждалась ни в чьей жалости, и ни в чьей помощи.

Она повернулась, чтобы идти обратно к дому, и в этот момент заметила мужчину, шедшего навстречу. Его рыжие волосы пламенели на солнце, на тонком, испещренном мелкими, добрыми морщинами лице, ярко блестели живые ярко — голубые глаза.

— Хороший денек, вы не находите? — приветствовал он ее.

От этого, неизменного английского, замечания о погоде, Таня улыбнулась, и на щеке ее появилась ямочка. Она вежливо ответила и собиралась идти дальше, но он остановил ее.

— Вы не здешняя, если я не ошибаюсь? Вы проводите здесь отпуск?

— Нет. Я живу в поместье «Парк-Гейтс». Присматриваю за детьми миссис Тафтон.

— Ах да, я о вас слышал. Кстати, я Роджер Пултон.

Она широко раскрыла глаза, но взяла себя в руки и сказала:

— Меня зовут Таня Ковач.

Она пошла к дому, но Пултон не отставал.

— Надо полагать, вам уже известно, что я соперник Адриана на выборах?

— Я только об этом и слышу с тех пор, как приехала сюда.

— Надо думать! — Он хитро взглянул на нее. — И кто, по-вашему, победит?

Она всерьез задумалась над его вопросом.

— Это будет — как это называется — победа с небольшим навесом.

— С небольшим перевесом, — поправил он. — Хотя, я полагаю, наша политика — детская забава по сравнению с тем, что творится в Ровнии!

— У нас в стране больше не проводятся свободные выборы, — горько вздохнула Таня. — Но когда-нибудь мы снова обретем свободу.

— О, несомненно. — Роджер Пултон говорил с искренним сочувствием, и она сразу прониклась к нему доверием, хотя сразу насторожилась, когда он спросил: — А как вам удалось оттуда выбраться? Наверное, Честертон воспользовался старыми связями, чтобы вытащить вас оттуда?

— Мне это удалось, — уклончиво ответила она.

— А почему вы решили поехать именно в Англию?

— Потому что англичане не задают вопросов!

— О, поделом мне! — улыбнулся обаятельный противник Адриана. — Но я не просто из любопытства спрашиваю. Мне, правда, интересно узнать. Прошу вас, примите мои извинения.

— Принимаю, — важно сказала она. — Но теперь, если вы меня извините, мне действительно надо возвращаться домой.

Таня задумчиво побрела обратно к дому. Не надо больше ходить в этот лес, чтобы не рисковать еще раз встретиться с Роджером Пултоном.

Но это благое намерение ей выполнить не удалось, потому что несколько дней спустя, когда Таня с детьми стояли перед витриной сельского магазина и спорили, что лучше — фруктовый мармелад или ириски, сзади послышался голос:

— Я бы выбрал ириски. Их можно долго сосать.

Таня рассмеялась:

— Слышали, дети? Послушайте совета мистера Пултона.

— А я хочу ириски и мармелад, — заявила Эмма.

— Но у тебя не хватит денег на то и другое, — возразила Таня.

— А я хочу все! — вдруг завопил Тим и захныкал: — Хочу все! Все! Все!

Роджер торопливо вмешался:

— А у меня другое предложение. Давайте купим ирисок, а потом я отведу вас в «Медный чайник» и угощу мороженым? Как вам идея?

Сразу заинтересовавшись, Тим перестал реветь.

— Прямо сейчас? — строго спросил он.

— Прямо сейчас, — торжественно пообещал Роджер и взглянул на Таню: — Вы ведь позволите мне угостить их мороженым?

— Придется, иначе мне грозит революция.

— В моем безумии есть своя система, — сказал он ей вполголоса, и вид у него был такой довольный, что она с трудом удержалась, чтобы не расхохотаться.

Когда покупка ирисок была удачно завершена, детишки со счастливыми лицами потопали к «Медному чайнику», где быстро уселись за стилизованным под старину столом и со вкусом стали уплетать мороженое.

— Я вижу, вы умеете обращаться с детьми, — шепнула Таня их щедрому покровителю.

— Еще бы, у меня три брата и четыре сестры.

— И вы все живете вместе?

— Две сестры уже вышли замуж и уехали из дома.

— А вы сами женаты?

— Нет, все некогда. Политика отнимает все время.

— Ваша семья, наверняка, вами гордится.

— Хотелось бы надеяться. Если мне удастся победить…

— Таня! — раздался истошный крик Тима. — Я хочу еще мороженого!

— Нет, милый. Одного достаточно. Нам все равно пора идти. Я обещала купить вашей маме почтовые марки.

Роджер Пултон проводил их до почты. Возле двери Эмма объявила, что она подождет ее у входа с «милым господином», пока Таня покупает марки.

— Вы побудете с ней? — спросила его Таня.

— Да, мне пойдет на пользу, если избиратели увидят меня с детьми, — пошутил он и взъерошил кудряшки Эммы. Таня с Тимом отправились выполнять мамин заказ. — Ты избалованная маленькая принцесса, — сказал Роджер малышке, — но такая хорошенькая, что тебе все сходит с рук.

— Нет, я не избалованная. Таня говорит, что я очень послушная. Она никогда на меня не сердится.

— Рад это слышать.

— Но иногда она плачет, — простодушно сообщила Эмма. — Только не потому, что мы плохо себя ведем. Наверное, она скучает по своей маме.

— Значит, тебе нужно быть с ней поласковей.

— Да, мы стараемся, — пожала плечиками Эмма, — но она все равно плачет.

Роджер собирался что-то сказать, но в этот момент из дверей почты показались Таня и Тим, гордо держащий целый альбом с марками, который Эмма немедленно кинулась у него отбирать. На помощь снова подоспел Роджер, хотя и у него все же ушло несколько минут, чтобы утихомирить разбушевавшихся спорщиков и восстановить мир и согласие для продолжения прогулки.

— Боже, мне так неловко, что мы навязались вам, — извинилась Таня.

— Я же сказал — это только прибавит мне голосов. Спросите сами у Адриана, он вам скажет!

— Я не разговариваю с мистером Честертоном о выборах, — серьезно возразила она.

Роджер приподнял брови, но ничего не сказал. Скоро они дошли до перекрестка, и он стал прощаться.

— С удовольствием еще раз угощу вас мороженым, как только представится случай.

— О, вы нас балуете, — засмеялась Таня и быстро повела своих подопечных к дому, не догадываясь, что Роджер смотрит им вслед с озадаченным выражением на лице.