Глава 5

Долго еще Адриан стоял не двигаясь, опустошенный, не в силах ни о чем думать. Постепенно эмоции вернулись к нему; но это было уже не то порывистое желание, которое заставило его потерять голову, а глубокий, мучительный стыд, ощущение, что он сделал что-то гадкое и постыдное.

Неудивительно, что Таня так разозлилась. Но ее вспышка не шла ни в какое сравнение с той яростной злобой, что он сейчас испытывал к себе. Секунду Адриан колебался, бежать ли за ней, чтобы попытаться извиниться и загладить вину. Потом решил, что не стоит. Оба они взвинчены, и он рисковал вновь воспламенить ту страсть, которая так опасно и непредсказуемо вспыхнула между ними.

Адриан обошел стол и сел в кресло. Впервые за многие годы, он чувствовал себя выбитым из колеи. Это было незнакомое и малоприятное чувство. Но если подумать, ему не нравилась та ситуация, в которой он оказался в последнее время; не нравилось ему многое и в себе самом. И это было главное. Именно своим поведением он, в первую очередь, был недоволен и раздосадован.

Когда Адриан просил Таню остаться — на время, — ему казалось, что в просьбе нет ничего предосудительного. Но сейчас, увидев ситуацию ее глазами, Адриан понял, что просить женщину, любящую его беззаветно, женщину, которая проехала пол — Европы, чтобы найти его, просить ее остаться в его доме, не скрывая, что он собирается жениться на другой, — верх жестокости.

Неужели он так честолюбив, так стремится сделать карьеру, что готов кинуть в топку чувства других людей? Он ведь раньше не был таким. Молодой парень, который женился на Тане, не стал бы ставить деловые достижения впереди личного счастья. Хотя справедливости ради, надо вспомнить, как долго он страдал после того, как вернулся из Ровнии. Ведь только каких-нибудь полгода назад, он снова начал обретать какое-то подобие, долгожданного, душевного покоя. Но этот покой был нарушен приездом Тани. И ему больше не удастся восстановить внутреннее равновесие, даже если она уедет.

Да, это горькая правда, и он должен посмотреть ей в глаза, как ни тяжело. Даже если Таня уедет, ему никогда уже ее не забыть. Сердито выругавшись, Адриан с грохотом отодвинул кресло и подошел к окну. Лужайки перед домом были залиты лунным светом, приглушенные краски вечернего сада, успокаивали болезненные мысли. Если бы он мог повернуть время вспять! Но куда он хотел бы вернуться? К тому дню, когда Таня приехала сюда, или к минуте их первой встречи? И хотел ли он, чтобы они вообще встречались? Адриан словно наяву ощутил ее нежность и ласку, вспомнил ее гибкое, податливое юное тело, которое так охотно откликалось на его желания, и ответ пришел сам собой.

Он стукнул кулаком по оконной раме. Звук от удара вспугнул птиц, что строили гнездо под крышей дома, и он услышал их недовольное щебетание. Адриан вздохнул и отошел от окна. Если он не может найти себе места, это еще не значит, что он должен нарушать покой других созданий природы. Размышляя о прихотливости своих мыслей, он выключил свет в библиотеке и удалился в свою комнату.

Но и там он не нашел душевного спокойствия. Всего в нескольких шагах от него спала Таня, и он вдруг ясно представил ее длинные распущенные волосы, окружающие ее головку золотистым пушистым ореолом, как золотая паутинка в осеннем лесу. Как он любил когда-то зарываться губами в длинные пряди ее волос! Любил опутывать себя ими, как он опутал и привлек ее к себе лаской. Да, они оба были пленниками любви и ни за что бы не поверили, что придет время, когда им захочется выбраться из этого плена. Но Таня никогда не хотела порвать связывающие их узы. Несмотря на годы разлуки, она продолжала любить его. Эта мысль пробудила в нем горькую ненависть и отвращение к себе за то, что он предал верную жену, хотя сегодня вечером, увидев ее в ресторане с Роджером, он вместо радости, что у нее появились новые друзья, почувствовал, как сердце его будто окаменело от ревности. Но как он может ревновать женщину, когда сам предпочел ей другую? Неужели он такой собственник, что боится потерять даже то, что принадлежало ему когда-то давно? Эта мысль растревожила его и не давала покоя. Он попытался думать о Тане объективно, но ему не удавалось; девушка из прошлого и нынешняя Таня слились для него в один образ.

Не в силах успокоиться, он включил свет. Лучше уж почитать, чем лежать без сна в темноте наедине с тревожными мыслями. Впереди напряженная политическая борьба, и он должен отдать ей все силы. Еще будет время обдумать личную жизнь, когда придет победа. Победа. Какое пустое, ненужное слово. Вздохнув, он решительно уставился в книгу.

Всю неделю Таня и Адриан старательно избегали друг друга. Она старалась обедать и ужинать в детской и спускалась в общую столовую только к воскресной трапезе. Никто не упоминал о Роджере до того момента, пока Таня случайно не столкнулась с Дианой, которая зашла к Честертонам на чай.

— Я как раз хотела поговорить с вами, — сказала Диана, идя ей навстречу. — Насчет Роджера Пултона.

— Я не желаю говорить о нем. Он мой друг, и я намерена встречаться с ним и дальше! Уверена, что это ничем не повредит Адриану.

— Никто и не говорит, что это ему повредит, — не теряя самообладания, заявила Диана. — Дело не в Адриане. Дело в вас.

— Во мне?

— Да. Роджер для вас опасен. Он мечтает только о том, чтобы как можно скорее сделать карьеру в политике. Больше его ничего не интересует.

— Как и Адриана.

— Нет. Между ними огромная разница. Если вы не видите, то и говорить не о чем!

Ее каблуки сердито простучали по паркету, дверь библиотеки громко захлопнулась, и Таня вновь осталась одна в коридоре. Озадаченная, она побрела в свою комнату. У Дианы нет причин заботиться о ней. Странно, с чего она вдруг волнуется, как бы Роджер не причинил Тане неприятностей? И почему ее так уязвляет их дружба?

Вопрос так и остался без ответа, хотя Таня думала об этом почти весь день.

— Кажется, я говорила, чтобы ты сегодня отдохнула, — такими словами встретила ее Бетти, когда Таня привела детей в комнату пить чай.

— Мне так нравится заниматься с детьми, — улыбнулась Таня. — Хоть чем-то время занято.

— Да, я тебя понимаю. Мне тоже иногда ужасно скучно оттого, что нечем заняться.

— Тебе нужно перебираться в собственный дом. — Таня закрыла ладонью рот, в ужасе от собственной наглости. — Ой, прости. Я не имею права так говорить.

— Но это правда.

— Ты же не любишь заниматься домашним хозяйством.

— С чего ты взяла? Потому что я им не занимаюсь? — Бетти лукаво глянула на нее. — У мамы случился бы сердечный приступ, если бы я начала здесь что-то делать сама. Она стала бы говорить, что это дело слуг.

— Тогда уезжай отсюда. И устрой свой собственный дом.

— Да, Дик тоже об этом все время твердит. Но я здесь уже привыкла, все вошло в колею, и мне не хочется ничего менять. Ты должна все время пилить меня, чтобы я, наконец, на что-то решилась.

— Ну, нет, мне не хочется тебя пилить.

— Иногда это полезно. Ты мне почти как сестра, которой у меня никогда не было… — Бетти запнулась, испугавшись, что сказала что-то не то, когда увидела слезы на глазах у Тани. — Господи, прости, я не хотела тебя расстроить.

— Нет, я не расстроилась, дело не в этом. — Таня поискала в кармане платок и приложила его к глазам. — Но это самые приятные слова, которые я слышала с тех пор, как приехала в Англию.

Бетти положила руки Тане на плечи и быстро оглянулась на Эмму и Тима, наблюдающих за этой сценой с широко раскрытыми от любопытства ртами.

— Давай на минутку выйдем в другую комнату, Таня. Дети пока могут поиграть без нас.

Таня охотно вошла в детскую спальню и присела на кроватку Эммы, а Бетти наклонилась к ней, опираясь на изголовье кровати, и пристально всмотрелась в ее лицо.

— На самом деле, ты ведь заплакала не из-за того, что я сказала. Тебя тревожит что-то другое, да?

— Ну, в общем, да. Конечно, это глупо, но…

— Это связано с Роджером Пултоном?

Таня кивнула.

— Да. Все говорят, что мне не следует с ним встречаться.

— Я этого не говорила.

— Но ты ведь так думаешь?

— Нет. Я так не считаю. Ты ведь не станешь рассказывать Роджеру ничего такого, что могло бы повредить Адриану, да Роджер и не станет у тебя ничего выспрашивать. Я лично считаю, что ты вправе ходить на свидания с кем хочешь, причем каждый вечер, если тебе так нравится. Не позволяй нашей семье диктовать тебе, как жить, Таня. Мы ведь быстро сядем на шею, если дать нам волю!

— Все равно, у меня такое чувство, что я веду себя неблагодарно, — разоткровенничалась Таня. — Если бы Адриан не… не потерял над собой контроль, когда выговаривал мне за это, я бы сделала так, как он скажет.

Таня разволновалась и путала английские слова.

— И, слава богу, что ты его не послушалась. Он привык навязывать всем свою волю. Ты ведь его жена только формально, из-за каких-то проволочек с разводом, не забывай. — Заметив удивление в фиалковых глазах, Бетти пожала плечами. — Не думай, что я не люблю своего брата. Просто стараюсь быть справедливой.

— Ты такая милая и добрая. — Таня соскочила с кровати и поцеловала Бетти в щеку, потом быстро отошла назад, увидев, как зарделась от смущения англичанка. — Пойду, искупаю детей, а ты почитаешь им на ночь сказку.

— Только если ты пообещаешь пойти вместе со мной и Диком в кино сегодня вечером. Я не хочу, чтобы ты трудилась на нас, как служанка.

Таня кивнула и, отвернувшись, с трудом проглотила комок в горле. После недавней ссоры с Адрианом, чувства у нее еще были болезненно обострены, поэтому как злость, так и доброта равно выбивали ее из колеи.

— Да, с удовольствием, — хрипло сказала она. — Это поможет мне усовершенствовать английский.

Таня переодевалась, когда позвонил Роджер. Она не хотела говорить с ним из коридора, боясь наткнуться там на Адриана, поэтому взяла трубку в комнате Бетти.

— Тебя плохо слышно, — ответил Роджер, когда она поздоровалась с ним.

— Я говорю по параллельному телефону.

— Тогда буду говорить коротко, но о приятном. Ты можешь прийти на ужин ко мне домой завтра вечером?

— Я не знаю никого из твоей семьи, — запаниковала Таня. — А у тебя такая большая семья — я стану стесняться.

Роджер весело засмеялся.

— Как только с ними познакомишься — сразу перестанешь стесняться. Это я гарантирую!

— Раз так, тогда я с удовольствием. Но не надо за мной заезжать. Я лучше прогуляюсь пешком.

На том конце провода возникла пауза, и она поняла, что он что-то заподозрил.

— Как хочешь, — пробубнил он, наконец. — Но если пойдет дождь, и ты передумаешь, позвони мне.

К счастью, на следующий вечер погода была прекрасная, и Таня благополучно дошла до деревни. Она встретилась на Главной улице с Роджером, который пошел ее встречать. С некоторым трепетом она вошла в его дом — небольшой коттедж на две семьи, с отдельным входом и большим садом, в котором было много грядок с овощами.

— Ответ моей мамы на инфляцию! — усмехнулся Роджер, увидев, как Таня рассматривает огромные кочаны цветной капусты, и провел ее по узкому коридору в большую столовую, где собралось множество народу. Вскоре они разделились на братьев, сестер, невесток и зятей, и над всем этим сборищем, во главе стола, царила большегрудая, бесконечно дружелюбная миссис Пултон, раздавая еду вместе с шутками и прибаутками.

— Хочешь еще рагу, Таня? — спросила она, зачерпывая половником и выкладывая на тарелку Тани огромный кусок мяса. — Похоже, тебя было бы неплохо немного подкормить. Тебя там не морят голодом?

— Нет, что вы, совсем наоборот, — стала уверять ее Таня. — Но ваше рагу просто замечательное. Хотя об английской кухне обычно говорят, что она отвратительная.

— А, по-моему, консервы вкуснее свежей еды! — встрял в разговор двенадцатилетний Брайан, младший в семье. Он родился, как рассказал ей Роджер, через полгода после смерти отца. — Когда готовят дома, еда все время получается разная, а у консервов вкус всегда одинаковый.

— Одинаково дрянной, — саркастически уточнил Роджер и посмотрел на Таню с шутливым отчаянием: — Вы едите такую гадость?

Она улыбнулась.

— Тим и Эмма обожают консервы. Они бы только их и ели!

Все рассмеялись, потом одна из сестер Роджера спросила, сколько ей платят, и нравится ли ей работа гувернантки.

Таня отвечала на вопросы коротко и настороженно, пока, наконец, к ее облегчению, Роджер не перебил их, заявив, что будет выступать на митинге в Типтоне и хочет взять Таню с собой.

— Да ну тебя со своими выборами! — возразила миссис Пултон. — Могу поспорить, Тане гораздо интереснее посидеть здесь с нами и посплетничать, а не слушать твои скучные выступления.

Таня была поражена, что миссис Пултон в таком тоне отзывается о выборах. Мать Адриана относилась к предстоящим выборам как к чему-то священному. Но с другой стороны, нельзя не признать, что все семейство Пултон, в корне, отличалось от семьи Честертон, и если в последней к Адриану прислушивались беспрекословно, то Роджера постоянно поддразнивали.

— Я хотела бы поехать с Роджером, — заверила она миссис Пултон. — Я никогда не слышала, как он произносит речь.

За столом раздался громовой взрыв смеха.

— Наверное, вы повергли его в такое смущение, что он перед вами онемел, — заметила Лидия, младшая сестра Роджера. — Потому что мы, наоборот, не можем дождаться, когда он закроет рот!

Роджер добродушно усмехнулся, поднимаясь из-за стола, и Таня послушно вышла вслед за ним и пошла к машине. Они помахали на прощание семье, которая высыпала на улицу и толпилась перед входом в дом, чтобы проводить их.

— У тебя замечательная семья, — с искренней теплотой сказала Таня, когда они отъезжали от дома.

— Да, они ничего, — ответил Роджер, и Таня, в очередной раз, поразилась сдержанности чувств ее новых соотечественников.

Невооруженным глазом было видно, что все Пултоны проникнуты взаимной привязанностью и нежностью, но похвала в их адрес вызвала у Роджера самый небрежный отклик. Она вздохнула и подумала, что вряд ли когда сможет привыкнуть к Англии и англичанам.

Она еще раз подумала об этом, когда сидела в зале деревенского клуба и слушала выступление Роджера. Кто-то громогласно не соглашался с ним, его постоянно перебивали выкриками с мест, хотя другие слушатели быстро урезонивали крикунов. Когда собрание закончилось, большинство его участников сбились плотной кучкой и всем скопом направились в местный бар.

— Невозможно представить такое в моей стране, — воскликнула Таня. — Люди, которые имеют другие политические взгляды, выпадают из обоймы жизни и становятся неугодны.

— Здесь тоже бывает нечто в этом роде, хотя и в меньших масштабах, — ответил Роджер. — Правда, пока в основном в городе.

— Если ты победишь на выборах, ты тоже переедешь в город.

— А ты хочешь, чтобы я победил? — спросил он с улыбкой.

— Ты этого заслуживаешь, — быстро ответила Таня. — Твоя речь была превосходной.

Но в ту ночь, лежа без сна в постели, она поняла, что, хотя ей очень нравился Роджер, не ему она желает победы на выборах. В нескольких метрах от нее, отделенный всего лишь стеной, хотя на самом деле далекий и недоступный, находился человек, которому она страстно, всей душой желала победы на выборах: Адриан, ее муж.

Интересно, он спит все так же — закинув руку за голову? В то далекое время их короткой совместной жизни, ночью он обычно обнимал ее, словно даже во сне боялся потерять. И сам же бросил ее, с горечью думала Таня, и даже когда она сама приехала к нему, он не хочет ее видеть. Но нет, неправда. Он хочет ее. Он так целовал ее, что она это поняла. Но хотеть — еще не значит любить, и Таня не сожалела, что отвергла его. Она скорее жалела о том, что не сдержалась и ответила на его порыв. Но ничего не могла с собой поделать — его объятия разбудили, доселе спавшие, желания, и теперь они горели в ее груди негасимым огнем, как раскаленные угли, что готовы разгореться ярким пламенем от малейшего дуновения ветерка. Да, стоит только Адриану прикоснуться к ней, и она снова вспыхнет страстью, будет умолять о нежности, требовать, чтобы он утолил ее глубокое томление.

Любовь моя! — беззвучно восклицала она. Моя единственная, вечная любовь!

Загрузка...