Фэйт уставилась в окно, чтобы он не видел, как она рассержена. Она была женщиной, которую отвергли, и не один, а два раза. И не кто-нибудь, а Джеймс Барнет! Почему она тает перед ним? Если бы она посмотрела на него сейчас, то испепелила бы. Девушка уставилась в окно, словно собиралась с мыслями.
— Все началось, — сказала она, — в банке Рансомс около месяца назад. Задолго до этого, оставив работу у леди Бейли, я отдала туда на хранение свой сундук, чтобы забрать его обратно, когда улажу дела. То одно, то другое — я закрутилась и долгое время не обращалась за ним.
Она отвернулась от окна и посмотрела на Джеймса.
— Я не забыла о нем, но там не было ничего ценного, насколько я знала. Сундук принадлежал моему отцу, и там в основном его записи, деловые бумаги, сувениры из университета, пакет со старыми фотографиями — все в таком духе. Единственно, почему мне хотелось оставить его себе, это потому, что я знала: там хранились комментарии отца к работам Геродота. Приближался Актовый день, и я подумала, что они помогут мне подготовить девочек.
Джеймсу было известно о практике оставлять сундуки в подвале банка Рансомс. Клиенты, которые обычно это делали, часто переезжали: уходившие в плавание моряки или должники, скрывавшиеся от своих кредиторов. В Рансомсе никогда ничего не выбрасывали. Человек может вернуться через много лет, и сундук будет ждать его.
Фэйт вновь посмотрела в окно.
— Короче говоря, я уронила пакет с фотографиями, и когда подняла его, то увидела надпись на обратной стороне одной из них. Не помню, чтобы встречала эту фотографию раньше. Должно быть, она была подколота к какой-то другой. Во всяком случае, я не припоминала ее. «Мадлен Мэйнард» — было написано на ней. Вот и все.
Когда она замолчала, Джеймс мягко сказал:
— И Мадлен Мэйнард — это девичья фамилия твоей матери?
— Догадливый. С твоими паранормальными способностями, полагаю, ты понимаешь, почему я так удивилась.
Фэйт дразнила его, и он подумал, что, наверное, заслужил это. Ее проблемой было то, что она не знала, когда нужно остановиться, хотя на этот раз определенно привела его в чувства своим ледяным тоном. Он жаждал ее, а она жаждала жизни. Неужели он являлся для нее всего лишь новым опытом?
Она смотрела на него в ожидании ответа.
— Почему ты удивилась, Фэйт?
— Потому что женщине на фотографии было около сорока лет, а моя мама умерла, когда ей было двадцать шесть, — по крайней мере, так мне говорили. Она погибла, катаясь в лодке на озере Уиндермир, как рассказывал мне отец, и ее тело так и не нашли.
— Ты уверена, что женщина на фотографии твоя мама?
— Да, уверена. Были и другие ее фотографии, но более выгоревшие и потертые, и на них она значительно моложе. А это был портретный снимок: только голова и плечи. У меня даже не возникло сомнений, что это Мадлен.
— Что случилось с сундуком твоего отца?
— Я перебрала его. Там в основном были книги, с которыми я не могла расстаться, старые записи и бумаги.
— Так ты, как я полагаю, дала объявление в газету в надежде, что твоя мама ответит на него?
Ее голос стал слабым.
— Мне было любопытно, вот и все. Я хотела выяснить, где она и что делает. Я подумала, что, возможно, она потеряла память или… Не знаю, о чем я думала. — Она покачала головой. — Это неправда. Не спрашивай меня, откуда, но я знала, что она мертва.
Он мягко поинтересовался:
— Где сейчас эта фотография?
Фэйт подняла свой ридикюль:
— Здесь. Я вынуждена была отправить ее леди Коудрей, чтобы подтвердить мою связь с Мадлен Мэйнард. Она вернула ее мне сегодня, когда я приехала к ней на встречу.
Барнет подумал, что после всего пережитого сейчас не лучшее время задавать ей вопросы. В то же время более благоприятных условий может уже не быть. Между ними столько всего стоит, что это сложно преодолеть.
Джеймс продолжил равнодушным тоном:
— Фэйт, расскажи мне, что произошло у леди Коудрей. Помоги разобраться, почему ты оказалась в центре всего этого водоворота, неожиданно образовавшегося вокруг тебя.
— Если бы я только знала! Как я уже сказала, все началось с объявления в газете.
Медленно, сбиваясь, она рассказала почти все, что узнала от леди Коудрей. Помолчав, она добавила:
— Не думаю, что я в центре водоворота. Скорее, это мама. — Девушка похлопала по коричневому бумажному свертку, лежавшему возле нее на сиденье. — И когда я прочту ее дневник, возможно, узнаю почему.
— Мы можем прочесть его сейчас. Я зажгу лампу…
— Нет! Это не так легко. Он зашифрован, закодирован, и мне нужно время, чтобы расшифровать его.
— Расскажи мне о своей маме, — попросил Джеймс. — Какой она была?
— Моя мама, — сказала Фэйт, — была из тех женщин, которую Сент-Уинифред с гордостью объявил бы своей. Она была исследователем, искателем приключений, так же как и леди Коудрей. Они путешествовали преимущественно на мулах и посетили места, которые были доступны только таким бесстрашным путешественникам, как они. — Она повернула голову и посмотрела на своего собеседника. — Как видишь, муж и ребенок только мешали моей маме. Вот почему она бросила нас и, насколько я могу судить, никогда не оглядывалась на прошлое. — Девушка отвела взгляд. — Ее похоронили в Египте. Там есть коптская церковь. Не думаю, что мне удастся когда-нибудь посетить ее могилу.
Девушка глубоко задумалась, и Барнет чуть слышно вздохнул, но не попросил продолжить. «Терпение», — сказал он себе.
Наконец она снова заговорила:
— Знаешь, я всю жизнь прожила в Англии, за исключением короткой поездки в… в Уэльс. Моя мама была известным египтологом. Она писала статьи для газет о тех местах, которые посетила. Так она зарабатывала себе на жизнь. У нее был псевдоним: Мадлен Вулф. Очевидно, она не хотела, чтобы мы ее нашли.
Барнет вытянул ноги и ждал, когда она продолжит.
— Понятия не имею, почему папа не рассказал мне правду.
— Может быть, — предположил Джеймс, осторожно подбирая слова, — он боялся, что потеряет и тебя. Что когда ты станешь старше, то разыщешь ее и уедешь.
— Сомневаюсь, что она приняла бы меня. Я не обладаю такой целеустремленностью, какая была у нее или у тех отважных женщин, о которых мы слышали на Актовом дне в Сент-Уинифред.
Было что-то вызывающее в том, как она посмотрела на него, поэтому Джеймс решил не продолжать эту тему. Он уклончиво кивнул, прежде чем спросить:
— Леди Коудрей не рассказала тебе ничего, что касалось бы причины, по которой тебя поджидали бандиты и зачем им понадобился дневник твоей мамы?
— Я не уверена. — Фэйт свела брови и задумалась. — Кажется, она считает, что моя мама умерла при загадочных обстоятельствах.
— Что? — изумился он. — И ты столько времени ждала, чтобы сказать мне об этом?!
Она поджала губы и села ровнее.
— Это всего лишь смутное ощущение, которое возникло у леди Коудрей.
— Ну, я очень доверяю ощущениям. Так что же она рассказала тебе?
Казалось, Фэйт на некоторое время перестала дышать. Затем, медленно выдохнув, продолжила рассказ о том, что случилось в ночь смерти ее матери и как леди Коудрей обнаружила дневник Мадлен в своем чемодане по возвращении в Англию.
— И она не знает, как он туда попал? — спросил Джеймс.
— Кажется, нет.
— Что случилось с чемоданом твоей мамы?
— Ой, я даже не подумала спросить об этом, — испуганно встрепенулась Фэйт.
Он на секунду задумался, потом спросил:
— Леди Коудрей никогда не пыталась нанять кого-то, чтобы расшифровать дневник твоей мамы?
— Сказала, что нет.
— Хм… — Он откинулся на спинку сиденья, положил ногу на ногу и сплел пальцы рук. — Сдается мне, леди Коудрей знает больше, чем говорит.
— Я подумала то же самое, но не могла сказать об этом.
Они сидели молча, каждый погруженный в свои мысли.
Наконец Фэйт нарушила тишину:
— Что ты сказал начальнику станции?
Джеймс медленно очнулся.
— Начальнику станции?
— Перед тем, как мы сели в поезд.
— А-а. — Он выпрямился. — Я сказал ему, что слышал выстрелы, доносившиеся со стороны поместья леди Коудрей, и что ты появилась из тумана с криком «Убийцы!». Я посоветовал ему позвонить ее светлости и предупредить, что там бродят бандиты. К сожалению, у нее нет телефона — ни у кого в Челбурне его нет, — но он сказал, что вызовет туда полицию.
Фэйт удивленно покачала головой:
— Что?!
— Челбурн — маленький городок. Я не удивляюсь, что в нем нет телефонов. Здесь ты можешь добраться туда, куда тебе нужно, всего за пять или десять минут. До каждого жителя практически рукой подать.
— Но не до тех, кто живет в Лондоне и желает поговорить с полицией Челбурна.
Ей вспомнилось кое-что еще:
— А мистер Фар? Что будет, когда он расскажет полиции о том, что ты украл его экипаж?
Барнет заговорил с ней таким тоном, будто она была маленьким ребенком:
— Мистер Фар ничего не скажет обо мне. У меня хватила ума не показывать своего лица при совершении преступления. Нет. Как мне кажется, они будут подозревать тех людей, которые стреляли в нас.
Фэйт несколько секунд смотрела на него невидящим взглядом. Затем, чуть кивнув, спросила:
— У меня крупные неприятности, Джеймс?
Он вздрогнул.
— Это вне всяких сомнений. У тебя книга, которую хотят заполучить бандиты. Кто бы ни направил их, он наверняка хочет знать, прочла ты ее или нет и есть ли в ней что-то, о чем не должны узнать другие.
— Если он готов на убийство, чтобы получить ее, значит…
— Должно быть, он скрывает что-то серьезное, что может его дискредитировать или даже привести к виселице.
Она долго молчала, затем прошептала:
— Но как он узнал о дневнике моей мамы? Даже я не ведала о его существовании, пока леди Коудрей не отдала его мне.
— Может быть, она рассказывала о нем кому-то? — Джеймс сощурил глаза, анализируя некоторые детали. Затем повернул голову и посмотрел на нее. — Думаю, кто-то прочел последнее письмо леди Коудрей, адресованное тебе, и сложил одно к одному. Она писала, что у нее есть кое-что от Мадлен, что могло заинтересовать тебя, как ей казалось.
Фэйт с ужасом уставилась на него:
— Ты представляешь, как я себя чувствую после всего этого? Меня могли убить в собственной постели. Кто мог сделать это? — Она стиснула зубы. — Что я говорю? Ты ведь тоже сделал это, не так ли?
Джеймс подался вперед и похлопал ее по руке.
— Да, но я на твоей стороне. Ты не одна. Мы оба связаны с этим теперь. — Он поднес палец к ее губам, чтобы остановить поток слов. — Начальник станции знает мое имя, поэтому можешь быть уверена: пройдет немного времени, и наш общий враг проведает, что я тоже вовлечен в это.
Он встал и зажег лампу.
— Не знаю, как ты, но я умираю с голоду. Давай посмотрим, что здесь есть, чтобы унять наш аппетит.
Фэйт наблюдала, как он снял с верхней полки корзину. Открыв крышку, Джеймс заглянул внутрь.
— Холодный цыпленок, сыр, фруктовый пирог, — перечислил он. — О! Бутылка красного вина, чтобы это запить. — Он улыбнулся ей. — Почему бы тебе не сходить в туалет и не освежиться, пока я накрою на стол?
Она постаралась не выглядеть удивленной и презрительно фыркнула.
— Ты горд собой, не правда ли?
— О, это все не специально для меня. Мы предоставляем это всем пассажирам первого класса.
Если бы Фэйт не была голодна и так сильно не хотела воспользоваться уборной, то сказала бы что-то еще. Она с достоинством вышла из купе, а вернувшись, была не просто удивлена — она была поражена увиденной роскошью.
— О чем думаешь? — мягко спросил он, протягивая ей стакан с вином.
— Я подумала, — ответила она, — могу ли я научиться стрелять?
Как это ни странно, но слова Фэйт обрадовали его.
Они вернулись к началу разговора — от того момента, когда Фэйт нашла фотографию своей матери в сундуке отца в банке Рансомс, до событий той ночи, когда банда негодяев поджидала ее выхода из дома леди Коудрей. В голове всплывали упущенные прежде детали, и Фэйт мысленно проклинала себя за то, что не задала ее светлости больше вопросов.
Затем она сказала:
— Леди пригласила меня на встречу Общества египтологов. У меня где-то здесь есть карточка.
Девушка полезла в свой ридикюль и достала не только упомянутое приглашение, но и фотографию матери — ту, которую вернула ей ее светлость.
— Это снимок, который я отправила леди Коудрей, — пояснила она, — а это — приглашение на встречу Общества египтологов.
Джеймс с любопытством посмотрел на приглашение и внимательно изучил фото ее матери. Изображенная на нем женщина напоминала Фэйт, но черты лица Мадлен были не такими мягкими и женственными, как у дочери. Возможно, конечно, сказал он себе, что на его мнение об этой бесстрашной женщине повлиял рассказ Фэйт. Барнет восхищался такими, как Мадлен Мэйнард, но предпочитал держаться от них на расстоянии.
— Это не очень хорошая фотография, — сказал он и перевернул ее, чтобы прочесть надпись на обороте.
— Согласна. Ну, она была сделана десять лет назад. С тех пор произошли значительные усовершенствования в мире фотографии. — Фэйт протянула ему другой снимок. — А это сделали во время последнего визита мамы в Каир. Через несколько дней она умерла.
Джеймс стал внимательно всматриваться в лица на фотографии и нашел Мадлен в первом ряду.
— Где сейчас все эти люди?
— Некоторые из них — члены Общества египтологов. Леди Коудрей сказала, что представит меня им на встрече. Кого-то из них, говоря ее словами, уже нет с нами.
— Они мертвы?
Фэйт кивнула.
— Или переехали.
— Я бы хотел взять эту фотографию, если можно.
Ее ответ утонул в шуме поезда, с грохотом пронесшегося по мосту. Бутерброды на ее тарелке начали странный танец, а потом так же неожиданно остановились, когда вагон выровнялся. Свисток паровоза вызвал улыбку на лице Джеймса.
Фэйт равнодушно сказала:
— Думаю, машинист рад.
Он сунул фотографию в карман своего пиджака.
— Готов побиться об заклад, что половина мужчин в этом поезде хотели бы быть там с ним.
Девушка слабо улыбнулась, но вскоре улыбка исчезла с ее лица.
— Я все еще не могу поверить, что оказалась в центре какого-то преступного сговора.
— Не сговора, — поправил Джеймс. — По крайней мере, я так не думаю. Держу пари, что один негодяй, который считал, что вышел сухим из воды после ужасного преступления — убийства или чего-то подобного, — был в глубоком шоке, когда неожиданно появилась ты и начала задавать вопросы.
Барнет допил остатки своего вина и посмотрел на нее поверх стакана.
— Понимаешь, что это значит?
— Да, первое, что я сделаю, — это куплю себе пистолет и научусь им пользоваться. Нет, первым делом я сбегу из Лондона! Тем более, что меня ждет Лили.
— И где же Лили?
— В Брайтоне со своим братом и его семьей. Мы ездим туда каждый год.
Джеймс покачал головой:
— Я не в восторге от твоей идеи побега в Брайтон, как и в Сент-Уинифред. Эти головорезы будут искать тебя, и в первую очередь они сунутся именно туда. Через несколько дней, если никто не ворвется к ним и не засадит в тюрьму, они решат, что находятся в безопасности. Я хочу, чтобы ты была у меня на виду.
Она вспомнила человека с неестественным голосом, который направил на нее пистолет, и судорожно сглотнула.
— Фэйт?
Девушка подняла на него глаза. Он как раз встал и ставил корзину на полку над их сиденьем. Она посмотрела на его руки и широкие плечи. Руки у него были большие и сильные, достаточно сильные, чтобы разбить несколько голов. Он был сложен, как борец. Хотя Фэйт и не желала признаться себе в этом после того, как он подло отверг ее, она очень хотела позволить ему держать ее в поле зрения.
Он сел рядом.
— Посмотри на это с положительной стороны. Если нам повезет, то через несколько часов мы узнаем, кто задумал навредить тебе. От тебя требуется только расшифровать дневник твоей матери.
— Я же говорила тебе, что это будет нелегко. Он закодирован.
Джеймс пожал плечами.
— Хорошо. Сколько бы времени это ни заняло, я хочу, чтобы ты была там, где я могу за тобой присматривать.
Она взглянула на него и решила, что в его словах нет никакого подтекста. Естественно, Джеймс не думал соблазнить ее в каком-то грязном отеле. Он показал свое отношение к ней более чем ясно.
— Если я не могу ни остаться в школе, ни поехать к Лили в Брайтон, — сказала она, — куда мне идти?
— Моя тетя будет счастлива, если ты приедешь к ней в гости, я уверен. Помнишь ее? Вы виделись на Актовом дне. Она живет на Беркли-сквер.
— Почему бандиты не могут прийти за мной в дом твоей тети, чтобы получить дневник Мадлен? Не думаю, что две женщины будут такими уж соперниками для них.
Барнет скривил рот:
— Я не совсем уверен в этом. Думаю, вы с моей тетей были бы соперницами для любого. Как бы то ни было, вы не будете одни: я намерен переехать вместе с тобой. Надеюсь, ненадолго.
— Разве это не будет странно выглядеть: ты, переезжающий жить к тете?
— Я скажу, что у меня дома ремонт. Думаю, это не удивит никого. Там не делали ремонт много лет, и большинство комнат стоят пустые. Все. Больше никаких вопросов. Мне нужно подумать о том, как нам быть дальше.
Фэйт громко вздохнула. Джеймс снова командовал, словно был директором компании, а она одной из служащих.
— Можно мне кое-что сказать?
Он положил руку на спинку сиденья и вяло улыбнулся:
— Конечно, я весь внимание. Как ты думаешь, что нам делать?
Она прикусила нижнюю губу и посмотрела в окно.
— Мне нужно время, чтобы подумать об этом.
— Хорошо. — Джеймс взглянул на свои часы. — До Лондона еще по меньшей мере час. Я хочу вздремнуть.