Нежные признания

Глава 7

Локоть Джеймса нечаянно задел подбородок Фэйт.

У той потемнело в глазах.

— Черт! — Джеймс попытался высвободиться из-под нее, но ударился головой о полку. — Черт! — повторил он, на этот раз с еще большей злостью. У него тоже потемнело в глазах. Стон девушки привел его в чувство. — Скажи что-нибудь, Фэйт. Ты в порядке?

Фэйт застонала и медленно пришла в себя. От боли у нее на глазах выступили слезы и потекли по щекам. Ее речь прерывалась судорожными всхлипами.

— Всего лишь несколько царапин и синяков. — Затем девушка раздраженно добавила: — Зря ты закрыл дверь. Она открывается только снаружи. Что мы теперь будем делать?

Джеймс все еще пытался высвободиться из-под нее, но замер при этих словах.

— Я не закрывал дверь, — сказал он, — но догадываюсь, кто это сделал.

Он вспомнил Дору Уинслет и задаваемые ею дерзкие вопросы. Был ли это коварный детский план помирить его с Фэйт? Как она вообще узнала о них? Неужели все было так очевидно?

Те же мысли кружились в голове Фэйт, но ситуация вызвала у нее гораздо большие опасения.

— Нельзя, чтобы нас здесь увидели вот так! — воскликнула она. — Что скажет директриса? А девочки? Нужно выбраться отсюда, пока нас не нашли.

Мысли Джеймса приняли другой оборот. Он ведь давно хотел приблизиться к Фэйт и не мог находиться к ней ближе, чем сейчас.

Она подняла голову.

— Ты улыбаешься?

Уголки его губ выровнялись. Она была права. Он улыбался, хотя для этого не было никакого повода в данной ситуации. Именно это когда-то привело их к беде.

Джеймс пытался заставить себя не думать о тепле женского тела, плотно прижатого к нему. Он попытался убрать свои руки с ее груди — груди, которую он целовал и ласкал когда-то. Близость. Проклятое слово продолжало просачиваться в его память.

— Не глупи, — заговорил он. — Я не улыбался. В любом случае в этой коробке недостаточно света, даже чтобы рассмотреть руку перед носом.

Фэйт фыркнула, попыталась слезть с него, затем остановилась.

— Что такое?

— Думаю, я вывихнула лодыжку.

Но здесь было нечто большее. Она почувствовала головокружение не из-за падения, а потому что забытые чувства возвращались к ней. От него пахло мылом и свежим накрахмаленным бельем. Он был худой и негибкий, но с самыми мягкими руками из всех, кого она знала. И эти руки…

Они обвили ее талию, а его большие пальцы легко, как перья, коснулись нижней части ее груди. Теперь она окончательно пришла в себя и сглотнула ком в горле. Юбки задрались до бедер, а Джеймс оказался зажат между ее коленями. Он опирался на дверь, Фэйт крепко схватилась за его плечо в попытке удержаться.

Она хотела отстраниться, но надавливание на лодыжку только усилило боль. Ей было больно, а он снова улыбался!

— Тебе это кажется смешным? Я могу потерять работу! Нельзя, чтобы меня нашли здесь с тобой в таком виде!

Джеймс старался подавить улыбку, но губы ему не подчинялись. Он попытался напомнить себе о решении не распускать рук, но они его тоже не слушались.

«Что за черт», — подумал он, прекращая внутреннюю борьбу. Они были в крошечной кладовке, где не было возможности даже пошевелиться. Какие еще неприятности могли с ними произойти?

— Я улыбаюсь, — сказал Джеймс, — потому что вспомнил тот день, когда была ужасная буря и мы укрылись в летнем домике.

— Не помню.

— Конечно, помнишь. Это было на приеме в загородном доме миссис Роват. Мы выехали на конную прогулку рано утром, когда небо было безоблачным.

Он почти ощущал тепло солнечных лучей на своем лице и удовольствие от присутствия Фэйт. С ней было так легко общаться, у них было столько общих интересов! Всякий раз, когда он упоминал слово «железная дорога» в присутствии других женщин, они вежливо кивали и улыбались, но он знал, что им было ужасно скучно. С Фэйт все было по-другому. Она задавала умные вопросы. Она понимала, что он не инвестировал каждый свой пенни только ради прибыли, которую надеялся получить: он любил железную дорогу так же, как его отец любил Дрюмор. Он любил ее запах, безупречные линии, скорость. И он хотел быть частью этого мира.

Оглянувшись на прошлое, Джеймс вспомнил, как считал в порядке вещей оставить Фэйт в Лондоне, а самому поехать на север спасать свою компанию. Она не дала ему возможности это объяснить. Тогда, в том загородном доме, они планировали совместную жизнь. Как получилось, что все пошло наперекосяк?

— Жаль, что мы не можем повернуть время вспять и вновь оказаться в том летнем домике, — сказал он, озвучивая пришедшую в голову мысль. — Разве ты не помнишь настигшую нас сильную бурю? Мы спешились и повели своих лошадей, когда в землю ударила молния. Они ускакали, а нам посчастливилось найти убежище в том заброшенном летнем домике. Мы не знали, что за густыми деревьями и кустами был особняк.

Это воспоминание обожгло сердце Фэйт. Они зашли в тот летний домик до того, как дождь перерос в ливень, превративший день в ночь. Спотыкаясь, она пыталась обойти нагромождения и с шумом упала на диван, который вонял собаками. Джеймс хотел помочь ей подняться, но снаружи снова громыхнуло, и она схватилась за него. Он упал на нее, и именно тогда начались неприятности…

— Не хочу думать о том дне, — воинственным тоном произнесла она.

Его тон был другим:

— Точно? Он был чудесным, не правда ли, Фэйт? Мы были так молоды и страстны. Мы были влюблены, не отрицай этого! Как мы могли сдержаться?

Фэйт сглотнула комок, образовавшийся в горле. Конечно, она помнила все до мельчайших подробностей: как он мягко засмеялся, прежде чем поцеловал ее, как она прильнула к нему, как одно нежное прикосновение сменялось другим. И с отчетливой точностью она помнила тот миг, когда спокойно горевший костер, который он успел разжечь внутри нее, неожиданно запылал ярким пламенем и перерос в сильный пожар. Мысль об этом заставила ее вздрогнуть.

— Тогда ты дрожала так же, как сейчас. — Его голос был низким и хриплым, с этим мягким шотландским «р», который она всегда считала неотразимым.

Эротические воспоминания, неприличная поза, в которой они сейчас оказались, когда он был сжат ее коленями, его притягательный голос — все это заставило ее тело отреагировать. Грудь начала возбужденно подниматься и покалывать, а увлажнившееся средоточие ее женственности заставило лицо вспыхнуть от смущения… Или это было желание?

— Что такое, Фэйт? Тебе холодно? Давай я согрею тебя. — Джеймс расстегнул пиджак и обернул вокруг нее, укутывая их обоих в мягкий кокон.

У нее было странное ощущение, что все происходит не наяву, что это сон. Она посмотрела на Барнета и нахмурилась. Тот, в свою очередь, пристально посмотрел на девушку, и в тусклом свете его глаза казались темными и сосредоточенными. Сейчас он не улыбался.

Ей захотелось, чтобы он занялся с ней любовью, чего не сделал тем далеким утром в летнем домике. Именно Фэйт тогда вела себя дерзко: «Займись со мной любовью, Джеймс». Он не хотел и слышать об этом. Они должны подождать еще немного, говорил он. Когда он вернется из Шотландии, они поженятся. Ей нужно всего лишь набраться терпения…

Фэйт хотелось, чтобы не было тех бессодержательных лет одиночества и пустоты. Лучше бы она никогда не встречала его. Лучше бы никогда не любила его. Лучше бы…

Чувствуя произошедшую в ней перемену, Джеймс поднял голову и прильнул к ее губам в горячем поцелуе. Его руки тоже не бездействовали: он сжал ее ягодицы и притянул к своим, теперь уже топорщившимся, брюкам. Крепко держа ее, он наклонился к центру ее чувственности.

Фэйт беспомощно застонала. Этого не могло произойти. Это не должно произойти. Она должна собрать волю в кулак и заставить его остановиться. Но ее тело не соглашалось с этим. Оно жаждало дать ему все, чего он хотел, — чего они оба хотели.

Дыхание Джеймса стало сбивчивым и частым. Он пробормотал сквозь стиснутые зубы:

— Сколько раз я проклинал себя за то, что поступил благородно в том чертовом летнем домике.

Благородно? Ей так не показалось. Он целовал ее и ласкал с такой страстью, что она не понимала, как можно быть еще более близкими. Но хотела бы узнать.

Ничего не изменилось: он все еще мог заставить ее страстно желать этого.

Мысли Фэйт разлетелись, когда его руки скользнули под юбки к панталонам, а когда он нежно провел пальцами между ее бедер, она с трудом сдержала крик и запрокинула голову. Так далеко они тогда не заходили.

— Ты влажная из-за меня, — сказал он.

Она действительно была влажная и страстно желала его, он тоже жаждал ее. Его губы расплылось в улыбке от предвкушения наивысшего удовлетворения. Но мало-помалу улыбка начала сползать с его лица.

Джеймс всерьез засомневался в своем рассудке. В крохотной кладовке не было места, чтобы лечь: здесь едва можно было стоять вдвоем. Заняться с ней любовью не было никакой возможности, если они останутся там, где сейчас.

А как же его решение? Он дал себе обещание не реагировать на обаяние неверной Макбрайд. На его лбу выступили капли пота. Она сводила его с ума нежными возбужденными вздохами. Отлично! Он даст ей кое-что, чтобы она запомнила его, чтобы это выводило ее из себя всякий раз, когда она будет вспоминать, как близко они подошли к акту любви в кладовке ее классной комнаты.

Медленное движение его пальцев сводило Фэйт с ума. Она не могла и не хотела думать о том, хорошо или плохо то, что они делают. Весь мир сосредоточился на немыслимых, изводящих ее ощущениях между бедер.

Она широко открыла глаза, когда волна мелкой дрожи прокатилась где-то глубоко внутри нее, и схватилась за его плечи, потому что ее затрясло от вала умопомрачительных ощущений. Она бы вскрикнула от этого изумительного чувства, но у нее перехватило дыхание. Когда ее тело перестало дрожать, она упала ему на грудь и спрятала лицо на его плече.

Постепенно Фэйт вернулась на землю: запах их любви, закрытое помещение, сильное упругое тело, бережно прижимающее ее к груди. Она подняла голову, чтобы лучше рассмотреть его… и эту несносную самодовольную улыбку на его лице.

Это был не тот мужчина, которого она помнила. Этот человек был слишком знающим, слишком опытным и слишком сексуальным, черт побери, чтобы быть тем благородным возлюбленным, которого она когда-то знала. За прошедшие восемь лет ее опыт был равен нулю. Но Фэйт готова была поспорить на последний грош, что о нем сказать того же нельзя. Тогда что она делает, небрежно развалившись перед ним, как распутница из борделя?!

Поскольку она не могла обрушиться на него с криками, то решила воспользоваться их заточением, чтобы увести мысли в сторону.

— Нам нужно выбраться отсюда, — сказала она, — прежде чем…

Звук голосов донесся до них из коридора.

— Сделай же что-нибудь! — зашипела она. — Это Роберт.

То ли боль от впившихся в его плечи пальцев Фэйт, то ли полнейший ужас в ее голосе — неважно, но Джеймс неожиданно пришел в бешенство. В результате Фэйт повалилась назад, стукнулась головой о край полки и испуганно вскрикнула.

Джеймс вскочил на ноги.

— Выпустите нас отсюда! — загорланил он что есть мочи.

Послышались звуки шагов, приближающихся к кладовке.

Когда дверь распахнулась, Джеймс встал и закрыл собой проход, загораживая Фэйт. На него изумленно смотрели ее подруга и Роберт Денверс.

— Почему вы так долго? — спросил Джеймс с притворным раздражением. Он надеялся, что Фэйт хватило ума поправить свою одежду. — Разве вы не слышали, как я кричал?

Роберт смерил Джеймса подозрительным взглядом. Лили пыталась повернуться и так и этак, чтобы заглянуть за Джеймса.

— Не голос ли Фэйт я слышала? Она здесь, с вами?

Подключился Роберт:

— Что здесь происходит?

Джеймс повернулся к нему спиной.

— Я расскажу вам, что происходит. — Он на секунду замолчал, помогая Фэйт подняться. Та была сбита с толку и едва не плакала. — Одна из этих гнусных девчонок закрыла дверь, когда я помогал мисс Макбрайд складывать книги.

Запыхавшаяся и немного растрепанная, Фэйт вышла из кладовки и поднесла руку к затылку.

— Я ударилась головой, — жалобно простонала она, — а мистер Барнет пытался помочь мне.

Когда она убрала руку, на пальцах была кровь. Она снова застонала, но постаралась не переиграть. Ей хотелось убедить своих друзей, что не произошло ничего непристойного, пока она была заперта с Джеймсом в кладовке.

Ее ухищрение сработало. Подозрительность Роберта ослабела, и он принял сочувствующий вид.

— Так или иначе, — сказал он, — я выясню, кто сыграл с вами эту подлую шутку.

— Не беспокойся, пожалуйста, — ответила Фэйт. — Кто бы это ни был, уверена, для него это была всего лишь шутка.

Выражение лица Лили было скорее понимающим, чем участливым. Она мельком взглянула на Джеймса, затем начала осматривать свою подругу.

— Ну, — сказала она, — ничего страшного. Давай отведем тебя в твою комнату, и я посмотрю на рану.

Роберт и Лили взяли Фэйт под руки, и она, прихрамывая, пошла к двери. Джеймс, скрестив руки на груди, с усиливающимся недовольством смотрел им вслед. С таким же успехом он мог бы быть невидимкой.

У двери Фэйт повернулась к нему:

— Спасибо за помощь, мистер Барнет! Простите, что я доставила вам столько хлопот.

Он улыбнулся, слегка растянув губы:

— Не за что, мисс Макбрайд. Я был более чем рад помочь.

Остальные не заметили ничего неуместного в этих словах, но Фэйт побледнела. Джеймс остался один.

Ничего не подозревающая Фэйт могла скоро угодить в ловушку. Джеймс знал, что он спит, но это не уменьшало чувства тревоги, комком застрявшего в его горле. Он читал мысли убийцы, который пойдет на все, чтобы получить книгу.

«Какую книгу? Какую книгу? Какую книгу?» — эти слова кружились в голове Джеймса, и он отпустил мысли убийцы, позволив тем упорхнуть.

Паника не помогала ему. Он должен подумать! Сосредоточиться! Сконцентрироваться! Где была Фэйт?

Серый туман, дымовой завесой качающийся на ветру, обволакивал его и ослеплял.

«Ну же, бабушка Макэчеран, помоги мне!»

Перед его глазами замелькали картинки. Дом, мост, водопад. Там была Фэйт, она бежала изо всех сил…

Где же человек, желающий убить ее?

«Сосредоточься. Сконцентрируйся. Просочись».

Так же легко, как выдра скользит по воде, он забрался в мысли убийцы.

Убийца не ненавидел Фэйт. Он не был в ярости. Убить ее было целесообразно. Но сначала она должна отдать ему книгу.

Туман стал рассеиваться, затем медленно поднялся, и Джеймс все увидел. Он знал, где находился и что ему нужно делать. Он был в доме леди Коудрей и должен был безопасно вывести оттуда Фэйт с ее книгой.

Теперь был другой сон. Яркое солнце почти ослепляло его. Он поднес руку к глазам. Невдалеке он увидел пирамиды, сфинксов и пустыню, простирающуюся, куда ни глянь. Он повернулся на звук смеха. Он находился во дворе гостиницы, как ему казалось, но никогда до этого не останавливался в подобной, напоминающей мавританские дома на юге Испании.

Там были британцы. Кто-то собрал их вместе, чтобы сфотографировать. Потом он увидел ее, Фэйт, с опущенной головой, в тени пальмы, записывающей что-то в блокноте. Вот она отложила блокнот в сторону, поднялась и присоединилась к остальным.

Солнце палило немилосердно. Он чувствовал его, как наяву. Оно слепило. Он уже не видел Фэйт. Где она? Где…

Джеймс открыл глаза и вскочил. Он находился в своей собственной спальне. Газовая лампа на стене все еще горела. Он дышал так, словно пробежал несколько миль.

Отодвинув в сторону сбившееся покрывало, он встал с кровати и направился к шкафу, в котором оставил стакан виски, принесенный ему дворецким. Недолго оно оставалось нетронутым. Два больших глотка принесли некоторое успокоение. Он снова поднес стакан к губам, но передумал. Последнее, что ему сейчас нужно, — это притупить свое сознание. Он обязательно должен вернуться в тот сон и разобраться в нем.

Ему не нужна была бабушка Макэчеран, чтобы сказать, что это не было обычное сновидение. Его волосы вновь стали дыбом. Первый эпизод с Фэйт было легко понять, чего не скажешь о втором. Пирамиды, сфинксы и пустыня могли означать только Египет.

Какое отношение ко всему этому имел Египет?

Барнет поставил стакан и принялся бродить по комнате. Египет мог подождать. Важнее было оградить от опасности Фэйт. Она поедет к леди Коудрей поездом, но если заметит его, то может ускользнуть. Или может начать задавать вопросы, например, как он узнал, что она будет в этом поезде. Он не был в восторге от идеи рассказать, что забрался в ее комнату и нашел ответ леди Коудрей на объявление.

Джеймс вернулся в постель, но спать не хотелось. Закинув руки за голову, он невидящим взглядом уставился в потолок и заставил себя думать о чем-то другом. Ученицы Сент-Уинифред не скрывали, чего хотели от жизни. Они хотели всего: любви, замужества, детей, подходящую профессию, в которой смогли бы реализовать свои таланты. Ему же было интересно, чего от жизни хотела Фэйт.

Мысли Барнета переключились на покойную жену. Потеряв Фэйт, он женился — ему было неважно, с кем вступать в брак, хотя, конечно, их семьи были в восторге. Кто бы мог подумать, что милая и покорная леди Фиона окажется затаившейся хищницей? Вспышки гнева! Эти сцены! Постоянные скандалы из-за пустяков… Похоже, она считала, что после свадьбы он потеряет интерес к поездам и железной дороге и будет ходить перед ней на задних лапках. Она страстно желала стать хозяйкой Эдинбурга.

Он же, напротив, горел желанием строить железную дорогу в Южной Америке. Это давало ему замечательный повод отдалиться на приличное расстояние от Фионы, заодно помогало улучшить благосостояние семьи. Вот только это не принесло ему счастья…

Джеймс был на перепутье: он все еще обожал поезда, — даже больше, чем когда-либо, — но поставил во главе своей компании верного человека, и теперь ему почти нечего было там делать. Что же дальше?

Барнет скривился. Жаль, что он не мог видеть свое собственное будущее. Если бы это было возможно, он бы никогда не поцеловал под омелой компаньонку леди Бейл, никогда не пошел бы укрываться с ней от бури в заброшенный летний домик миссис Роват, никогда бы не женился на Фионе и никогда — никогда! — не пошел бы в кладовку помогать Фэйт складывать книги. Теперь же он не мог выбросить ее из головы.

Стиснув зубы, Джеймс сконцентрировал свои мысли на том сне. Кто-то хочет убить Фэйт, но только после того, как получит книгу. Фэйт делала заметки в книге. Фэйт была на фотографии. Кто фотографировал? Кто еще там был? Почему он видел пирамиды в пустыне?

Кусочки пазла продолжали кружить в голове, но при всем старании у него не получалось сложить их вместе. А потом Барнета осенило: леди Коудрей написала, что у нее осталось кое-что от Мадлен, что могло заинтересовать Фэйт. Может быть, это была книга, за которой охотился убийца?

Он долго размышлял об этом, пока наконец не уснул.