Дин
Что такое двадцать тысяч долларов?
Это много? Или вполне разумная сумма? Или она настолько мала, что ее можно и не заметить? Все зависит от того, кому задать этот вопрос. Я бы сказал, что двадцать тысяч долларов – это мелочь на карманные расходы. И они никак не повлияют на мою жизнь. Вот только большинство людей ошибается, считая, будто мне следует благодарить за это родителей. Они думают, что я живу на деньги из трастового фонда, и у меня никогда не возникало желания их переубеждать. Ведь кого это, черт побери, волнует?
Но на самом деле родители лишь оплатили мою учебу в Гарвардском университете, а затем выделили деньги для первоначального капитала в «Чемпионс Бизнес Холдингс» – компании, которую мы основали вместе с Трентом, Джейми и Вишесом, моими лучшими друзьями, – и, конечно, помогали мне в интеллектуальном и духовном плане. Чертовски много. Но то, что на моем счету значилась сумма намного больше, чем я смогу потратить в свои двадцать девять лет? За это все мне следует благодарить лишь самого себя.
Себя и свою сообразительность.
Себя и свое умение убеждать. Себя и свою любовь к цифрам.
Поэтому, безусловно, не недостаток средств стал причиной того, что мне так чертовски не хотелось нажимать на кнопку «Подтвердить» и переводить ей двадцать тысяч долларов.
Я просто не хотел, чтобы Нина их получила. Не хотел, чтобы она была счастлива. Хотелось ли мне, чтобы она пала духом? Хотелось ли, чтобы она и дальше побиралась, едва сводила концы с концами и мучилась? Хотелось ли мне отомстить ей за то, что она вела себя как мерзкая сука со мной?
И если ответ на эти вопросы «да», то делало ли это меня плохим человеком? На мой взгляд, нет. Конечно, я совершил ошибку. Хотелось бы мне когда-нибудь, чтобы моя дочь встречалась с кем-то вроде меня? Нет, черт возьми. Я чуял себе подобных за версту. Но при этом не считал себя плохим человеком. Я видел по-настоящему плохих людей. Вырос с Вишесом – ставшим по-настоящему плохим человеком. Но я был сделан из другого теста. Я помогал пожилым людям переходить дорогу и донести сумки с продуктами до их «Бьюик-Люцерна», даже если опаздывал на важную встречу. Никогда не давал ложных надежд своим любовницам на одну ночь. Всегда вежливо вел себя – и не только с партнерами по бизнесу, но и с малознакомыми людьми. Ходил на голосования, всегда включал поворотник, никогда нарочно не обижал людей и вот уже пять лет спонсирую ребенка в Африке. Мы даже время от времени пишем друг другу письма. (Мы с Канембири считаем, что Скарлетт Йоханссон невероятно сексуальна, а футбольный клуб «Манчестер Юнайтед» настоящий отстой. Потому что в некоторых вещах солидарны даже на разных континентах.)
Так можно ли с уверенностью сказать, что я был плохим человеком? Нет. Это не так.
Я чертовски любил людей. А трахаться с ними еще больше. Меня считали самым общительным и коммуникабельным среди друзей. Вот почему эта ситуация меня не отпускала.
И я уже двадцать минут смотрел на экран своего MacBook. Мой указательный палец завис над экраном. «Проклятье, просто сделай это, – начал молить я своего внутреннего придурка. – Какое тебе, черт возьми, дело до нее? Ты не обеднеешь. А она не станет богатой. Она всегда будет несчастной».
Тихий стук в дверь вырвал меня из собственных мыслей. А через мгновение без разрешения в кабинет вошла Сью. Конечно, она постучала, но скорее по привычке, чем из уважения. Моя помощница вела себя грубо, злопамятно и не скрывала своего пренебрежения при каждом удобном случае, с тех пор как застукала меня трахающимся с какой-то цыпочкой в лос-анджелесском филиале «Чемпионс Бизнес Холдингс». И Сью совершенно не волновало, насколько короткой и случайной была наша интрижка. Совершил ли я ошибку, переспав с собственной помощницей? Возможно. Предупреждал ли я ее, что меня проще уговорить стать последователем саентологии, чем заставить завязать отношения с кем-либо? Да. Я делал это по несколько раз, прежде чем прикоснуться к кому-то. И она ответила, что прекрасно понимает это и сама придерживается тех же принципов? Могу поспорить на свою задницу, что именно так Сью и сказала. Но все это перестало иметь значение, когда я вбивался в болтушку-актрису из Лос-Феликса, которая застонала и выкрикнула мое имя так громко, что охрана чуть не ворвалась в мой кабинет, чтобы проверить, все ли с ней в порядке.
Прошел почти год с тех пор, как Сью «поймала» меня на моей «измене», и с каждым месяцем становилось все хуже и хуже. Любая другая цыпочка давно бы вылетела из моего роскошного офиса на Манхэттене, но нас со Сью связывал особый контракт, который я написал сам (да-да, и это без юридического образования) в очень специфической ситуации, пока мой член находился глубоко в ее глотке. Так что я не мог ее уволить. А она, по непонятной мне причине, не хотела увольняться.
Я хорошо платил и не заставлял проводить на работе время больше положенного в любой другой финансовой компании в центре Манхэттена, но она не давала мне вздохнуть свободно. И сейчас, как и всегда, ворвалась в мой офис в юбке-карандаш, на высоких каблуках, с обесцвеченной челкой, безупречно уложенной набок, и кислым лицом. Мне повезло, что мой кабинет из стекла, за исключением черной деревянной двери. Я всегда опасался, что она попытается отрезать мне яйца и засунуть мне в глотку.
– Доброе утро, мистер Коул.
Ее алые губы едва шевелились, когда она провела пальцем по своему iPad, пристально глядя на него. Я закрыл вкладку с банковским счетом, но не отпускал мысль о переводе денег своему заклятому врагу. Она могла подождать. Ведь и сама заставляет меня ждать. Уже много лет.
– Сью, – сказал я, откидываясь назад и переплетая пальцы.
Я отказывался играть в гребаные игры и называть ее по фамилии – мисс Пирсон, – потому что общался непосредственно и непринужденно со своими сотрудниками. Кроме того, мне казалось немного неправильно называть по фамилии ту, в кого вбивался по самые яйца еще год назад.
– Как твои дела? – спросил я.
– Отлично. Как у тебя?
– Еще чуть-чуть и стоило бы переживать, что я взорвусь от счастья.
Моя улыбка не изменилась, но голос стал сухим, как бумага. Действительно ли я испытывал счастье? Или грустил? Или настолько обкурился, что перестал различать эти два чувства? Можно ли быть в этом уверенным, черт побери? Но я точно знал, что мне просто необходимо выпить пару стаканчиков, как и всегда после разговора с Ниной.
Сью остановилась посреди комнаты и слегка подалась в сторону моего стеклянного стола, моего представительского черного кресла и старинной карты мира, нарисованной во всю стену у меня за спиной.
Ничем не выделяющийся.
Расточительный.
Богатый.
Вот что я показывал всем.
И этот офис стал такой же оболочкой, как и моя внешность.
Этот офис никак не отражал меня. Так же. Как. Моя. Внешность.
– Хорошо… – она замолчала, а затем фыркнула и принялась водить сверхмодным стилусом по сверхмодному iPad. Эта цыпочка не использовала обычные вещи. – Я забронировала тебе столик в клубе «Завтрак» на полдень для встречи с Синтией Холлифилд. В два назначен разговор по Skype с мистером Рексротом, мистером Спенсером и мистером Фоллоухиллом. Ближе к вечеру будут готовы твои вещи после химчистки. Их доставят сразу домой.
Она тараторила без остановки, пока я листал отчет для клиента, с которым собирался встретиться сегодня. Но тут она резко вскинула голову.
– Я получила твое письмо о бронировании дополнительного билета в Тодос-Сантос для Розы ЛеБлан. Она действительно полетит с тобой завтра утром первым классом?
Сью выгнула выщипанную бровь, как бы спрашивая: «Ты трахаешь ее?» Я же уставился на нее в ответ и два раза медленно моргнул, как бы отвечая: «Это не твое гребаное дело».
– Да, – подтвердил я, уставившись на следующий отчет, теперь уже о слиянии, но на самом деле не читая его.
В повисшей тишине слышался гул кондиционера. Клаксоны таксистов, расположившихся сорока шестью этажами ниже. Ритмичные щелчки клавиатур из разных кабинок на этаже. Сью сверлила меня взглядом, не осознавая, насколько безуспешна эта битва. Она никогда не смогла бы прочитать меня. Только у меня хранился ключ к собственным чувствам. И я не собирался раскрываться перед остальным миром.
– Хорошо.
Она переступила с ноги на ногу. Затем засунула iPad под мышку, развернулась и направилась к двери. Я провожал взглядом ее крошечную попку, которая двигалась в ритме ее остроконечных шпилек от Louboutin, подозревая, что Сью это так просто не оставит. Она знала, что Рози – младшая сестра Эмили ЛеБлан, но никогда не встречалась с моей соседкой размером с фею. А еще Сью прекрасно понимала, что я не из тех, кто будет нянчиться с чьими-то братьями и сестрами, если не заинтересован в этом сам. Да и мисс ЛеБлан вполне способна сама притащиться в аэропорт, из-за чего Сью могла прийти только к одному выводу: я хотел заполучить Рози. И намного сильнее, чем когда-либо хотел Сью Пирсон.
Что ж, мне не впервой портить чей-то особый день из-за киски.
Я частенько приводил своих подружек в самое неподходящее время. Сью знала, что в Чикаго я притащил едва знакомую цыпочку в больницу, чтобы поздравить Трента с рождением дочери Луны. А когда Джейми Фоллоухилл – еще один из моих лучших друзей – женился на нашей бывшей учительнице литературы Мелоди Грин, я заявился на свадьбу с двумя незнакомками, которых подобрал по дороге из бара. А на вечеринку по случаю выхода на пенсию отца, после которой он вновь вышел на работу и снова стал пропадать там с утра до вечера, я пришел с одной из своих практиканток. Так что мое путешествие с женщиной не казалось чем-то необычным. Но Сью понимала, что я уезжал больше чем на неделю. А разве мне свойственно проводить девять дней с одной и той же женщиной? Нет, это определенно происходило впервые.
Вот только Сью не знала, что мы с Рози не будем проводить время под одной крышей.
Как и не знала, что Рози ненавидит меня до глубины души, имея для этого вескую причину. Каждый раз, когда малышка ЛеБлан встречалась со мной, то видела перед собой весельчака-балагура; наркомана, который добился чего-то в жизни лишь потому, что носил фамилию Коул, а его отцом был известный адвокат. К тому же Коулы пожертвовали Гарварду невероятную сумму денег, которых бы хватило, чтобы прокормить половину населения Африки, поэтому мое будущее оказалось предопределено еще до того, как я научился писать слово «избалованный».
Сью не знала, что Рози ЛеБлан оказалась единственной женщиной в моей жизни, которая не желала уделить мне даже минутки, и по иронии судьбы Рози ЛеБлан оставалась единственной женщиной, чьим временем мне хотелось завладеть полностью.
Сью не знала ничего из этого, потому что я тщательно охранял свою личную жизнь от окружающих.
Не дойдя до двери, она остановилась и обернулась. Уставилась на меня из-под – как я предполагаю – накладных ресниц и вдохнула, втянув щеки.
А затем сделала нечто странное: вдохнула еще раз.
– Мистер Коул, вам что-нибудь еще понадобится от меня сегодня? Я не очень хорошо себя чувствую.
– Нет, на этом все, – ответил я. – Возьми отгул на остаток дня. И отдохни. Ты это заслужила.
Она кивнула.
Я кивнул.
Да, я не такой уж ужасный человек, поэтому и позволил своей помощнице бросить меня, чтобы преподать какой-то бессмысленный урок.
Снова включил свой MacBook и завершил перевод, отправив ей двадцать тысяч долларов.
Это должно было помочь мне почувствовать себя лучше.
Но не помогло.
Следующее утро стало повторением воскресенья, когда малышка ЛеБлан пришла ко мне, одевшись так, чтобы произвести впечатление (по ее мнению). То есть я проснулся в кровати с незнакомкой с адским похмельем, которое решил побороть сигаретой, выкуренной на террасе, и бокалом «Кровавой Мэри». Хотя мой коктейль получился не таким уж невинным, а скорее водкой с каплей сока. Я вообще предпочитал обходить стороной все, что можно было назвать «невинным». А последняя невинность, с которой я имел дело, сначала сбежала от меня, а сейчас выходит замуж за моего лучшего друга.
Но не стоило отвлекаться.
Возможно, остановиться у круглосуточного магазина по дороге в аэропорт Кеннеди в шесть утра и взять бутылку «какого-то пойла» и опустошить ее до того, как бедный таксист высадил меня в пункте назначения, оказалось не самой лучшей идеей.
Я осознавал, насколько глупо поступаю, но не удержался от выпивки и дури перед посадкой в самолет.
«Да пошла ты, Нина, – бормотал я всю дорогу до аэропорта Кеннеди, словно какую-то гребаную мантру из йоги. – Да пошла ты. Пошла ты. Пошла ты».
Плетясь к терминалу, я надеялся, что чертова малышка ЛеБлан все же решила воспользоваться билетом и такси, которое за ней отправил, и уже в самолете. К тому же преимущество было на моей стороне. Я угрожал ей, а Рози даже не догадывалась, что у меня никогда не хватит духа поднять ей арендную плату даже на пенни. Она давно завладела моими чувствами, и, казалось, чем сильнее малышка ЛеБлан ненавидела меня, тем сильнее мне хотелось доказать, что у нас есть будущее. Что если я и верил в эту чушь о двух половинках, которые созданы друг для друга, то лишь потому, что она была такой для меня.
Я опоздал, и в результате рейс задержали. Маленькая мисс Капризуля не отвечала на мои звонки, отчего меня не покидало чувство, как вокруг моей шеи затягивается веревка. Мне хотелось поскорее добраться до Тодос-Сантоса, передать Рози в руки ее сестры и рухнуть на свою кровать, в которой спал в детстве. Где-то в глубине души мне хотелось большего. Перестать пить и дымить, как чертова труба. Избавиться от всего дерьма, которое периодически рикошетом возвращалось ко мне. Пригласить Рози на свидание вместо того, чтобы звать покувыркаться в моей кровати, потому что эти постельные намеки стали моим защитным механизмом на случай, если она скажет «нет».
Потому что никто и никогда не говорил мне «нет».
Никто, кроме нее. И раз уж она мне отказывала, я посчитал, что вполне могу предложить ей свой член вместо сердца.
Я даже с трудом запомнил, как стюардесса показывала мне дорогу, после чего моя голова ударилась о подголовник, и меня пронзила острая боль, вызвавшая шальную мысль, что мой мозг взорвался. Я поморщился, потер лоб, а затем услышал ее напряженный, прерываемый вздохами голос. Сначала мне показалось, что она читает мне нотации за опоздание, задержку рейса и за то, что вообще, черт побери, дышу. Но через мгновение мой практически отключившийся мозг расшифровал ее слова и их значение.
– Держи. Две таблетки обезболивающего и вода. – Она положила мне что-то в ладонь. – Я попрошу у стюардессы немного молока после того, как мы взлетим. И ты выпьешь его, пока мы летим домой, а когда приземлимся, я позабочусь, чтобы каждая женщина, которую ты встретишь, знала, что твой член заразнее общественного туалета в метро.
Я открыл глаза и, повернув к ней голову на мягком сиденье, скользнул взглядом по ее лицу.
– Тебе не кажется, что ты проявляешь слишком большой интерес к моему члену, малышка ЛеБлан? Сначала ты собиралась залить его воском, теперь не даешь вытащить его из штанов. Может, тебе стоит встретиться с ним лично и пообщаться. Мне кажется, вы поладите и станете отличными друзьями.
– Нет, спасибо, я скорее съем чью-нибудь блевотину. Причем в буквальном смысле.
– Серьезно? Почему-то я в этом сомневаюсь. Только если ты не предпочитаешь питаться блевотиной.
Рози всегда вела себя со мной как стерва. И я не осуждал ее, да и не верил, что это не показное. Но сейчас эмоции, отражающиеся на ее лице, казались настоящими и искренними. А она сама, чего скрывать, чертовски великолепной. Щеки цвета спелых персиков. Веснушки, усеявшие маленький носик. Огромные глаза цвета голубой лазури, смотревшие на меня. Волосы как минимум двухсот различных оттенков от пшеничного до каштанового, которыми ее одарила матушка природа. Она выглядела как живое воплощение нимфы. И по ее цветущему виду вряд ли бы кто сказал, что она больна.
Я со стоном закинул таблетки в рот, запил их водой, радуя свое пересохшее горло, а затем вытер губы под мерный гул самолета, набиравшего скорость для взлета.
– Тебе нужна помощь? – спокойно спросила она.
Рози говорила о проблемах с алкоголем. И наркотиками. Про тот беспорядок, которым изобиловала моя жизнь. Я проживал каждый день как законченный, ходящий по грани алкоголик, который курил так, словно нахождение под кайфом стало олимпийским видом спорта. Но никто не жаловался, пока я заключал сделки, получал прибыль и трахался, как чемпион.
– Вообще-то, да. Не трогай меня до самого Сан-Диего. Как думаешь, у тебя получится?
Черт, какой же я все-таки придурок.
Последнее, что я запомнил перед тем, как отключиться, оказалась грудь Рози, которая нервно поднималась и опускалась в такт ее неровному дыханию.
– Да пожалуйста, – прошептала она. – Но я отстану от тебя лишь потому, что мне кажется, твоя неделя прошла чертовски дерьмово. Но если ты вдруг захочешь поговорить, я всегда готова тебя выслушать.
Мне хотелось рассказать ей все. И в то же время не хотелось, чтобы она что-то знала о дерьме, творящемся в моей жизни.
Она сбивала меня с толку, и прямо сейчас все усложняла, а именно сейчас мне хотелось выбрать легкий путь. Я закрыл глаза и попытался заснуть. А когда меня поглотила темнота, появилась она.
Нина.